Зачем?

Валера считал себя самым настоящим пацаном. Он всегда был за правду, за понятия и за своих товарищей. Не был как Кащей, защищал каждого из группировки, ценил устоявшиеся правила и по-человечному относился ко всем, к кому позволяла его статусность. К чушпанам это не относилось, но и пиздов Туркин им давал, как он сам считал, всегда заслуженных. Ровным он пацаном был, короче. Никаких сомнений. Поэтому он не сразу придал этому значения. Подумал, с кем не бывает? Переходный возраст, все дела. Членами же в раздевалке все меряются, показывают пацан пацану, ну и че? Вздрочнули они с Вахитом друг другу. Ну и разбежались. Зачем драму на ровном месте устраивать, если все было в целях эксперимента, чисто чтобы понимать, как с девчонкой этот процесс проходить будет? Хотя рука у Зимы совсем не девчачья, ожидаемо грубоватая, шершавая, с пальцами длиннее Валеркиных, от того горячее будто бы. Потому что Турбо уже передергивал себе раньше, он знал, что член так от собственных пальцев не горел. Ну и он решил, что наверняка это все так и работает, игнорируя факт извечно холодных рук Зимы. Может они от трения согрелись, Валера на физику не ходит. После того случая, они продолжали общаться, будто бы ничего и не было. Валера тогда окончательно убедился в том, что ничего страшного между ними не произошло, он все такой же ровный пацан, каким и был. Вахит тоже ведет себя как раньше. Все с ними нормально. Они в порядке. Спустя неделю они зависают на квартире у Зимы, потому что его родители уезжают проведать бабушку на пару дней, а парня оставляют, потому что образование — самое главное в жизни. Поэтому вместо школы они с Вахитом пьют Жигули, услужливо предоставленное пацаненком, которого они припугнули на днях. Тот добропорядочно выполняет свою работу, притаскивает им пару бутылок и убегает восвояси, получать дома ремнем от отца. Ну, это уже не их проблемы. На улице выживает только сильнейший. — Валер, хорошо живем, ты только посмотри, — Зима разводит руками показательно, они сидят на его кровати, перед ними тарелка с бутербродами и лежат недопитые бутылки пива, — Пацанам расскажем, так Марат от зависти язык проглотит. Вот счастье будет, а то трещалка про Айгуль не затыкается. Туркин согласно кивает, делает ещё один глоток спиртного и задумывается. — А знаешь, может Марат и прав в чем-то… — И в чем же? — Девушку сюда бы, хорошенькую желательно. И они одновременно тяжко вздыхают, думая о девушках из порножурнала, который недавно обнаружили в комнате подвала. Чей журнал было не понять, но все следы указывали на Вову. Они ему ничего не сказали. Да и мало ли, он бы забрал его к себе домой. Нет, спасибо. За раздумьями, Валера не улавливает в какой момент они с Вахитом начинают как-то странно переглядываться, а он сам оказывается на спине, прижатый к кровати и с нависнувшим парнем над ним. Туркин, ощущая чужое горячее дыхание на лице, первые три секунды просто таращиться и чувствует вдруг вспыхнувшую агрессию внутри. Он сам мгновенно переворачивает Зиму на кровать, держит того за плечи, надавливает, оставляет синяки. — Ты ебанулся? — А мне казалось, мы думаем об одном и том же. И снова Вахит оказывается сверху, но уже действует быстрее, сразу же сжимая пах Валеры. Тот невольно выдыхает. Почти надрывно. — Видишь же, нравится Туркин тянет его на себя, дергая за воротник футболки. — Захлопнись. И целует в губы, грубо, почти кусаясь. Они целуются на грани боли, все время сталкиваясь зубами, пытаясь вырвать бразды правления себе и показать, кто на самом деле главный. Кто пацан, а кто нет. В моменте, Вахит прикусывает нижнюю губу Валеры и сжимает руку так сильно, что тот сразу же кончает прямо себе в штаны. Туркин тяжело дышит, когда на него наваливается тело сверху и сталкивает его с себя, подмечая, что пока Валера приходил в себя, Вахит уже помог себе и кончил. Забавно. — Ты так быстро? Зима ничего не отвечает, он просто молчаливо лежит и пялит в потолок. Будто бога там увидел, ей богу. — Эй, че ты, обиделся что ли, что я тебе не помог? — Думал о том, как ты молниеносно в штаны кончил. На следующий день на сборе группировки Вахит стоит с фингалом под глазом, а у Валеры нижняя губа синющая, будто он где-то ударился. По мнению Турбо, у них все так же ничего не происходит. Просто случаются вечера, когда Вахит утыкается ему в шею и надрывно дышит, бормочет что-то похожее на «Лера» и кончает. Валере нормально, Зима же женское имя произносит, значит думает о девушке, значит все нормально. Значит можно точно так же утыкаться и ему в плечо, они же братаны. Всегда протянут друг другу руку помощи, даже буквально. Да и нравится Туркину тяжесть чужой руки, идеально обхватывающей его член, будто так все и надо, будто так вселенная решила. И на грубость плевать, она наоборот заводит. Споры теперь постоянны, потому что они всегда переходят во взаимную дрочку. Валера в последнее время часто стоит перед зеркалом и рассматривает сам себя с головы до ног, подмечая каждый синяк, оставленный от руки Вахита и прекрасно зная, что у того на белоснежной коже имеются такие же. Даже засос. Туркин его вырвал почти силой, всосался так сильно и прикусил, что это больше похоже на ожог, чем на кровоподтек. Когда его оторвали от шеи, то прописали в челюсть. Это тоже можно очень хорошо рассмотреть в зеркале, нижняя часть лица вся опухла. Улыбаться больно, но Валера улыбается. Все полетело к хуям после этого проклятого видеомагнитофона. Туркин считает его причиной всех его последующих проблем, потому что он неразрывно с ними связан. Почему-то именно его Вова оставляет сидеть и перебирать кассеты, смотреть, какие фильмы они украли и отсортировывать их по жанрам. То, что там может быть порно, они обнаружили давно, ещё на сеансе у того мужика, у которого украли видеомагнитофон. Поэтому было очевидно, что найти на записях кассет можно много чего интересного. Но какого было удивление Турбо, когда он включает на первый вид какой-то боевик, а затем тот резко прерывается и там появляется какой-то мужик, лет под тридцать, явно не русский и падает на колени перед другим мужчиной. Валера хочет сказать, что он тут же остановил видео, хочет соврать, но он, сука, смотрел, и смотрел с таким интересом, что его член встал в первые же секунды. Он весь раскраснелся, наблюдая за действиями на экране, смотрел, как губы смыкаются на члене и в голове невольно проскальзывает образ Вахита, с его пухлыми губами Как только Туркин представил парня снизу как Зиму, так у него сразу взорвалась голова и он кончил себе в кулак, грубо толкаясь и скуля. Это было слишком хорошо, слишком идеально. Затем он подумал, что и сам бы мог упасть на колени перед Вахитом. И когда у него проскочила эта мысль, ему поплохело. Валера еле как застегнул штаны на ходу, выбежал и стоял, блевал на снег, попутно вытирая руки об него, пытаясь смыть следы своего преступления. Когда его вырвало, то он судорожно начал вытирать рот и лицо руками, обнаружив, что плачет. Плачет. Боже, блять, он вонючий педик. Ему нравятся парни. Валера не знает, сколько просидел на холодном снегу с опущенной вниз головой, изображая какого-то пьяного бомжа, но точно знает, что щеки от слез и мороза щипало пиздец как сильно и больно. От соли, наполнявшей рот, хотелось ещё раз проблеваться. Он еле как встает на ноги, возвращается в их коморку, берет эту ебучую кассету и сбрасывают в ближайшую речку, чтоб та потонула и никогда больше не всплыла. Ему тошно от себя и в какой-то момент он тоже хочет кинуться, но сил не находит. Туркин идет к дому Вахита, ведь знает, что тот там сегодня отсиживается, потому что родителей снова нет дома, а свободное время наедине — дорого. Но, их, блять, этих родителей, будто вообще никогда нет. Валера стучит ногами, колотит руками по двери и кричит, чтобы ему открыли. Зима открывает. Открывает и получает куда-то в район паха, сразу падает и скручивается на полу и смотрит пугливо так, будто Туркин чудовище какое. Хотя так и есть наверное, думает Турбо. Валера смотрит на него злюще, падает на него, принимает удобную позу для размаха руки, чтобы вмазать Вахиту по его тупой роже, но не может. Рука дрожит. Валера думает, может это он неправильный. Вахит то делал все как пацан, держал его член по-мужски. Думал о какой-то Лере, мечтал о близости с ней, а не с Валерой. Это Туркин неисправный, поломанный экземпляр, думающий о своем друге, когда кончает. Валера бьет снова, но теперь куда-то в область печени и сбегает. Трусливо, как крыса, как жалкий человек, которым себя и считает. Его всего трясет из стороны в сторону, голова раскалывается и он падает на ступеньки, как только входит в свой подъезд. Лежит и орет куда-то в сгиб локтя, там остаётся укус, из него течет кровь, но это лучше, чем приходить в истерике домой. А то от отца получит, что ведет себя прям как девчонка. Следующий день проходит как в тумане. Домбытовцы воруют их видик. Валера не особо этому противится. Пусть забирают эту хрень с собой и пусть делают с ней что хотят. С него хватит. Настрадался. Про Айгуль он совсем не думает. Обнаруживает его побитым Зима. Турбо вообще сначала не хочет, чтобы тот его касался, но в таком побитом состоянии все-таки поддается. Они доходят до дома Вовки как-то слишком быстро, в полном молчании. Туркин рассказывает как все произошло и пацаны уезжают. У Валеры сильная потребность схватить Вахита за руку и не отпускать. Но он молчит. Затем они объявляются все избитые, Марат без куска уха, а на Зиму было страшно смотреть. Валера не смотреть и пытался. А то сердце слишком больно щемило. Вова куда-то уходит, а потом возвращается с Айгуль. Валера когда увидел её, сразу все понял. У нее такое же зареванное лицо, как у него вчера. Лицо отвращения к себе. И страха, дичайшего страха. Поэтому он на нее и набрасывается. Честно, он жалеет. Но тогда по-другому было никак. Или он сожрет себя, или Айгуль. Когда она прыгает с крыши, Валера думает, что она молодец. Она сильней его, в ней была сила духа, чтобы покончить с собой. А у него не хватает переступить эту черту, он грязный и испорченный. Вахит пытается с ним поговорить. Даже помогает с распусканием сплетен про Айгуль, лишь бы Турбо перестал отмалчиваться. Но Туркин умело избегает Зиму, прячется по каким-то закоулкам и целыми днями пропадает где-то, пытаясь избежать встречи. В какой-то момент Зима не выдерживает. Ловит его в одной из подворотен, где Валерка сидел и отсчитывал рубли, которые отжал за сегодня. И смотрит злюще, к стене прижимает как в тупых романтических фильмах, от которых Туркину плохо. — Че ты от меня бегаешь? Коротко и ясно. — Я по-твоему мнению сейчас бегу, Вахит? — Не ерничай. Что случилось? Валера молчит. — Слушай, я понимаю, сейчас всем тяжело, но не отдаляйся от пацанов. От меня. Нам нужно пережить это вместе. «Вместе». Турбо думает совсем не о том «вместе». — Но скажи мне, а, ты нахуя мне тогда в пах зарядил? Молчание. Валере страшно открыть рот, потому что слова вывалятся из него непроизвольно. Он или признается в своем грехе, или нагрубит так, что придет конец всему. А грубить Турбо умел хорошо. Но сейчас не хотелось, не время. Нрав в такой ситуации будто остыл. Поэтому он говорит другое. — Хотел тебя. Ну, ты понимаешь. Говорит честно, искренне. И Вахит понимает. Расслабляется, так спокойно. Кивает. — Я тебе потом зад надеру за это, позже. А то у нас первые сборы без Вовки, а мы опаздываем. Ты то так-то моя правая рука. И протягивает ту самую руку. Валера смотрит на нее странно, инородно. Делает вид, что не замечает и идет рядом с Зимой, к месту встречи. После он помнит лишь задержание милицией, холодный лед, допросы и узкую камеру на всех пацанов. Были холодные руки, которые сжимали ладони Туркина в своих и грели. Зима говорил ему, что все будет хорошо. Но нихуя хорошо не было. На следующий день их начали выводить по одному и отправлять по колониям. И Валера соврет, если не скажет, что обрадовался, что они с Зимой попали в разные. Потому что так легче. Так не надо видеть лицо Вахита и врать ему, говорить, что они братья, пацаны по духу, когда дрочишь на него самого. Когда тот никакого второго смысла не вкладывает, а у Туркина крыша едет. Он думал, что излечится от греха. Но нет. Каждый свой день заключения он думал лишь о Вахите и корил, корил себя за каждую мысль, даже за воспоминание об его имени. Валера себя ненавидел. Где бы он не был, он все равно думал о Зиме, о его больших добрых глазах, красивых губах и крепких плечах, на которых оставлял синяки, значащие намного больше, чем те могли. Когда Валера выходит, его первым действием было найти Вову Адидаса, а не вернутся в отчий дом. Его там и не ждут, он думает. А пацаны уже вышли некоторые, собрались вместе давно наверняка. А Вова точно все знал бы. Знал бы где находится каждый. Но дома у Суворовых он находит только Марата. И узнает, что Вовы нет. Умер Адидас, все. Скончался. А Вахит Зималетдинов умер два месяца назад. Его в подъезде подстрелили. Валеру трясет. Но на могилу Вовы он идет. Говорит с ним долго, рассказывает, как коротал время в колонии, благодарит за годы, проведенные вместе и оставляет пару шоколадок. Также признается в том, что с Зимой творил и кричит на надгробие от бессилия. К Вахиту на могилу не идет. Боится. Понимает, что черты его лица уже плохо помнит, а посмотрит на надгробие, так все возобновится. Но на сердце спокойней не становится. Да и не станет. Валера не знает.