Неприкаянный

      Эо облокотился об стенку и выдохнул. Поджав губы, он закрыл глаза и сунул руки в карманы пальто.       Однажды, этот проклятый город доведёт его до ручки. Поэна была насмешкой и спасением, раскаянием и чем-то, что постоянно вертело уже вставленный в плоть ножик, чтобы было ещё больнее. Последнее место во всей вселенной, где такие, как Эо, могут обрести покой. Со стороны, это было нелепым: маги и торговцы казались обычными мирными мироходцами, в то время как гильдии воров, убийц и контрабандистов не вызвали бы доверия у любого гостя. Поэна — это будто история, романтизирующая преступников, а борьба со злом в ней — глупость и невежество.       Эо сам был таким. Неприкаянный и уставший. Все глаза обращены на него, все они восхищаются: сбежавший из Видомнии, гарант, мироходец с большой буквы. А на самом деле он жалок, как и те даски около городских ворот. Преступник и обманщик, зло и разрушения. Но сейчас — гарант, решающий проблемы в Невозможном Городе.       О Видомнии не принято говорить. Потому что никто не хочет думать о многолетних пытках, которые кончаются тем, что тебя выкидывают на улицу, как щенка. Сотни лет мучений и после этого, твоя судьба — служить пряностникам, унижаясь и пытаясь прожить хотя бы ещё денёк под… Солнцем? Плохая метафора.       Эо заслужил того же самого. И Эо тоже не любит думать о Видомнии. Только мысли об этой проклятой башне заставляют его трястись и напрягаться. Хочется спрятаться, убежать и закрыться. Украденная искра — это не просто факт того, что у тебя забрали то, что делает тебя — тобой. Это не просто лишение силы. Это — глубокая промывка сознания. После Видомнии невозможно быть прежним. Сотни лет жить в своём самом страшном кошмаре, чувствовать, как ты гаснешь и ничего не можешь с этим сделать. Твоё раскаяние, осознание ошибок и желание исправиться для Видомнии ничего не значат. Она сотрёт тебя и ей абсолютно всё равно.       Эо опустился на пол и снял с макушки федору, прижав её к своей груди. Слёзы уже промочили пальто, заставляя Эо чувствовать себя ужасно жалким. Преступник, разрушитель миров и демиург — даск, сидящий в комнате и рыдающий от того, что он натворил и чем это обернулось. Никакая внутренняя радость от всех тех ужасов, что он наделал, не стоила этого. Не стоила того, что теперь он ни дня не может прожить без тревоги. Без того, чтобы не вспоминать о тех жестоких пытках. Это больно. Это чертовски больно. Сейчас, он всего лишь маленький даск, никогда не откроющий этого миру. Для Поэны он защитник, гарант, ответственный и надёжный, сильный и справедливый. Каждый день ему приходится решать чужие проблемы, но никто и никогда не станет понимать его самого. Никто не должен знать, что Эо — это тот самый Эбардо, укравший солнце из Тринадцать, тот самый Эбардо, бросивший кучу людей, тот самый Эбардо-даск. Тот самый Эбардо.       Сожаление и раскаяние наступают слишком поздно. Всё, чего бы он сейчас хотел — крошечная искорка внутри. Маленькая и незаметная, не способная отправить его в другие миры и не способная вернуть ему силу. Просто искорка, показывающая, что он не потерял себя. Что он сильнее башни.       Нет.       Эо поджимает к себе колени, уткнувшись в них лицом. Одиноко. Чертовски одиноко.       Он сам это с собой сделал. Он сам заигрался в повелителя мультивселенной, и она дала ему отпор. Вернула бумерангом: утяжелённым и острым, попавшим прямо в лицо.       Раскаяние наступает так поздно.