«Спасайтесь все — Ктулху уже здесь!» — кричал Андрей Князев, дабы отвлечь зависшего в базе данных «Элвиса» и жену, а под шумок толкнул тому бумажку… Всё, что было в Вегасе, остаётся в Вегасе, говорите вы? В таком случае ему не стоило туда возвращаться, но Агата хотела церемонию.
Просыпаться с утра в постели голым — нормально. Ну, вполне, если это, конечно, не койка в поезде. Но и там — бывало, а чё такова?! Ну, а что — жарко ночью, если комары не кусают, чё б не дать телу полностью освежиться и отдохнуть от бренных оков в виде одежды. И так издеваются над телами как могут — скачут на концертах, пот рекой, ездят во всяких душегубасах! Просыпаться с утра в постели вместе с лучшим другом (а это Андрей и без открывания глаз определил, знакомое дыхание затылок щекотало) — ну, тоже вариант нормы. В конце концов сколько они с Михой спали… в одном номере и даже в одной кровати, если других мест нет, или же оба были в состоянии — «дрова», чтоб доползти куда-либо ещё… А если в поезде — так вообще, оккупирует кто-то нижнюю полку в чужом купе, а спать надо… Вот и карабкались друг к другу, проверяя прочность имущества РЖД. К их чести — ни разу не подводило — и кабан с медведем не давили опрометчиво зависших у них парней. Просыпаться в одной кровати голым с лучшим другом, который ещё и ножку на тебя закинул, да и отделяет ваши разгоряченные тела (реально, Миха — как печка, и сам Князь потом обливался!) только тонкая простынка, что тут по недоразумению именуется одеялом — ненормально! От слова — совсем! Это пздц какой-то, и вообще, не смешно! Именно об этом в панике сейчас и думал Андрей Князев, неповоротливым со сна и, очевидно, перебуха мозгом пытающийся догнать, что за х*йня приключилась и каким образом они в такой ситуации зависли. На тоненькой такой простыночке от голубой бездны. Невольно вспомнилось их приключение в далеко не салат-баре… Пятая точка сжалась сама собой. Чуял же, что аукнется ему это яблочко, бл*дь! Голова — трещала. Так, словно он как матерый каратист пробивал вчера все доски, встретившиеся по пути. И стены. Может, вошли тут в аналог Устрицы, и Княже так стремился к свободе, м-м? Кроме этого, в голове что-то похрюкивало и покрякивало надрывно, утомительно. Точно утка набуханная и злая поселилась. Даффи Дак, блин, с Диснейленда. А, нет — покрякивает во сне Мишка. Ритмично так. Забавно, что ж ему такое снится? Но проблемы не решает. Князев скосил глаза — нога у Михи — тяжелая, кстати, примостившаяся как раз в районе переполненного мочевого пузыря, была голой, остальная часть тушки была скрыта ещё одной простынкой. Так, прошибла внезапная мысль, а Миха-то в такой же степени раздетости, как и сам Андрей? То есть в ноль? Это что же получается, они напились и решили древнегреческих, ну или римских там богов изобразить — завернулись и улеглись?! Ну, Миха, наверное, Дионис, или Зевс, вон как молнии очами метал, а сам… Ох… Не о том думаешь Андрей! Эти самые античные боги — те ещё были… Скажем так… Ну, короче, не было у них ни стыда, ни совести — Зевс мог, хоть с птичкой, хоть с бабой, хоть с мужиком. Пздц. Нет, Князь не ханжа и вообще — человек широких взглядов, но когда дело не касалось его задницы! Стараясь не паниковать, Князь осторожно потянул вверх простынку, закрывающую тело друже. Может, и ниче страшного, если Мишка в трусах — он это переживёт… Просто напились, причем Князь особенно сильно, Посейдон, блин. Хотя ощущал себя фавном. Правда открылась во всём своём огромном и неудобном виде. Итак, Андрей, ты в постели с лучшим другом, вы оба голые, и хрен ты что помнишь. А ещё и тельце болит. Все. Будто по нему носорог прошёл. Ну или медведь. Это, прямо скажем, наводило на не самые приятные мысли. — На что уставился? — внезапно спросил хриплый со сна, но всё равно офигевший голос. Андрей вздрогнул и, заливаясь краской, отпустил краешек простыни, переводя взгляд с некоторых объектов почти античного искусства (и зависти!) на озадаченное лицо Горшка. — Да так, — пробормотал неловко, — пейзажем любуюсь. Он отчетливо видел, как в глазах у Мишки практически знаки вопроса появились, ну, знаете, как в мультиках америкосовских. Какая страна — такие и реакции, вестимо. Затем Миша зачем-то поднял свою простынку и тоже посмотрел на «пейзаж». Потом, немного потаращившись, перевел взгляд на свою ногу, всё так же лежавшую на … хм, поперёк князевского тела (пузырь, с*ка!), и бесцеремонно поднял и заглянул уже и под простыню самого Андрея. — Эй, — не ожидавший столь поспешной реакции Князь в первые пару секунд завис, а потом выдрал несчастный кусок ткани из рук даже не сопротивляющегося друга и отполз, на всякий случай, на самый краешек этой не самой большой, скажем так, кровати, подальше от Мишки, его ноги, руки и других длинных выпирающих частей тела. — Что за дела?! — Ты первый начал, — выдал обиженно и испуганно Горшок, — и мы голые, — почему-то шепотом добавил. — Это я понял, — Андрей пытался сосредоточиться, несмотря на начинающуюся панику и физическое состояние нестояния. Голые — ну да. Может, правда, просто попали на тематическую вечеринку, где изображали богов и героев? Напились там, назад приползли… Не помнили, как отрубились. Но нет — тогда лавровый венок б пригодился. А ни его, ни хотя б обычного даже веника тут не наблюдалось. Зато разгром был. — Почему мы голые? — голос у Михи поднялся на октаву выше. Э, нет, так не пойдет, сейчас дружочек его в панику впадет, потом лови его по всему отелю да успокаивай. А они сейчас в виде непотребном и слишком много вопросов вызывающем… Не, нравы тут понятно иные, но не у их же друзей! Увидят, со свету сживут. И так Ренник с яблочком захлопнуться не может — гад. — Мих, Мих, — зачастил, — всё хорошо, люди раздеваются, когда ложатся спать! — логично же, ну, Мишутка?! — Да, но почему в одной постели? — проявил неожиданную разумность Горшенёв, не спеша подрываться и крича на весь отель бегать в ужасе, спрашивая всех, а че вчера было. — Ну, мест не было, — протянул Князь, стараясь звучать максимально естественно. — Сзади тебя твоя кровать, — буднично заметил Миша, затем голос его снова повысился, — она даже заправлена! А спим в обнимочку мы в моей! Голые! — почти истерично закончил. — Миша, спокойно, — протянул к нему руку, в надежде коснуться и заземлить Андрей, его и самого эта ситуация в панику вгоняла, но необходимость сохранять разум хотя бы ему перевешивала, — мы со всем разберёмся! Но Мишка с задушенным «бл*» отшатнулся от него и, не рассчитав расстояние, с грохотом рухнул костями на пол. — Блин, — Князев вскочил, в прямом смысле в чём мать родила, забыв про несчастную простынку, да и бросился на помощь дружку бедовому. Горшок, увидев столь занимательную картинку, проворно отполз в угол за тумбочку. Реально, если б он такие скорости после каждого похмелья развивал, то никаких проблем бы не было ни с Гордеем, ни с выступлениями… хотя повторять такой способ для восстания мёртвечины Княже больше не станет. Не то чтобы они друг друга голышом не видели, однако сейчас обстоятельства были слишком уж… неоднозначными. Андрей выдохнул, загоняя собственную панику куда подальше, и тут-то приметил какие-то бумажки на той самой тумбочке. Выглядели они как что-то официальное. Странно, блин. Они че, выписку с дурки или аквариума получить успели?! Разрываясь между желанием взглянуть на вот это вот официальное, призывно манящее печатью и подписями, и необходимостью успокоить Мишку, всё ж выбрал второе (бумажки-то не сбегут, а Горш может!) и шагнул поближе к своему бедовому, надеясь, что попустит того сейчас и паничкой какой окончательно не захлестнёт. А вообще-то, обидно! Он же не монстр какой, вполне ничего на вид, ну, есть лишнего жирку, но, сам-то Горшок не Алён Делон, бл*дь! Ну и что, что проснулись в одной кровати! Миша же, видя его аккуратные поползновения в свою сторону, зашвырнул, с криком: — Прикройся, извращуга! — свою подушку, которую зачем-то уволок вместе с собой в стратегическо-паническом отползании за тумбочку. Ну паучара, блин… Андрей подушку поймал, хоть с координацией не всё сейчас просто было, да и… побаливало чёт всё, и послушно приложил к паху, подумав, что у них сейчас сцена, как из дешевого бульварного романа. Или киношки какой, вроде тех, что просто обожают смотреть всякие романтические дамочки. Тьфу, какая срань, а?! Ну в самом деле, какая пиндосовская муха покусала Миху? Он панк или кто? А как же смело посмотреть в глаза опасности оказаться ананасом (Князев намерено избегал даже в мыслях правильного варианта слова!) и разобраться во всём? А Горшок-то не успокаивается! В раж вошел! Схватил с тумбочки треклятой — хорошо хоть не саму тумбочку, Андрей всё-таки не Халк и не Кинг-Конг такой удар пережить — баночку, что аккурат посередке этих бумаженций лежала, да и замахнулся — и Князь уже приготовился уворачиваться: и так всё ныло, а баночка эта может ещё добавить. Но Мишка неожиданно руку опустил, да в пузырек тот пристально вгляделся. И покраснел как синьор Помидор. — Андрюх! — свистящим шепотом, моргая оленьими глазами, выдал, аж весь трясясь, — Это, бл*, смазка! — Чего? — не понял сперва Князев. Ну, мало ли… Чтоб кровать не скрипела горничная смазала пружины… — Жопная! Понимаешь, да? — истерически всхлипнул друже его, затем, открыл, нос сунул, понюхал зачем-то и продолжил, — Пользованная! Вкусно, кстати, воняет! Ананасом, с*ка! Мысли у Андрея нехорошо повернулись. Вот не смешно, ни разу! Сколько надо было выпить, чтоб не вспомнить, для чего лубрикат рядом с кроватью оставили. Думать, что вариант напрашивался всего один — не хотелось. Пользованная, с*ка. С ароматом ананаса. Пздц. Невольно вспомнилась собственная песня про жопчик и спелый ананас. Пятая точка снова ссыкливо прижалась. Нет, ну не в самом же деле они тут друг друга перетрахали, а?! Пока Миха продолжал пребывать в ступоре — ну, хоть не орёт белугой — Андрей медленно обвёл помрачневшими глазами их номер, вновь подмечая необычную… разодранность сего местечка. По-разному, конечно, бывало. Разгромы они нередко учиняли, но никогда ещё в таком вот масштабе и с таким-то «доброголозадым утречком»! Покосившиеся картины (возня какая-то абстракционистического толка, а может, кого-то из постояльцев стошнило!), сбитая на пол лампа-ночник, перевёрнутое кресло… Порушенный шкаф. Вывод напрашивался совсем уж нехороший — тут либо дрались, либо хорошо так *бались! В порыве страсти разворотив номер! Внутри вдруг стало очень липко от поднявшегося волной страха. А вдруг и то, и другое? Сначала дрались, потом *бались? Внезапно его взор остановился на покинутой кровати, нет та была не сломана безнадёжно, выдержала, но взгляд его пригвоздился к подозрительным красным пятнышкам на белой-белой простыне, теперь, когда они — два здоровых мужика — свалили с кровати, хорошо на ней виднеющихся. Машинально Андрей, под изумленным взглядом и без того испуганного Мишки, схватился, подушку выронив, за собственную задницу и тщательно её ощупал. Ну, нет, вроде не липкая и не в кровище… Знать, не откусили яблочко. Или откусили, но, с*ка, нежно… Последняя мысль истерично вбилась в башку. А кровь тогда откуда? — Ми-и-и-иш, — выкаченными глазами указывая на пятна на кровати, тихонько произнёс, — У тебя всё нормально? Ты б сходил, в ванную, посмотрел аккуратненько, ничё ли там… — Князь полузадушено крякнул, не веря, что до такого докатился, — ну, короче, всё ли там в порядке… Миха отчаянно замотал головой, глядя на те пятна крови, словно эта была целая лужа, и они тут вчера кого-то замочили: — А почему именно у меня?! Может, у тебя! — отчаянно взревел этот медведь, бледнея на пару тонов. — Понимаешь, — Андрей постарался как можно мягче, ну, в самом деле пока расклад был весьма… Такой, который Горшок, вряд ли переживёт спокойно. — У меня там всё… э-э-э… сухое и чистое! — ну, а чё он мог ему сказать? — А хочешь, я сам у тебя там посмотрю, осторожно! — сначала предложил, а потом как понял… Бл*здец, вот это в ситуацию они попали. Давай, друже, я посмотрю, не вы*бал ли я тебя вчера. Да ты чё отползаешь-то? Я ж аккуратненько… С*ка. — Иди нах*й! — вспыхнул багровым Горшенёв — Да и вообще, может ты после в душе ополоснулся! — мозг выкрутился и родил предложение, которое сложно было побить. Это Князь должен был признать. Но в ванную всё-таки потопал, завернувшись в простыню как в кокон какой. Или в саван. Только уши торчали. Шейх, блин. Арабская но-о-о-очь. С*ка. Не до шуток ж. Интересно, а Шахереза… Молчи, Андрей! — Уже, возможно, пошёл, — вздохнул тихонько Андрей, тоже пытаясь успокоиться. Впрочем, довольно скоро его бешеный вылетел из ванной, взъерошенный и счастливый донельзя! Неужто там проститутка спала? Её находка б их попросту спасла! Ну, если, конечно, жрица любви живая… Мёртвая это… В тюрьме местной с ними и похуже нафантазированных вещи провернут. — Там весь кран в этом дерьме! — Горшочек счастливо потряс баночкой, которую так и не выпускал из рук, словно Орфей свою серебряную лиру, блин. — Я по запаху понял. Верно, это мы с какого-то рожна кранчик-то и смазали! Тут он опять погрустнел, спросив: — А кровь тогда откуда? Несколько минут они подозрительно оглядывали друг друга в поисках царапин или ещё чего, и почти одновременно пришли к выводу: видимых повреждений нет. — Бл*! — выдохнул Миха, которому осталось лишь признать, что кровь могла выделиться с единственного места с заднего, так сказать, прохода. Вот те и не та дверь, с*ка! Звук его голоса, должно быть, ковырнул какой-то участок мозга Князя, отвечающий за логику: — Миха! Ты гнусавишь! — радостно возвестил тот, одурело лыбясь. Всё-таки не одним задним проходом живем. Ещё носовым, с*ка! — И чё? — не понял тот. — Ну, кровь, вероятно, из носа шла! А то, что на кровати… М-м, неудачно локтем, может, от меня получил… Давление ли поднялось. Мало ли! Короче, успокойся! Мишка прям-таки засветился, на лице явственно проступило облегчение. Но буквально через пару минут некая, видимо, безрадостная мысль посетила эту удивительную башку и накрыла мрачностью его лицо. — Андрюх, — задушено совсем как-то прошептал, — мы же могли и душ принять… вот кран и в этой… этом… — слов не хватило, и он потряс будто приклеенной к нему баночкой, очевидно решив, что так лучше дойдёт. Вообще, справедливо, решил Андрей и бочком-бочком протиснулся в ванную, осмотреть, так сказать, возможную улику падения их великой дружбы (почти как у Маркса с Энгельсом, ага) в голубую бездну. Произведя тщательное разглядывание вышеупомянутого предмета, пришёл к однозначному выводу: — Мих, — выглянул из-за дверцы, надеясь, что тот ещё не начал биться башкой о стену, — смазки на нём ща столько и в таком месте — мы на этот кран должны были бы насадиться до упора с разрывом чего-нибудь. А я, знаешь ли, разрыва не ощущаю! Так что нет, мы всего лишь два пьяных долбо*ба, которые за каким-то х*ем обмазали кран смазкой. Миха, сидевший на кровати, успевший уже натянуть шорты — причём натянул он их по самое не хочу, до пупка аж дотянулся, лишь заторможено покачал головой, полностью погружённый в изучение тех самых бумаг, которые ранее заприметил Андрей на тумбочке. — Что пишут? — пробормотал Андрей, поспешно натягивая собственные шорты, подумывая уже, не отыскать ли на дне чемодана самые плотные джинсы и теплую кофтень, полностью закрывающую всю верхнюю часть тушки. Несмотря на жару, сделать это отчего-то хотелось. Прикрыть нежное брюшко. И яблочко, как надеялся, не сорванное… — Ни х*я не понятно, — пробормотал Горшенёв, почему-то яростно алея ушами, — на английском всё. — Может Яшку позвать, или Балу? — совершенно без задней какой мысли предложил Князь. — Нет! — вскинулся Горшок, лихорадочно вцепляясь в конверт, что, оказывается, был под бумагами. — Они нам такого напереводят, заикаться будем. Вовек не забудут! И в душе не смоешь, — убито заключил. — Вот, лучше сам посмотри, — С этими словами, не глядя, кинул конверт и все остальные бумаги на кровать. Словно передача с рук в руки его заставила нервно поёживаться. Ну приехали, блин. Теперь вечно голодный до прикосновений Горшок будет морозиться… Впрочем, надолго его не хватит… Не хватит же?! Андрей взял, сначала посмотрел на бумаженцию — на сертификат какой-то похоже… Естественно, всё на этом басурманском языке, но кое-какие словечки отдельные он понял. Вот например «мэрриед». Благодаря романтическим комедиям, которые во множестве «глотала» Алёнка, где главные герои то и дело восторженно-писклявыми голосами предлагали своей главной жизненной любви: «Мэрри ми», то есть — выходи за меня. И это уже не внушало ничего хорошего, блин. Вряд ли их на свадьбу пригласили. На чью?! Итак, бумаженция эта имеет непосредственное отношение к свадьбе, но к ним-то какое? Через ещё минуту, когда Андрей вчитался, ну, или попробовал сделать это — получил и ответ на этот вопрос. В тексте четко стояли их с Михой имена. И подписи внизу, аккуратно так выведенные, будто не были оббуханы в дулю — точно их. Чё, бл*ть? Андрей нервно хихикнул, чувствуя, как его крыша медленно отъезжает: он вышел замуж за Мишку? Или женился? Как правильно-то тут? Да и кто из них муж, кто жена? Какая такая Сатана это всё обтяпала, а?! Может, парни так подшутили над фронтменами? Ну, раздели их, кровь накапали, смазку намазали на кран, но с длинной перестарались — неправдоподобно вышло… Бумажку на принтере распечатали, подписать заставили, сказав, что автограф… Ага, как же, с*ка! Так аккуратно они автографы не ставили, да и кому они в Вегасе сдались… и вообще, с такими шутками парни рисковали остаться без — он оглянулся на сумрачного Горшка — без группы, бл*дь! А трещавшая голова неожиданно выдала факт, услышанный от Балу — в Вегасе можно быстро и официально пожениться. Судя по всему, именно это они и сделали… Это ж сколько выпить надо было? Или выкурить? Скорее всего и то, и другое… Иначе он просто отказывался в это поверить — обкурились, может, и обкололись, ужрались, вот и отчебучили финт ушами. Мозг не хотел отвечать на этот вопрос, поэтому Князь просто искал, как бы отвлечься. Сосредоточился над задачей убрать всё обратно в конверт, хотя притвориться, что ничего не было теперь будет ой, как не просто — и заметил там ещё одну плотную карточку. Холодея, вытащил — и ох*ел окончательно от изображенного на фотографии на память, с*ка, бл*: там явно было внутреннее убранство помещения — не то церкви какой, судя по алтарю, как, опять-таки понял Андрей, по хорошему знанию, благодаря верующей бабушке, неких основ православия… или же это просто был сумасшедший дом. Но не это главное, главное то, что перед эти алтарем-не-алтарем, за которым возвышался Красный «Элвис» стояли, опять же, они с Горшком и… целовались! В губы! Боже мой! Ещё и схватил его Миша совсем недвусмысленно за задницу. Брежнев, к которому метнулись спасительной нитью мысли, так не делал. — Пздц, — только на это и хватило сил, карточка в руке дрожала. Это вам не косвенные улики, а прямые. Кажется, уверенность в собственной ориентации, дружбе и всём таком покидала его со скоростью поезда. — Пздц, — вторил Мишка, явно видевший (как ни уничтоживший!) фотку. Что теперь с этим делать не понимал ни один из них. Как вариант сжечь и никогда не вспоминать. Ага, ещё скажи распасться, как Битлз, там, кажется, тоже что-то такое мутное проскакивало между Полом и Джоном. Тьфу, блин. — Мишк, — сказал, спустя время, немного собравшийся с мыслями Андрей, пытаясь воззвать к голосу разума своего, теперь уже, видимо, вполне законного для Америки и всего Западненького мира супруга, — Давай попробуем картину восстановить. Ну, что вчера творили и как… — Нах*евертили всё? — кисло докончил Миха, который имел вид — пристрелите меня. — Ну, типа того, — думать про х*и сейчас было невыносимо, но вспомнить-то надо! Поэтому Князь собрался и выдал: — Итак, что последнее ты помнишь? Горшенёв задумался. Ну ладно, хоть в истерике не бился, потому что не просто по ориентации его удар прилетел, а он ещё и узаконился, бл*. Ну, может теперь пить меньше будет. Князь так точно дал себе зарок: больше никакой травы. И бухла поменьше. А то ладно, Мишка… А если он так однажды с каким-нибудь Леонтьевым проснется? Не, спасибо. — Концерт был, — он растеряно оглядел, видимо, только заметив бедлам в номере, и уточнил. — Но мы не ссорились, вроде, и сюда тоже не сразу вернулись. Вообще не помню, как тут оказались. Помню только, что ржали, как кони, и я тебя о порог грохнул случайно… А вот че ты у меня на руках делал — я не помню… Может, перепил сильно? Затем просветлел лицом: — А, во, помню-помню! Мы после концерта к Балу заходили, он, понимаешь ли, хвастался, что клевую траву достал. Забойную! Андрей покопался в памяти — да, было чёт такое. Да не бросания его тушки с рук на порог — этот позор мозг отчаянно отказывался вспоминать. А корень всех зол. Точнее трава, старый чё, её у Радагаста купил?! Ну да, вроде как, в гримерку они все вместе завалились, потом Шурундель похвастался новинкой и предложил затянуться. С какого перепуга они согласились, учитывая, что Михе не стоило и близко рядом с ней стоять… Вроде как, Балунов нёс чёт такое, что это типа лечебная и разрешено в этом штате. Ладно, проехали. — Поднимайся, — решительно сказал, вставая и сам. Желание накрутить Балунову уши было нестерпимым. Вот значит, из-за кого им так погано, а в душе раздрай. — Зачем? — испуганно вытаращился на него совершенно оленьими глазами Мишка. Сердце подпрыгнуло. Ну вот не могли же они вчера… Он к лохматику, конечно, относится, порой, слишком уж… ну че теперь бояться этого слова — нежно, да, бл*. Но вот представить продолжение той фотки… Нет, его мозг решительно отказывался. Мишку можно было обнять и по головушке, когда та у него болела, гладить, но остальное… Нет. Он решительно провёл мысленно черту. — Пойдем к Балу, может, он вспомнит, чё вчера было. — Князь был настроен решительно. Ну, не вставило же их так от одного небольшого косячка, да? Не до отключки же памяти и смены ориентации! Невольно в душе начали зреть какие-то совсем уж дикие подозрения — а не решил ли Шура заделать Купидоном и подсунуть им не косячок, а афродизиак какой, а?! В любом случае желание прибить мишку Балу всё крепло. Стучать в номер к Сашке пришлось долго. Ногами, по очереди с Михой, благо ярость испытывал не только Андрей. Может, Горшка те же мысли посещали? Наконец, дверь соизволил отворить сам басист, всклокоченный, помятый, в пушистом халате, явно только что поднявший тушку с постели. — Вы чё, братцы-кролики, — ласково уставился он на внезапных гостей, — Ох*ели? — хотелось бы ответить, что ох*ел как раз он, но даже произносить слово из трёх букв и его производные поэт не мог. И вообще, а вдруг Шурка ни при чём? — Саш, по чесноку, — взял быка за рога Князь, — мы куда вчера закатились после клубешника, а? — вполне миролюбиво спросил, да. Горшок рядышком лишь напряженно молчал. Вообще — и тут Андрею стало чуток страшно — а если того щас разнесёт, а Старый, ну вообще, не при делах? Ну, капец. — Не, ну точно охренели. — Балу поморщился, видимо, головушка побаливала не только у вышеуказанных визитеров. — Сначала чуть ли не всё моё добро скурнули, что было, еле-еле парням хватило, потом свалили куда-то, утащив всю выпивку. А посреди ночи вернулись и чуть ли не с ножом к горлу пристали, давай, мол, смазку, видели ж, что ты её в магазе брал. — И ты отдал? — ожил Миха. Балу смерил его насмешливым и каким-то чересчур хитрым взглядом, во жук, ё-моё: — Вам не отдай… Не дал бы, так вы меня б на смазку пустили, два друга, блин, шли домой… Ладно хоть дошли, а не увёл вас к себе местный табор какой, м-м? — не дождавшись реакции Шурка обиженно замолчал, глядя то на одного едва сдерживающегося субъекта, то на второго. — Кстати, — внезапно оживился после недолгого перерыва Балунов, — Кого вы там склеили-то? Судя по звукам из номера — горячая штучка, полночи *бались, спать мешали! Тройничок устроили, да? Колитесь, где взяли, да и верните имущество, так сказать, самому пригодится. — Э-э-э, да, — протянул Андрей, чувствуя, как опять приливает кровь к ушам, — нашли, да, захотелось. — И кто? — полыхнул любопытством их живчик, а ведь ещё недавно от боли помирал — во дела. — Какая? — Блондинка, — тяжело выдохнул Мишка. — Брюнетка! — в то же мгновение выдал Андрей, не долго думая, а потом как облился холодным потом. Это катастрофа! Повисла звонкая тишина. — Ну, знать, хорошо потр*хались, — протянул Балу, пялясь на них с гордой, ну не с*ка ли, улыбкой. — Да она это, — Миха, отчаянно зажестикулировал, понимая, что Штирлиц ходит по ох*тельно тонкому льду, — понимаешь, да, как из мультика, про собак тех в пятнышках! Там такая бабища злая, но стильная была, горячая?! Волосня покрашена мудрёно: с одной стороны черные, с другой — белее белого! Зато горячая — офигеть можно! Понимаешь, да?! — Ладно, Шурк, спасибо за помощь, — торопливо попрощался Князь, чувствуя, что щас они как ещё чего сп*зданут, никогда не отмоются. — В автобусе увидимся, надо порешать кое-что нам. И смазку вернём, — тихо добавил он. — Не волнуйся. — Ок, — покладисто кивнул Балунов. И, когда они уже слегка удалились, внезапно добавил: — Эй, блондинка! И, глядя в глаза с какого-то х*я обернувшемуся Андрею, дополнил, пока рядом шипел Миша, проклиная всё: — У тебя на шее синяк, ну, как засос. Прикрыл бы чем, а то парни могут и чего-то не того подумать, — потом Балу покосил на «брюнетку». — Да, Гаврила, перестань надевать Андрюхины трусы со Шреком, ну или хотя бы шорты подтягивай, чтоб не слезали, а то всё наружу, палевно, понимаешь, да? Закашлявшись, утягивая за собой налившегося краснотой Горшенёва, под еле сдерживаемый ржач этого гада неописуемого Балу, Князь всё же дотащился до их номера, втолкнул туда странно притихшего Миху и только после того, как закрыл дверь, выдохнул, сползая по ней: — Капец! И это было реально… реальный пздц, потому что, как он подметил позже в зеркале, на шее действительно расцветал такой хорошенький синяк. Миха же, в номере чуть только отмерев, резво подхватил свои шмотки из сумки и опрометью порысил в ванную, переодеваться, вестимо. Поразительная стеснительность, бл*, и это после того, что они вместе пережили… После штампа, хвала Ктулху, не в паспорте! Всего-то на заламинированной бумажке… С*ка! Впрочем, это пятно на шее вызвало внезапные, словно вырванные из контекста воспоминания — вот они с Горшком в какой-то машинке, что ли, как игрушечной какой, несутся с головокружительной скоростью куда-то то вверх, то вниз, падают-поднимаются, повороты налево-направо, резкие, дёрганные, всё вокруг дребезжит таким неприятным металлическим звуком… Клац-клац, точно челюсти Т-800 идут за тобой… Кажется, они там друг в друга вцепились до боли. О, да, Андрей совершенно точно помнит хватавшегося то за шею, то за плечи, отчаянно трусящего Мишку… Ну, всё ясно, хоть с этим всё ок. Перед глаза внезапно вспышкой вспыхнуло название аттракциона… И тут же погасла. А жаль такое премиленькое, даже не подумаешь, что за ним скрывается такая вот срань Господня. Так что, кроме не пить, Князь дал себе зарок, не садиться в вагонетку с обманчиво милым названием… Не опробовав сей аттракцион на ком-то, кого не жалко. Балу, короче. Вот уж точно — чё за траву подсунул?! — Мих! — поспешил он обрадовать выползшего из ванной друга хоть одной хорошей новостью о происхождении своего «засоса», образовавшегося в следствие «заноса». — Вспомнил! Мы с тобой явно вчера были на каком-то аттракционе, типа Американских горок. Ну, тут они, вроде, Русскими называются. Горшенёв задумался, потом неуверенно кивнул: — Да, чёт есть такое. Помотало нас, думал с кишками расстанусь. И башка, может, из-за них болит. Потом немного оживился: — Помнишь, цыганку? Ну, ты её ещё всё время называл Сэра, да просил ручку позолотить? Ещё и пел ей про ведьму и осла! И знатно ох*ел, когда она тебя чистым русским матерным послала, на три советские буквы! Вот ведь не думал ты, что предсказание сбылось, да? — нет, то, что Горшок отмер и шутит начал — это хорошо, но вот за такие шутки и возникают в зубах промежутки, блин! С трудом сдержавшись, Князь попытался вернуться к делу. Цыганка, цыганка… Может, это она их так прокляла?! Этого Андрей не помнил, но поспешил кивнуть — авось на энтузиазме Мишка ещё чего вспомнит, подпитав память эндорфинами. — Вот! — Горшок, поморщившись, приземлился на кровать, закурил и продолжил: — Она, хоть и обозлилась, но гадать, умыкнув у тебя с шеи цепь, стала, какую-то хрень да наши даты рождения выспрашивала. А потом знатную чушь понесла, мол, я под планетой Марс рожден, а твой небесный покровитель — Венера. И, как греческие боги мы должны быть связаны отныне и навсегда, — на этом моменте Князь, вспомнив их пробуждение, подавился. Но, с х*яли, Миха — бог войны, а он — Венера, с*ка, бл*?! Богиня… Какая нах*й богиня! Красоты, *бать! Тут Мишка внезапно погрустнел: — Может, после этого откровения пророческого нас и занесло в местечковый ЗАГС? Чисто, чтоб поржать и связаться отныне и навсегда — всякая такая х*йня, тип, чтоб не расцепляться, а? — Тут же Вегас, Мишк, — попробовал разумно достучаться Князев. — Это наверняка очередная развлекаловка для туристов. Помнишь, Балу говорил, что тут можно, типа, сразу пожениться, причем тебя может кто угодно повенчать, хоть Ктулху! Наверное, при том же парке развлечений, куда нас с тобой вчера занесло, и было сие развлечение. Скорее всего, никакой законности не имеет. Так, шутка, — он очень сильно на это рассчитывал. О, всякие там травы, дох*я знающий Балу, цыганки со стран СНГ и ЗАГСы навеивали на него печаль. — Поцелуй на фотке, — рявкнул Мишаня, — не шутка! Да и Гордей, вроде, сп*зданул, что такие браки здесь легальны. — Ну, Мих, — Князев всё ещё пытался уговорить своего бешеного, что это не конец света и они всё ещё могут называть себя мужиками. — Кто по пьяни не лизался с другом? Ответом послужил такой зырк из-под мохнатых бровей, что Князь испытал дикое желание срочно свалить. Желательно в Россию, в какую-нибудь далекую сибирскую деревушку… — Да даже Брежнев, не под алкашкой своих в губы чмокал, — выдал перепуганный разум, но, опять же, Брежнев руки не распускал… Вот же с*ка. Хотя кто этого генсека знает, на людях нет, а не на людях?! Судя по всему, это был совсем уж не аргумент, но Мишка всё же хмыкнул. Брови свои смешно нахмурив, точно решил изобразить Леонида Ильича. — Них*я мы тут всё разворотили! — Миха присвистнул, мгновение спустя, очевидно страшно желая перевести разговор со столь скользкой, прям как та смазка, да, темы. — Еб*ть, — кивнул Андрей. И вправду — эпично всё было укокошено, вероятно, хорошо они зарядились на аттракционах, чтоб их! Прям сразу ясно: тут были русские панки, блин. Гордей их сожрёт живьём. Но тут Горшок снова нервно усмехнулся, делая ещё затяжку: — А вот это точно… Такое ощущение, что мы номер разворотили в битве за право консумировать… — Он густо покраснел, старательно отводя взгляд… — Ну того, брак… А вот этого не надо, бл*! Сейчас опять себе надумает чего! Князь вот уже надумал… А вообще, траектория славная вырисовывалась. Сначала концерт, потом Балу и его трын-трава, потом парк аттракционов, потом цыганка, а затем ЗАГС с зафотодокументированным поцелуем в засос и облапыванием… Потом снова Балу и банка смазки — догадались же, бл*дь — потом… Вон — если Миха верно помнит — какие-то непонятные брякания Князьями о пол… Развороченная комната, кран смазанный — вот же, бл*дь. А всё реально выглядело, как эпичная битва за право быть сверху! И ведь Балу говорил о шуме. П*здец, короче, но Михе нельзя знать, что он тоже испугался до чертиков. — Да ну! — весь багровый Андрей отпрянул, покрутив головой, отчаянно подбирая слова. — Ну где доказательство, Мих? Вазелином, то есть ананасом, от нас и не пахнет! — Ну так мы на то и панки, чтоб всё было хард, — вяло тявкнул Миха, поднимая на него больной взгляд. — Может, и впрямь обошлись без помощи подгона от Балу. Или просто смыли мы этот запашок с себе, смыли, концы в воду, понимаешь, да?! — Не, — Князь покачал головой, отчаянно хватаясь за любое опровержение, он снова покрутил по сторонам, — тогда б презики валялись, а тут куча грязи, но их нет! В самом деле, если б они того самого, не забыли бы защиту? Или количество алкоголя, адреналина и травы в организме все берега смыло? — А ты че, баба, чтоб залететь?! — яростно округлил глаза Горшок. — Нах*я презики? — Не ну… — Андрей понуро втянул голову в плечи, а потом тоже рявкнул, когда смысл дошёл: — Чё сразу я-то? И вообще, должны ж были остаться следы, во! — использовал последний свой аргумент и сразу как-то сник Князь. — Какие тебе следы, Шерлок! Ты не заметил, что мы проснулись голые и чистые — явно в душе побывали, — Миха снова покраснел, он, вообще, за едва успевшее начаться сегодня краснел немыслимое число раз, — возможно, вдвоём. Так, разговор шёл по кругу, замыкался на этой ванной с на хрена обмазанным-то краном — как клизму, что ли, использовали? — и возвращался к другой опасной теме — возможному сексу с лучшим другом. Надо срочно уводить! — Ну, тогда б не просто всё тело болело, а больше прочих — задница! А у меня всё ломит — равномерно! — вызверился Андрей. — Ты ж не *бал меня всего, а? — Не, — Горшок неожиданно побелел, — у меня задница болит. Князь присвистнул, покачивая головой, не находя, что сказать тут. Ну вот не подбирались как-то слова! После таких-то признаний… Мысль о том, что это он, возможно… Бл*дь. Миха ему этого не простит. Он сам себя. С*ка. — Так что, — Миша вяло вздохнул, устав, видимо, храбриться и пристраивая в открытую под задницу подушку, — Видимо, не ты выиграл бой, но зато я пожалел дуралея, иначе б ты щас тут так не подпрыгивал, во! — усмехается всё-таки он. — Иди ты, — Князь фыркнул, мозги его отчаянно искали отмазку и — о чудо — нашли! — Я ж помню, ты на коня залез с криком «Я — батька-атаман!», аттракцион такой, на максимальную скорость велев тебе поставить, неожиданно ковбоем себя вообразил, техасец ты херов! Вот и отбило тебе всю жопу по самые кишки! — А может, — посветлел лицом Горшок, даже глаза на него поднимая, словно желая понять брешет или нет. — Да точно тебе говорю! — с жаром зачастил Андрей, пальцы скрещивая незаметно. — Я-то не полез, знал, что потом всё ныть будет, не настолько я мушкетёром побывать хотел, а тебя хер остановишь. — Выходит, — Миха усмехнулся, вроде бы, поверив, — родео у меня с быком было? — Всенепременно, — мысленно поправляя ковбойскую шляпу, заявил Князь, пуще прежнего сжимая за спиной пальцы. Ведь историю он эту придумал только что, на ходу. А что в действительности было… Пусть останется в Вегасе, покрытое мраком выкуренной травы и предсказаний цыганки Сэры. И они внезапно дружно заржали — наверное, это было истерическое нечто, но всё-таки сделало дальнейшую жизнь со всем этим багажом нового опыта чуть легче. Отсмеявшись, Андрей вернулся к насущему: — Итак, мы два долбо*ба, смешавшие наркоту и алкашку, словившие, никак от того клуба Устрицы телепатический приход, отправившиеся покорять местные развлечение и случайно забрёдшие в местечко, где совершенно случайно же поженились. Будет, что внукам рассказать! — Главное, не парням, — Миха раздосадованно затушил окурок в пепельнице. — Застебут. — Ну да, — легко согласился Князев. Это и вправду было понятно. — Но есть ещё одна проблема. — Какая? — Мишка недоуменно уставился на него, ему-то, наверное, казалось, что наконец разобрались — и ничьи тылы не пострадали. Не считая подгона от аттракциона с бычарой. — Надо это всё как-то устранять, — Андрей почувствовал, что опять ступает на опасную территорию, но и оставить это вот так просто было нельзя. — Ну там, разводиться… Класс. Приехать в Вегас, за одни сутки жениться и развестись! — И как ты себе это представляешь? — Мишка так на него вылупился, что снова стало не по себе. — Попросить Балу или Яшку узнать, как разорвать брак, да? Или бегать искать то место, где мы это сделали? С воплем: подождите, парни, мы ща, по-быстрому разведемся и вернёмся! Гордей, разрули, а не то, будешь прессе объяснять, почему мы по пути Тату пошли. — Ну да, так себе варианты, — понурился Князь, хотя от «по пути Тату» смешно стало. Мда, и смех, и грех. — Не, Андрюх, молчать надо, — Горшок решительно схватил все бумажки, продолжавшие лежать на кровати, да и засунул в самый низ своего чемодана. — Типа, не было ничего. В России нас точно не попросят предъявить, если надумаем жениться… — он захлебнулся внезапно и закашлялся выкрикивая спешно. — С другими! Девками! А на Америку — пох*й! Андрей не мог с этим не согласиться. То, что было в Вегасе там и останется, они больше к этой скользкой теме не вернутся. На том и порешили. Ну, а бумажки… Потом его, правда, посещала мысль, а чё их Мишка сграбастал… Почему вместе не сожгли, но, справедливо рассудив, что Мишка скорее удавится, чем такое обнародует, плюнул. У каждого свои причуды. Может, хочет держать при себе напоминание, почему наркотики и бухло — это зло?! Интересующимся, какого хера они всем спать не давали, парням они так ничего и не рассказали, но история про экзотическую красотку с черно-белыми волосами, запущенная коварным Балуновым, ещё долго муссировалась всем коллективом, заставляя и Мишу, и Андрея покрываться холодным потом. Как и при предложении покушать ананас. Но — что случилось в Вегасе, остаётся в Вегасе…***
Позднее Неожиданный звонок в дверь оторвал Князева от мрачного гипнотизирования числа на компьютере. Можно было сие делать и в его бумажной вариации, но Андрей, вообще-то, пытался отвлечься работой. Но никак не выходило. Глаз неизбежно зацеплялся за правый нижний угол… Может, скрыть на хер? По-детски отчаянно и глупо… Только вот не поможет. 7 августа… Сегодня Мишке могло бы исполниться 40. Но навсегда останется 39. Боль потери была всё ещё слишком сильной, и Андрей не был уверен, что она когда-либо вообще пройдёт. Возможно, затаится, уляжется тонкими кольцами на самое дно души, чтоб затем вновь придушить все его внутренности. Но почему-то именно в этот день казалось, что напряжение в душе достигло пика. Потому что сначала было какое-то отупение, отрицание, что ли, а теперь… Приходило постепенное понимание, что нет — это навсегда. Навсегда нерешенные до конца вопросы, незакрытые, оборванные страницы… А так мучительно хотелось ещё разочек если не увидеть, то хотя бы услышать… Благо эта возможность у него есть, да. Плейлист с их и Мишкиными песнями, запущенный в случайном порядке — и, если закрыть глаза и хорошенько постараться, можно представить, что он рядом. Только вот, выныривая, неизбежно натыкался взглядом на что-нибудь цепляющее, как вот на злосчастное число или «работу» — рисунок шута с подозрительно знакомыми лохматыми очертаниями, и тяжесть снова обрушивалась. Андрей даже немного пожалел, что утром, на вопрос Агаты: «Не нужно ли остаться сегодня с ним?», ответил отрицательно. Жена с дочкой уехали по делам, а он пожалел об этом уже спустя полчаса после отъезда. Одиночество давило, вгрызаясь матёрым зверем. Так что даже был рад этому неожиданному визитеру: кто бы он ни был, но отвлечься точно уж помог бы. Пусть и свидетель какого-нибудь Иеговы — Княже получит удовольствие, выпроваживая его взашей. Однако на пороге стоял, если и напоминающий проповедника персонаж, то им не являющийся. Не распространитель чего-то там, а ворон к нему прилетел по имени Лёшка Горшенёв, с каким-то сегодня особенно сумрачным видом. Ну, оно понятно… Непонятно другое — что тот у него забыл? — Привет, — Князь недоуменно посмотрел на него — не в традициях Лёхи было заглядывать даже к друзьям без звонка. Тем более сегодня, когда ему полагалось быть с семьей. Значит, что-то случилось, в душе что-то нехорошо так заскребло. Что могло случиться, если Мишка уже мёртв? — Заходи. — Привет. — Горшенёв продолжал неловко топтаться на порожке, не делая попыток зайти. — Я проездом, родители ждут. Так что в другой раз. Андрей в замешательстве уставился на своего гостя. И что его сюда пригнало? Странный весь. Если что-то важное — такое на пороге не делают. Да и вообще, почему просто не позвонил, а ещё лучше, не написал, а? — Вот, — не стал тянуть этот мрачный ворон, протягивая выуженный из-за пазухи конверт из плотной бумаги. — Разбирали с Олей Мишкины вещи, нашли. Князь машинально взял — и сердце пропустило удар. Или несколько. Потому что на конверте самым знакомым почерком было выведено: «Андрею». О таком он отчего-то не подумал от слова совсем. А ведь логично, что от человека что-то остаётся. Не только покинутая оболочка, но и какие-то записи, вещи… А ещё бывает, что и последняя воля. То, что с глазу на глаз сказать было слишком страшно. Руки заледенели, принимая конверт. Такой вот привет из прошлого. Может, Миха написал ему что-то от руки, а может и флешку с видео вложил. Хотелось прощупать конверт, но он сдержался. Не при Ягоде. Но одно Князев знал точно: к предметам на самой дальней полке прибавится ещё один. Миха никогда не держался за вещи. Андрей же отчего-то сохранил парочку, случайно оказавшихся на его пути артефактов, свидетельств, что Миша Горшенёв был в его жизни. Футболка, которой они бесконечно обменивались и которая так и осталась в итоге у него, томик Капитала, который давно отчаялся прочитать полностью этот лохматый, но которым тот успешно подпирал как-то качающуюся кровать в гостишке. Там и забыл, но стремящийся к порядку Андрей прихватил… И забыл отдать. На этом труде Маркса был отгрызен уголок — и Князь, признаться, не знал, Михиных ли зубов дело или его оголодавших мышей с хаты?! И много ещё каких мелочей, утащенных не случайно, не со зла… А теперь и этот, жгущий ладони конверт. Очевидно, оставленный для него как раз на такой случай. — Не знаю, что там, — протянул Горшенёв, о присутствии которого погрузившийся в переживания Князь успел позабыть, — не стали открывать. — Спасибо, Лёх. — искренне поблагодарил Андрей, мысленно воздав хвалу сознательности, а то кто же знает, что там ему Миха мог адресовать… Внезапно стало очень страшно. И хоть ворон уже улетел, а дверь давно была надежно закрыта, однако он по-прежнему не решался, опасаясь вскрывать послание. Вдруг щас вот… нет, конечно, не как в его Письме из Трансильвании — читаешь ты, а в этот миг я за твоей спиной, хотя при мысли об этом ту и обжёг холодок… Нет, ну вот вдруг ща вскроет, а там что-то типа того вот приснопамятного интервью с топориком на него полезет, а? Как после этого себя снова собирать? Они ведь почти нормально поговорили незадолго до, по телефону. А сейчас вскрыть и всё испортить. Кто знает, когда он написал это послание? В каком состоянии духа был? Вдруг, уже после их разговора, чего перемкнуло неудачно? Вот так ща и узнает, что тот, умирая, его ненавидел! Поэтому, оставшись один, он долго смотрел на конверт. Страшно было очень. Но необходимо было решаться. Скоро девчонки вернутся. При них совсем уж непросто решиться… Не надо им его расклеенным видеть. Нет, надо скорее… Но что такого Миха мог отправить ему, почему не сказал словами? Хотя, учитывая, что они почти два года не общались толком… Могло быть всё, что угодно. От проклятий и излитой на бумагу обиды до благословений, разумеется, на Горшенёвский лад. Наконец, Андрей каким-то чудом решился и, оторвав самый краешек, вытряхнул содержимое на стол. По счастью, оттуда не брякнула флешка, потому что Князь, по правде, не знал выдержал ли бы он видео — на столешницу спикировал обычный, сложенный в несколько раз листочек в клетку и ещё один конверт. Вот такая вот матрешка, понимаешь, да? Он хмыкнул. Подобные игры и заморочки свидетельствовали либо о последней шутке, либо о высокой степени конфиденциальности содержимого… Хотя вряд ли два бумажных конверта остановили бы кого-то, возжелай они проникнуть в эту тайну. Правда — и тут Князь глаза округлил — Миха накапал на внутренний конверт воском и пхд приложился печаткой. Ну охренеть, он там себя кем возомнил, когда этот трюк проворачивал? Может, Шекспира репал? Решив оставить содержимое второго конверта напоследок, взял листочек — неспроста же вспорхнул. Может, там будет: повелеваю открыть такого-то числа на таком-то месте, отрыв то-то, и рецепт зелья одного старого мага. Ага, как же. Развернул. «Я бы написал, привет, Андрюха, но это теперь неловко как-то». — гласило послание, буквы плясали особенно сильно, выдавая волнение автора, и оно в полной мере передавалось и ему. Сердце стучало уже где-то в районе горла, когда Князь продолжил чтение: «Кажется, своё право называть твоё имя я уже потерял и, судя по тому, что ты все же это читаешь, не успел получить обратно. Боюсь, и для тебя остался, как ты там меня в интервью с уважением поддевал? Михаил Юрьевич?! Брось ты эту х*йню с отчествами, вот чё! Я и сам бы вернуть… Хотел, веришь? Не знал, как. Извиняться не умею, уж какой есть. Таким и остался. Навсегда, понимаешь, да? Вслух — так точно. Всегда слово мысль обгоняло, а теперь и подавно. Легче извиниться вот так, написав. Не факт, что правильно только…» — тут строка обрывалась, чтоб продолжиться ниже, уже с несколько иным наклоном букв: «Короче, можешь не читать всю х*йню выше. Это не важно. Главное — мне жаль, что всё так пошло у нас. Помнишь гастроли в Америке? Устрицу? Ты ещё тогда долго говорил, что мы не в ту дверь, дураки, вломились? Так вот, Княже, наверное, позже, но уже в самой жизни нашей мы снова вошли не в ту дверь, раз вышли из неё в разные стороны. И вот это обидно. С Устрицей — забавное приключение вышло, я уверен, ты потом внучкам расскажешь, внукам — не вздумай… А вот в жизни — горько всё это. Не должно было быть так. Не надо бы нам расцепляться, да. И окончиться всё так не должно было…» — тут уже не строка прервалась, а в глазах у Андрея защипало, яростно проморгавшись, он вгрызся в текст дальше, чувствуя, что зря старался… Они только прибавлялись: «Вероятно, если ты сейчас это читаешь, то на Земле мы уже не встретимся. Ну, ничего — думаю, у нас будет шанс пообщаться в космосе», — тут Андрей не выдержал и фыркнул сквозь слезы. Ну да, инопланетянин Горшок вернулся назад к звёздам… А ведь то, о чем тот сейчас писал, невольно попадало в мучившие его душу сомнения. Миха обычно едва ли не кричал о своём атеизме, лишь иногда его прорывало на космос или сказку… Тогда, когда мечтать хотелось, верить и надеяться… Неужели это послание значит, что да, под конец тому всё-таки хотелось верить в то, что биологическая смерть — это не конец всему? Сердце бешено стучало. А не мог ли тот написать это лишь для того, чтоб как-то его приободрить? Мог… Но это, по крайне мере, означало бы, что Миша совершенно точно не ненавидел… Князь стиснул зубы до скрипа и углубился дальше в чтение: «Или прямо в нашем мире, слышь, Андро? — тут градус уверенности Горшочка, видимо, снова махнул вниз. — Если захочешь. Как бы я не открещивался — это всё еще наш мир, думаю, после окончания земных дел мы найдем всё же правильную дверь. Только ты туда не торопись!!!» — аж три восклицательных знака… Как дырку, бешеный, не сделал… Ан нет… Князь коротко оглядел листочек — есть дырка! Дальше же, судя по почти ровному, ну для Михи ровному, почерку, тот немного успокоился и почти мирно дописал: «Короче, прости и зла не держи. А когда все закончишь в этой реальности, жду тебя в нашей. Там и обговорим. П.С. Надеюсь, мои отдадут тебе это, не засовывая свои любопытные носы. Я там даже поэкспериментировал — воску капнул, чуть дачу не поджёг, но круто же получилось? П.П.С. Второй конверт лучше открывать без Агаты. Но я думаю, что это теперь точно твоё. Делай с ним, что хочешь». Подписи и даты не было. Лишь маленькая черточка, словно Мишка что-то хотел ещё написать, да передумал. Но упоминание дачи, конечно, болезненно корябало. Вот и гадай, Княже, какого числа это отпущение твоих грехов было составлено. Но сейчас он этим заниматься не хотел. И Андрей, у которого отчего-то посветлело внутри, повозившись, открыл-таки второй конверт, не желая ломать печать с оттиском, воспользовался ножичком и разрезал противоположный край, аккуратно вспоров тому брюхо. После чего из него выпало два заламинированных кусочка бумаги. В них Князев с удивлением опознал… сертификат о бракосочетании и ту самую палевную фотку у алтаря, о которой они дружно договорились не вспоминать. Андрей, вообще-то, думал, что Горшок давно их ритуально сжёг, приговаривая «Чур меня, чур!» Но чтоб, хранить всё это столько лет? Хотя… он и сам, наверное, сохранил бы. Странно после стольких лет воспоминания те былого ужаса не вызывали. Подумаешь, приключение… Подумаешь, на задницу… Подумаешь, для США они законные супруги… Были. Теперь уж точно были. Правда, если Агата об этом узнает, то точно затребует повторную свадьбу где-нибудь там же… в Вегасе, блин! Странно, но мысль эта заставила его снова просветлеть. Так-то, блин! Хранил такое и на голубом глазу заливал, что Княже ему никто… А кто после этого сам Миха? Эх, дурак… И он, и Горшок. Только вот Андрею с этим как-то жить ещё. Взяв в руки совершенно фееричную фотку, попади которая не в те руке — им обоим бы, скорее всего, пришлось просить у Балу временного убежища; он невольно всмотрелся в неё. Нет, не на разврат смотрел Князь. Совсем нет, а на то, какой там Миха счастливый… Да, именно так. И сам он тоже вполне доволен жизнью. Тяжко вздохнув и ещё раз подумав о дверях, Князь собирался прибрать ту подальше, и вообще, для верности заказать шкатулку с кодовым замком, как вдруг заметил… Оказалось, на обратной стороне фотки было что-то накарябано торопливой рукой. С трудом разобрав суматошный Мишкин почерк, выкативший глаза Князев прочитал следующее: «А я всё-таки вспомнил, что было той ночью. Но, пожалуй, оставлю это себе. А ты гадай дальше: было, не было. Одно могу сказать точно — всё было не зря…» И снова подписи не было. Лишь смешная подмигивающая рожица. Устрицу тот, что ли, нарисовать пытался?! Андрей сперва ошеломленно вытаращился, прочитывая раз за разом послание, а потом невольно засмеялся: — Как всегда, Мих, как всегда! — сказал в пустоту. — Теперь мне уж точно придется разыскать тебя где-то там. По странному стечению обстоятельств именно это время выбрал так и не отрубленный плейлист, чтобы запустить Don’t crucify me. «Не мучайте меня, я грешник» — наполнял комнату Мишкин надрывный вокал, а «Элвис» в красном, что зарегистрировал их союз вековой подмигивал… ну или то игра света на ламинированной фотке. — Иди с миром, Мишка, — прошептал Андрей, грустно и светло улыбаясь, а затем, когда свидетельство снова попалось ему на глаза, многообещающее заявил, грозно приподняв бровь: — И жди, мы не договорили.