На вечерней зорьке

– Рыбы нет и не будет, – уверенно сказал Малиновский, глядя, впрочем, не на малопривлекательную речку, а на длинную фигуру штатного зималеттовского дизайнера, замершую неподалеку от машины. Жданов схватил его за плечо и отволок в сторонку, чтобы еще раз напомнить, что никто из них не помрет от голода, даже если они не соблазнят своими червяками и блеснами ни одного малька. – Я же объяснял тебе! Отец просил что-нибудь сделать. – Например, утопить Милко, – безмятежно шепнул Малиновский и сразу пригнулся. Он достаточно хорошо знал своего друга и его быстрые руки. – Ах ты! Жданов промахнулся и повторил попытку, на этот раз быть может имевшую шансы на успех, но его отвлек странный звук за спиной. Обернувшись, он увидел, что Милко уже переместился к скромной заросли камыша. И притопывает ногой, с интересом слушая, как хлюпает и чавкает прибрежный ил. – Ну вот, наш гений уже начал налаживать диалог с природой. Андрюш, нам остается всего лишь не мешать. – И зачем только я тебя взял с собой? Малиновский улыбнулся. – Чтобы отец тебя не проклял, а прокурор не посадил. За нанесение тяжких телесных. В самом деле, если и был в Зималетто человек, не приспособленный к ведению переговоров с охваченным хандрой капризным дизайнером, так это именно Жданов-младший. Заглядывая в отдаленное будущее, Малиновский с некоторым ужасом представлял себе, как будет Андрей контактировать с Милко, когда сменит отца на месте президента. Одно утешало – Павел Олегович в свои пятьдесят девять был еще бодр и крепок, и даже несмотря на гибель сооснователя фирмы Воропаева решительно управлялся с делами. Только зачем и почему дал сыну такое задание? Всем известно, что Милко любит грубую лесть и поддается на деликатное манипулирование. То есть, нужны были Ольга Вячеславовна и Кира, но никак не взрывоопасный Андрюша. – Ром, ты меня слушаешь? – Разумеется, – спокойно соврал Малиновский и без колебаний полез в багажник за рыболовной снастью. На лещей рассчитывать не приходилось, но хотя бы изобразить рыбалку было необходимо. – Я займусь наживкой и закреплю удочки на берегу. А ты иди к нашему сокровищу и я прошу тебя, Андрюш, держи свой темперамент на коротком поводке. Тяжело вздохнув, Жданов сунул сжатые в кулаки руки в карманы брюк. Вот если бы потребовалось забраться в пещеру, где хранится казна разбойников… Или опуститься на дно морское к пиратскому корвету с трюмами, набитыми золотом… Перекопать половину Рязанской области в поисках клада… Но отцу сейчас не нужны были материально ощутимые драгоценности. Подавай ему Милко с хорошим настроением и способностью творить. Сосчитав до десяти и вздохнув еще раз, Жданов пошел к бесценному дизайнеру, стараясь попасть в такт неутихающему хлюпанью. – Отличный вечер, правда? Скоро туман, потом луна, вообще романтичная природа вокруг, – издалека начал он, но тут же перешел к делу: – Милко, как думаешь, твоему вдохновению этого хватит? Встрепенется оно, оживет? Или костер развести? Милко резко обернулся, ткнул пальцем в грудь сначала себя, потом Жданова и начал пламенный монолог о разнице между скучными никому не важными заботами инженера пускай даже технолога и истинно творческим началом, которое нужно для создания новых моделей, способных украсить планету и порадовать мир. Пауз он не делал, так что Жданову достаточно было просто кивать и делать вид, что осознает свое ничтожество и величие несравненного творца. Последнее удавалось намного хуже, чем монотонное движение головой, но всё-таки получалось. Малиновский воткнул в землю рогатку и закрепил на ней удилище, размышляя о том, что Павел мог нарочно практиковать Андрея в сложном искусстве общения с гением кроя и шитья. Версия была симпатичной и пыталась быть убедительной, однако верилось в нее почему-то с трудом. Так что в конце концов, не желая портить себе рыбалку, Малиновский решил ни о чем не думать, а просто мечтать об ушице из красноперки, августовском звездном ливне и о том, что Андрей сумеет приманить норовистую Музу к балованному, талантливому, незаменимому эгоисту Милко. Когда же он через час-другой проснулся от вечерней свежести, то услышал тонкий писк комаров и классическое "Шумел камыш" в прочувствованном исполнении не слишком музыкального, но, похоже, вполне спевшегося дуэта, которому не мешали ни туман, ни незнание слов, ни нервно прыгающие поплавки.