Пока в песках бушует буря

Дуньярзада Хомаяни излечилась от элеазара и домой отправилась совсем недавно, а сегодня Дэхья, также вернувшаяся в родные края, уже скучает по ней, своей Леди, сидя поздней ночью в полупустой таверне, где есть лишь она да уставший бармен, который с пьяным сном борется, пока там, в песках за стенами заведения, бушует буря. Дэхье жарко, но окно открывать нельзя, поэтому приходится лениво обмахиваться картонкой, исписанной расценкой на напитки и еду, и вздыхать тяжко время от времени. Нутро обжигает мондштадтское вино, что ей так полюбилось, а жар отражается прелестным румянцем на смуглом лице. Девушка пьёт медленно, попытки разбудить единственного работника таверны больше не предпринимая. Это всего лишь вторая кружка, а голова наёмницы уже как в тумане — с Дуньярзадой она не могла себе такого позволить, достаточно долгое время. Разве что пару раз, когда поддавалась уговорам любимой Госпожи, которой она и показала вкус небезызвестной продукции винокурни Рассвет. С тех пор именно горячительное это стало ассоциироваться у них друг с другом. Обладательница огненного Глаза Бога представляет, как её Леди сидит где-нибудь далеко, представляет её здоровый оттенок кожи и блеск в глазах при взгляде на звёзды, её пальцы, освобождённые от повязок бинта и держащие бокал, красно-бордовой жидкостью наполненный, и губы, что касаются влажно тонкого стекла… Они одновременно делают глоток и думают друг о друге. Двое, нитью винного оттенка связанные навеки, обязательно встретятся вновь. Слышится краткий глухой стук, и Дэхья, старающаяся не терять бдительности, оглядывается бегло и видит, что мужчина вырубился, уткнувшись лицом в барную стойку. «Вот же чёрт, — думает она, — А я как раз хотела взять орешков». Пустынница вздыхает и думает, как же ей теперь быть. И через полминуты ноги сами ведут её к бару зигзагом кривым, к закускам, на тихие поиски заветных орехов аджиленах. — Тебя что, наняли обокрасть бар? — звучит вдруг громко, строго-насмешливо. Дэхья, не услышав приближения третьего человека, резко от неожиданности выпрямляется и бьётся головой о толстую деревянную полку со стоящими на ней бутылками. От удара одна из них равновесие теряет и летит вниз, но реакция Пламенной Гривы безупречна, даже когда та под градусом: молниеносное движение — и пол убережён от мутно-зелёных осколков. — Эй, какого хрена?! — рычит она, оборачиваясь к той, кто мало того, что врасплох её застала, так ещё и посмела оскорбить; а затем возмущение на её лице и в голосе сменяется удивлением: — Кандакия? — Дэхья, — произносит защитница деревни серьёзно, при этом взглядом озорным одаривая старую подругу. Мечница смеётся знакомому контрасту и бутылку на законное место ставит: — Ох, чёрт, я и забыла, как ты умеешь подкрадываться! Но, уверяю тебя, это не то, о чём ты подумала. — Ловкость кошки, грация картошки. Похоже, в Сумеру ты растеряла навык. — Я просто давно не пила, — хмурится Дэхья и заговаривает самодовольно-нешуточно, — Но если моя бдительность ослабла, это не значит, что я проиграю в бою. — В этом я не сомневаюсь, — Кандакия к столу проходит с кружкой пустой и садится за него, спрашивая: — Так чем ты тут занимаешься? — Ищу лучшую в мире закуску, — Пламенная Грива продолжает рыскать за баром, — И не переживай, моры у меня предостаточно: последний заказчик был очень щедр. — Вторая полка снизу, первый ряд от окна, — объясняет стражница и позволяет себе слабо улыбнуться, — Возьми и мне, я угощаю. Дэхья весело присвистывает, быстро находит лакомство излюбленное и отправляется назад с полуухмылкой, прихватив с собой сразу целую бутылку вина и чистую кружку: — А ты сегодня сама доброта. Скучаешь? И, наливая подруге, наёмница в ответ слышит: — …Ты меня спрашиваешь или себя? Лазурно-янтарный взгляд так проницателен, что Дэхья держать зрительный контакт дольше пары-тройки секунд не может. Она хихикает нервно и пододвигает кружку собеседнице, чтобы теперь наполнить свою в третий раз и поинтересоваться осторожно: — О чём это ты? — Ты настолько опечалена утопляемой в вине тоской, что даже не заметила моего прихода, — скрытая за шутливой насмешкой мягкость. — Ух ты, Кандакия! Ты так беспокоишься обо мне, что в кои-то веки решила отдохнуть? Это честь для меня, должна признать, — попытка отвлечь, тему отвести в несколько другое русло. В ночной тишине пустой таверны бармен на пол валится чересчур шумно, невнятно выплёвывает какое-то ругательство и храпеть начинает. — …Только это? — аккуратно надавливает копейщица. Дэхья закидывает горсть орехов в рот и жуёт, пару глубоких глотков делает и вздыхает как-то надсадно: — Ладно-ладно. От тебя всё равно ничего не утаишь… Я чертовски привязалась к ней. Та-а-ак непрофессионально, — и ещё один глоток, — Кажется, ты права… В Сумеру я совсем размякла. — Брось, Дэхья, ты всегда была человечна. Слишком человечна для наёмницы из пустыни, — негромко, а от того и чуть хрипло говорит Кандакия, медленно отпивая и за девушкой напротив наблюдая, — Любовь — это страшно, но не плохо. Это также прекрасно. Уверена, чувства сделают тебя сильной, а не наоборот. Ещё сильнее, чем ты есть. Пусть это и та-а-ак непрофессионально, — заключила она с тихим смешком. Дэхья услышанное не сразу переваривает. А когда это происходит, она давится и кашляет. Осознание ускоряет биение её сердца, жарче становится, и кончики её ушей очаровательно краснеют. — Кхе-кхе! Что за чёрт, Кандакия?! Кхе-кхе… — она глотает приличное количество вина, капля которого скатывается с уголка губ и вниз падает, впитываясь в одежды крохотным пятнышком, которое в будущем никак не отстирать будет, — С чего ты взяла, что я влюбилась в мою Госпожу? — Моя Госпожа… — повторяет владелица гидро элемента, смакуя сказанное, — Дэхья, я не имела ввиду именно эту разновидность любви. Но, похоже, ты только что сама признала, что влюбилась в свою Госпожу, — хихикает опять. — О Звёзды… Иди ты. «Типичная Кандакия, — ворчит про себя наёмница, — А никто и не догадывается о её ехидстве». Она чувствует себя особенной и залпом содержимое своей кружки допивает, вздыхает в очередной раз за этот вечер-ночь. За эти дни с момента разлуки с Дуньярзадой Хомаяни. Дэхья её карие глаза вспоминает, устремленные в её собственные, голубые, вспоминает, как перед ней на коленях стоит и в тыльную сторону забинтованной ладони целует, бережно держа тоненькое запястье, а прямо здесь и сейчас думает, каким бы поцелуй в губы был. Наверняка мягким, тёплым и сладким — девушка уверена в этом. «Неужто и вправду влюбилась…» — понимает она и пуще прежнего краснеет; кладёт руки, в локтях согнутые, на стол, а на них — голову, чтобы скрыть румянец. Но это Кандакия, здесь, рядом с ней в этот самый момент, и они, считай, одни, поэтому всё должно быть в порядке. «И всё в порядке. Да же?». — Успокойся, Дэхья. Расслабься… — произносит Кандакия, убеждая тем самым, что всё действительно в порядке, и наливает четвёртую порцию горячительного не для себя — себе вторую только, — Расскажи мне о ней. О вас.