”Аутофобия – это болезненный, патологический страх пред одиночеством„
И вновь пустота, пожирающая изнутри, настигает его. Он сидит в окружении яркого, золотого пространства, что вмиг опустело лишь по его глупости. Ах, если бы он только научился терпеть! Труд стольких создателей исчез, сюжеты – погибли. А он вновь одинокий и не понимающий, что же он натворил, сидит на небольшом одиноком островке, что парит в воздухе. Есть ли тут воздух вообще? Да, скорее всего, да – и хотя скелет не имел лёгких, дышалось тут порой намного легче, чем в разных альтернативных мирах, куда он часто наведывался. Но дудл-сфера никогда не была его домом – она становилась лишь местом для отдыха, где он мог провести короткое время, а потом вновь направиться в долгое путешествие по АУ, где его жизнь сверкала новыми, яркими красками. Казалось, будто даже флаконы ему не нужны, что бы начать чувствовать – эйфория, вдохновение, любовь, радость! Как же много разных эмоций он получал от общения с монстрами! А ещё печаль. Боль, обида, грусть и разочарование, ревность, и желание быть нужным. Это всё превращалось в ядерную, взрывчатую смесь, подобную коктейлю Молотова – одна лишь искра, и маслянистая ткань вспыхивает, один неловкий шаг – и он сваливается на землю, разгораясь алым пламенем самых разных эмоций. А потом печаль и обида –”Почему они ненавидят меня? Разве это плохо - эмоции?”.
Ответа никогда не давали. Впрочем – уже некому давать ему ответы, ведь он опять оступился и теперь жалел об этом, глотая голубую краску и захлёбываясь в собственных слезах. А всё это подпитывало неизмеримым чувством страха. - Я... Один? Звучит тихий, удивительно не живой голосок Инка. Руки бешено трясутся, тело – дьявольски ломит, а его охватывает тихая паника. Какая по счёту это паническая атака? Откуда же ему знать – он не считал. Может, зря? Наврятли, сделает себе только хуже. Время текло. Бесконечно медленно и неисчислимо. А страх пожирал его, убивал, заставляя художника пытаться перебить его хоть чем то – краски, рисование, игра на флейте, совершенно ничего не помогало. Общение было словно наркотик, без которого он страдал, – насколько же иронично, то что наркотик не является решением проблемы, а лишь её частью. Вся его жизнь – сплошная проблема. Может, стоит решить её раз и навсегда? Инк медлит, задумывается, и смотря перед собой, на образовавшуюся у ног лужу чернил и красок, которые ему удалось выплакать, аккуратно касается её. Рука дрожит, пока чернила резко приобретают твёрдую форму шипа и пронзают ладонь насквозь. Совсем не больно... и не страшно? Инк медленно поднимает руку, и смотря на дыру, образовавшуюся в перчатке, было наклоняется над лужей... Он почти делает это. Чернильный шип останавливается буквально в паре сантиметров от груди чернильного, что погибнуть не мог, а его взгляд устремляется куда то вперёд... Ему не мерещится? В дали сверкает белоснежный, красивый листок, что будто слепит потерявшего надежду скелета, а он медленно опускает нацеленную на самого себя атаку. Может, там его примут? Может, это – его спасение?Самообман – страшная вещь.
Он опять совершает ошибку, и опять хочет поглотить этот наркотик, отдаться минутам эйфории, и не думает о страданиях, что причинит он и что причинят ему. Он не думает то что его опять ранят, и не думает, что ему в сотый раз придётся мучаться, сидя в полушаге от суицида. Он не думает, словно, забывает об этом – и поддаётся желанию, погружаясь в АУ. Ведь умирать в одиночестве не так уж и приятно, верно?