Когда идёт снег

      Холодно. Кутаясь в несколько слоев тонкой ткани, Цзинь Гуанъяо не мог поверить в то, что каждый раз соглашался на приглашение провести зиму в Юньмэне. Вблизи Пристани Лотоса озёра замерзали не полностью, принося на берег более холодный ветер. Но главное, в отличие от Ланьлина, здесь чаще шёл снег. В детстве он любил наблюдать за ним. После снегопада на улицах было так бело и чисто, будто предзнаменования нового начала, новой жизни. Как же быстро все эти мечты растаяли на глазах, и снег больше не казался чем-то сказочным.       Удивительно, как глава Цзян настойчиво в письме излагал желание привести Цзинь Лина на начало зимнего сезона. В Ланьлине снег шёл редко и практически весь на утро таял, в нём не было той красоты, что приносил с собой снег в Юньмэне. Заморозки только начались, Гуанъяо на подходе к пристани заметил, что снег так и не выпал.       — Приветствую вас, Ланьфан-Цзун, на Пристани Лотоса, — Цзян Чэн подал руку, чтоб помочь вылезти из лодки.       — Какая честь принять приглашение главы Цзян в такое прекрасное время.       Слишком холодно, но Гуанъяо лишь принял жест и взял руку Цзян Чэна, крепче сжимая её при новом порыве ветра.       — Цзинь Лин, давай дядя поможет тебе вылезти.       — Нет, холодно.       — А-Лин…       — Совсем его избаловали, — не церемонясь, Цзян Чэн вытащил племянника из лодки. На руках сидеть Цзинь Лину хотелось ещё меньше, чем в лодке, он начал активнее вырываться, чтоб дядя его отпустил.       — Отпусти!       — Не убегай далеко, — в такой тонкой одежде Цзян Чэн не позволил бы даже выйти на улицу, но сейчас этого ребёнка навряд ли что-то удержит. Холод закаляет, от пяти минут на улице ничего не случиться.       Цзинь Лину пять лет, он не мог усидеть на месте, постоянно ходил и искал, чем можно себя развеселить. И как бы сильно он не цеплялся за обоих дядей, на пирсе было намного интересней — новые места, новые люди. Однообразные золотые стены Ланьлина быстро надоедают любопытному ребёнку, а на Пристани он так редко бывал, что каждая поездка была как первая.       — В последние года снег выпадает редко, не в таких масштабах, как раньше. Чудо, если вы сможете застать этот момент.       И хотелось Яо ответить что-то в ответ, но как будто с лёгкой руки перед глазами закружили первые снежинки.       — Чудо, не иначе, — лёгкая улыбка касается губ. Он и забыл какого это, радоваться обычному снегу.       Цзян Чэн скрестил руки на груди, наблюдая за тем, как сильнее начинала меняться погода. Медленно идя в резиденцию, они внимательно следили за А-Лином — ребёнок замер на месте, боясь двинуться. Ладошками он поймал несколько снежинок. От резкого холода Цзинь Лин испугался, прижимая ладошки к себе, кожу неприятно кололо. Обернувшись вокруг себя и убедившись, что ничего пока опасного нет, он быстро спрятался под мантией Цзян Чэна.       — А-Лин, не стоит брать снег голыми руками, — Гуанъяо взял племянника на руки, который не очень сильно хотел вылезать из-под тёплой мантии.       — Ты бы его ещё в одних нижних одеждах привёз. Столько же толку, как и от ваших традиционных платьев.       Цзян Чэн снял свою мантию с плеч, плотнее укутывая племянника.       — Знал же, что здесь погода намного холоднее, чем в Ланьлине.       — Не холоднее, чем в Гусу.       Ваньинь сощурил глаза, но ничего не сказал, забирая замёрзшего Цзинь Лина к себе на руки. Привыкнув к теплу, легко забыть о том, как может быть холодно. Неудивительно, что Гуанъяо позабыл о том, как в Юньмэне в зимний сезон пробирает до костей. Цзинь Лин сильнее уткнулся в плотную ткань, наблюдая за снегом из своего небольшого гнезда. От большого количества падающих снежинок тот в удивлении открыл рот. Такой холодный, но такой красивый. …       Под конец дня Гуанъяо заснул вместе с А-Лином. Несмотря на непривычно низкую температуру, ребёнок не мог не насмотреться на что-то такое блестящее и белое, словно сами звёзды спустились на землю. Под звук метели сон был совсем беспокойный, и если Цзинь Лин от насыщенного дня уснул быстро, то Яо неосознанно прижимал племянника к себе сильнее, ощущая тепло и убеждаясь в безопасности ребёнка. Свеча на столе давно истлела, Цзян Чэн осторожно поправил чужие волосы, чтоб лучше рассмотреть лицо Яо. Во сне тот сильно хмурился, не было и капли спокойствия. Даже так он будто находился начеку.       — …       Если бы Цзян Чэн сейчас позвал Гуанъяо по имени, он уверен, тот в ту же секунду проснулся.

***

      И шёл снег. Мороз, как и тогда, колол кожу, но Яо не обращал на это внимание. Такое редкое событие в Ланьлине заставило улыбнуться. Лишние воспоминания такие горькие, но было просто невозможно не думать о том времени и не радоваться тому, какое всё-таки у Цзинь Лина было счастливое детство. Ему так понравился снег, но морозы он так и не полюбил. Племяннику точно понравилось бы наблюдать сейчас за снегом здесь, в Ланьлине, где не было сильных заморозков.       — Насмотрелся?       Грубый голос прозвучал совсем близко. Не было сомнений, кто это мог быть — Цзян Чэн не упустил бы возможность увидеться с ним.       — Ваньинь.       — Замолчи, а то до суда останешься без языка. Даже этого будет мало.       На самом деле, Цзян Чэн хорошо держался. Он до сих пор с трудом вставал по утрам, для него все дни смешались в одно серое полотно. Люди вокруг заметили, что в нём будто погасла вся человечность. Удивительно, насколько сильно прошлый глава Цзян отличался от себя нынешнего. Не было больше никакой услужливости собственным адептам, один лишь злой взгляд и желание, чтоб его никто не трогал. Его начали по-настоящему остерегаться и бояться — одно неосторожное слово могло разозлить главу Цзян, и он не посмотрит на то, кто именно с ним говорит. Больше не было какого-то смысла стараться держаться хороших отношений, все вокруг в одно мгновение стали врагами. То, что он не прибил Гуанъяо на месте — чудо. Охрана, приставленная к заключенному, была начеку на случай того, если кто-то захочет расправиться с бывшим главой Цзинь до суда.       — Глава ордена Цзян слишком… расстроен?       Цзян Чэн вздрогнул. Яо умышленно или неосознанно, но ударил больно. Ваньиня никто не остановил, когда тот схватил Яо за ворот. Со стороны не последовало никакого сопротивления, что сильнее злило. В чужих глазах не было какого-то триумфа или радости, они поблекли, потеряв свой золотой блеск. Яо был будто пустой. И если Ваньиня переполняла скорбь и боль, то от Ляньфан-Цзюня осталась одна оболочка, в которой не было даже сожаления.       — Расстроен?       Все эти годы он доверял ребёнка сестры, его Цзинь Лина, ублюдку, до которого как-то поздно дошло, что он сделал. Цзян Чэна трясло. Неосторожность? Весь этот фарс с побегом был полной неосторожностью, и, если бы Яо захотел, он исчез по-тихому намного раньше, без лишних жертв. А что в итоге? Как что-то мерзкое, Ваньинь отбросил от себя Яо, чуть не скидывая его с лестницы. И вместо того, чтоб подтолкнуть это отродье к краю, он схватил того за руку.       — И смерти твоей мало будет. Я добьюсь того, чтоб ты гнил всю оставшуюся жизнь и сожалел, что сунул нос в мою семью.       Сжав чужую руку сильнее, Цзян Чэн ломает запястье, выбивая из Яо стон боли. Преступник, которого скорее всего ждёт казнь, даже в таком состоянии пытается держать лицо, лишь секундой засомневавшись в том, чувствует ли на самом деле эту боль. Ваньинь не даст ему покоя и после смерти, достанет из самого Диюя и заставит откупать все свои грехи. Он не хочет думать о том, что Яо сам находится в парализованном состоянии, не хочет вспоминать ту ночь. Единственное, что хорошо запомнилось, как у Гуанъяо дрожали руки, как вся ситуация выходит из-под контроля и он явно не знал, что делать дальше. Больше ничего Ваньинь не помнил. Цзинь Лин не двигался. Всё казалось сном, самым жутким кошмаром, который хотелось похоронить за слоем снега. Но нет. Цзян Чэн не слышал Вэй Усяня, не почувствовал, как его пытались оттащить от мёртвого тела, но он не отпускал, вцепившись в того, кого уже не суждено было спасти.       — Ваньинь…       Цзян Чэн сейчас лишь оболочка от себя прежнего. Такой слабый и уязвимый. То, как жалобно его зовёт Яо слишком ярко бьёт по открытой ране — не так давно они втроём собирались вновь провести зиму на Пристани, до воскрешения Вэй Усяня, до встречи в этом чёртовом храме. До всего этого они же были счастливы или Яо так плотно укоренился в его жизни, что он даже не заметил, как его оплели и полностью овладели.       — Я не хотел его убивать.       Вся сдержанность, последние силы ушли, и Ваньинь упал на колени, содрогаясь от слёз. Он вновь кричит, как в тот день в храме, хватаясь руками за собственные плечи, будто обнимая всё еще живого Цзинь Лина. Но он мёртв, а Цзян Чэн готов похоронить себя вместе с ним. Сейчас, когда идёт снег.