***
Не будь дни рождения так выгодны, запретил бы их к чертям собачьим! Воет музыка. Воют невпопад дети, и набившая оскомину какофония вонзается в уши Уильяму, вгрызается в череп подобно шуруповерту, скрежеща, скрежеща, подобно сочленениям несмазанного аниматроника… Портсигар клацает еле слышно. Генри слышит. - Может, не надо? – табачная вонь заставляет его вынырнуть из кипы набросков, взглянуть с робким осуждением поверх очков. - Бумаги вокруг… - Я аккуратно, - хрипло скалится Уильям и затягивается глубже. – Что думаешь? - Ну… Генри наклоняет голову то влево, то вправо – точно китайский болванчик или ребенок, обнаруживший наличие головы и не осознавший еще ее предназначения. Большой палец оттягивает нижнюю губу. Эксперт за оценкой, чтоб его. - Идея расширить музыкальную группу до трех аниматроников хороша, но вопрос в дизайне. Как-то… Не вписывается в наш концепт, понимаешь? - Курица не вписывается? – Уильям приподнимает бровь. - У нас в меню не только пицца. - Да, но... Извини. Ты своим показывал? Смысл? Для Эвана любой аниматроник – страшнее чёрта. Элизабет, его душа и радость, скажет, что думает, но хоть искренне, а Майкл одобрит - лживо и подобострастно. Хотя ему тринадцать. Если добавить жути как перца, в меру, подросткам зайдет. - У нас детская пиццерия, Уильям! – Генри с укором поправляет очки. – Мы ориентируемся на аудиторию помладше. Давай… давай устроим тест. Чарли! Чарли! Из зала развлечений в кабинет влетает оглушительная музыка и довольные визги детворы. В мучительном ожидании коллеги Уильям затягивается во все легкие, ворошит бумаги. Дым наполняет грудь до отказа. Удержать, забронировать место для злости. - Здравствуйте, мистер Афтон! – вместе с отцом в кабинет заходит юная Шарлотта. Лаковые туфли, кудрявые волосы, сморщенный от неприятного запаха носик, в тонких ручках – картонная тарелка с пиццей. – Это… Это Ва-а-апчхи! Простите, это Вам. Генри неодобрительно качает головой. Уильям широко улыбается, медленно выдыхает дым сквозь зубы и забирает гостинец. - Спасибо, Чарли. Я похож на паровоз, как думаешь? - На дракона. Китайского, только Вы без усов. Генри смеется – заливисто, так заразительно, что нужно поскорей надеть маску. У Уильяма нет медицинской, только старая-приветливая - и он опирается бедром на стол, пока девочка уютно устраивается на отцовских коленях. - Что думаешь насчет новых роботов, Чарли? Тебе бы такие понравились? Мелкая миленькая дрянь. Еще думает! - Кролик милый. А почему он синий? Не механиком бы Генри работать, а стрелочником. Вопрос переадресовывают автору так ловко, что Уильям впивается ногтями в мякоть ладони, едва не давя сигарету. - Для разнообразия, детка. В этой компании желтой будет эта очаровательная цыпочка. - Как тебе курица, Чарли? - Генри подбрасывает дочь на коленках, и та весело пищит, тщетно пытаясь удержать баланс. Без крепких объятий давно бы уже свалилась. - Не слишком страшная? - Она будет есть пиццу? - Да, как и все в нашем заведении. - А как же десерт? - Хорошо, она будет держать кекс, - сдается Генри. - Настоящий?! - Плюшевый. Остаточное сопротивление побеждено щекоткой. Щеки Чарли раскраснелись, она пищит, но не спешит всерьез вырываться из рук отца. Уильям отстраняется, неотрывно наблюдая за семейной идиллией. - Ладно-ладно. Умница! Спасибо за помощь, можешь идти, - та чуть мнется, но послушно соскальзывает на пол и возвращается в зал. - У меня тоже есть пара идей... - Так уж и быть, свою комиссию звать не буду, - холодно замечает Уильям. - Щекотка как аргумент не принимается. - Крайние меры не понадобятся! - шутливо отзывается Генри и достает ворох своих заготовок. Они удачны. Востребованы. Восхитительны! Генри все дается легко, в том числе, и красочное описание. Уильям слышит, не слушая, жует пиццу, что на вкус – как табак. В горло не лезет – поперек стоит его чертов энтузиазм. Уильям отходит к окну в зал, будто там возня может развлечь кого-то разумного. Мигают огни, и снова этот вой, вой… Он слышен сквозь стены, сквозь кости черепа, и тот вот-вот взорвется, точно пиньята. Именинник стягивает с глаз повязку, победно возносит биту. Друзья ликуют, рядом скачет желтый кролик-маскот. Радость, триумф – а пиньята тихо истекает разноцветным серпантином, распластавшись на полу… - Давай возьмем твои, - отрешенно говорит Уильям, не в силах отвести взгляд. - Сам знаешь, я эту косметику не люблю, больше во внутренностях копаюсь. - Да ладно, твои тоже сойдут! – будто удар под дых, но механик летит мыслью дальше, не замечая злобного взгляда. - Доработаю немного, и… - Не немного, - дети от триумфа перешли к потрошению, а кролик все пляшет вокруг пиршества. – Косметика продает. Без нее никак. А без Уильяма?***
Без него не обходится ни одна проблема – их собралось немало. Зонт дома. Отгрузка накрылась, за посудой в пиццерию пришлось ехать в соседний город. Самому! В ночь! На своей машине! И эта сука еще заглохла! На кой черт ему этот бизнес?! До «Семейной закусочной Фредбера» осталось всего ничего, но не тащить же коробки под проливным дождем? Мелочь, но столь издевательская, что внутри все скручивает. Рубашка вся намокла, облепила тело холодным компрессом. С волос вода течет прямиком в глаза. Уильям изо всех сил хлопает капотом. Вряд ли это поможет в починке – вот Генри бы… О, Генри! У него все работает как часы. В груди клокочет то ли смех, то ли кашель. В багажнике должны быть инструменты. Уильяму холодно до дрожи, трясущимися руками он передвигает коробки в поиске той, заветной. Тарелки… Салфетки, скатерти… Столовые приборы, а тут? Свет фонаря выхватывает холодный блеск. О, если бы ножи могли помочь! Разрезать ткань бытия, отсечь все ненужное - столько времени бы сэкономил... За судорожными поисками Уильям не замечает шлепков промокших туфель. Они гулки, разбивают гладь луж мощнее капель, но слабее – шагов взрослого. - Мистер Афтон? Он выпрямляется, держа в руках ящик с инструментами и с изумлением взирая на сокровище под кофтой с рюшами. Попытки Чарли спрятаться под ней от дождя так жалки, что смешны – и смех удачно маскируется под кашель простуженного курильщика. - Ты что здесь забыла, детка? - Я… мы… поссорились с ребятами, и меня… я ушла, в общем, - Чарли берет на себя всю путаницу. С ее нытьем над ухом Уильям будто дома! Правда, рядом нет Лиззи, чтобы разрядить обстановку. Привычной волной накатывает бешенство, глаза сами находят неисправность, а руки – ее исправляют. – До пиццерии ближе. Я подумала, там есть зонтик! Чарли холодно. Нос розовый, а кожа точно фарфоровая. Влажные волосы вьются сильнее прежнего, а туфли – о, эти туфли! – так блестят в свете фонарей. Почему все творения Генри идеальны? Как ему это удается? - Хочешь, довезу до дома? Капот захлопывается с влажным чавканьем. Чарли вздрагивает, попадает пяткой в лужу и кивает – то ли на автомате, то ли из-за своей воспитанности. - Садись назад, - Уильям широко улыбается, держит дверь машины распахнутой. Левая рука держит ящик с инструментами, и те тихо клацают, так его трясет. – Я только выгружу этот хлам в пиццерию, и поедем, хорошо? - Хорошо. Спасибо, - с достоинством отвечает девочка и лезет внутрь. Со старшими не спорят. Им не мешают работать, и Чарли тихо возится на заднем сиденье, распутывая мокрые кудри. Уильям же возится в багажнике. Вновь нужна коробка, что за ирония! Руки дрожат все сильней, нетерпение подкатывает к горлу. Вот оно! Рукоять немногим холодней его ладони, лезвие вольготно льнет к ноге. В чем секрет Генри Эмили? Что таится внутри идеальной куклы? Уильям скоро узнает.