***
Кем бы ни был Ризли, а, всë таки, было в нëм что то от пленника крепости, была эта закостенелая привычка — соблюдать бесприкословный режим, режим постоянный и неизменный, как запах сырости в медных трубах, как сгорбленные спины рабочих в цеху, как звон тарелок в обеденное время, как утренний будильник… Неизменная вечность не менее неизменного царства; царства, где он был царëм. Никогда не было ни новшеств тут, ни резких смен. Ничего. Лишь скрип жандарматонов, окрики гвардейцев, да тихий шëпот, волной слухов и сплетен накрывающий умы пленных и стражей. Жизнь его пуста, как стакан, из которого привыкшие к выпивке гвардейцы выхлебали всю водку, а оборотень, привыкший прощать им подобное, больше не наливает себе, даже не стараясь сохранить хоть каплю алкоголя для себя и дыры внутри себя, жгущей стенки сердца. Но, так или иначе, нельзя отдаваться тоске, правда? Ну вот! А потому он смотрит на часы, вздыхает, откладывает газету, поднимается с бархатного кресла, подушкой большого пальца привычно проводя по металлическому подлокотнику, украшенному кучкой мелких шрамов — нервы, затем одëргивает бордовый галстук и идëт к дверям, вольным жестом открывая их и сбегая по лестнице, будто он вовсе не здоровенная гора мускулов, а пятилетний ребёнок, и открывает следующие двери, чтобы наконец то подставить лицо под неприятные лучи жëлтых ламп. И так снова и снова. Даже обеднее время одинаково, однако. Кажется, неприглядная жизнь потеряла уже всякую окраску. Есть ли в ней смысл? Конечно есть! Он — хозяин крепости Меропид, он — пример для многих, очень многих людей, начиная от мальчишек на улицах, заканчивая самой Клориндой, его лучшей подругой, а это действительно что то, да значит. Да и вообще! Без него Фонтейн — явно не Фонтейн! И можно подумать, что грустить тут нечего; есть стабильная работа, в друзьях числятся самые высшие шишки Гидро региона, денег много… Но никто, никто не мог понять снежную бурю, что разрывала сосудистое сердце царя крыс, разрезала его тупым ржавым ножом, от того делая лишь больнее. Никто: ни миллиардер с отвратной внешностью, медленно осознающий, что девушки прыгают к нему на колени далеко не за любовью, ни подросток, навеки разочаровавшийся в своей первой, толком не начавшейся любви, ни замкнутая женщина, из-за своего характера всë время боящаяся подойти к кому то… Ничья боль не могла сравниться с тем, что чувствовал Ризли, видя на улице обнимающиеся пары, слыша первые аккорды «Свадебного марша», чувствуя, как средь чужой большой любви ему нет места. Люди созданы для любви. Но любовь не создана для людей. Вслушайтесь в эту фразу… Так вышло, что люди способны жить только любя, любя хотя бы что то, не важно, что: своë ли дело, своих ли родственников, своих ли питомцев, или людей вокруг… Только любя люди способны держаться на плаву. Ведь секс, являющийся единственной возможностью выжить — образован от чистого чувства, с лëгкой, правда, примесью инстинкта выживания… Но есть и вторая часть — «но любовь не создана для людей». Не «но любовь создана не для людей «, а именно так, как написано. Любовь — всеобъемлющее и нежное чувство, так часто теряющее смысл в грязном мире. Она была создана не убивать, но, почему то, сейчас всë чаще принимает форму острого клинка, ранящего в самую глубину души, мгновенно, да так, что скрыться нельзя. Любовь заставляет нас слушать то, что слушать мы не желаем, видеть то, что видеть не должны… Любовь ослепляет, любовь манипулирует последним что у нас есть, при этом не давая клятвы верности и не говоря, что не кинет нас на полпути. Это слишком сложно понять, также сложно, как, порой, разлюбить. Как забыть. Как сказать «я больше по тебе не скучаю». Можно ли забыть чужие объятия? Можно ли забыть чужую улыбку, что светила ярче солнца? Можно ли забыть всë, что было между людьми, не имея достойной замены, даже осознавая, что всë, что было — являлось ложью? Нельзя. Нельзя. Просто нельзя. Возможно, именно этим правилом руководствовалась Крио архонт, даря мужчине, не знающему значения слова «любовь», глаз бога. Возможно. Всë в этой жизни возможно… Однако, Ризли повезло больше. Он никогда не любил. Родителям с ним было тяжело, люди вокруг всегда смотрели косо, и даже сейчас, став лучшим, он стал лучшим лишь среди худших, при этом зная, что это — его потолок, выше которого не пробиться, не высунуть голову, не найти себе пристанище там, наверху… Но это не суть важно. Ведь самое главное — всë идëт своим чередом… Ризли постучал пальцем по столешнице. — Вы там скоро? — голос у него был хриплый, может, оборотень чем то болел, а может прибеднялся — никто здесь не рискнул бы предположить. — Возьмите у робота, пожалуйста… — донеслось из-за стойки. — Извините, герцог, но, пока что, только так… — Ничего. — махнул рукой мужчина. — Я не брезгливый. Он подождал, пока заключëнный, стоявший у робота, отойдëт, а затем подошëл к машине, протягивая к еë сканеру лицензию. — Чëрт… — донеслось за спиной герцога, но тот не обратил на это внимания — какая разница, может упало у кого то что то, может кто то кого то случайно толкнул… Это явно не проблемы темноволосого, по крайней мере сейчас. Робот удивлëнно крутил камерой — должно быть сломалось что то… Ризли вздохнул, тихо ругнулся и полез в карман за другой лицензией, не спуская осуждающего взгляда с машины. Наконец он нашëл нужную карту, и, предоставив еë в надлежащем виде, потянулся за заказанным стаканом с фонтой, как вдруг чья то рука случайно проскользнула по ткани перчаток. — Ой-й… Простите… — немного испуганно пролепетал «кто то». — Я просто оставил здесь свой стакан… Можете подать, пожалуйста? Он вон там… Хозяин крепости Меропид улыбнулся и кивнул, и, не спуская, однако, взгляда с робота, старательно режущего ему салат, потянулся за чужим напитком. — Вот, держи. — Спа-асибочки большое! Оборотень поднял голову, протягивая заключëнному стакан, и… Два внимательных глаза смотрели на него. Каждый — прекрасное озеро голубых рос, ярко переливающееся в тусклом свете ламп. Две дыры, бездоннее самой Витой Бездны, две дыры, в которых хлестало нещадное море, играюче покручивая лениво плывущие по острым гребням кораблики… — Э-эй… Вы в порядке? — Д-да… — мужчина понял, что задержался. — Прости. Можем мы потом встретиться? Мне нужно кое что рассказать. Именно тебе. — Конечно! — заключëнный улыбнулся. — Вы можете найти меня где угодно, просто спросите у стражей об Аяксе… Аяксе Тарталье.***
Это чувство… Незнакомое… Чуждое… И так отчаянно рвущее грудную клетку, не менее отчаянно заставляя сердце трепетать. Наверное, как бы люди не бежали, они всë таки не убегут. Не убегут от бесконечного колеса сансары любви. Где то там живëт душа каждого человека, его родная душа, только его. И не важно — будет это ли человек, будет ли ставшее своим, только своим, родным, дело, или это будет что то иное — не важно. Важно лишь то, что рано или поздно любой найдëт любовь… Абсолютно любой. «То есть… Это, так называемая «любовь с первого взгляда»?» «Да. Только прошу, не смейся…» «Разве я смеялся? С такими вещами не шутят… Хорошо, герцог, я там вам шанс… Шанс полюбить.» «Спасибо! Спасибо, Аякс!» Мужчина вздохнул. Часы мерно тикали. Как всегда. Люди за узким окном пыхтели, трудясь. Как всегда. На столе лежала кипа бумаг. Как всегда. Только на его коленях сидел рыжий парень, запустивший ладони в тëмные локоны партнера и игриво улыбающийся. Это, знаете, далеко не как всегда. — Ри-изли… — озорной тон заключëнного заставил грубую кожу хозяина крепости пойти мурашками, а волосы на его загривке встать дыбом. — Мой герцог, поцелуйте меня… Вместо ответа оборотень припал к бледным губам любовника.***
Жителей крепости Меропид мало что могло напугать. То были машины из нержавеющей стали, ибо в крепости воспитывали жестоко и выковывали крепких людей, солдат, ничего не признававших, кроме дисциплины. Это были те самые люди, которые могут переломиться, но никогда не согнутся. И Ризли по праву гордился своими подопечными, также, как они гордились своим лидером. Но поведение его их пугало. Особенно в последнее время. По медным трубам быстро течëт волна слухов, ей не мешают ни пороги, ни заслоны — она везде найдëт щель, а потому первые, кто услышал это, тут же бежали сообщать всем остальным, и даже редкие гвардейцы, что обычно бывали даже «за», не могли им помешать. Проще говоря, по крепости стал гулять слушок о том, что герцог либо влюбился, либо потерял рассудок. Ну, с кем не бывает.***
— Держи его! — Правый ряд, перейдите к средней группе, не дайте им разбиться, всех мы не поймаем! — Левый фланг! Вы там вообще работаете?! — Хватай их! — Ух ты, ну и шустрые! — Сейчас посмотрим, кто тут шустрый! Бунты в крепости бывали часто. Именно бунты, не мятежи, крошечные, не получающие достаточного внимания, а потому слишком быстро затухающие и разгорающиеся вновь. Обычно их устраивали, а точнее пытались устроить молоденькие новички, уверенные в своей невиновности. Ну да, ну да. Здесь не было невиновных, и именно это и ставило всех на одну доску. Вот хозяин и не нервничал — привык. Но, хотя бы для красоты, половить их стоило. Поэтому сейчас оборотень стоял у узкого окошка и ленивым взглядом смотрел на бегающих по площади гвардейцев и заключëнных, иногда что то покрикивая в рацию. Бунт скоро должен был кончиться — горе-мятежников уже брали в круг, а значит… Эх, кольцо. Любимейший приëм гвардейцев… Вот бы применить его кое куда в другое место…***
— А я говорил, что нужно нормально себя вести в суде было! Вот отсидишь недельку-другую в крепости — всë поймëшь! Ишь ты — вздумал судью Нëвилетта оскорблять! — Ризли рвал и метал. — Сука! Отпусти меня! Да… Да ведь это была ложь чистой воды! Вот… Вот, чëрт, ну… Ты сам то в те обвинения веришь?! — Лини забился в руках герцога с новой силой, но его попытки выбраться не увенчались успехом, и он затих. — Нет. Но в краже то тебя оправдали, а вот за оскорбление важной шишки нужно посидеть… — чуть более миролюбиво ответил мужчина, перехватывая фокусника поудобнее, а точнее крепко хватая его за шиворот и таща за собой, к палубе специально подогнанной лодки. — Стой! Отпусти его! Резкий окрик заставил оборотня обернуться и встретиться взглядом с этими страшными голубыми глазами. — Тарталья… Вернись в крепость! Или не мешай мне! — Ты подлец! Отпусти… Отпусти моего друга, он же невиновен! — Ты не знаешь всей истории… В лицо мужчины полетел смятый стакан. — Я больше знать тебя не хочу! — рыжий парень исчез в толпе. Мужчина дëрнулся было за другом, но вовремя остановился, взглянул на толпу, тихо ругнулся и отвернулся, таща обмякшего Лини на борт. Он не мог знать этого наверняка, но точно чувствовал, как ему в спину смотрят два голубых озера, из которых льëтся отвратительная, чужая вода, солëная, как самое солëное в Тейвате море… И что единственное, что сейчас повторяют эти такие родные губы — это тихое «подлец». И именно поэтому Ризли так низко опустил голову, именно поэтому у него так осунулись плечи. Именно это его тяготило. А вовсе не тело фокусника.***
— Я исправлюсь! Прошу тебя! — Да?! Ага, конечно… — Пожалуйста, Аякс! — Ладно. Но… Но ты ведь меня не дождëшься… Вокруг столько девушек, а когда ты выйдешь из крепости, ты быстро меня позабудешь… — Хуй тебе! Позабуду, блять, ага! Дождусь, тебе сказано. Тонкая улыбка, в которую сложились бледные губы. — Хорошо, мой герцог…***
Н-да. Как не беги, а, всë таки, любовь догонит. Что-что? Ты спрашиваешь, а что же было дальше…? Сейча-ас, сейчас расскажу, маленький подлец, ух! Эй, не кусайся…! Я ж пошутил…! Скажу тебе и другим мальчишкам, да и девчонкам, честно, без всяких подтекстов, зачем мне вам врать? Эта история проста, проще, чем сюжет инадзумских романов. А значит и расписывать шибко тут нечего, верно? Ну вот! Как говорится, мораль сей басни такова: полна любви может стать жизнь, что была пустой, как сдувшийся шарик. Капля любви и — вуаля! — у жизни появился и смысл, и всë, что только душе угодно. А… Э… Что там с нашими героями? Сейчас… Ах да! Ризли начал с чистого листа, больше не выпивает; ни с Нëвилеттом «за встречу», ни с гвардейцами… Кстати о гвардии! Он оттуда уволился, он больше не мент. Да-да. Ну, косвенно он там ещë подрабатывает, а так… Всë! Никакой гвардии! Ну-у, не унывай-ка. За то у него всë хорошо, и… Он был с Аяксом на свидании! Да-да! Радуйтесь, любовь опять, блин, спасла мир… Хах, шутка. В любой бочке мëда есть ложка дëгтя. Это было в тюрьме. Но! Но! Послушай, а не хнычь! Сидеть рыжику осталось всего годик… Герцог обязательно его дождëтся. Вот точно. Это же любовь, Пален, боже, она всегда такая. Всë! Занавес! Парень слез со скамейки и внимательно оглянул улицу. — Слушай, было приятно обо всëм этом рассказать, но мне пора… Пока, Пален! — Стой, Алик! — мальчик уцепился за рукав уже уходящего друга. — Ты сказал, что все люди что нибудь любят. А ты? — Я люблю тему смерти… — фыркнул карманник — Всë, отцепись! — Ладно… Но мы ведь ещë встретимся? — Конечно! — Алик развëл руками и быстро-быстро закивал, да так, что его кудряшки смешно затряслись. — Иначе кем бы я был?! — Ура-а! Только найди какую нибудь ещё историю потом, ладно…? — Конечно! А ты, — голос парня перешëл на пару тонов ниже. — Никому не рассказывай, что я тут был… — Угу… — Спасибо. И бирюзововолосый сегмент по имени «Хи» скрылся в тенях, на прощание сверкнув рубиновыми глазами. Но на улицах Фонтейна его называли Аликом. И он не планировал что либо менять.