Индульгенция

Се Лянь был не просто демоном. Он имел мягкий, может, даже кроткий характер, в прошлом был светлым образом и надеждой на счастье для многих. Но в итоге он изгнанный небожитель, душа которого заражена, с привкусом мёда и гнили. Он сильнее бывшего императора небес, он демон, который использует не только демоничечкое начало, как свою силу. Он обезумевшее существо, которое нужно бояться. В любом случае, даже он имел вторую половинку. Хуа Чэн принял свою сущность не быстро, он долго концентрировался на ней, чтобы вновь держать контроль и жить своей обычной жизнью. Но главное — он мог держать Се Ляня на привязи и знал подход, когда мёд в его глазах перерастал в разделанный силуэт с чёрными волосами. Демон — не симпатичный образ, интереснее света. Демон — это в первую очередь опасно. — Саньлан, — скулёж. Как бы Хуа Чэну хотелось пойти у любимого на поводу. Отдать себя без остатка, позволить растерзать шею, а затем вылизать кровь с кожи дочиста. Но жить нужно было. Как бы забавно не звучало. — Гэгэ, нет, — привставая с кровати, всматриваясь в потухший блик, — Нельзя, очнись. Грудной рык, недовольство от отказа. Может, такое поведение Се Ляня льстило. Зараженная сила вырвалась от того, что Се Лянь чувствовал, что мог не сдерживаться рядом с ним. Мог показывать даже самые ужасающие стороны себя и знать, что Саньлан справится. Это было интересно. Демон, растерзавший лицо бывшего императора небес. Ах. Се Лянь тянется к руке Хуа Чэна, трётся носом, но спину горбит от отсутствия согласия. Се Лянь не разрешал соглашаться. Хуа Чэн смотрит из-под ресниц, он щурится, чувствуя, как зубы, явно острее обычных, трутся о кожу. — Пожалуйста, — с предыханием, целуя желаемое место. — Потом ты захочешь больше. Ты не разрешал позволять тебе сейчас. — Саньлан, — утробные просьбы снова сменяются жалобными. Он показательно хнычет, смотрит бессознанным взглядом на возлюбленного, стараясь выразить эмоцию изломанными бровями. — Гэгэ будет ругать меня, когда очнётся, — проводя рукой по волосам, небрежно торчащим после сна. И ведь правда. Плечо, которое закрывала алая атласная рубашка для сна, было в порванном шраме, зубы оставившие который, так желали перейти на шею. Сделать глоток тёплой жидкости, смотря, как белеют губы. Но Хуа Чэн также хорошо помнил реакцию Се Ляня, когда тот пришёл в себя и следующее, что он говорил на протяжении часа было «прости». Хуа Чэн никогда раньше не находил в себе мазохистические наклонности. Честно. Жалобный стон Се Ляня. Его дрожь была такой нетерпеливой, такой печальной от отказа. Демон внутри него кричал о желании, но он также банально не мог ослушаться своего Саньлана. — Можно, — не сдерживается Хуа Чэн, — Не откусывай, — единственное условие. Прости, гэгэ. В кожу руки тут же вгрызаются, выпуская блаженный стон. Он не откусывает, замирает с упоением, чувствуя металлический вкус на языке вместе с куском кожи. И Се Лянь не прекращает довольных стонов, пока его руки не скользят дальше. — Кто-то намекал, что не будет идти дальше, — демоническое начало глушит болевой порог. Вторая рука Хуа Чэна нежно гладит любимого по волосам. Рывок к шее, жизненно важным органам. Рука, что до этого тепло гладила волосы, сейчас крепко сжала их, не давая приблизиться дальше. Слабый звук, выходящий из глотки расстраивает. С ремешками, что плотно сжимаются за его головой и проклятое железо не даёт вкуситься в кожу. Се Лянь зол! Он наваливается на Хуа Чэна, сжимая руками его плечи, но не может сделать ничего. Когти предусмотрительно подпилены самим же. Кувырком они падают с кровати в своеобразной борьбе прокатываются по ковру, шугая Эмина, которого тут же тянет за шкурку Жое в другую комнату. Се Лянь оказывается сверху, недовольно шипит, захватывая таз мужчины бёдрами. На лице Хуа Чэна странная эмоция. Он выглядит умиротворенно, будто эти сцены его только сильнее заводят. Но на самом деле, дело в Се Ляне. Даже обезумевшим и пытающимся убить его, он выглядит, как мечта. С подтеками его крови со рта и взлохмаченными волосами, которые наэлектризовались от контакта с ковром. Намордником он ещё пару раз тычится в шею, но не получая желаемого, снова расстраивается, пытаясь вытереть кровь со рта. — Гэгэ, — позволяет себе привстать, Хуа Чэн проводит руками по плечам лжебога, игнорируя покалывания. — Мм... — Гэгэ. Тычется намордником, затем лбом в плечо. — Давай, приходи в себя. Недовольное урчание. Человек бросает взгляд на часы. Семь утра выходного дня. Отлично. Длинные ноги Хуа Чэна выпрямляются, руки скользят под ночную рубашку. Затем к спине и затем к шее, заставляя ухо оказаться напротив своих губ, и опалить их горячим шёпотом. — Гэгэ хочет чего-то? Лжебог фыркает, открывая глаза, черный зрачок которых закрыл собой всю радужку. С живых губ слетает выдох. — Ты такой горячий в этом наморднике. Руки дрожат, Се Лянь тщетно впивается ногтями в ворс ковра. Издевается, изводит. Изгибается под пожирающим взглядом. — Тебе это, — голос не его, он выходит из глотки, и прерывается давлением всего тела, — нравится. Ему не отвечают, просто наблюдают за конвульсиями, за тщетным контролем, которому не быть вечным. — Хуа. — Чэн. Человек улыбается. Его заводит и тяжёлое дыхание, и чужое томное страдание. И несмотря на разделение ролей «низ, верх», Хуа Чэн вёл в любом случае. Вставший член натягивает красную ткань пижамных шорт. Ступни скользят по ковру, сгибает ногу, заставляя свободные шорты упасть и оголить бедро. С губ Се Ляня слетает рык. — Доиграешься. Реакция сопровождается лисьей ухмылкой. До того, как эту красную ткань одним движением не срывают вниз. Шорты путаются в длинных, стройных ногах. Ягодицы касаются ворса. Потянешь тело, покраснеют от трения. Се Лянь визуализирует это в своей голове и плывёт. Плывёт, смотря, как Хуа Чэн не помогая себе руками, лишь движением ног сбрасывает ткань. Широкая ладонь скользит по выступающей косточке. — Холодные. Тяжёлый вдох. На грани. Красная ночная рубашка оказывается стянута через голову. Итак спутавшиеся после сна волосы, разлохмачиваются ещё больше. Щеки красные, улыбка нахальная. Хуа Чэн выпрямляет руки, взгляд Се Ляня скользит по предплечью, спускается ниже, по плечу до подмышек. Ткань с ладоней падает тихо, но для Се Ляня этот звук равен взрыву. — Я говорю. В последний раз. Хуа Чэн разводит ноги в стороны. — О чём, гэгэ? Сознание Се Ляня тонет. Оно падает в самый глубокий океан, на самое дно. Остаётся только желание и демонические инстинкты. — Гэгэ! Ноги, блядски потрясающие ноги, подхватывают, оставляя на своих плечах. Тело легко поддаётся, сгибаясь. Сдержал обещание. Выделил время на тренировки. Руки сжимают ягодицы, на одну перепадает лёгкий шлепок. Быстрый взгляд на реакцию Хуа Чэна. Его прах, закатывается вместе с глазом. Тыльная сторона ладони ложится на губы, не давая вырваться звукам. Грубые пальцы ведут меж ягодиц, и Хуа Чэн выгибает спину, царапая её об ворс ковра. — Гэгэ... — Не готовился. — Я… — Постеснялся? Не поверю. — Не подумал. — Не подумал? Очередной слабый шлепок. — М! — Или хотел чувствовать всё от начало до конца? Не стесняешься меня, это хорошо. — вторая рука, крепко сжимающая талию, скользит к паху, проводя большим пальцем по только начавшим вновь расти волосам. — Пожалуйста... Демон поднимает взгляд на краснеющее лицо. Прильнула кровь, хорошо. С запястья капает жидкость, попадает на пах, затем капля соприкасается с членом, и человек чуть ли не взвизгивает. Рука вновь возвращается на талию, поглаживая. Се Лянь выгибает ладонь. Хуа Чэн заворожено наблюдает за каплей, что стекает по ладони к пальцам. В голове пустота, но вскрикивает единственное «нагревает!». Заботится. Промежность смазывают подушечкой пальца. Обводят мучительно долго. Надавливают, но не вставляют. — Гэгэ! Ну, ну же... Член покачивается. — Проси. — Гэгэ, пожалуйста… — Ммм. Неубедительно. — Я сказал, пожалуйста! — нетерпеливо злится. — Боюсь, придётся выбить из тебя воспоминания о работе в начальстве. И Хуа Чэн понимает намёк. Принимает правила этой игры. Голос подрагивает. — Я сказал, — вдох, — сделай это. Се Лянь отводит руку от отверстия, вновь кладя Хуа Чэна на ковёр. — М- Лжебог вцепляется в волосы, прижимаясь к шее. Хуа Чэн взвизгивает, сжимает плечи и крутит головой. — Нет! Нет-нет-нет, не там! Гэгэ! Всё тело изгибается, чувствуя губы на чувствительном месте. Настоящая сладкая пытка! Настолько сладкая, что этот мед бы лился из уголков его губ, как слюна. Хуа Чэн откидывает голову, остро чувствуя каждый поцелуй и засос, отдающий в член. Он тает, закатывает глаза и изгибается. Рука отчётливо хочет потянуться к члену. Уже сжать, провести по столу вверх-вниз, как пристыженно в душе, но только быстро, быстро, быстро! — Гэгэ, — сипло. — Проси. — Гэгэ, прошу... Се Лянь, пожалуйста, любое наказание после, но сейчас нет, АХ, ГЭГЭ! Соглашаются на заманчивое предложение сразу же. Водя языком по шее, в него вводят указательный палец, что любопытно ерзает внутри. У Хуа Чэна поджимаются яички. Спина скользит по ковру с каждым новым пальцем, его растягивают так пошло, с шёпотом на ухо и его поеданием языком. — АХ! — Блять, гэгэ! Чувствовать себя послушным телом в его руках — привеличайшая награда. Но член требует внимания. Он изнывает, выделяет капли предэякулята. Острый взгляд скользит на него. Такой длинный и готовый. Стоя столбом, готовый исполнять любые приказы, пока хозяин в беспамятстве от наслаждения. Лжебог избавляется от своей одежды за пару секунд, она сливается с него жидкостью и впитывается в пол, оставляя затуманенному взгляду Хуа Чэна крепкое тело. Человек плывёт ещё больше. Его сознание где-то далеко. Резкие движения, желание прикосновений и жара тела — всё, что им движет. Язык заплетается, когда члены трутся друг о друга, с удовольствием приветствуя помощь руки. Хуа Чэн тает, молит, забыв все слова, кроме «пожалуйста». Голос, писк, тот, что не услышит никто, кроме демона над ним. Что навсегда останется секретом за стенами этой комнаты. Пальцы выпускают с хлюпом, ощущая кожей подрагивания кольца мышц. — Насчёт три. Хуа Чэн судорожно кивает, делая вдох. — Три. С рта мужчины слетает громкий, грудной стон. Если бы на небеса всё ещё можно было вознестись, это точно произошло бы в данный момент. — От одной мысли… что ты врезаешься в меня своим толстым членом, — откидывая голову назад, — не могу думать ни о чем другом. Это было последнее цельное предложение, что слетело с человеческих губ за всю ночь. Ягодицы давно красные вместе со спиной из-за яростных толчков в ворс ковра. Хуа Чэн не понимает, что с его шеей, впились ли в неё зубами, перегрызли ли артерию, и он уже в раю? Не важно, всё, что желают его пальцы на уровне инстинктов — держать голову Се Ляня за волосы, крепкой хваткой у своей шеи. Выгибаясь дугой, в глазах мелькают искры. Тело Хуа Чэна выгибается, и Се Лянь, отрываясь от шеи, может взглянуть вниз и заметить очертания рёбер. И как из члена Хуа Чэна льётся сперма на подтянутый живот. Да так, что он пропадает в экстазе, что Се Ляню даже в помутнившемся рассудке, приходится плотно прижимать к себе, чтобы его человек не стукнулся головой об пол. И видя, как Хуа Чэн мягко растекается в его руках, видя, как он смущенно открывает глаза, рукой прикрывая рот... Се Лянь вновь утыкается в его шею, кончая.