Пробуждение блеска

Вечный холод пробирал до самых костей, он окружал со всех сторон, окутывал всё тело, сжимал, словно в тисках, не давая дышать полной грудью. И даже здесь, в пещере, с на совесть заваленным снежными валунами и льдом выходом, где, казалось бы, нет ни малейшей щели, и ветер никак не мог к ним пробраться дабы побеспокоить, он всё равно бушевал. Но бордовая кровь стыла в венах далеко не от стужи, а от бушующего внутри Ёимии пламени. Девушка извивалась в воздушном пространстве в огненных пируэтах, пространство заполнилось запахом гари и влажности, стрелы, заражённые едким пламенем, врезались в глыбы льда и снега, закрывавшего спасительный проход к свободе. Однако, всё оказалось не так просто, как девушкам казалось изначально. всё вокруг таяло, становилось крайне мокрым и до ужаса скользким. — Ауч! — Ёмия подскальзнулась и, подвернув ногу, поразительно упала на ледяной пол. — Ой-ой... — всё ещё пытаясь отдышаться после неплохой нагрузки и аэроэробики, Мия едва ойкнула, заметив, что порвала рукав своей тёплой кофты и обнаружив новые расходящиеся швы на штанах. — Ам- — Наганохара, открыв глаза и застыв в удивление, очень напоминала маленького ребенка, который умудрился испортить одежду в ходе игры, пока Кокоми пыталась со спины поднять девушку на ноги. — Миечка, может всё же стоило поставить тебе гидро медузку как стоаховку... Ты впорядке? — вопрос исчерпал сам себя, когда взор синих глаз упал на изрядно потрёпанную одежду пиротехника. — Ох, святой оробаси... ужас, мия! — жрица тут же сдёрнула с себя шарф и принялась за попытки связать рукав и тело тёплых одежд Наганохары вновь воедино, хоть и казалось, что все попытки будут тщеты. — Не беспокойся! Я в полном порядке, милая, правда. Нет нужды так переживать. К тому же, я уверена, мы скоро выберемся отсюда, так скоро, что я даже не успею и почувствовать холода! — лучница лучезарно заулыбалась, и лишь после заметила обеспокоенный взгляд возлюбленной. — Ёми, я думаю, тебе стоит самой на это посмотреть.. — жрица с тоской перевела взгляд на заваленный выход. где валуны, казалось, и не думали начинать таять. — Я слышала о том, что вечная мерзлота, царствующая на Драконьем Хребте крайне жестока, но, по видимому, я всё же уделила недостаточное внимание этому вопросу... — Сангономия уже закрепила шарф на руке Ёимии. Пусть, это было не очень удобно и несколько ограничивало девушку в действиях, но так жрица могла быть уверена, что у неё меньше шансов замерзнуть и заболеть, или того хуже.. — Ты не виновата. — Наганохара ещё несколько минут молча смотрела во впечатанные в ледяную стену стрелы, будто в каком-то трансе. После довольно протяженно грустно вздохнула — Прости, мне очень жаль, что я ничего не смогла сделать. — было ощущение, что вместе с последним выдохом Мия потеряла не только долю углекислого газа из своего организма, но и заметную часть надежды на лучшее. Обычно мия сказала бы что-то вроде << ох, не вышло. ну ничего страшного, у меня есть ещё много вариантов решения проблемы, не время отчаиваться! >> Но в её словах, в её интонации сейчас... Не было заметно и грамма той оптимистичности, что была ей свойственна. Сердце Коми дрогнуло. Жрица чуть беспокойно, с небольшой неясностью в глазах прижалась к спутнице, занырнув в крепкие объятья. Мия, выпутавшись из капкана страстей любимой, наконец выдохнула с лёгкой улыбкой и, облокотившись о ледяную стену, чуть прикрыла глаза. — Ты ворядке? — выразила обеспокоенность Сангономия. — Да. — наглая ложь, попытка соврать не то самой себе, не то Кокоми. Но вот кому именно — оставалось загадкой даже для самой Ёимии. Кокоми подошла и, подложив как подобие седушки небольшую походную сумку, присела рядом с Мией. — Лучше ляг ко мне на колени, так теплее. Пускай, шанс сохранить здоровье уже и крайне мал... Возможно, мы всё же можем сгладить углы. — И Мия, столь безоговорочно и покорно, не стала отказывать возлюбленной. Озноб, кажется, совершенно никак не достигали наружности миниатюрного тела. Несмотря на то, что ресницы на прикрытых веках давно побелели, покрывшись белым инеем, девушка не чувствовала ни малейшего холода. Ни ледяных порывов взбунтовавшегося ветра, ни падение глыб льда с потолка пещеры, ни количество рассеевающегося пара, некогда расстилавшегося перед глазами жрицы — совершенно ничего не было способно смутить её. Холод исходил не снаружи, а изнутри. Ощущение, будто бы в грудь впивались осколки льда, что с невероятной обжигали, резали, уродовали столь хрупкий орган, под названием сердце. Она боялась. Страшно боялась за Ёмию, что с каждой минутой шевелилась всё меньше. Хотелось заплакать, закричать, броситься искать помощь, выход, но Коми казалось , что шансов нет никаких. С Ёимией ушла и вся её надежда. Но больше всего она желала— обнять её. Сжать так крепко, чтобы искры из глаз посыпались, чтобы внутри них вновь загорелись огни. Хоть самые маленькие, хоть еле-греющие, но подающие признаки жизни. Той жизни, хозяйка которой была Ёимия, той, которую она показала Кокоми, такой счастливой, яркой, искренней... Хотелось передать ей хоть каплю того тепла, что Сангономия могла источить, но она, похоже, не в состоянии почувствовать даже малейшей доли той страсти, что Кокоми испытывала, которой готова была отдать... Она спала. Едва дыша. И Кокоми всё боялась упустить из виду тот момент, когда у Мии и вовсе остановиться дыхание. Сердце одалевало куда более сильное и опасное ненастье, нежели внешние факторы, пробираясь к сердцу, кровь стыла, сворачивалась — замерзала на месте, и не от мерзлоты, а от ничего не щадящей боли и холода растекающегося внутри неё самой. <<Пожалуйста, подай признаки жизни, ответь мне, прошу тебя, скажи хоть что-нибудь...>> — мысленно умоляла жрица. В горле стоял ком, столь тяжёлый, что девушка не могла не вымолвить ни единого звука. Как бы сильно ей не хотелось кричать или плакать, она не могла, попросту не могла позволить себе дать слабину. Она предпологала, что может сделать ещё хуже, а как именно хуже — Сангономия даже боялась предпологать. Прошло ещё времени, пока Наганохара мирно лежала на коленках Кокоми. Сангономие казалось, что Ёимия была абсолютно опустошена и лишена всяческих сил. Глаза цвета морской синевы почти не шевелились от страха, едва заметив, что Глаз бога пиротехника — погас. Тогда, сил сдерживаться совсем не осталось, глаза, что и без того были похожи на бескрайний океан, наполнились слезами. Солёными, как самая настоящая вода в океане. тонкими ручейками по белоснежным щекам полились струйки солёноватых слёз. её мир только что опустошился, и отказывался принимать это. она чувствовала, что её мир расходится по швам, так стремительно и болезненно, что она не успевала понимать ни собственных чувств, ни всей ситуации. тонкие губы едва подрагивали, лицо, и без того красное от мороза, раскраснелось ещё больше и будучи мокрым от слёз, начало покрываться корочкой льда. << Почему я это чувствую? Почему мне так больно? >> стратег испытывала десонанс — почему плохо было Мие, но невыносимую боль приходилось испытывать ей? Она не привыкла уделять столько сил на осознание и демонстрацию своих чувств, по крайней мере, до появления в её жизни Наганохары. Именно она помогла ей разобраться спустя длительное время и множество попыток заткнуть в себе любые эмоции разобраться в них и распутать этот неимоверный клубок спутанных мотивов и мыслей. Она дала ей много, слишком много, стало слишком значимой. Слишком, чтобы так просто взять и отпустить. — Коми, пожалуйста, не плачь... — покрытая ожогами на наскольких пальцах, грубоватая рука блондинки коснулась замёрзшей щеки. Безжизненные глаза цвета янтаря вдруг подняли свой взор. Пиротехник заглядывала в самую глубь моря глаз своей пассии. Она всё ещё ничего не выражала. В глазах, некогда сияющих, как ранее казалось, вечным огнем не было видно и проблеска света. Даже напротив, её глаза будто бы поглощали любые фотоны, не отражая даже бликов света. — ..Ми? — голос был тихим. будто бы девушка боялась спугнуть ту вновь зарождавшуюся в Наганохаре жизнь. По мимо этого глас неумолимо дрожал, девушке было крайне проблематично связать и пару слов. будто бы связки и язык запутались в кислороде и углекислом газе, будто бы холод наконец покорил её, и язык примёрз к нёбу... Но видимо, Мия точно знала, как может помочь. Рот и губы Сангономии были холодными, сравнимыми с ощущениями, если бы Ёимия решила погрызть кусок льда. Но это было не так важно, куда более значимым было нечто другое — душа и сердце Кокоми пылали так, как некогда ранее. Языки переплетались в смешанном такте, то тихом, то нарастающем. Обычно, Коми предпочитала изучить новые виды поцелуев и практиковала их вместе с Мией, но сейчас — было совершено не важно как и сколько времени они будут продолжать подражать реакции горения. Неясный пар вновь воцарил вокруг них, но в этот раз то были пары их страсти, жар их собственного дыхания. И вновь — Кокоми снова переполняет трепет. Это тот самый трепет, который она могла получить только будучи рядом с Ёимией. Тот трепет, от ощущения которого она была зависима, как от наркотика с самым сильным эффектом привыкания и чрезмерно болезненной ломкой. Это чувство пархающих внутри бабочек — она не знает цветов их крыльев, но ей точно известно, что ничего красивее на свете быть и не может. Но говоря откровенно, более верным сказать будет, что вполне себе может и Ёимия — прямое тому доказательство. Глаза Сангономии искрились, сверкали — их сияние, кажется, освещала не только целую пещеру, но и весь Тейват. Однако главной радостью оказалось то, что эти же самые глаза, похоже, смогли зажечь вновь и огненный глаз бога, воздействую подобно самому сильному пламени, пораждающее лишь больший пожар, отражающийся даже в даре богов. Возлюбленные не знали, сколько времени времени в заточении им ещё пришлось провести. То часы пролетали незаметно, будто за пару секунд, то минуты казались им вечностью, пока наконец, они не услышали звук бьющихся о камни снаружи железных предметов и небольшие проблески света в стене, отгараживающей их от свободы.