Open your eyes

Они познакомились на первом курсе. На одной из пар Уён заприметил невероятно красивого парня, вокруг которого будто бы сам воздух был каким-то другим. Это не было волшебное мерцание света, ангелы не пели свои песни и не лили на незнакомца божественный свет. Скорее вокруг него было плотное электрически-заряженное поле. Он был прекрасен, но в голове, при взгляде на незнакомца, так и мигало «не лезь – убьет». Не убило. А должно было, как говорит сам Ёсан. Знакомство у них не заладилось сразу: Уён хотел подсесть, но Кан очень чётко обозначил, что хочет сидеть один и не приемлет "в своем биополе" кого-то постороннего. Уён же пошутил, что может быстро перестать быть «посторонним», если Кан позволит ему сесть рядом. Не позволил. Еще и сумку показательно, с громким стуком, поставил на свободное место рядом с собой. "Ну и ладно" - подумал тогда Чон и сел сзади. Любые следующие попытки подсесть во время пар или на перерыве в столовой не увенчивались успехом. Предложения взять совместный проект или встать в пару на тренировках физкультуры тоже не приносили ничего, кроме тяжелых вздохов Ёсана. Если они и оказывались в паре или группе по каким-то проектам, то Кан сводил общение к минимуму и то, только по нужным для работы темам. В течение первых полутора месяцев учебы окружение Уёна пополнилось новыми знакомыми, даже появилось два друга с параллельных потоков, но крепость под именем Кан Ёсан все так же оставалась неприступной. На вечеринке в честь Хэллоуина Чон подошел к расслабленному в обществе какой-то ведьмочки вампиру-Ёсану и напрямую спросил какого черта тот так противится попыткам сблизиться. - Ты мне не нравишься. Ты слишком шумный и занимаешь много пространства, а еще за тобой так и следует толпа, а я ценю свое личное пространство. Тебя все любят, так что я буду тем, кто тебя ненавидит. Мы не сможет дружит, Чон Уён, так что хватит, - низкий бархатный голос проникал глубоко в подкорку, а речь Ёсана была твердой и чёткой, потому что пил тот одну лишь газировку. - Ненависть – слишком сильное чувство, не находишь? – усмехнулся Чон и отсалютовал парочке своим стаканчиком с коктейлем. Позже Уён узнает, что та ведьмочка – единственная, кто смог расположить красавчика к себе и стать ему другом. Они постоянно ходили вместе, смеялись, брали проекты и, кажется, отлично жили в своем тихом и спокойном мире. Вот только Ёсан был прав: многие действительно любили Чона. Поэтому после новогодней вчеринки Пак Набель неожиданно обнаружила, что и у неё есть точки соприкосновения с обаятельным одногруппником. У них была общая увлеченность одними и теми же тайтлами аниме, любовь к одним и тем же группам, а еще книги. Они общались в переписке, почти не контактируя в институте, а потом Набель решила рискнуть и помочь парням сблизиться. Кану не понравилась эта затея и Чон вновь столкнулся с холодной обороной. Девушка предпринимала еще несколько попыток, но все было тщетно. Вскоре она сдалась и решила продолжить общение с каждым из парней по-отдельности. Наверное, так бы и продолжалось, пока в какой-то весенний день оба парня не получили сообщение о том, что их общая подруга сильно заболела и родители приняли решение увезти её лечиться в какой-то санаторий в горах на неизвестное время. Тут-то Уён решил предпринять последнюю и самую агрессивную попытку сближения. Младший уже знал о том, что Кан не очень хорошо видит то, что пишут на доске, а что касалось изображений с проектора – так и подавно. А еще он знал, что старший пишет медленно и часто не успевает за диктовкой лекций. Поэтому Чон старался как можно быстрее переписать материал с доски и передать тетрадь одногруппнику, сидящему перед ним. Он подсказывал то, что не успевал записать Ёсан, и отдавал свои тетради после пар, чтобы тот мог переписать, не торопясь, конспекты. Уён знал о любви Кана к сладостям и курочке, а потому на обеденном перерыве часто ставил на стол перед парнем коробочку крыльев из кфс, пачку мармеладок и баночку газировки, но при этом не садился за стол сам. - Любимый сынок богатеньких родителей? – спрашивает однажды Ёсан, подсаживаясь за стол Уёна и двух его друзей, со своим подносом, на котором помимо столовской еды был и «презент». Глаза Чона в тот момент так сильно раскрылись от удивления, что вызвали смех всех сидящих за столом. А сам виновник веселья поймал себя на том, что хочет смешить парня напротив как можно чаще, лишь бы тот еще смеялся этим своим замечательным бархатным смехом. Так они и стали чаще обедать вместе. Кан наконец разрешил сесть рядом с собой "исключительно для собственного удобства, все равно переписываю у тебя конспекты". Они начали редко переписываться, обсуждая уже не только учебные темы, но и недавно просмотренные сериалы, фильмы, дебютировавшие группы и мемы. Летом, Чон вытащил старшего гулять, потому что "мозги перед экзаменом следует проветривать, а то заплесневеют". День для прогулки Уён выбрал самый неподходящий – солнце скрылось за тучами буквально через полчаса после их встречи, с неба хлынула вода, словно желая смыть всех, кто оказался на улице. Но Ёсан, на удивление не расстроился, он словно наоборот обрадовался и выглядел донельзя довольным. Парни быстро нашли кофейню, где готовили безобразно сладкие, с кучей сиропов и пышными шапками из взбитых сливок молочные коктейли. Темы для обсуждений сменяли одна другую, смех разносился на все заведение из-за чего на них постоянно оборачивались и с недовольством смотрели другие посетители. Ёсан сказал, что ему очень нравится смех Уёна и он может умирать от смеха только от самого этого звука, а Уён в ответ сказал, что влюблен в смех Кана. Но только в смех, как парень, Ёсан Чона не интересует, зато интересует как человек. Они гуляли еще весь вечер, после того как дождь прекратился. Кормили уличных котов, качались на качелях какой-то детской площадки и пили пиво у круглосуточного магазина недалеко от общаги старшего. Тогда выяснялось, что Ёсан неплохо так умеет пить, что не напрягаясь вообще-то может смять пивные банки от горловины ко дну одним «хлопком» ладоней. Уён рассказал, что живет с родителями, так как отец по работе когда-то перевез всю семью в этот город, а Ёсан поделился, что сам переехал для поступления в институт и живет в небольшой комнате общежития, "зато без соседа" - похвастался тогда он. Когда Набель наконец вернулась в город к экзаменам, её удивлению не было предела, потому что за все время её отсутствия ни один из парней не обмолвился ни словом о внезапно вспыхнувшей дружбе. Лето после экзаменов, они провели порознь. Старший уехал в родной город к родителям, младший же укатил к морю помогать бабушке с дедушкой по хозяйству. Набель, которая в действительности оказалась любимой и единственной дочуркой влиятельных родителей, свободная от обязательств перед кем-либо, все лето провела между этими двумя, катаясь в гости то к Кану, то к Чону. Она привозила подарки, которые парни передавали друг другу через неё, делала как можно больше фотографий, чтобы потом отправлять в общий чат. Их лето было наполнено смехом, радостью и свободой. Потом был новый учебный семестр, начало которого ознаменовала большая студенческая пьянка. Именно на той вечеринке все трое поняли, что судьбы их отныне тесно сплетены и идти им дальше по жизни рука об руку. И для большего закрепления этой истинны (по крайней мере, так казалось пьяному Чону), Уён радостно, как балованный щенок, лизнул сначала Ёсана в щеку, а потом и Набель. "Пометил" - смеялся младший, а его друзья были и не против, хоть Кан и устроил ему пытку щекоткой и выкручиванием конечностей, потому что "вообще-то я брезгливый и это было отвратительно!" А еще через несколько месяцев Уён впервые услышал, как кто-то зовет его по имени, не сразу вспоминая, что дома он один. Через год в голове поселились два голоса уже на постоянной основе. Друзьям об этом он рассказал лишь через несколько месяцев после их появления, когда понял, что голоса исчезать не собираются. Он смеялся и объяснял: "как будто мои полушария мозга решают что-то между собой, спорят, иногда критикуют или обсуждают мои действия, они могут общаться между собой игнорируя мои настоящие мысли, а могут говорить со мной, прислушиваясь или перебивая". Набель тогда предположила, что может Чон просто слишком сильно слышит свой внутренний голос, может это его внутренний ребенок и взрослый что-то решают. Но Уён качал головой и каждый раз отвечал, что эти голоса не похожи на его, что они чужие явно, они живут там сами по себе, на пока не беспокоят, ведь не несут вреда ни ему, ни окружающим. Ёсан почти не комментировал происходящее с другом, только просил рассказывать о всех изменениях и сразу говорить, если голоса начнут звучать чаще и громче, если начнут говорить что-то опасное. Один только раз он попытался поговорить с другом о варианте сходить на прием к психотерапевту и хотя бы просто узнать, насколько это нормально. Но Уён тогда отмахнулся, сказал, что не псих и не видит смысла обращаться за помощью, которая ему не нужна. Ёсан принял решение друга, хоть и не был с ним согласен. Так они и продолжали жить, дружить, учиться, влюбляться, делиться всем друг с другом. Шесть лет все было хорошо и привычно. Пока Уён не попал в больницу, а Ёсан, звонивший утром чтобы узнать едет ли тот с работы домой, не услышал голос незнакомой женщины. Пока женщина не сказала, что "господин Чон Уён получил сильное медикаментозное отравление и его направляют в больницу". Она диктовала адрес, спрашивала нужно ли сообщить кому-то еще или Ёсан может считаться опекуном Чона. Спрашивала были ли уже подобные отравления или другие суицидальные эпизоды у его друга. Ёсан не отвечал и не слышал, он лишь повторял, что скоро будет, и чтобы они спасли этого безмозглого болвана. В стрессовых ситуациях Кан прятался за агрессией и холодной стеной.

***

Пробуждение Уёна было болезненным. У него жутко раскалывалась голова от тупой боли, будто его били по всей поверхности черепа металлическим листом - не меньше. Горло драло и саднило, желудок болезненно сжимался от пустоты внутри, перед глазами все плыло и кружилось. Уёну хотелось пить и одновременно с этим проблеваться, как после жутчайшей попойки. Когда комната прекратила так сильно вращаться, а цветные пятна перед глазами перестали ярко мигать, Чон сразу встретился со злым взглядом лучшего друга, который выглядел бледным и помятым. За ним, в кресле, полусидя полулежа расположился незнакомец с моста. Молодой мужчина дремал, и потому как только Ёсан подал голос, он сразу же встрепенулся и медленно, даже непонятливо, перевел взгляд со стоящего Кана на лежащего Уёна. - Ты труп, Чон Уён, - зло прошипел друг с нажимом на имя. – Я молился, чтобы врачи достали тебя с того света только ради одного – убить тебя самостоятельно. Каждое новое слово, слетавшее с уст парня, было пропитано горьким ядом, который по ощущениям, противной липкость стекал по внутренностям Чона, оседая в конце концов в пустом ноющем желудке. - Но потом я подумал и решил, что не хочу марать о тебя руки. Лучше тебя убьет нуна. Так что можешь начать жалеть о своем возвращении, потому что она уже едет сюда. Глаза Ёсана были холодны, голос слишком серьёзен, все его тело напряжено, как струна, что вот-вот лопнет от натяжения. Не верить ему причин не было. А телефон, зажатый между длинными пальцами, лишь подтверждал серьезность сказанных слов. Чон закрыл глаза и сквозь боль в голове и туман после пробуждения подумал: "лучше бы и правда сдох".