Про силу гравитации

— Простите, сэр, но посещения разрешены только родственникам, другим членам семьи или законным представителям. Кем вы приходитесь пациенту? — из-под толстого стекла очков на Блица очень раздраженно смотрели недовольные глаза бледного болотного оттенка. Женщина за стойкой регистрации (старуха, если бы Блиц не был сегодня так охуенно вежлив, он бы звал её старухой) прокашлялась и поправила свои очки. И принялась дальше сверлить его недовольным взглядом. — Сложный, блять, вопрос. Он ведь не в реанимации, откуда такие правила, — он так сильно хотел послать эту женщину нахуй, а она так отлично понимала, что он этого хотел. Но Блиц пытался быть приличным. Он, блять, забрался утром в душ, а еще нацепил рубашку, даже так агрессивно жевал пачку жвачки, что чуть не поломал себе зубы. Подумаешь, выглядел так, будто не спал последние несколько дней, а еще на рубашке было старое пятно и джинсы были немного грязные, а ремень облупился, даже крутая (там был чертов бык, серебряный такой бык, дорогой, зараза) пряжка не спасала положение, отвлекая на себя внимания. Блиц все равно ведь старался. Даже чертовы цветы купил, в больницу ведь приходят с цветами? На свидания, в больницы, на кладбища и домой, если сильно косячишь. Он выучил это за прошедшие годы. — Кем вы приходитесь пациенту? — гнула свою линию гнусная женщина. Блиц кусал себя за язык и старался не желать ей смерти, а надеяться, что рано или поздно её нудный голос доведет кого-нибудь из толстых кошельков так, что он возжелает её смерти, а тут Блиц будет под рукой мстительно перезаряжаясь. Картина в голове успокоила, позволила ему выдохнуть. У него не было ответа на такой вопрос. То есть был и звучал, как «уже месяц, как официальный парень, а еще год, как неофициальный ебырь». — Знаешь, что, — протянул Блиц, его начинало медленно доводить все подряд, от шума образовавшейся за его спиной очереди и до тиканья часов на стене. Кому вообще нужны блядские тикающие часы, выбросить бы их нахуй. Он хотел послать её к черту и желательно на чертов хуй, а потом подумал про то, что тремя этажами выше лежал Столас. Один там, наверное, в вип-палате своей, вдруг с ним че сделают, если его уже-парень-как-же-это-охуеть-странно-звучит нагрубит тут. В кофе там плюнут или в кашу, че тут вообще пациентам жрать дают. Блиц зашипел, ссутулился и, проворчав краткое «спасибоблятьсука», отвалил от стойки. В конец концов нервы ему тоже были нужны. Нервы, а еще цепкие пальцы и голова полная идей. Если не получается, как у человека, то Блиц будет делать так, как делает Блиц. — Сэр, это плохая идея, — поспешил сообщить ему Мокси, когда Блиц, вычислив нужное окно (ему пришлось раз пять обойти больницу и пролезть во внутренний двор через дырку в заборе), примерился к стене, усеянной по прихоти ебанутых архитекторов кирпичной кладкой и выпирающими камнями для красоты отделки. Отделка, кстати, по скромному мнению Блица, была убогой и всратой, зато удобный. — А у тебя есть другие? — на них пялились. Вон те двое в халатах, которые курили, мужик, высунувший голову из припаркованного мусоровоза, а еще несколько детишек из больничных окон. Блиц предусмотрительно огляделся и не обнаружил охрану, а значит пока все было чисто, а потом он будет беззаботно выходить из палаты, даже лифтом воспользуется, чтобы спуститься. Всего ведь этажа четыре. — Вы могли бы позвонить Столасу и попросить, чтобы он сказал, что ждет и вас надо пропу… — Все, Мокси, хреновый вариант, заткнись. Он ведь хотел сделать сюрприз. Цветы вот купил, три часа потратил на гугл, какие там приносят то. Теперь осталось только букет роз сунуть в зубы и зацепиться. Блиц примерился и собирался было уже начать восхождение, как голос снова дернул его на землю. Пришлось выплюнуть букет и злобно уставиться на Мокси. Тот рефлекторно шарахнулся ближе к жене. Милли щурилась неодобрительно, но вообще-то не возникала. Где-то на подсознательно уровне Блиц улавливал её одобрение великого больничного подъема. — Вы упадете. — Ну так поймаешь. Кажется, по мнению ценных (блять) сотрудников, их босс окончательно и бесповоротно ебанулся. Нахрена он вообще притащил с собой свою маленькую компанию по спасению мира (или уничтожению, зависит от нужды клиента). Голова гудела, вспоминалось плохо. Черт, именно поэтому и притащил. Половина бутылки виски и бутылка колы часов девятичасовой давности все еще не совсем выветрились. Блиц не хотел загреметь в участок раньше, чем увидит Столаса. И, желательно, после этой встречи он тоже не хотел, а ведь машина, будто чувствуя нетвёрдую руку, сразу начинала радостно вилять по дорогам, как блоха на собаке. Он не первый раз ползал по стенам. И вообще поднимался ебануто куда-нибудь повыше, работа обязывала исполнять трюки и покруче, но стена у больницы была хреноватая, а пальцы подрагивали, а еще букет закрывал обзор. И, возможно, совсем немного, очень немного, меньше птичьего хуя, Блиц волновался. Потому что в конце концов Столас был там, как принцесса в замке, но богатый придурковатый пациент в вип-палате, потому что несколько дней назад Блиц сделал недостаточно. И теперь должен был любой ценой просто хотя бы убедиться, что все было в рамках нормы. Хотя бы неплохо. Из окна рядом ему помахали дети. Блиц оскалился в улыбке, заодно перехватил цветы зубами поудобнее и пополз дальше, но теперь под аккомпанемент детского плача. А он вообще-то сегодня выглядел очень даже прилично, может только немного походил на психопата. Может быть, по мнению его сотрудников, приемной дочери, утреннего почтальона, пары клиентов, доставщика пиццы и бариста в кофейне у дома, его бывших женщин и друзей, а еще людей, чье количество не превысит тысячу, Блиц окончательно и бесповоротно ебнулся. Но он ведь точно знал, что делает. И у него все было под контролем. Он просто изображал романтика-подростка, а может быть Ромео, просто Джульетта у него была с хуем и предпочитающая анальный секс. Блиц на мгновение зажмурился. Может какие-то вещи он не просчитал, может его ебанная Джульетта спит или вообще не в палате, а может у них не открываются чертовы окна. Стена была скользкой, пальцы начинали болеть сильнее, Блиц покрепче вцепился зубами в цветы, будто бы они могли ему помочь. Будто он не упадет, а повиснет в воздухе на букете, как собака на рукаве кинолога. А потом ебнется вниз, потому что таких чудес даже в мультиках не бывает. Может быть, по своему собственному скромному мнению, Блиц был совсем немного, но ебнутым. На голову и ищущую приключения, а находящую обычно только пиздец задницу. Ему пришлось собраться и напомнит себе, что негде по больнице разгуливать, Столас там опять скорее всего залип в мобилу, изучая гончарное искусство по тиктоку (игрушка дьявола, а не приложение) или еще какую-нибудь хрень. Стоит только постучаться, побежит к окну радостно встречать горе-любовника. То есть уже горе-парня. На подходе к следующему окну у него начало сводить челюсть. Ебанный букет. Блядский букет, нахуй он вообще был нужен, только выбирал дольше. И как вообще на него все еще не натравили охрану и не бросились снимать. Блиц был удачлив. Или нихрена не был. Букет закрывал часть обзора, потому вторую фигуру в палате Блиц разглядел только после того, как постучал дрожащими от напряжения костяшками по стеклу. А ведь фигура быстро развернулась и прошествовала к окну, по пути превращаясь из благородного вида женщины в ебучую гарпию, которая от гнева скоро бы начала плеваться ядовитой кровавой пеной. — А это еще что такое, — начала была она возмущение прямо в открытое окно, ноги у Блица подрагивали от напряжения, он блять мечтал переползти на подоконник, но вместо этого пялился во все глаза на главный экспонат музея бешеных животных. — И тебе привет, сука, ой то есть Стелла, — он выплюнул букет на подоконник, надеясь, что женское горение жопы от заявления любовника (парня, нового парня бывшего мужа, сука) в больничное окно не повредит цветам. Блиц собирался еще что-то ей сказать, сообщить, как сильно рад видеть, спросить, как там дела, как поживает, вкусные ли младенцы, которых она жрет на завтрак, но стена, ноги и пальцы наконец его подвели. Стало скользко совсем, а еще тяжело и больно настолько, что у него вырвалось паническое: — Блять. А потом из слабых объятий пиздапротивной богини альпинизма вырвался сам Блиц. Он даже не успел самоиронично подумать про мусоровоз.

***

Падать может и было больно, он не запомнил этого. Зато четко запомнил, что просыпаться после падения абсолютно точно было чертовски больно. Блиц глаза открывать не хотел, но ветра и дороги не слышал, а значит он не мчался никуда в несчастном мусоровозе. Вытащили. Вытащили или… — Я помер? — тихо поинтересовался он у тишина, а та в ответ зашумела облегченными вздохами. Глаза открывать не хотелось, но Блиц почувствовал знакомые тонкие прохладные пальцы, которые коснулись его лба, зарылись в волосы, перебирая взлохмаченные пряди. Он улыбнулся невольно, мысленно уколол себя за это, а потом наконец разлепил глаза. Столас сидел рядом на краю больничной койки. За его спиной маячила команда по спасению-уничтожению мира. Очень недовольная такая, Блиц бы отчитал их за постные нудные рожи, но его отвлекали от этого ощущения. От Столаса – прохлада, от собственного тела - гадкая ноющая боль. — Не помер, — сообщила ему хуевая Джульетта. Блиц закрыл глаза обратно, ему чертовски теперь хотелось уснуть обратно и проснуться когда-нибудь потом, но пальцы в волосах перестали шевелиться, пришлось посмотреть одним глазом. Выражение лица Столаса стало мрачным, в сочетании с его болезненной (не аристократской в этот раз) бледностью он мог быть пугающим. Всяких там своих парней Блиц не боялся, но почувствовал еще один неприятный укол прямо по сердцу. Столас деловито кашлянул и продолжил: — но у тебя сотрясение, сломаны несколько ребер, а еще трещина в лодыжке. Он потупил взгляд, посчитал синяки и ушибы, а по ощущениям Блиц весь был сплошным ушибом, и принял решение, что легко отделался. Мокси надо меньше зудеть по пустякам. — А хрен ли к тебе не пускают, я же должен был, блять, — пришлось задуматься. Он не хотел звучать сопливо, но вообще-то уже начал звучать сопливо. Зато Столас так резво и очевидно смягчился, положил свободную ладонь на щеку и провел подушечкой указательного пальца под глазом. Договаривать было не надо, он все так ахуенно понимал, что Блиц только мысленно мог отвесить ему благодарный поклон. — Ты ведь мог позвонить мне и сказать, что случилось. В любом случае больше не придется ползать по стенам. Блиц рассеянно кивнул, а потом наконец додумался оглядеться. Его букет теперь гордо гнулся в вазе, а кровать рядом была расправлена. Блять. У него не было денег на эту хренову палату, но его запихали именно сюда. Столас был чуткий, зараза, а еще, падла, понимающий, потому уперся ладонью в грудь пытающегося панически сесть Блица. Знал ведь, о чем думает и по какому поводу собрался возмущаться. Столас отпустил его, отстранился, даже пересел на кровать, Блиц едва ли открыл рот, чтобы возмутиться этому, как подчиненные, как стервятники, грозно приблизились, заставляя пожалеть, что Блиц ударился не так сильно, чтобы пробить голову. В ту секунду, когда недовольный Мокси только открыл рот, особенно сильно хотелось мчаться со сломанными ребрами подальше в компании больничных отходом (какой же он был везучий), но непрошенное возмущение таки полилось на голову знакомым особенно раздражающим сейчас голосом: — Вообще-то я говорил, что…