посмертие

"родился с зубами — живи хищником". Юнги помнит каждое из наставлений его отца. грузного взрослого альфу с чёрными глазами, скрывающий животный страх перед лесом, не смотря на ружье в руках. он умел всё, знал всё и скрывал мудрость под тучей простых бессмысленных разговоров с Юнги и своими друзьями. он часто выпивал, часто громко шутил и часто-часто смеялся заливистыми вздохами. он был неплохим человеком, но невероятно трусливым. хоть и был охотником, что жестоко убивал целые семьи косуль, оленей и волков. безжалостно разделывал туши и учил этому своего мальчишку. маму Юнги не помнил. только мягкие руки, что касались волос и щёк, запах дерева, хлопка и горячего камина. мама пахла чем-то нежным. но как она выглядела, как звучала — стёрлось, если вообще было внутри. но может оно было и к лучшему. Юнги всё равно не сильно разбирается в том, что чувствует. а мать по рассказам отца и соседей была слишком повязана на всём это. — погубило её сердце, — старушка качает головой, отдавая Юнги плату за мясо. когда-то она была повитухой, но из-за возраста едва руки поднять может. — слишком близко всё к нему подпускала, возложила на него, вот оно и всё. по кускам. Юнги молча кивает, забирая деньги. старушка невысокая, с морщинистым, но приятным лицо, большим носом и ясными глазами. бред ещё не вскружил ей голову с возрастом, как всех в этой проклятой деревне. Юнги выходит из её дома, ступая в ломкий хрустящий снег. зима в этом году невероятно суровая и жестокая. не щадит никого, кто не воспринимает её всерьёз. больно кусает за щеки, топит в своих сугробах и пускает ветра обжигающие даже под шубу. Юнги выдыхает клубок пар горячего воздуха белым облаком. до дома идти будет тяжело, но хотя бы без тяжёлого мешка. Юнги поправляет ружьё на плече, хлопает по карману, проверяя наличие ножа и идёт по дорожке, чью видимость скоро заметёт. солнце уже прячется лучами за высокие сосны леса, что вызвало бы панику у всех, кто знает легенду. знает, что лес скрывает в себе. точнее, кого и скольких. какие тваря, вольно гуляют средь стволов и кустов. кто также пожирает мясо с удовольствием, кто питается страхом от своего вида, кто смотрит с упоением, когда Юнги выглядывает в окно посреди ночи. кто готов напасть, если бы не крест в каждом доме. если бы не церковь, чьи монахи делают всё, дабы то, что прячется, то, о чём щепчутся, не возымело силу большую, чем человеческая вера. но Юнги не тревожится. ему всё равно. пусть терзают его, как он зайца сегодня. щёки и скулы сводит от холодных поцелуев мороза, Юнги ускоряет шаг. не смотря на то, что его глазам приятны зимние прекрасы — невозможно холодно, зябко и неприятно. охотится в такую погоду — удовольствие, сосредоточиться на добыче, вслушиваться в шорохи, скрипы, не сбитые, не смешанные с птичьими песнями, треском солнца и мягким летним ветром, а пустые, заметные движения грузного оленя или быстрого зайца. но идти к дому — труд и тяжесть. он устал. и кажется, что кто-то явно идёт рядом с ним. там, в долине, прячась за стволами, следует параллельно каждому шагу, осторожно останавливаясь, если это делает Юнги. но он не придаёт этому значения, замечая лишь краем глаза огненно-рыжую шубку и пушистый хвост. такие лисицы вблизи к жизни значит лишь одно — кто-то заинтересовал лесную ведьму. она отправляет своих слуг, чтобы после выкрасть нужного ей. а что дальше никто не знает. видимо, в этот год Юнги приглянулся больше всех. никто точно не знает, когда лес стал чем-то столь опасным и таинственным, когда стали видны тонкие страшные фигуры, бездонные глаза и жуткий рёв, предупреждающий об опасности. но с годами пришла легенда, а после и правила. будто бы в лесу живёт что-то могущественное. оно владеет всей территорией, не желая на ней гостей после полуночи. он готов делиться всеми дарами взамен на ежегодную жертву в виде трети урожая, ягнёнка и парочки бутылок крепкого вина. иначе навлечёт всех своих подданых к ним, разворуют и оставят без ночлега. детей и взрослых вся эта тайна пугала. загадки, непонятные детали вводили в дрожь. но Юнги не боялся. никогда. его сердце почему-то не тревожилось и он знал, что ничего они не сделают. возможно, потому что ночная охота Юнги всегда удавалась на славу. а высокие чудовища прятались от его острых глаз стоило ему взглянуть. словно дичь увидев дуло. дом встречает его таким же промёрзлым холодом, одиночеством, запахом вяленого мяса и трав. Юнги прямо в шубе растапливает печь, смотря на медленно усиливающий огонь. его языки, поднимающиеся вверх, пробуждали в Юнги интерес и захватывали внимание. иногда внутрь прокрадывались мысли, что было бы славно, охватив этот огонь всю деревню, пожирая каждый дом. но сейчас ему просто нужно запихнуть в себя еду, лечь в кровать и провалиться в бездну кошмаров. чьи-то длинные руки, мерзко хватающей за голую кожу, белые глаза, внимательно следящие, и тысячи-миллионы шёпотом, заговор и обсуждений. они говорят о Юнги, хотят его съесть, утянуть, забрать. но не разорвать. заставить идти по кругу, бежать, сомневаться, бояться. но Юнги не знаком страх. только холодный пот и жуткие мурашки по позвоночнику. но это напряжение. в окне мелькает огенный хвост лисы. скоро. Юнги чувствует нутром, что скоро. а что скоро? неизвестно. — Юнги слышит шорох и чувствует как-то своими около голодными глазами стреляет в спину. кажется, он всё-таки закрывал дверь на ключ и завешивал окна. но поворачиваться не хочется. потому что просто взгляд не может дышать и давить весом на скрипучие доски. — э-э, — в Юнги тыкают через одеяло. может пьяница какой пробрался? но от пьяниц не разит сырой землёй и мертвичиной. — э-э-э. Юнги не хочет смотреть, но его силком переворачивают на другой бок. тошнота тут же подкатывает к горлу, а глаза слезятся от запаха гнили. перед ним сидит упырь. живой мертвец, чьё лицо уже не узнать из-за свисающей тряпочки-кожи и безжалостно испорченного мяса. из многочисленных ран, вмятин и вырванных куском торчат ветки, грязь и камни. глаза, едва держащиеся в остатках глазниц, смотрят озлобленно сверкающими в темноте белками. губ нет, поэтому Юнги различает штук пять жёлтых зубов. мерзкое зрелище. — ты идёшь с нами, — Юнги замечает на своей кровати кота. здорового, выпустившего железные когти кота с мурлыкающими словами. — так велит хозяин леса. иначе тебя разорвут. — вот это? — Юнги нащупывает серебряный нож под подушкой. с этой развалиной и котом он справится. — придут ещё. все те, кто были во снах. придёт и он. в его руках твоя жизнь. — я не боюсь. ни смерти, ни его. — а стоило, — кот машет пушистым хвостом, сладко облизываясь. Юнги замечает острые клыки, словно молоком налитые. баюн. старики часто говорили, что между сосен слышится мурлыканья и мяуканье. будто домашняя кошка пригрелась у печи. и с полным удовольствием и сытым животом собирается спать. — ничего не стоит, — Юнги старается не дышать. с каждой секундой атмосфера становится всё невыносимее, а запах почти выбивает из нутра ужин. — уходите прочь, пока сам вас не выгнал. завтра днём приду туда, где он ждёт. упырь что-то недовольно мычит, брызгая слюнями на пол и вставая с грохотом разваливающихся костей. Юнги морщится от высокой худощавой фигуры, что тянет остатки человеческой плоти за собой. кот прыгает с кровати, сверкая зелёным светом глаз. — не исполнишь обещание — быть беде, — хвост метёлкой проходится по полу. и две абсолютно разные фигуры скрываются во мгле. остаётся лишь запах. Юнги открывает окно. — Юнги открывает глаза. кровать невероятная холодная, солнце лениво встаёт, а огонь почти потух. спасибо, что не замёрз насмерть. голова тяжело покидает подушку, тело ломится от своего же веса, а вся ночь кажется очередным кошмаром, чья реалистичность лишь усталость Юнги, вышедшая за рамки человеческой выдержки. но лужа слюней, дыры на одеяле от кошачьих ногтей — подтверждают, что это всё далеко не глупый сон. нужно идти. лишних проблем Юнги совершенно не надо, а тем более проклятий от всей деревни за разруху и возможный пир нечести их скотом, людьми. — церковь, как же, — Юнги усмехается. пролезли же к нему гады. с особой лёгкостью видимо. и ушли также. хотя крест святой над дверью у него висит. — очень помогло. Юнги ставит чайник, достаёт травы. нужно хоть немного согреться перед тем как снова идти в холод. в окне снова мелькает рыжий хвост и чьи-то глаза. его уже ждут. он медленно натягивает сапоги, затем шубу и шапку. нож умещается в кармане, а ружьё остаётся у стены. брать его с собой явно плохая идея. Юнги надевает руковицы и выходит из дома. ощущение, что он больше сюда не вернётся сильно трепещет в груди, но наверное для него это и к лучшему. привязываться к чему-то охотнику не следует. отец этому учил, как только дал ему в десять лет оружие. лес шумит лишь криками голодных птиц. Юнги обещал придти после обеда, но здесь явно все нетерпеливы. вылезают из-за деревьев, смотрят с опаской, будто зная, что Юнги может разодрать голыми руками. а может ли? Юнги не уверен. снег скрипит, деревья тоже, наравне с ветром. Юнги замечает, что зверьё ступает за ним и между ними мелькает старая знакомая. лисица. как только он ловит её взглядом, та выпрыгивает на свои мягкие лапы, а после полная гордости подбегает к Юнги. словно перед ней не большой злой охотник, что перебил с десяток её родных ради своей шубы, не крадущий у неё зайцев своими выстрелами. словно Юнги — не опасность, а очередной заплутавший человек, чьими остатками налакомится весь лес. лисица, размахивая хвостом, становится перед Юнги и садится. глаза у неё умные, а морда хитрая. как будто вылезла из сказки. — нет у меня для тебя еды, — Юнги вздыхает ища по карманам хоть что-то. — или хочешь меня провести к тому, кто позвал? лисица сладко зевает, а после прыгает через себя, обращаясь в высокого юношу. его тёмные кудри слегка спадают на нежное лицо, круглые глаза и пухлые губы напоминают Юнги девиц из его деревни, что так усердно выхаживают перед ним. но незнакомец красивее их. с тонкой талией, видной даже под шубой, широкими плечами и толстыми бёдрами. Юнги непроизвольно вспоминает ночи с другими, осознавая, что Сокджина он бы с удовольствием развёл. исцеловал. искусал. и хотел бы сделать своим. — я так хотел тебя встретить, Юнгичи, но ты пришёл слишком рано, — юноша улыбается, шагая к Юнги. его голос льётся мёдом. — сам же сказал, что после обеда придёшь. — показалось, что вы не обладаете терпением, — Юнги смотрит прямо в глаза стоящего перед ним. завалить бы его прямо на снегу. — ваши слуги уже не могли не глядеть в мои окно. — они не отличаются манерами, — незнакомец, будто считывая желания Юнги, слегка облизывает губы. — но вы же их не боитесь, верно? вон как прогнали упыря и кота!! а ведь они так старались вас привести. но сейчас не об этом. знаете зачем вы здесь и кто я? — нет, — честно отвечает Юнги, смотря сначала на губы, а после снова в глаза. — я Ким Сокджин, лесной колдун. именно я держу всю эту нечисть, — Юнги оглядывается замечая упырей, леших, поросших мхом, чертей. — чтобы они не напали на вашу деревню. я видел вас ещё с вашим отцом здесь и понял, что хочу вас. — съесть? — нет, что вы! варвар я что ли, есть людей? я хочу, чтобы вы были моим мужем. ну или чем-то похожим на это. — в хижине у Сокджина жутко тепло. Юнги к такому не привык от чего несколько слоёв одежды липнут к мокрой спине, а шее противно течёт жар. так натоплено только в семьх. даже у стариков их деревне прохлада. вокруг ног крутятся лисы и волки, словно щенята играют друг с другом, забавляясь и смеясь также скрипуче, как и старый пол. вся хижина старая, держащаяся на попытках сохранить в ней уют и жилищный вид. кажется, что это бывший лесничий домик, толстые книги из жёлтой бумаги с пятнами чернил по бокам. тут чисто, достаточно светло и пахнет хвоей. Юнги кажется, что когда мама была жива — их дом был такой же. хочется остаться. или вернуться. всегда возвращаться. кроме шумных животных, Юнги замечает ежей, белок и мышей, что ведут себя тихо и прячутся от него по углам. словно дети, когда им говорят, что Юнги охотник. ружьё для него продолжение руки, нож — часть его характера. это закон. — совсем разбаловались, дураки, — Сокджин входит с тарелкой. от неё поднимается пар, исходит аромат сытости и ставится она прямо перед Юнги. — кажется, вы совсем не ели. это простая похлёбка, но кажется в вашей деревне ею и живут. и Юнги правда ощущает голод, воющий и скулящий в животе. он что-то режет, заставляя его взять ложку. и с каждой съеденной ложкой его тянет всё больше, съесть всё до последнего. он уверен, что хитрость Сокджина припрятана в мясе, что это всё — не акт доброты и щедрости. Сокджин опаснее любого зверя или нечистого в этом чёртовом лесу. но Юнги не тревожит его судьба. — Юнги просыпается в полном мраке. но теперь на него не смотрят, теперь его бёдра седлает Сокджин. через окно падает лунный и звёздный свет, заставляя кожу светится. он стонет, пышит жаром и толкается своими бёдрами. Юнги чувствует зверя внутри. ещё более голодного, чем при виде хорошеньких девиц и мальчишек, ещё более жадного, когда цепляется непослушными пальцами за полные круглые бёдра, чья кожа самое мягкое, что он когда-либо ощущал, ещё более дикого. желание овладеть итак извивающимся Сокджином, итак отданным и полностью подвластным напору Юнги. хотя Юнги не уверен, что ситуация в его руках. Сокджин, срывая голос и хныча, под ответные толчки, более грубые и резкие, выбивающие весь воздух, всё равно сильнее. — мой, — шепчет Сокджин мокрыми губами, закидывая голову от удовольствия. — мой зверь. и заходится хохотом, захлёбываясь в удовольствии. Юнги опрокидывает его на спину, разум не работает. он опускается к ключицам, к шее и будто желая съесть, оторвать хоть кусочек, кусает, облизывает и продолжается толкаться между бёдер. он сходит с ума. но теперь уверен, что за ним не следят. и даже Сокджин на него смотрит, растворившись под ним в своём удовольствии. Юнги животное. — зверь, — выдыхает Сокджин. его руки оказываются в волосах и оттягивают их. — ты самый настоящий зверь, Юнги.