Tiger in blood

Тут много крови. Акутагава прижимается губами к чужой горячей шее, лижет пульсирующую артерию. Вокруг так много крови, но у него крышу сносит только от его. Ацуши кажется очень уязвимым и что особенно ценно позволяет себе это. Сейчас, когда они вдвоем, он может погрузиться в эту боль и позволить Рюноске также наслаждаться. «– Да ты мазохист, Ацуши! Вот как» – смеется где-то в черепной коробке Дазай. Сейчас он последний, о ком Накаджима хочет думать. То, чем они занимаются с Акутагавой – это совсем другое. Рюноске, вдоволь насладившись шеей, спускается вниз. Рубашка давно расстёгнута, но от повреждений это её не спасает. Накаджима стонет, когда Акутагава сначала вгрызается, а потом зализывает рану между рёбер. Так близко к сердцу. Так непозволительно близко к душе. Кровь струится алым ручейком, пятная одежду обоих. От чужих поалевших кружев в голове у Ацуши становится мутно и он почти хнычет, когда Акутагава слизывает кровь одним движением. И еще. И еще раз, пока губы не окрашиваются на девичий манер и Акутагава не целует с присущей ему агрессией. – Нравится чувствовать боль, Тигр? – Шипит Рюноске, немного приспуская Расямон. Багряная материя сильней давит на конечностей, одна лента обвивает шею. Акутагава плотоядно скалится, когда Ацуши поднимает над землей на пол метра. Замечательная точка обзора. Все его тело – крепкое, красивое – сплошь в кровоподтеках и ранах, что не успели еще затянуться. Небольшой шрам в области солнечного сплетения виден невооруженным глазом. В первый раз это казалось невозможным. «– Заживает как на собаке. – На тигре.» Тогда Накаджима сидел, а Рюноске использовал нож: длинное, острое лезвие входило мягко на четверть дюйма. Ацуши дергался, но не спешил отбиваться, следя за реакциями тела. И своего и Акутагавы. Последний был напряжён и сосредоточиться, будто принимал бой. Только радужки совсем черные. Возможность ли причинить боль новому ученику Дазай-сана или внутренний садизм делали его таким, но Ацуши, наблюдая, совсем забыл о себе. Спохватился лишь когда почувствовал тепло щиколоткой. Испытав столько боли, перестаёшь её замечать - сказал кто-то и это полный бред. Боль перестаешь замечать, только если есть что-то поинтересней. Кровь растекалась по полу, почти добравшись до ботинок Акутагавы. Первая рана затянулась сразу же, как тот вынул нож, поэтому нанеся следующий разрез, Рюноске лезвие не отвел. Когда взгляды встретились, он резко потянул вниз, расширяя рану. Обувь, брюки и пальто насквозь промокли от крови, когда он наклонился для поцелуя. Ацуши укусил первым. Сейчас они не обременены рамками и даже настороженность почти исчезла. – Почему он так важен для тебя? – срывается с языка Ацуши. Неуместно до жути, но после такого Рюноске всегда более жёсток, будто Дазай вызывает в нем исключительно животную ненависть. Но сейчас Акутагава лишь замирает. – Потому же, что и для тебя. – отвечает тихо. – Он сам выбрал меня. – Да – рычит Рюноске, отпуская Расямон. Ацуши падает на пол. Акутагава прижимается максимально близко, вдавливая его в стену. Они оба замирают, прежде чем Рюноске скидывает плащ. Тигр и Адская гончая. Два зверя утопающих в крови. Два исколечаных сердца бьющихся в ритм собственной боли.