Взаперти

Этим вечером в чайном доме посетителей было не много: несколько купцов оживленно общались между собой, в пылу возникшего спора переходя на высокие ноты, двое любопытных молодых людей, оглядывающихся по сторонам и пытающихся рассмотреть за нехарактерными для тясицу ширмами соседей на сегодняшний вечер, и сидящие в следующей комнате от них кугэ в компании гейши. Юнги и Акико сидели за низким столом, держа в руках по пиале с горячим чаем. Гейша, будучи хорошей танцовщицей, с радостью делилась с другом советами и техниками, несмотря на то, что занятия танцами не полагались по статусу молодому парню из знатной семьи. Юнги впервые за долгое время позволил себе искренне смеяться, зная, что сейчас за ним не следят и он, расслабившись, наконец-то может насладиться чьей-то компанией, вместо того, чтобы проводить свои дни в пустой комнате отчего дома, занимаясь учебой. Юнги рядом с Акико дышит, но явление это настолько редкое, что ему не хватает. Ей редко удается выбраться из окия и только сегодня, еле уговорив старшую сестру взять её с собой, Акико смогла увидеть своего друга. Надежд на долгое времяпровождение вместе не было, но Акико уверяла Юнги, что если дело касается покровителя сестры, Аика может задержаться. — Вам подлить чай? — Акико лишь на секунду заглянула в пиалу друга, а после сразу потянулась к посуде с напитком, но рука Юнги остановила её, — Господин? Юнги сдерживает улыбку, головой делает легкий поклон и позволяет подруге наполнить свою пиалу, несмотря на то, что изначально хотел отказаться. Игривое настроение Акико передалось и ему, и роль господина Юнги явно была к лицу. — Отвратительный чай, — выдыхает юноша, сделав глоток. Акико тихо смеется, прикрывая рот рукой, — И ты прекращай вести себя как гейша. Не надо работать в моей компании. — Я и есть гейша, — напоминает девушка, на что Юнги цокает и качает головой. Порой Акико забывает о том, что она должна отдыхать, и даже на встречах с Юнги пытается его развлекать и ухаживать за ним. Он этого натерпелся и дома, видясь с Акико Юнги просто хочет отдохнуть, — И ты с самого детства пьешь Ямато. — Потому что ты его пила! А я был хорошим другом, составлял тебе компанию. — У тебя всегда был плохой вкус, — подразнила Акико, — Ничего, кроме саке, в тебя не лезет. — И что в этом плохого? — Юнги отодвигает подальше пиалу и упирается руками в татами, откидываясь назад. — Господин Оота ругает тебя каждый раз, и тебе всё мало? — Он будет ругать меня даже если я просто на улицу выйду, — Юнги отвернулся от подруги. Опека отца ему мешала, сдавливала грудь своими руками. С приходом к власти нынешнего сёгуна, право на статус даймё стало не так легко получить. Иошикэзу Оота было сорок восемь лет, и за всё время, что он является даймё, вход в его дом почти всегда был закрыт, а семья скрыта от чужих глаз. Из-за ожесточенных правил получения статуса даймё, врагов у Оота прибавилось слишком много. Иошикэзу пытался избежать любой возможной опасности, грозящей его единственному сыну, потому не стремился раскрывать Юнги миру до определенного момента. — Как проходят твои занятия? — Сносно, — вздохнул Юнги, — Я спокойно могу держать катану в руках, отражать многие удары, но я всегда проигрываю. Господин Исий и половины своей силы не использует, чтобы меня обучать. Мне кажется, он давно потерял веру в то, что я когда-нибудь смогу сражаться так же хорошо, как он. — Я всегда говорила, что тебе это не подходит. — Я должен уметь себя защищать. Кто будет воспринимать меня всерьез, когда я займу место отца, если не могу даже драться? Твои танцы мне в этом не помогут. — Просто кто-то делает неправильно, — Акико засмеялась, показывая краснеющие щеки, — А ну! Поднимайся! Раззадоренная Акико вскочила на ноги и увеличила расстояние между ней и Юнги, давая ему больше места. Ярко улыбаясь, гейша обхватила широкий рукав своего синего кимоно и показала Юнги недавно выученное ими движение. Повторив за подругой, Оота младший позволил своей памяти вести его. Акико не впервые тянет Юнги танцевать, и если сначала он стеснялся и отказывался, то сейчас он позволял этому маленькому вихрю тянуть его за собой. Акико была его безопасным местом и рядом с ней он мог позволить себе выглядеть женственно и даже глупо, когда ноги путались и он оступался, пытаясь повторять за ней. — У тебя с каждым разом получается всё лучше и лучше. Юнги улыбнулся и опустил руку, делая точь-в-точь как Акико. Плохо завязанный пояс юкаты распустился и легкая ткань спустилась с бледного плеча. Открытая для проветривания ширма была проигнорирована двумя молодыми людьми, но мимо проходящий Тэкехико Игараси — один из спутников старшей сестры Акико, не смог не обратить внимания на танцующего юношу с обнаженным плечом. Острые ключицы выглядывали из-под юкаты, а длинные черные волосы спадали по острым плечам, спускаясь к талии. Под тусклым светом и с закрытыми глазами, Юнги не мог перестать улыбаться и двигаться под счет подруги, даже не подозревая о следящих за ним глазах, жадно пожирающих его. Когда краснеющая от смущения Акико закончила танец, она поправила Юнги юкату и шутливо пихнула его в плечо. Будучи единственной, кто заметил голодный взгляд мужчины, Акико, когда Юнги отвлекся, плавно подошла к ширме и закрыла её перед лицом незнакомца. — Похолодало, а ты раздетый ходишь, — оправдалась гейша. Когда в ширму постучали, Акико подумала, что мужчина вернулся, но, открыв ее, встретилась с лицом сестры. — Нам пора, жди меня у заднего выхода, — Аика приветственно кивнула Юнги и ушла, оставляя их для прощания. Акико виновато опустила голову, прежде чем снова взглянуть на друга, но увидела лишь его успокаивающую улыбку. — Все хорошо. Я просто отправлюсь домой. — Ты будешь в порядке? — Конечно. К тому же, уверен, как только выйду отсюда, наткнусь на знакомого, — Юнги хмыкнул, и Акико сразу догадалась о ком шла речь, — Вас сопроводят? — Как обычно. До встречи, Юнги. Выйдя за порог чайного дома, Юнги даже не нужно было оглядываться, чтобы увидеть тень, идущую за ним. Легкая ухмылка коснулась губ, но Юнги не позволил себе обернуться — желание поиграть было сильнее. — Думал, вы заявитесь намного раньше, — нарочито громко сказал юноша, сложив руки за спиной, — Прервете все веселье и вновь отведете меня к отцу. — Господин Оота в отъезде, приказал мне остаться с вами, — спокойно проговорил Чонгук, следуя хвостом за юным господином, — Не было смысла торопить вас, поэтому я просто ждал. — Очень мило с вашей стороны, — Юнги на секунду повернулся к самураю, ловя его внимательный взгляд, и хитро улыбнулся, — Значит, в доме никого кроме нас не будет? — Только слуги и охрана. — Это так, — юноша взмахнул рукой, — мелочи. Они все равно разойдутся к ночи и их не будет видно. — В любом случае, не советую вам сбегать. Господин Оота негативно отреагирует на ваш очередной ночной побег. — Моя драгоценная Акико просила меня больше не ходить в то заведение. Кто я такой, чтобы отказывать ей? — Уже присмотрели другое заведение? — сзади послышался вздох и Юнги вновь улыбнулся, бодро шагая в сторону дома. Высокая фигура Чонгука сзади ощущалась твердой стеной, через которую ни один преступник не сможет пройти, оттого Юнги не боялся совсем. — Мм, возможно. Но это потом. Этой ночью я, пожалуй, отдохну. Завтра снова придет Господин Исий, чтобы отлупить меня деревянным мечом на занятиях. Мне надо выспаться. — Разумное решение. Юнги тихо хмыкнул, не находя ответа самураю. Внезапный отъезд отца не стал неожиданностью, он часто так делал. Но Чонгука оставлял редко, потому внутри зашевелилось беспокойство. Что побудило отца в спешке уехать и оставить своего самого верного самурая приглядывать за сыном? Спрашивать у Чонгука бесполезно — тот и рта не откроет, пока отец не разрешит, поэтому Юнги решил дождаться его. Ночной Удзи привлекал Юнги больше дневного. На улице почти нет людей, многие заведения закрыты и ничто не мешает насладиться спокойной прогулкой по городу. Были бы силы, Юнги обязательно бы попросил Чонгука сделать пару кругов по главным районам, но глаза уже слипались. Дорога до дома заняла не больше двадцати минут, и оба, что самурай, что юноша, начинать разговор не желали. Закрыв за ними ворота, охрана вновь выстроилась по периметру, а за Юнги спустился слуга, сразу провожая его внутрь. Бросив на Чонгука последний взгляд, юноша позволил увести себя. Дни шли медленно. Акико больше не могла покидать окия так часто из-за постоянного обучения, а отец по-прежнему не вернулся. Все свое время Юнги проводил с учителями и лишь изредка встречался с Чонгуком. Самурай держался на расстоянии и не позволял себе смущать юношу своим постоянным присутствием, поэтому приглядывал издалека. Спал Юнги плохо. Бессонница нагрянула внезапно и не собиралась его покидать. Лекарь поил его травами, но ночи спокойнее не стали. Занятия с Господином Исием стали хуже. Казалось, чем сильнее Юнги старается, тем ужаснее у него получалось. — Руку выпрями, — мужчина ударил палкой юношу по локтю снизу. Голос его был раздраженным, таким, каким обычно Юнги отчитывал Господин Оота, — Гэдан! Юнги вздохнул, быстро сменил стойку, но сразу получил удар по пояснице. — Неправильно! Это Чудан, а я просил Гэдан. — Господин, мы можем сделать перерыв? Отсутствие сна и волнение за отца не давало сосредоточиться, оттого Юнги и путал давно выученные им стойки, и катана в руке лежала слабо, болталась из стороны в сторону. — Твои удары не радуют, — холодно пробормотал учитель. Господин Исий был самураем сорока двух лет, когда-то сражавшимся бок о бок с Господином Оота. Он не был жестоким наставником, но если видел нежелание учиться, не жалел силы. Каташи знал Юнги с детства, и не раз наблюдал некогда взрывной характер сына своего друга. Постепенно огонь в мальчике утих, но упрямство, которое он демонстрировал не там, где надо, осталось, — Твое тело ослабло, ты больше не можешь двигаться так, как раньше. Плохо питаешься? Юнги выдохнул сквозь зубы и спрятал катану за спину, чтобы никого не задеть. — За отца волнуюсь. — Попусту тратишь время. — Его долго нет. — Когда ты был маленьким, он мог отсутствовать месяцами, но это не значило ничего плохого, юноша. Просто есть дела, на решения которых требуется больше времени. И письма ты не получаешь скорее всего потому, что нет смысла посылать гонца так далеко — Я вас понял. — Отдыхай, — Каташи отвернулся, — Продолжим завтра. Юнги хотелось окликнуть учителя, остановить и попросить не заканчивать занятие, но он лишь смотрел на удаляющуюся спину, понимая что на большее он сегодня действительно не способен. Позади как обычно стоял Чонгук, уперевшись плечом о конструкцию тренировочной площадки. Он никогда не комментировал навыки Юнги, но это не мешало юноше краснеть от стыда на глазах самурая. Сам Чонгук не признается, но наверняка находит Юнги глупым и неумелым парнем. Убрав катану на место, он прошел мимо самурая, не поднимая головы. Проводив его взглядом, Чонгук пошел следом. — Вам не обязательно ходить за мной по пятам. — Не хочу оставлять вас одного в таком состоянии, — Чонгук склонил голову лишь на мгновение, чтобы потом снова посмотреть Юнги в глаза, — Вы сейчас рассеянны, если что-то случится, мне лучше быть рядом. — Да кому я сдался, — выдохнул юноша, отворачиваясь. Он сел на забутон и махнул рукой, привлекая внимание служанки. Через несколько минут на столе появились две пиалы с чаем и сладкие закуски, — Присаживайтесь. — Вы недооцениваете себя. Сейчас конфликт из-за статуса даймё обострился сильнее обычного, а вас, как наследника, наверняка захотят убрать из игры. — Вот они удивятся, когда узнают, что моя смерть ничего не изменит. Я как не имел лидерских качеств, так и не имею. Даже не могу нормально наносить удары. — Возможно, катана просто вам не подходит. — Господин Исий пробовал менять оружие, итог всегда один и тот же, — Юнги покачал головой. — Во время ваших занятий весь упор идёт на катану, другое оружие не дастся вам сразу, как и меч когда-то, — спокойно объяснил Чонгук, — Скорее всего, дело в другом. Господин Оота видимо настоял на обучении ведения боя катаной. Юнги фыркнул. Услышал бы это отец, в эту же секунду отчитал бы, но Чонгук лишь промолчал, либо сделал вид, что не расслышал. Они с Чонгуком знакомы уже лет десять, Юнги точно не помнит. Самурай просто появился в один день на пороге их дома и больше никогда надолго не уходил. Всюду следовал за старшим Господином Оота, а после и за Юнги. В свои восемнадцать лет юноша не раз ловил себя на мыслях о красивых чертах лица, крепком телосложении и мягких на вид волосах, которые самурай не собирал в хвост, когда они находились на территории дома. Чонгуку тридцать пять лет. Он покинул свой клан в двадцать, несколько лет скитался, выполнял грязные заказы и только потом попал в руки Господина Оота. Отец говорил, у Чонгука остались три брата и мать, но он редко о них рассказывал, поэтому даже Иошикэзу не мог точно сказать, что побудило самурая покинуть дом. Любопытство было свойственно Юнги, но почему-то он не мог задать интересующие его вопросы Чонгуку. Возможно из-за стеснения, а возможно из-за внимательного взгляда, скользящего по Юнги вот уже несколько месяцев. — Я просто не хочу этим заниматься, — признался Юнги. За такие слова его могли бы выпороть. — Что вас интересует? Юнги промолчал. В голове проносились все занятия, прошедшие в его жизни, но ни игра на инструментах, ни каллиграфия, ни история ему не нравились. — Танцы? — несмело прошептал юноша, — Я не знаю. Акико чуть-чуть учила меня, но не настолько, чтобы я понял, что это то, чем я хочу заниматься. К тому же, отец никогда не позволит. Не должен наследник заниматься женскими делами. Чонгук ничего не ответил. Он пригубил из пиалы и задумчивым взглядом уперся в стену. Распущенные волосы, доходящие ему до плеч, сейчас прядями лезли в лицо, но самурай ничего с ними не делал. Красивая картина. Когда во дворе поднялся шум, Юнги насторожился, но уже через несколько секунд появилась служанка, оповещающая о долгожданном приезде Господина Оота.

***

О внезапном собрании Иошикэзу заговорил только через две недели после своего приезда. Сёгун, являющийся его основной проблемой, отправил одного из приближенных к себе кугэ к Оота для переговоров. В доме стоял переполох. Слуги проводили очередную уборку, охрана меняла посты, а на кухне шли непрекращающиеся споры поваров из-за блюд. Иошикэзу Оота не мог уделить сыну столько времени, сколько Юнги хотелось, и на вопросы о том, почему он так долго отсутствовал, решил не отвечать. После возвращения отца дискомфорт медленно сошел на нет и Юнги наконец-то смог спокойно выдохнуть. Как бы часто он ни говорил, что опека отца его душит, но находиться долгое время в доме без Иошикэзу он не мог. Детство взаперти и Акико, являющаяся его единственным другом, дали ему чувство безопасности только с ней и с отцом. — Господин Исий сообщил мне, что твои занятия проходят лучше, — за завтраком заговорил Иошикэзу, — Он доволен твоими успехами и тем, что ты снова вернулся в прежнюю форму. — Передайте ему мою благодарность, — Юнги склонил голову перед отцом, — Извините, если разочаровал своей неудачей в ваше отсутствие. — Прекращай, — мужчина махнул рукой, — Знаю я тебя, сейчас льстишь, мило улыбаешься, чтобы с тебя сняли все подозрения, и ночью вновь сбежишь. Юнги закашлял, скрывая свой смех, но улыбка все равно появилась на лице. — Сегодня я позволю тебе пойти развеяться, — Иошикэзу вздохнул, а его разрешение немало удивило юношу, — Только завтра, прошу тебя, присутствуй на мероприятии. Перед собранием будут кушанья и представления, и только потом мы будем обсуждать повышение налогов. Тебе полезно будет послушать. — Обещаю, — Юнги вновь склонил голову. — Возьми с собой сегодня Чонгука. Мне так будет спокойнее. — Он испортит все веселье! — Не заставляй меня менять свое решение, — Иошикэзу покачал головой, — Я отпускаю тебя сегодня в обмен на присутствие на собрании. И я надеюсь на то, что ты не обманешь меня, Юнги. Юнги вздохнул, но кивнул головой. Завтрак они закончили в тишине, а после, поклонившись, юноша оставил отца и отправился на занятие по истории. День, проведенный за учебой, прошел быстро. Расправившись со всеми занятиями, Юнги сменил домашнюю юкату на более опрятную и красивую, и опустился на забутон. До ночи ещё есть несколько часов, и ему надо лишь подождать удобной возможности, чтобы сбежать из дома без хвоста в виде Чонгука. Юнги знал, самурай нагонит его, но пусть это будет хотя бы не в самом начале веселья. На побеги Юнги отец редко закрывал глаза. Чаще всего он был недоволен и зол детским поведением единственного сына, но ещё сильнее ограничить его свободу Иошикэзу не смог. По количеству охраны их дом итак походил на крепость, а давить ещё сильнее мужчина не хотел, поэтому приходилось ограничиваться спорами и просьбами наконец-то взяться за ум. Юнги понимал — зла ему не желают, но дальше жить птицей в клетке он не хотел. Когда на улице окончательно стемнело, юноша отодвинул заднюю ширму своей комнаты и выскочил в сад. За небольшим прудом, в кустах цветов, Юнги утром спрятал бочку. Чтобы избежать столкновения с Чонгуком, действовать надо быстро, поэтому Юнги выкатил её, поставил у наиболее низкой стены, взобрался и перемахнул через нее. Если его и видели, то следом не пустились — отец скорее всего предупредил об уходе сына. Окинув взглядом дом в последний раз, Юнги отправился вниз по дороге, больше не оглядываясь. Из тени вышла высокая фигура, под юкатой у которой скрывались два удлиненных ножа. Чонгук пошёл следом за наследником, мягко ступая за его спиной, и когда тот споткнулся, схватил за локоть, привлекая к себе. Юнги вскрикнул, сначала в ужасе вытаращил глаза, а потом полез в рукав юкаты, вытаскивая кинжал. — Слишком медленно, — спокойно ответил Чонгук, и только тогда Юнги обернулся, вглядываясь в чужое лицо. Кинжал тут же вернулся в рукав, спрятавшись под кожаным ремнем на предплечье, — Вы были бы уже убиты. — Утешили, — Юнги закатил глаза и вырвал руку из чужой хватки, сразу принимаясь разглаживать складки на одежде, — Я надеялся, у меня будет время отдохнуть без вас. — Вы были слишком невнимательны, раз не заметили меня прямо у дома. В следующий раз это может обернуться против вас. — Да, да, — Юнги закатил глаза и вздохнул, — Идзакая уже близко. Поторопимся. Не будем зря терять времени. Идзакая встретила их криками и игрой каких-то пьяных уличных музыкантов. Люди расселись на полу, покуривая, кто-то пытался танцевать, еле перебирая ногами, а хозяин ходил между спящих тел, разнося алкоголь. По сравнению с прошлым местом, где Юнги раньше проводил время, в этом пахло намного хуже. Но, по крайней мере, район был более безопасным, и Акико не будет волноваться о друге так сильно, как раньше. Чонгук на этот запах лишь сморщился, но промолчал, и Юнги довольно мерзко захихикал, радуясь молчаливому недовольству самурая. Они уселись в углу заведения за низкий столик, и через несколько минут хозяин принял у них заказ. Чонгук настоял на нормальной еде, поэтому помимо саке им пришлось потратиться и на рис с овощными закусками. Мяса в этом заведении, увы, не было. — Мы могли и дома поесть… Чонгук свои действия объяснять не стал, считая, что все итак слишком очевидно, на что Юнги лишь закатил глаза. — Чем вас так привлекают эти места? Юнги издал смешок. Сначала подумал, что стоит промолчать, как это сделал Чонгук несколько секунд назад, ведь и тут всё очевидно, но после передумал. Юнги сам часто задумывался о том, почему посещает такие заведения. Глупый ответ «здесь все свободны» ему не нравился. Чонгуку хотелось донести все свои переживания и мысли, но собрать все в кучу было сложно. — Здесь нет отца, — кратко ответил Юнги. Наверное, стоило пояснить, но он не стал, позволяя Чонгуку додумать все, что тот захочет. Когда принесли закуски и саке, Юнги на рис даже не посмотрел. Сразу схватил пиалу с алкоголем и выпил все содержимое, тут же закрывая лицо руками. Не хотелось показывать Чонгуку своих эмоций, потому что саке и приятная компания всегда поднимали Юнги настроение. Сейчас он мог встать и сделать всё, что душе угодно, и косо на него никто не будет смотреть. Играла приятная музыка, вокруг были люди, расположенные к беседе, разносили алкогольные напитки. Место без рамок. Чонгук хмыкнул, разглядывая чужую макушку, и потянулся к нори. Заворачивая в лист немного риса и овощей, самурай обхватил чужое лицо, приподнимая, и вложил конверт в раскрытые розовые губы. Румянец расползся по бледным щекам. Задев чужие пальцы зубами, Юнги проглотил рис и смущенно дернул головой. — В игры играете, — тихо буркнул юноша, заполняя пиалу саке. Хотел подлить и самураю, но тот отказался. — Обычно вы этим занимаетесь, — Чонгук улыбнулся, — Если пьете, то хотя бы заедайте. — А может я хочу напиться так, чтобы утром ничего не вспомнить? — Юнги с вызовом посмотрел самураю в глаза, — Что если хочу танцевать и веселиться всю ночь? — Танцуйте. Я с радостью посмотрю. Юнги отвернулся, скрывая покрасневшие щеки. Длинные черные волосы закрыли лицо, спасая его от более неловкой ситуации, в которую он мог попасть. Смотреть Чонгуку в глаза становилось все сложнее и сложнее, когда Юнги видел в нем уже не просто самурая, а красивого мужчину, один взгляд которого мог довести до краснеющих щек и озорных мыслей. Выпив ещё одну пиалу саке, Юнги поднялся с пола и наконец-то с вызовом глянул в чужие глаза. Хотелось заставить Чонгука жалеть о своих словах, заставить желать юношу. В идзакае играли уличные музыканты, голос которых был стабильным даже после нескольких бутылок саке. Инструменты в их руках звучали не так, как могли бы, но Юнги и этого было достаточно. В голове вспыхнул образ танцующей Акико. Её медленные, отточенные движения, изгибы женского тела под летней юкатой, хитрый взгляд, которым она окидывала смотрящих на неё людей. Юнги пообещал себе станцевать этот танец перед Чонгуком в следующий раз, когда музыка будет подходящей. Сейчас же пришлось подстраиваться под музыкантов. Обхватив рукав юкаты, Юнги повторил несколько движений, обращая на себя внимание не только самурая, но и некоторых других посетителей. Юнги не был профессиональным танцором — он это понимал, но пьяных мужчин и Чонгука это не волновало. Они смотрели жадно, следили за каждым движением, взмахом руки и поворотом головы, лишь бы насытиться, да не получалось. Юнги видел потемневший взгляд Чонгука, поджатые губы и грубые пальцы, сжимающие палочки для еды. Самурай понимал — его дразнят. Сейчас, танцуя перед мужчинами, полупьяный юноша смотрел только на него. Ни один другой посетитель не был достоин даже беглого взгляда длинноволосого парня. Музыка все не прекращалась, а Юнги не мог остановиться. Желание танцевать лишь усилилось с тех пор, как он заметил чужую реакцию на его движения. Возможно потом он пожалеет, но сейчас играла музыка, на его тело смотрел самурай, а глубоко внутри ему было хорошо — он танцевал.

***

На следующий день Юнги подняли рано. Отзанимавшись, юноша отправил подруге письмо, прикрепив к нему маленький цветок, сорванный из их сада. Тоска по Акико медленно съедала его, но гейша обещала ему, что они скоро встретятся. Юнги ждал. Вновь носились по дому слуги, готовились к приезду гостей. Отец засел в своем кабинете за бумагами, а Чонгук, отправленный по поручению господина Оота, ушел ещё утром. Юнги принесли новое кимоно и широкие штаны хатама, напоминающие юбку. Волосы заплели, закололи подаренной отцом заколкой и пустили по острому плечу длинной косой. Постепенно дом наполнился мужскими голосами. Кугэ, отправленные сёгуном, расселись по главной комнате, сразу же заводя разговоры. Слуги вынесли блюда и большинство покинули помещение, освобождая место для гейш. Девушки выходили одна за другой, позволяя каждой насладиться своей минутой славы, когда все взгляды были обращены только на неё. Юнги заметил среди них сестру Акико, но поздороваться не смог, она была занята своей сольной частью. К концу вечера девушки вышли вместе, станцевав танец о гейше, которая пишет любовное письмо своему покровителю, а после разошлись развлекать гостей своими разговорами. Тэкехико Игараси сидел рядом с господином Оота, бросая косые взгляды в сторону его сына. Юнги было некомфортно. Мужчина был не первым, кто обратил на юношу внимание этим вечером. В конце концов, мало кому удавалось увидеть сына господина Оота за все эти годы, поэтому много кто подошел к нему познакомиться. Но взгляд господина Игараси был самым выделяющимся. На Юнги ещё никто так не смотрел. Когда перед ними выступали красивые девушки, Тэкехико поглядывал на юношу чаще, чем на танец гейш. И несмотря на количество одежды, Юнги чувствовал себя обнаженным, но по-прежнему смело отвечал на чужой взгляд своим. Являясь сыном главы семейства, Юнги не мог позволить себе сидеть на месте, поэтому сначала передвигался по залу, завлекая аристократов в разговор чисто из вежливости. Ему в лицо смотрели горящие хищные глаза людей, которых он видел впервые в жизни, и отвращение скрыть было сложно. Он видел — его не воспринимали всерьез, считали, что могут обвести вокруг пальца, а тот дурак и не заметит. Возможно, именно после этого он мысленно поблагодарил отца за детство взаперти. Видеть эти заплывшие жиром морды он не хотел ни сейчас, ни когда-либо еще. И пальцы, скользящие вдоль его поясницы, когда Юнги проходил мимо одного из столов, вызывали лишь гнев, но юноша лишь вильнул бедром и сбросил руку. Приносить отцу проблем этим вечером Юнги не желал. Но назад обернулся, заглянул в блуждающие по его телу глаза и ядовито улыбнулся. Лицо Тэкехико Игараси в голове Юнги давно заплыло кровью от его ударов. Иошикэзу Оота любил свой дом. Строя очередную пристройку, он уже занимался планированием следующей и совсем не стеснялся расширять сады и комнаты. Выходя из спальни Юнги или его отца, сразу попадаешь в сад с небольшим прудом, вокруг которого растянулись зеленые красивые растения, а все свободные места у забора заполонили распустившиеся цветы. Поэтому прежде, чем приступить к обсуждению важного, Иошикэзу, Тэкехико и некоторые другие кугэ покинули дом, чтобы посмотреть на сад, и Юнги остался наедине с оставшимися гостями и гейшами, и наконец-то смог поговорить с Аикой. Они были мало знакомы, в конце концов, Юнги дружил именно с Акикой, но никак не с ее сестрой. Время за разговором с ней прошло быстро — Аика рассказала о том, что ее сестра получила отправленное Юнги через посыльного письмо и уже наверняка прочитала его. После тема разговора сместилась и Аика начала развлекать юношу своими знаниями, как требовала ее работа. Когда отец вернулся, за ним следом зашел Чонгук, и в доме наступила тишина. Тэкехико Игараси не вернулся, а обсуждение налогов без него было невозможным. В воздухе витала напряженная атмосфера, и кугэ не могли понять, что произошло. Убирать Тэкехико Игараси в присутствии такого количества людей в доме было глупо и недальновидно. Все, кто знал Иошикэзу Оота, понимали, что он не поступит так опрометчиво, а значит произошло что-то другое. Кто-то из знати поднялся, подошел к Иошикэзу с вопросом, но глава дома не ответил. Его взгляд сначала уперся в Юнги, и юноша неосознанно дернулся, но вскоре взял себя в руки, понимая, что на него обернулись и другие мужчины. Не прошло и секунды, как Иошикэзу отвернулся от сына и взмахом руки прекратил все вопросы, обращенные к нему. Будучи почитаемым самим сёгуном даймё, кугэ не могли выступить против господина Оота. Но вместо объяснения ситуации Иошикэзу выпроводил гостей.

***

Возвращаться к теме Иошикэзу отказался, но когда получил письмо от сёгуна, понял, что придется снова встретиться с Тэкехико Игараси. На этот раз без Юнги. Выдав Чонгуку некоторую сумму на карманные расходы, он отправил самурая на прогулку в город, во время которой тот должен был держать Юнги как можно дальше от дома. Погода в последнее время лишь радовала, поэтому Юнги сидеть дома отказался сам. Таская Чонгука по районам Удзи, они заглядывали в разные заведения для покупки одежды, аксессуаров для волос и прочих мелочей, которые продавцы обещали доставить к вечеру, поэтому, не переживая об этом, Юнги к концу дня сам двинулся в сторону дома. Осторожно придержав юношу, Чонгук подтолкнул его в противоположную сторону. Брошенное «Давайте перекусим» сначала не насторожило Юнги, он лишь широко улыбнулся и сам потащил самурая в ближайшую идзакаю. Заказав все самое любимое, удобно расположился на забутоне и с интересом уставился на собеседника. — Можно вопрос? — Задавайте. — Почему вы не присутствовали на вечере, организованном моим отцом? Где вы были? Чонгук прикинул в голове, позволено ли юноше знать, но, не найдя в этом ничего плохого, решил ответить. Пригубив зеленого чая, самурай поставил пиалу на стол и заглянул Юнги в глаза. — Господин Оота хотел, чтобы господин Исий присутствовал на этом вечере, поэтому отправил меня за ним. К сожалению, мне не удалось уговорить вашего наставника, а по дороге назад я столкнулся с маленькой неприятностью, поэтому задержался, — что за неприятность Чонгук не пояснил. — Почему господин Исий отказался? — Я не вдавался в подробности. Знаю лишь, что у господина Исия были враги среди присутствующих кугэ. Юнги лишь понадеялся, что неприязнь к Тэкехико Игараси у них общая. Потому что улыбался этот господин так дружелюбно, что и мысли плохой не должно возникнуть о нем. И если бы не все эти знаки внимания, полученные Юнги, он, возможно, и не разглядел бы в чужих глазах притаившиеся похоть и наглость. — Что вы знаете о Тэкехико Игараси? — задал вопрос Юнги, ковыряясь в своей тарелке с рисом. Надо бы принять незаинтересованный вид, но играть не хотелось. Сейчас Юнги действительно хотел понять, с каким человеком работает его отец. Чонгук задумался. — Тэкехико Игараси является средним сыном Шаотони Игараси, младшего советника сёгуна. Интересуется литературой и живописью. В молодости какое-то время жил отдельно от семьи, не желая идти по стопам отца в политике. А когда вернулся, его старший брат уже занял место, предназначенное когда-то Тэкехико. Шаотони с самого детства выделял его, у него были большие надежды на среднего сына, но все изменилось с его уходом, а старший сын просто воспользовался возможностью. — Что с младшим? Чонгук нахмурился. Казалось, эта информация была настолько маловажной, что он никак не мог вспомнить. — То ли пропал, то ли умер, — неуверенно пробормотал Чонгук, — Шаотони Игараси активно пытался замять это дело, поэтому никто не знает, что точно случилось с младшим сыном. Полученный ответ не радовал. Юнги расслабил нахмурившиеся брови и принялся за еду, ничего не ответив. Подливая юноше чай, Чонгук скользил по чужому лицу, подмечая давно выученные особенности. Возле глаз проявились еле заметные морщинки от постоянных улыбок, сами глаза во время приема пищи раскрытые, круглые как у шаловливого лиса, наконец-то получившего ласку. Юнги даже носом дергал, когда попадался особенно вкусный кусочек мяса. Весь Юнги состоял из таких маленьких особенностей. Через пару часов они отправились домой. На улице постепенно пустело, люди расходились по домам и ночным идзакаям. Вскоре на небе показались звезды. Красивые. — У отца сегодня с кем-то встреча? — тихо спросил Юнги, не отрывая взгляда от синевы неба. Чонгук глянул на него удивленно, но тот лишь пожал плечами, — Слуги сегодня были чересчур активны для простого дня. На завтрак подали больше мяса, чем обычно, значит заранее была закуплена большая партия. — Сёгун не простил господину Оота сорвавшийся вечер и отправил Тэкехико Игараси снова. — Значит, он сейчас там? — Не должен быть, — Чонгук покачал головой, — Время уже позднее. Юнги поправил рукав своего кимоно, заметно поежившись от холода. Осень наступила слишком быстро, не дав юноше насладиться теплом летнего солнца. Чонгук тоже сменил свою одежду на более теплую, широкую, чтобы не сковывала его движения. Перемены были неизбежны. Ночное небо заволокло черным дымом. Юнги даже показалось, что сама луна спряталась от зловещей атмосферы, гуляющей по городу. Чонгук настороженно прищурился и осмотрелся, проверяя обстановку, но удержать Юнги не успел — тот уже бежал в сторону своего дома. Виляя между домами, юноша быстро выбежал к открытым настежь воротам, ведущим в зеленый сад, которым только пару дней назад хвастался отец. Крыша и стены дома горели, откуда-то доносились звуки борьбы, крики, но Юнги ничего не мог разобрать. Нагнавший его Чонгук схватил юношу за локоть и дернул назад, буквально выталкивая из опасной зоны. Глаза самурая опасно блеснули в темноте и он полез в рукав кимоно Юнги, вытаскивая кинжал из кожаного ремня. Вручив его наследнику, Чонгук достал свою катану. — Отправляйтесь к господину Сато. Третий дом от кузницы за главной площадью. — Там мой отец! — Поэтому вы пойдете в безопасное место, чтобы я смог ему помочь. Прошу вас, не глупите. Толкнув Юнги в сторону дороги, Чонгук, прикрывая лицо рукавом, скрылся за огненной стеной. Страх. Юнги впервые испытал его, когда в голове возник образ отца. Горящий дом, место, в котором рос юноша, разрушался на его глазах. Растения поглощал жадный огонь, стремящийся уничтожить все на своем пути, и Юнги не мог его остановить. Он ничего не мог сделать. Он бесполезный. Юнги нервно засмеялся, озираясь. На улице ни души, просить помощи не у кого. В доме были слуги, охрана. Где они все? Где отец? Что произошло? В горле застрял крик, желаемый выбраться наружу, но сдерживаемый юношей. У него в руке кинжал, ещё один такой же спрятался под кимоно на бедре, но они мало чем ему помогут в драке против меча или огня. Несмотря на это, спрятав длинные волосы под кимоно, Юнги ринулся в дом. Он знал — Чонгук выведет его отца, но стоять и ждать в стороне он не мог. Юнги был цел, он не видел угрозы, а если наткнется, успеет спрятаться. Но он мог помочь. Под обломками наверняка лежали люди, кто-то мог застрять в комнате, а кто-то уже умер. Юнги знал этих людей. Они изо дня в день кормили его, одевали и помогали, они проводили с ним больше времени, чем собственный отец. Они были просто слугами, и Юнги думал, что они ничего не значат, но сейчас, бродя по горящему дому, он надеялся услышать хотя бы один крик о помощи. Горящая ширма упала прямо перед его лицом, тут же обжигая проваливающийся пол. Пришлось обходить, лишь бы огонь не коснулся кимоно, о котором Юнги не подумал. Надо было избавиться от него до того, как он зашел в дом. Прикрывая рот и нос мокрым рукавом, заранее намоченным на кухне, юноша свернул в крыло для слуг. От многих ширм почти ничего не осталось, потолок обвалился. Крыло, раньше разделенное на комнаты, сейчас стояло почти без стен. Глаза защипало от дыма, дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Сбоку послышался шум — упала очередная ширма. Юнги обходил горящие места, пытался разглядеть людей, но лишь больше терялся в горящих обломках собственного дома. Спереди послышался обреченный крик. Юнги рванул туда, почти не разбирая дороги. Мужчина в доспехах занес меч над лежащей девушкой — она приносила Юнги одежду каждое утро — и прибывшего гостя совсем не заметил, полностью обратив своё внимание на жертву перед ним. Юнги судорожно выдохнул. Он ещё никогда не вступал в настоящий бой. Весь его опыт ограничивался драками с наставником, где тот никогда не желал вредить наследнику. Ладони вспотели не только от жара, исходящего отовсюду, но и от волнения. В самый последний момент, когда меч почти настиг беззащитную девушку, Юнги выскочил прямо перед ней, кинжалом ударяя неизвестного по металлическому панцирю на плече. Мужчина сделал шаг назад скорее от удивления, чем от полученного удара, но ни прошло и секунды, как он снова занес меч, но уже над Юнги. Пришлось пригнуться, позорно проползти между широко раскрытыми ногами врага, и, уже не обращая внимания на девушку, мужчина ринулся на Юнги. Служанка Дзюн, в страхе оглядываясь, выбежала из горящего крыла. — А вот и вы, — еле слышно прохрипел мужчина, — Вы припозднились, младший господин Оота. — Зачем вы это делаете? — Юнги злобно рыкнул, пригибаюсь к земле. Огонь нещадно грел спину, кимоно путалось в ногах, но он не мог отступить. Притворялся смелым, пытался убедить себя в том, что он сильный, сможет выстоять, но всё это было ложью. Юнги боялся. — Мы уж думали, разделаться придется с одним Оота, но нам повезло, вы решили посетить сегодняшний вечер. Мужчина пнул Юнги в живот и опрокинул на пол, нависая сверху. Его лицо было скрыто за шлемом, но юноша видел блестящие от наслаждения глаза. Страхом Юнги питались, его чувствовали даже если он не показывал его. Меч, в отражении которого ярко горел огонь, вновь оказался над Юнги. По лицу стекали капли пота, грудь болела. Он не мог дышать, внутри все сдавило, перед глазами поплыло. Рядом упала горячая балка, искры полетели в разные стороны, обжигая ладони. На Юнги смотрели с интересом. Мужчина опустил меч и присел на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Он поднял руку, провел пальцами в перчатке по нежной щеке и резко ударил по ней. Схватил за шиворот и толкнул поближе к огню. Крик сдержать не удалось. Юнги попытался стянуть горящее кимоно, но мужчина пнул его в лицо и в глазах окончательно потемнело. Когда Чонгук поступил на службу к господину Оота, он никогда не думал, что что-то почувствует к этой семье. После убийства собственного отца, к которому Чонгук хоть и не прямо, но был причастен, он вообще мало что чувствовал. Брошенные им мать с братьями его не волновали, после того, как он покинул дом, их лица просто стерлись из памяти. Жизнь с ними под одной крышей не была приятной. Мать на Чонгука почти никогда не смотрела — он слишком походил на своего отца. Тот был хорошим самураем, одним из лучших, но отцом и мужем нормальным никогда не был. Когда братья набросились на главу семьи, Чонгук не помог ни ему, ни им. Он просто стоял, наблюдая за тем, как катаны его братьев пронзают уставшее от долгого боя тело отца. Мужчина тогда грузно повалился на землю, сплюнул кровь одному из своих сыновей на ноги и засмеялся. В глазах не было страха, лишь насмешка. Самурай, когда-то обучивший его палачей ведению боя, смотрел в глаза скорой смерти с улыбкой. Он много лет избивал своих жену и сыновей, утопил свою новорожденную дочь. Сестра Чонгука глаза открыть не успела, сразу замолкла, брошенная собственным отцом в реку. Кормить лишний рот он не хотел, а девочка не принесла бы ему ничего, кроме убытков. У Чонгука к нему не было ни любви, ни ненависти. К сестре он привязаться не успел — видел ее лишь две секунды перед её смертью, а за сложное детство винить родителей и братьев давно перестал. Когда злость сменилась безразличием к ним, Чонгук понял — он может уйти. В тот день спасать отца Чонгук не желал. Он присутствовал на казни, после чего сразу покинул клан и больше никогда не навещал остатки своей семьи, считая их пройденным этапом. Самурай бродил по городам несколько лет, обзавелся хорошей репутацией и связями, и только после этого решил служить господину Оота. Там он посмотрел на мир другими глазами. Слово «семья» заиграло для него другими красками. Иошикэзу Оота принял Чонгука с широкой улыбкой, познакомил со своим единственным сыном и впустил в свой дом. Самураю платили щедро, относились хорошо и никогда не пренебрегали им. Потерявший жену господин Оота оградил свое дитя сначала от внешнего мира, а потом и от себя, с головой зарывшись в работу, и из-за событий, происходящих в стране, искренне считал, что самурай в их доме необходим. Самурай гордился тем, кому служит. Но чужая жизнь стремительно утекала из его рук. Чонгук держал слабую ладонь Иошикэзу, пытаясь остановить кровь. Он вывел господина из горящего дома слишком поздно — меч врага тогда уже успел поразить Оота. Чонгук не справился со своей работой. Его господин умирал у него на глазах. — Я знаю о чем ты думаешь, — прохрипел мужчина, — Я запрещаю тебе. Чонгук вопросительно моргнул. — Ты не подвел меня, — струйка крови вытекла из уголка губ господина Оота, — Я запрещаю тебе, слышишь? Запрещаю, — голос, несмотря на всю его слабость, прозвучал грозно, — Не смей бросать моего сына. Я не даю разрешение на сэппуку. — Господин… — Тэкехико Игараси, — прошипел Иошикэзу, — Защити Юнги от него. Исий… он скажет тебе, где живет Маэда. Он мой должник, он поможет. Несколько лет назад я попросил Сато спрятать у Маэда документы о наследии Юнги. Он отдаст, он должен. Мой должник, — заикаясь, прохрипел Оота, — Чонгук. Чонгук… — Господин, я здесь. — Мой сын, — глаза Иошикэзу забегали по ночному небу. Паника накатила на мужчину внезапно, сдавливая грудь и лишая воздуха. Чонгук впервые видел своего господина в таком состоянии, — Мой сын. Юнги. Не дай им забрать его. Не дай Тэкехико… не дай. Чонгук никогда не видел любви родителя к своему ребенку до встречи с Оота. Слова лились без остановки. Иошикэзу не мог сосредоточиться, руки била мелкая дрожь. — Защити, пообещай мне. Забери себе долю, увези его. Пообещай мне. Я только тебе могу доверить его. Чонгук. Чонгук. Чонгук сжал губы, чувствуя растущее внутри напряжение. — Я обещаю. Юнги будет в безопасности. Речь сбилась. Иошикэзу Оота выдохнул, заглянул в чужие глаза и расслабился. Хватка ослабла, рука упала на землю.