Новогодняя ночь.
Новый год. Салюты гремели на весь Шанхай, отражаясь яркими падающими звездами в бокале шампанского. Пузырьки в нем поднимались вереницей, словно там барахтался утопающий человек. На всю квартиру стоял собачий холод, а на подоконнике мешался пепел со снегом. Опрокинутая пепельница же валялась словно рассыпанный лед на полу. Куча осколков также блестела, отражая падающие звезды салюта. Недолго. Вскоре и они погасли, комната погрузилась во мрак.Ночной бриз на пустой набережной разносит рев гитары обращенный к небесам.
Пьяное тело шло по обочине, держа туфли в руках. Белое платье развевалось морским бризом, что, словно заигрывая с тканью, трепал ее в различные стороны, а подол был грязен и порван. В небесных глазах была пустота, а волосы спутаны, свисая неопрятными солеными прядями. На колготках также были страшные стрелки, да и вряд ли теперь эту вещь можно было назвать колготками. Взгляд человека устремился к небесам, после чего улыбка ускривила лицо, никак не отражаясь во взгляде, и общий облик теперь походил на сломанную судьбу. Агрессивная мелодия заполнила набережную, а тело в платье от неожиданности дернулось и повернуло голову на звук. У перил рядом с водой стоял мужчина. Его черные волосы закрывали лицо, а в руках бесновалась электрогитара, что ревом словно взывала к черным безоблачным небесам. Эти звуки взбудоражили другое пьяное тело, и оно, совершив резкий разворот, начало танец. Эти движения были быстрыми и смазанными, но не теряли элегантности и внутреннего крика. По мягкому бледному лицу покатились соленые дорожки, заставляя испачканные морской водой пряди липнуть к лицу, словно те хотели впитать в себя еще больше соли и горечи. Еще один резкий порыв ветра — и два человека с одинаковым гороскопом и одинаковым иероглифом в именах разошлись, даже не столкнувшись взглядом.Одиночество.
Черная квартира встретила холодным порывом воздуха из открытой форточки, и Ши Цинсюань чихнул. Форточку закрывать не стал, лишь сбросил с себя одежду прямо у двери и зашел в ванную, где было разбито зеркало, и включив ледяную воду, забрался под ее струи. Они били по белоснежной коже, рассыпаясь фейерверком во все стороны и образовывая капли на кафельных стенах и лице.«Я легко могу понять насколько хороший ты человек.»
— Мин-сюн… Ах… Хватит, пожалуйста, еще немного и я не выдержу.., — человек прислонялся к холодной кафельной стене спиной. Бледная и изящная ладонь с кучей ожогов, следов от веревки и синяков путалась в черных волосах мужчины, что сейчас стоял на коленях и очень активно сосал чужой член. С жадностью, словно его могли в любой момент оторвать. С остервенелостью, словно это последнее, что он мог позволить себе в этой жизни. Еще один резкий толчок языком, до самой глубины горла, после чего он отстранился и прошелся по всей длине члена. Еще один стон вырвался из человека сверху, а его ладонь сжалась и спуталась в волосах любовника сильнее, ни то хотя притянуть ближе, ни то оттолкнуть. — М-мин-сюн… Меня уже ноги не держат… — второй ладонью человек сверху попытался закрыть себе рот, но другая ладонь, мозолистая и грубая, резко оторвала ее от нежных, припухших губ и меж них же просунула пальцы, что вскоре были вылизаны, обсосаны и покусаны. Человек снизу издал гортанный рык, а сверху — издал еще один высокий стон. Еще один резкий толчок, и в горло потекла горячая сперма. Обжигая, согревая, утешая.«сегодня ты и я не будем одиноки» «сегодня мы согреем постель и друг друга собственным теплом, а завтра разойдемся будто и вовсе незнакомы, не так ли?»
Именно с этого разговора в баре, где пересеклись их пьяные взгляды и началось их более близкое знакомство с родным телом незнакомца. И теперь один, стоя на коленях, смотрел вверх, а другой, стоящий наверху, еле держался на онемевших ногах. Грубые пальцы же провели еще раз по мягкому языку, слегка надавив, и отступив. А после человек снизу поднялся с колен и грубо вторгся в чужой податливый рот уже не пальцами, а языком и зубами, прикусив чужую губу до крови. Несколько вкусов смешалось, а от мокрого поцелуя слюна с кровью и остатками спермы потекла по бледным подбородкам. Грубые руки сильнее припечатали чужое тело к кафелю, а после, проведя по талии и бедрам, сжали мягкую задницу. До синяков. И провели острыми ногтями. До царапин. Из-за жадного и мокрого поцелуя не хватало воздуха, в глазах понемногу плясали разноцветные огни от яркого света лампы, сужая зрачки до минимуа. Мягкие и изящные ладони зарылись в черные волосы и притянули любовника сильнее. Казалось, еще немного и они точно сольются в одного человека. Пухлые губы алели и блестели, привлекая взгляд впечатывающего в кафель стены. Мужчина отстраненно смотрел на них, словно именно так по его мнению они и должны были выглядеть всегда. Никак иначе. Ну а после его внимание привлекла тонкая пульсирующая венка на шее, да дернувшийся кадык. Мужчина тут же припал зубами сначала к венке, оставляя синяк в форме укуса, а после облизнул кадык, который дернулся при сглатывании. Ему это понравилось, это небольшое движение, что ударило по языку. — Сглотни, — хрипло приказал Хэ Сюань, и Ши Цинсюань, вздрогнув, подчинился. Язык же еще раз поймал это движение, после чего отдал в кадык вибрацию от чужого рычания. А вскоре и вовсе острые зубы оставили свои следы по всей шее. Бедра обоих мужчин жались друг к другу, и вскоре обмякший член встал и теперь терся о другой точно такой же. Движения бедер же стали более беспорядочны и резки. — Мин-сюн.., — вновь простонали пухлые губы. Хэ Сюань хмыкнул и аккуратно опрокинул своего любовника в просторную ванну, а после и вовсе оседлал. Высокий стон и низкий рык слились в одно тяжелое и рваное дыхание. Небеса и подземное царство сплелились телами, не подозревая о единении душ. Начались беспорядочные толчки, которые резко пресеклись Ши Цинсюанем, который, подхватив под ягодицы любовника, выровнял темп. Теперь он стал менее беспорядочным, но не перестал быть быстрым и агрессивным. Еще один рык вырвался вибрацией из чужой груди, а грубые руки обхватили искуссанную шею в попытке удушья, из-за чего дыхание сбилось во второй раз, а хватка на ягодицах усилалась, так же как и толчки, делая ритм поистине бешеным. — Блять.., — грязно выругался Хэ Сюань, после чего одна нежная ладонь обхватила его член, а пальцы проникли в глотку. Человек, лежащий на спине, синхронизировал движения, и вскоре чужая сперма окрасила его ладонь. Член же его сделал еще пару толчков, и теперь его собственная сперма потекла по чужим бедрам. Грубая ладонь схватила тонкое запястье и поднесла ко рту пальчики, измазанные спермой, после чего слизала ее грубыми движениями, явно жадничая. Это вызвало улыбку на пухлых губах и озорные искорки в небесных глазах, что прямо сейчас смотрели в черные, словно грозовое небо с золотыми отблесками салюта. Хэ Сюань хмыкнул и отпустил запятье, но чужие мягкие пальцы не отступили, а провели по худой и острой скуле, очертив контур лица, после чего, нежно погладив, поймали прядь у лица, и, намотав ее на куляк, притянули чужое лицо для еще одного ленивого поцелуя. Мягкие и припухшие губы сминали чужие тонкие. А вскоре и их языки переплелись в ленивом танце. Острый кончик прошелся по небу и белоснежным зубам и, вернувшись в изначальную позицию, переплелся с мягким языком любовника. Грубая рука отпустила шею, на которой уже проступали красные следы, и очертила контур соска, вкус которого сегодня тоже не был испробован. Ши Цинсюань издал короткий стон и немного выгнулся в спине, словно пытаясь стать еще ближе. Но поцелуй разорвался, руки отступили. А Хэ Сюань, поднялся и включил воду в душе. Капли скатились по его круди и очертили сильно выпирающие ребра, на которых красовались татуировки со скелетами пираний. Они как будто плавали среди рифов, и стекающие ручьи ледяной воды их смазывали, словно утягивая в морскую пучину во время шторма. — Мин-сюн, — послышалось от распластанного на белой ванне и выбившегося из сил Ши Цинсюаня,— она ледяная, сделай… — Обойдешься. — Ох, ладно… тогда тебе придется согреть меня,—сказав это, бывший небожитель встал и прислонился грудью к чужим выпирающим на спине позвонкам. Его руки же обхватили чужую талию, а щека потерлась об острое плечо. Бледное лицо повернулось, глаза посмотрели на умиротворение в чужих действиях. — Ты так и будешь прохлаждаться дальше? — изрекли худые губы. — Ты меня совсем вымотал, мне нужно немного отдыха… — Все никак не оставишь привычки простых смертных, — хмыкнул демон, но спорить не стал и, развернувшись, достал шампунь. Ши Цинсюань хмыкнул и присел на бортик ванны, повернувшись спиной. Грубые руки облили чужие мягкие волосы ледяной водой после чего, массируя голову нанесли шампунь. В ванне появился легкий шлейф цитруса и мяты. Нежная кожа искусанных плеч покрылась мурашками. Худые руки вскоре смыли пену и нанесли бальзам, с таким же легким запахом. Бледные пальцы пропускали намокшие пряди, резко контрастируя цветом и немного отдавая синевой. Очередное окачивание холодной водой, и на этом Хэ Сюань закончил, а его любовник повернул голову, чернильные пряди прилипли к линии широких плеч и спине. Зрелище завораживало. Словно тушь, что плясала изящными иероглифами на бумаге раскрытого веера. В глазах же плясала синева небес и такая же переменчивость, что ветер, сдувающий облака в грозовые тучи. — Давай я теперь тебе помогу, — предложил мужчина. — Обойдусь,— хмыкнул второй. Быстро справившись, он вышел из ванны и прошелся махровым полотенцем по белоснежному телу в красных следах, после чего подсушил им чужие мягкие волосы и замотал того в шелковый халат. Сам же Хэ Сюань накинул свой халат прямо так — на мокрое. Ему преждевременная сушка была ни к чему, поскольку разницы он особо и не видел, это Ши Цинсюань постоянно вел себя, как избалованная княжна, которой долгое время и являлся. Но события, произошедшие много лет назад, сбросившие его с небес на землю и изменившие судьбу, долгое время заставляли мужчину жить по-другому. Но прошествие многих тысяч лет почти вернуло все на круги своя, вновь сведя двоих мужчин и заставляя жить дальше. Пытался ли он умереть? Глупый вопрос, он даже пару раз умирал, но проходила какая-то жалкая сотня лет, и он вновь восстанавливался, пока однажды не очнулся в совершенно другом мире, где пришлось заново учиться жить. Он, как ветер, долгое время путешествовал, пока вновь не вернулся в Китай, а вернувшись, не с первого раза понял, что вернулся домой. Что до Демона Черных Вод, то он тоже долгое время провел в спячке, пока его дворец не рухнул, потревожив сон. Так судьба свела их вновь: ночью, на пустынной набережной Шанхая. Звук фена разбил осколки тишины, наполняя квартиру громким гудением. Ши Цинсюань лениво развалился в кресле напротив трельяжа, подогнув ноги и листая ленту инстаграмма, пока Хэ Сюань прочесывал его пряди, обдувая холодным воздухом. Им было трудно приспособиться в изменившимся мире, а кому не было бы? Но все же он нравился бывшему повелителю ветров намного больше, по крайней мере из-за удобств. Хоть после очередной встречи с демоном он и вовсе не покидал дом уже несколько десятков лет, его все устраивало. Что до Собирателя Цветов и Его Высочества, так о них и вовсе ничего не было известно, словно они растворились в воздухе. Да и, честно, никто не пытался с ними связаться, не было необходимости, их дороги разошлись много веков назад. Хэ Сюань же закончил свое дело, и Ши Цинсюань взглянул на него сквозь трельяж, а после и вовсе отложил телефон, закончив бесполезный скроллинг бесконечной ленты. За окном загорался рассвет. И мужчина встал со своего места, чтобы закрыть шторы и погрузить помещение в полный мрак, где лишь гирлянда тускло переливалась огнями, но ее он тоже вскоре выключил. Хэ Сюань же схватил его за предпрелечье и опрокинул на шелковые простыни, подмяв под себя, и зарылся носом в мягкие волосы.»…по тому, насколько долго, ты сможешь мне улыбаться.»
Черные простыни были смяты, по ним скользило белоснежное запястье, придавленное другим, более грубым и серым. На кисти руки же четко проступали сухожилия, а пальцы были тонкими и острыми, словно копья. — Мин-сюн.., — стонал мужчина, прогибаясь в спине, пока чужой язык скользил по груди, оставляя влажный след, что при соприкосновении с воздухом вонзался иглами холода в кожу. Второе запястье также было прижато к постели крепкой хваткой, словно кандалами. Это давно вошло в привычку и вызывало привыкание у обеих сторон. Словно их сломанные судьбой гороскопы пытались связаться и стать единым, единственным. Язык продолжал чертить непонятные узоры, а после и вовсе прошелся вокруг, соска и губы втянули его в рот, где зубы немного прикусили. Бедра мужчин терлись друг о друга, выбивая все мысли из головы, оставляя лишь острую пульсацию и томление. Вскоре укусы спустились на ребра, захватывая кожу в рот и посасывая, втягивая и с мокрым звуком отпуская, оставляя багровые следы. Стоит сказать, что они вообще не сходили с тела мужчины, а его тело давно было похоже на один большой синяк в такие недели. Голод Хэ Сюаня был беспощадным, и накатывал так же резко, как и уходил. Поэтому демон давно привык помогать мужчине во всяких мелких делах, ведь его тело теперь принадлежало ему. Ши Цинсюаня же это мало когда беспокоило. Хоть и сказать, что ему было это безразлично, тоже будет неверным. Скорее он находил в этом душевное спокойствие, поэтому, так много времени блуждая по миру, подобно ветру, он стих, словно штиль, и не желал вновь завывать. Его характер во многом стал спокойнее и взрослее, хоть иногда по настроению он и позволял себе шалости. Хэ Сюань спустился ниже и, прочертив влажную дорожку до пупка, вылизал его, не обделив вниманием. Ноги Ши Цинсюаня расползлись по шелковым простынями, открывая обзор на его тело полностью. Его запястья отпустили, а после грубые пальцы очертили бедра, оставляя неглубокие царапины, и сжались на коленках, разводя ноги еще сильнее, до онемения и небольшого хруста в бедрах. Язык же спустился еще ниже, облизнул пару раз подрагивающий член. Рот заглотил его полностью, что вырвало высокий протяжный стон и мелкую дрожь в коленях, что твердо держал демон. Рот же его еще пару раз вобрал член резкими толчками, а после, облизнув головку, отстранился. Ненадолго. Худые губы прикоснулись к анусу, а язык начал кружить по колечку мышц, вырвая все больше стонов и всхлипов, после чего залез внутрь и начал работу там. Размашистые вылизывания сменялись резкими проникновениями внутрь. Темп наращивался. Стоны были все громче и выше. — М-мин-сюн.., — в очередной раз протяжно простонал мужчина. Его член все больше подрагивал и сочился предэякулянтом. Вскоре он и вовсе блестел от влаги. Руки на коленках сжались сильнее, оставляя синяки, впечатывая в простыни еще сильнее. Язык же еще раз глубоко проник в анус, несколько раз толкнулся, а после, резко отстранившись, слизал всю влагу с чужого члена размашистыми движениями. На этом не остановившись, рот вобрал его полностью. Очередное хаотичное наращивание темпа — и горячая сперма опять потекла по горлу. Хэ Сюань отстранился, и черные глаза столкнулись с небесно голубыми, подернутыми дымкой тумана. Худые руки отпустили коленки, пройдясь еще раз ногтями и оставляя небольшие царапины. Ши Цинсюань же притянул мужчину за шею и затянул в поцелуй. Его руки после этого пробежались по чужим худым плечам и, скользнув вниз, нашли чужой анус и, войдя, начали свой ленивый темп. Этот темп вовсе не соответствовал резкости и быстроте поцелуя, отчего Хэ Сюань издал небольшой рык, словно подгоняя неторопливого любовника. Ши Цинсюаню же нравилось его так дразнить, правда это и было лишь небольшим поддразниванием, и вскоре темп его рук синхронизировался с губами. Мужчина сверху же качнулся немного вперед, сильнее припечатывая мужчину снизу. Мурашки разбежались по телу от неожиданного укуса, а стон ворвался в чужие губы. Хэ Сюань же вскоре выпрямился и немного подвинулся, чтобы с пальцами внутри насадиться на чужой член. Снизу вверх открывался вид на его худое, бледное тело с впалым животом и выпирающими ребрами с изображением пираний. На острые плечи, по которым разметались чернильные волосы. На длинную шею с выпирающим кадыком. Что ни говори, а вид получился невероятно хорош своей откровенностью. Ши Цинсюань начал наращивать темп, из-за чего худые ноги плотнее прижались к его бокам, а острые колени наверняка оставят новые синяки. Тяжелое дыхание мешалось с шлепками и разрывало тишину комнаты.Ты можешь сколько угодно прятаться в ванной. Сколько ещё ненадёжная дверь выстоит?
— Убери свои руки! — пронзительный крик. Звук осыпающегося стекла. Зеркало было разбито, а спина окровавлена, старые и новые шрамы исполосовали ее, словно молнии, рассекающие небо. А теперь добавился и дождь во время шторма, стекая кровавыми ручьями, оплетая гематомы со свежими синяками. Зрачки в глазах со сполохами золотого салюта сузились, а грубая рука все же грубо схватила чужое предплечье, потянув. — Что с тобой? — спросил человек, от которого ужасно разило сигаретами. Чертовы мальборо голд. Голова человека с рассеченной спиной опустилась, а после на белый кафли упали соленые капли. Мужчина крупно задрожал и осел на пол. — Уходи, уходи, уходи, —начиная с шепота его голос повышался, а после превратился в истеричный вскрик. — Размечтался,— грубо ответил человек, возвышающийся над мужчиной, сидящим на полу. С форточки донесся ледяной порыв ветра, разнеся запах алкоголя и заполнив им все пространство. — Ах, вот оно что.., — прошипел демон и резко дернул своего павшего бога вверх, заставляя встать на ноги. Вскоре на босых ступнях так же потекла кровь, мешаясь с мелкой крошкой стекла и создавая необычный узор на кафеле. Мужчину продолжала бить дрожь, на его предпрелечье начала образовываться гематома, а вскоре и вовсе послышался хруст. Это не стекло. Это не стекло. Это не стекло. Это кость. Это хрустнула кость в предплечье. Сломалась. Мужчина крупно вздрогнул, а после его небесные глаза столкнулись с чернутыми омутами напротив. — Мин-сюн..? Что… Ничего не помню.., — он прислонил ладонь ко лбу, а после и вовсе взъерошил собственные волосы, еще больше походя на безумца. — Ты опять напился этим дерьмовым вином, — холодно заметили сверху. Комната погрузилась в звенящую тишину. Слышался лишь запах крови, перемешанный с алкоголем. Пара капель ударило по подоконнику, разбиваясь резким звуком. За окном начался дождь, а ванная, и вовсе лишенная солнечного света, погрузилась в ульматариновый мрак, оттеняя две фигуры. Одна была худая, словно иссохший и безжизненный бамбук, а другая, измазанная кровавыми пятнами, походила на разорванный старый пергамент с потекшими чернилами. Они стояли так близко, как бамбуковое основание могло бы обхватывать бумагу веера. Но они давно не являлись новой и свежей моделью, скорее это была старая, высушенная морскими волнами и потрепанная ветром вещь. — Успокоился? — но ответ мужчине явно не требовался, одно его грубое движение — и человек тяжелым грузом упал на него. Бледное лицо зарылось в черные пряди. — Мин-сюн… Мне так плохо… Когда этот кошмар подойдет к концу… Я пытался так много раз, но ничего из этого не выходило… Убей меня, пожалуйста… — Не тебе жаловаться. С этими словами один мужчина увел другого из ванны, с гулким стуком закрыв дверь. Дождь же пролился на подоконник, орошая брызгами стекло на полу, и разведя кровь.«Давай, веселись, братан, грустным не платят.»
Руки были привязаны к изголовью кровати. Чем-то шелковым. Простынь? Похоже на то. Ему бы не составило труда выбраться, стоило лишь проявить немного силы. Но он уже не был похож на птичку в клетке. Скорее он был ее иссохшим скелетом, который валялся грудой белых косточек на ее дне. Казалось, он был настолько старым, что еще немного — и обратиться пылью. Но, несмотря на это, стон вырвался из его рта, когда чужие тонкие и сухие губы с привкусом соли накрыли его собственные. Грубо и безцеремонно, никогда не спрашивая, а всегда беря без спросу. Да и был ли в нем толк? Если павший бог хотел давным-давно преподнести свой прах мужчине, что уже бесчисленное количество раз пробовал его на вкус. Черные ресницы трепыхнулись и приоткрыли взор небесно-голубым глазам. Они увидели лишь черные омуты с угасающей россыпью золотых всполохов салюта. Те смотрели как всегда бесстрастно, утягивая в пучину черных вод, пока мягкий и слегка прохладный язык захватывал его собственный. Подчиняя? Нет, давно нет. Там никогда и не было того, что подчинять, ведь он жил лишь чтобы быть им убитым. Была ли мучением эта связь? Тоже нет. Ши Цинсюань вообще давно перестал считать эту интимность откровением. Она никогда им и не считалась. Это было что-то обыденное, как утренний кофе. Быстро ли он привык и испугался ли в первый раз? Он и не боялся, а просто принял, что теперь его реальность такова, не пугало его это. Все же Хэ сюаня он знал долгое время, словно самого себя. Порой ему и вовсе казалось, что он — это просто более прочная версия его самого — тот, кому хватило внутреннего огня и силы в собственных решениях. Таким он его видел. Но решения демона не могли не причинять ему боли, разумеется. Они были словно неизбежность времени — когда-нибудь обязательно должно быть больно, плохо до сорванного голоса. А их история и вовсе осталась пылью в сердцах обоих, забившись во многих веках. Рано или поздно они все же сотрут друг друга и в этом, почему-то, у Ши Цинсюаня была уверенность. Ему казалось, что именно поэтому они и дожили до этого момента, ведь их дороги не пересекались и не могли слиться в одну тропу, поросшую травой. Чужие холодные пальцы бродили по его телу. Сегодня все проходило тягуче медленно, что было для них несвойственно. — Это последний день, да? — спросил Ши Цинсюань, отстраняясьот поцелуя. Ответом ему были уставшие глаза напротив. — Ты всегда так мастерски прятал свой эгоизм. При этом он всегда был необычным для меня. Ты хотел управлять судьбой, тебе не принадлежащей, живя на широкую ногу и ни в чем себе не отказывая. Но также ты никогда и не отказывал другим. Истина только тебе и известна, отобранная по непонятным критериям. И правда Бог Ветра. Ведь такой же ветер и у тебя в голове: один день ты яростно борешься за жизнь, а на следующий просишь тебя убить. Твои мысли мне мало когда удавалось понять — не удается и по сей день. — Ты сегодня разговорчивый, — мягкая улыбка тронула светлый лик мужчины, и он немного приподнялся, чтобы соприкоснутся своей щекой с чужой острой скулой. В ответ лишь хмыкнули. Чужие шершавые ладони застегнули что-то на шее. — Умрем вместе, Цинсюань. После этих слов руки плотно легли на шею, украшенную множеством отметин, обхватив черный обруч, сделанный из праха Черного Демона. Сначала хрустнула шея мужчины снизу, запечатлев его последнюю, нежную улыбку и самые яркие небесные глаза. После же хрустнул черный обруч из праха. Дождь забил в стекло, занавешенное шторами, в комнату подул холодный ветер… Но в ней уже никого не было.Лёгкая закуска и снова шампанского выстрелы.
В бокале пузырилось шампанское, словно на его глубине находился утопающий человек. Изящная ладонь накрыла его кромку, и он устремил взгляд на подоконник. Там восседал худой мужчина с тату на ребрах. По его телу струился черный шелковый халат, а между пальцами была зажата сигарета. Сизый дым окутывал его бледное лицо, сливаясь в одно облако и не давая рассмотреть черты лица. Сидящему с бокалом это и не требовалось, они давно отпечатались в его памяти, сердце и душе. Мужчина с сигаретой затянулся, а другой сделал из бокала глоток. Еще один салют взорвался где-то на черном небе, окрасив комнату в приглушенные грязные оттенки золота. Бокал был отставлен, и, потянувшись, мужчина встал с кресла, подойдя к подоконнику. На него не обратили внимания. И тогда он решил присесть рядом, но ненароком опрокинул пепельницу, и та разбилась, ударившись о кафельный пол. Тогда на него внимание и было обращено. — Дай руку, — сказал мужчина с сигаретой. Стоит уточнить, что это была далеко не первая такая ситуация. Ши Цинсюань постоянно опрокидывал эти чертовы пепельницы, что поначалу раздражало Хэ Сюаня, но после десятка раз он перестал удивляться, а на чужих руках уже расцвели белыми брызгами старые ожоги. Протянутая рука была грубо схвачена. Черные глаза бесстрастно осмотрели белесые шрамы. И тут же появился новый красный след, а бычок улетел в окно. Ши Цинсюань лишь поморщился, да немного прикрыл глаза, когда свежей раны коснулся прохладный язык, что начал со свежего ожога, а после облизнул старые шрамы.«Легкие разговоры под ненавязчивый саундтрек.»
Они пересеклись в баре. Один пил водку, а другой шампанское. Один курил мальборо голд, а от другого лишь иногда доносился запах hqd со вкусом личи. Было шумно. Но в баре было на удивление мало народу, а малоизвестная группа играла песни, что своей агрессивностью были похожи на отчаянный крик о беспомощности и неотвратимости судьбы. В баре, где было совсем немного народу, но при этом было трудно дышать. То ли из-за дыма, то ли из-за холода с улицы. Там сыпал снег и гремели выстрелы фейерверков, они золотистым светом на несколько секунд озаряли черный небосвод, после чего бесследно опадали пеплом. Но ни к одному из них не подходил народ с целью познакомиться. Не уж то смущали их погруженные в раздумья бледные лица? Ведь, столкнувшись взглядами, эти двое словно стали еще бледнее, а круги под глазами словно осветили шрамы, высеченные на их душах и судьбах. Скомканных, словно самый лучший пергамент, оказавшийся в отвратительном состоянии попав не в те руки. С каждым часом народа становилось все меньше, пока к оставшимся двоим в четыре утра не подошли и не сообщили о закрытии. Так они оказались рядом друг с другом, не проронив ни слова, стоя на холодной улице, собираясь разъезжаться. Подъехала машина. И один мужчина, грубо схватив за предплечье другого, увел его с собой. Словно отрешенный от мира тот последовал за ним. Были ли они пьяны? Скорее всего. Хотя ответ на этот вопрос и не требовался. Какая теперь разница? Обещание никогда больше не пересекаться было нарушено давным-давно, и теперь уже не имело никакого веса. Да и какой в нем смысл, если волею судьбы они нашли друг друга вновь в этом мире? Машина тронулась. Один закурил сигарету, лицо другого озарилось холодным светом экрана айфона. Циферблат на экране показал 4:20. Ши Циньсюань лишь усмехнулся, после чего, упал на чужое плечо. — Убей меня, Хэ-сюн. — Размечтался. Не называй меня так. — Хорошо, Мин-сюн, больше не буду. Просто интересно было попробовать хоть раз на язык… Кстати, ты не голоден? Я могу что-нибудь приготовить... — В этом нет необходимости. — Хорошо. Он закрыл глаза, а когда открыл — уже был в чужой постели, не помня, когда успел здесь очутиться. — Я останусь с тобой? — Да. — Хах, это хорошо, не прогоняй меня больше. Черные глаза посмотрели на него свысока, после чего грубая рука обхватила мужчину поперек талии и притянула ближе. Ши Цинсюань хмыкнул и прислонился к чужим тонким губам, раскрывая их, увлекая в более тягучий, долгий поцелуй. Грубая рука сжалась сильнее, оставляя синяк, вырывая стон. И ему это явно понравилось. Вернее сказать, им. Поцелуй стал грубее, жестче, словно в попытке сожрать. Скоро языка стало явно недостаточно, и зубы сомкнулись на пухлой губе, оставляя кровавый укус. Но он быстро был слизан. Словно пробуя на вкус, Хэ Сюань получил удовлетворение. Ши Цинсюань оказался вбит в простыни, а его руки оказались задраны над головой. Позиция жервы? Если честно, сложно назвать ее таковой, ведь он совершенно не был против. Хэ сюань, навалившийся сверху, теперь не отводил от него жадного взгляда, словно ему невероятно понравилась его кровь на вкус, и теперь же он нестерпимо хотел еще, все до последней капли. — Можешь забрать сколько хочешь. — И без тебя знаю. Вслед за этой фразой последовал укус на шее, что своей болью и кровью словно не отрезвлял, а наоборот опьянял еще сильнее. Еще один стон, когда прохладный язык облизал горящее кровавое место. Тело мужчины снизу непроизвольно выгнулось и потерялось своей эрекцией о чужое бедро. Демона это заинтересовало, и он спустился ниже, освобождая предплечья и разрывая чужую одежду. И когда он полностью открыл обзор, он решил попробовать на вкус все — начиная сосками, спускаясь на ребра, плоский живот, а после и натыкаясь губами на член. И его это чертовски заинтересовало, так же как и звуки, издаваемые Ши Цинсюанем. Он провел языком по всей длине, вырывая еще один стон. Изящная ладонь опустилась ему на голову, запутавшись в черных волосах и притянув сильнее, словно говоря: «сожри меня без остатка, прошу». Губы сомкнулись сначала лишь на головке, но резкий толчок вогнал член по самое горло. И ему это понравилось. Ебучее чувство наполненности во рту, казалось, сводило его с ума. Он сглотнул и вырвал очередной протяжный стон. Чужие бедра толкнулись еще раз, и еще, задавая ритм. Изящная рука то сильнее сжимала волосы, то наоборот терялась, совершенно расслаблялась, словно ее обладатель готов потерять сознание. Но кого бы остановила такая мелочь? Ведь это только распаляло атмосферу. В комнате было тихо. Уже отгремели фейерверки. Лишь горячее, сбитое дыхание и хлюпанье нарушали тишину. Полумрак комнаты словно раскалился и обжигал, хотя тепло исходило лишь от одного тела. — Мин-сюн… — шепотом еле слышным, срывающимся голосом простонал мужчина. Его поясница немножко прогнулась, а колени задрожали, дыхание же сбилось сильнее. Хэ Сюаню же было абсолютно плевать, чего он там хочет от него, и лишь когда горячая сперма брызнула в горло, он понял, к чему это было. Хмыкнув, он все проглотил, после чего выпустил опустившийся член изо рта, и поднял глаза на мужчину, что закусил ребро ладони, и, весь распалившийся, по-живому теплый лежал перед ним. Еще один влажный поцелуй, и демон, подмяв под себя бывшего бога, смог заснуть.