***
Наконец-то они добились разрешения отпраздновать день всех влюблённых! Сердце случало, как никогда раньше, карандаш выпал из рук, а на щеках появился слабый румянец. За окном играли солнечные лучи, падая сквозь окна на пол, парты и стулья. Волосы Гермеса приобрели на солнце рыжий оттенок. Они всегда начинали чуть светиться при лучах солнышка. Завуч долго сопротивлялась, но в конце концов пришлось сдаться. Все же, когда ей принесли бумагу с подписями, которых собралось около сотни, пришлось смириться. Давно ученики не устраивали такого коллективного бунта. Но требования поступали уже не один раз, а, зная зачинщика, пришлось смириться. Рыжая бестия, как все учителя уже давно окрестили Гермеса, от нее не отстанет. Несколько коробок с валентинками они уже разобрали и рассортировали. Саша тихо посмеивался над младшим товарищем. Нужно было видеть, как Гермес вцепился в стопку с письмами для «11а». - Эй, спокойнее! Сам же говорил, что не важно, кто где раздавать будет! - Важно. - он с притворной обидой посмотрел на ребят-старшеклассников, но вскоре рассмеялся вместе с ними. Теперь это правда было важно.***
С ботинок капала грязь, уборщица тихо ворчала, а завуч снова пилила за распущенные длинные волосы. Но вскоре женщина сжалилась над несчастным блондином и отпустила его на уроки. К раздевалке Феб подошел с неохотой, но все же одежду девать куда-то надо. Перед первым уроком в школьной раздевалке всегда шумели и кричали ученики, уборщицы, иногда и учителя. Но обрывки фраз порой уловить удавалось. - Я уверена, он посвятил их мне! - Ага, размечталась! Он в лицо тебя не видел, а уже стихи пишет! Да это точно мне. - С чего бы? - Он меня, как минимум, знает. - Ты блондинка. А Феб писал «Темные вихри волос»! Я как раз и кудрявая, и брюнетка. Как же это наивно и глупо - ссориться из-за парня, который даже не думает о них. Мысли Феба уже давно не занимали девочки, которые с непонятным ему рвением стремились обратить на себя его внимание. Он продолжил путь по коридору, невзначай провел рукой по обшарпанным стенам. Сегодня Аполлона ничего не грело. Ни солнце за окном, ни тонкая рубашка, ни даже школьная жилетка, которую он все же соизволил надеть.***
Десять человек ходили по школе со стопками конвертов. Они заходили в кабинеты, иногда уходили все еще с конвертами. Ученики были счастливы, наконец устроили настоящий праздник! Ноги чуть поворачивались, слабое волнение охватило все тело юноши. Он порой проводил все перемены у этого кабинета, да и не только этого. Странно получилось: он так смеялся над обожательницами, что учили его расписание наизусть и сидели у кабинетов, но в какой-то мере он даже понимал их. Гермесу явно стало бы легче, знай он, что длинноволосый блондин за закрытой дверью прекрасно его понимал. Он постучал достаточно громко, зашел, даря окружающим свою искреннюю улыбку. Люди были рады его видеть. Он - своего рода герой, который подарил им это светлое чувство праздника, счастья, любви. Гермес называл имена, отдавал конверты, улыбался, даже математичке вручил открытку - уже от себя. К задней парте он пошел большими выверенными шагами. Ему не требовалось ни имя, ни какой-либо еще опознавательный знак. Все, чего ему хватало, это взгляда холодных серых глаз. Он смотрел на людей с невероятным холодом, не стесняясь и не скрывая презрения ко всему человечеству. Светлый океан глаз столкнулись с холодной платиной. Он привык к этому испытывающему взгляду, к привычкам и знакам, понятным одному ему. Он привык к желанию отмахнуться от него, но сейчас в серых глазах не было ничего, кроме смущения и нежности. Он отдал конверты, произнеся тихо: - Открой последний потом, после уроков. - щеки залились румянцем, перекрывая светлые веснушки. Как же хорошо, что Аполлон сидел один, а тихий голос спущенного юноши не мог пробиться сквозь общий гомон класса. Чуть поклонившись учителю он вышел, а после нащупал в кармане небольшой конвертик из плотной упаковочной бумаги. Забыл отдать, что ли?***
Солнце горело ярко, накидывая на облака розовую дымку. Гермес честно отсидел восемь уроков и стоял сейчас одиноко у школы. В руках он вертел уже открытый розовый конверт. Нет, это все как-то неправильно! Как-то неизведанно, и от того маняще. - Чего стоишь, как вкопанный? Замерзнешь. - удивительно правильно на его распущенный волос ложилась белая шапка. Белая, как снег вокруг, как солнце высоко в небе, как душа этого юноши. - Не нуди, не замерзну! - выйти без шапки было решением опрометчивым, но он чувствовал себя живым, ощущая нежные прикосновения ветра к темным кудрям. Он опять улыбался, не скрывая теперь своего счастья, больше ему вообще не хотелось что-либо скрывать. Ведь теперь его дорогой, любимый Аполлон стоит так близко, что сердце замирает от восторга! Нежеланный румянец прильнул к щёкам, но он больше не стеснялся его. Теперь он не будет его стесняться. - Пошли уже, Лис. - Лис? Да его так сто лет никто не называл. Старая детская кличка, полученная от Феба, теперь казалась уместной. Впервые за долгие годы. Это был его первый поцелуй. И первый человек, которому он был готов его подарить. Сердце билось как тогда, в коридоре, дышать больше не хотелось. Хотелось лишь наслаждаться привкусом мяты и сигарет, веявшим от шарфа Аполлона. Хотелось растаять в холодных ладонях, оставить след на тонких пальцах. Юноша аккуратно, почти невесомо положил свои ладони на его, но вскоре руки покоились на шее, сцепившись замком. В старом доме сломался лифт, а идти пешком на чердак в такое время не придет в голову никому. Только им. А они и не стали терять такой шанс остаться вдвоем в этой вселенной. - Как-то все спонтанно... Что думаешь, Феб? - Думаю, что не хочу тебя отпускать. Сырой чердак теперь был надолго пропитан их любовью. А на улице алел закат. Эта неповторимая атмосфера вечернего холода и странного чувства одиночества окутала улицы города. Аполлон топтал снег у своего подъезда. Заходить туда совсем не хотелось. Но все же он почти переступил через себя, и почти переступил порог. Один шаг, и все настоящее станет прошлым. Он вошел, ему даже не захотелось ответить ни на один вопрос сестры-близнеца, он лишь закрылся в комнате и из раза в раз перечитывал незамысловатый текст записки в красном конверте. «Может, ты не поймешь меня. Я и не прошу такой щедрости. Просто знай, что ты дороже мне всего на свете, мне не нужен никто кроме тебя. И пусть, ты считаешь меня слишком наивным, пусть без конца говоришь о моей ветренности, я прошу только одного: не сожги это письмо так же, как остальные послания к тебе. Разгляди во мне нечто особенное, отличное от массы вокруг. Подписывать даже не буду. Ты и так знаешь автора в лицо.»