Пранк.

- П-пожалуйста, про-прошу… н-не надо… Эван безуспешно пытался отодвинуться от самого ненавистного ему аниматроника-медведя, пока его держали насильно хулиган в маске Бонни и сам старший брат, пытаясь засунуть голову мальчика в пасть. Старший лицезрел на все это с довольным и хитрым лицом, прямо как его маска с Фокси, которую тот носил на боку головы, считая, что этот пранк достаточно забавен. Тот не переставал рыдать, захлебываясь в слезах, и молить о пощаде. Друзьям лишь на смех. Внезапно пасть аниматроника захлопнулась, по-прежнему крепко держа ребенка во рту, чье тело в момент обмякло, а стекавшая свежая кровь плавно окрасила часть морды робота, а затем и плиточный черно-белый пол под ними. Майкла словно током ударило, в ту же минуту осознавая, что только что сотворил свою самую глубокую и жестокую ошибку в своей жизни. Тяжкий грех, который останется с ним вплоть до его смерти. От прежнего хвастливого парнишки не осталось и следа. Глаза широко распахнулись, будучи шокированным происходящим, а по щекам градом покатились горькие слезы - зрелище было не из приятных, ведь только что подросток чуть не убил своего родного младшего брата. Только потому, что хотел пошутить с ребятами. Чертов пранк вышел из-под их контроля. - Э-этого не б-было в наших планах… - судорожно глотая спертый воздух, обмолвился он, не отрывая взгляда со свисающего намертво тела брата. Парень страшно боялся представить, что теперь с ним сделает отец и что теперь будет с Эваном. Друзья парня тоже были ошарашены происходящим, тут же рванув с места к выходу, прекрасно понимая, что являлись соучастниками этого инцидента. И Уильям так просто не спустит с рук этих поганцев, ведь его ужасное мнение о них только подтвердилось. Вокруг стояла дикая и адская шумиха: дети в испуге бежали кто куда, их родители встревоженные и обеспокоенные происходящим, пытались увести своих чад в безопасное место, а охранники и другие работники пиццерии пытались всеми силами подавить панику, что нарастала с каждой секундой, и дозвониться до больницы, потому что мальчику незамедлительно требовалась медицинская помощь, если не операция. Уильям, тут же прибежав на тревогу, заметил тело своего полуживого сына во рту Фредбера и старшего сына возле аниматроника. Было не трудно догадаться, что стряслось и кто был виновником. Мужчина спешным шагом подошел к укушенному, грубо отталкивая Майкла по пути, который, в свою очередь, пытался в страхе оправдаться. Увидев впервые в жизни самый настоящий гнев отца, перемешанную с неверием во взгляде в происходящее, подросток тут же запнулся, понимая, что теперь ему точно конец. И никакие оправдания не помогут спасти брата и заставить Уилла сменить гнев на милость. Не в этот раз. Скорая помощь прибыла быстро, настолько, насколько это было возможно, и забрали мальчика, а вместе с ним в фургон сели и Афтон-старший с Майки. Насчет машины, оставленной у пиццерии, Уильям не волновался – Генри пригонит ее к их дому. Всю дорогу до больницы и после отец с сыном не обмолвились ни слова и теперь ожидали результатов срочной операции. Майкл сидел как на иголках, смотря куда-то в пол и, кажется, ему до сих пор виднелась перед собой ярко-алая дорожка из крови, судорожно при этом подергивая ногой, а руки тряслись от дикого волнения и испуга, что не унималось ни на секунду. Он чувствовал свою полную вину в том, что поступил так с Эваном, что вообще так ужасно относился к нему, что пугал до чертиков и плача. Это было невыносимо. Это было невероятно хреново. Ужасно. Уилл же хаотично перемещался туда-сюда возле двери операционной, представляя в своей голове самые разные сценарии предстоящих событий. Ему и самому было страшно и паршиво: только не еще одна потеря ребенка. Не еще одна потеря их члена семьи. Он этого больше не вынесет. Не переживет. - Я не хотел… я правда не ожидал этого… - Приедем домой – мы с тобой обо всем поговорим, - делая многозначительный акцент на последней части предложения. Он по-прежнему был страшно разгневан своим сыном и самим собой. Третий раз. Они снова допустили смерть близкого им человека. Майкл нервно сглотнул.

***

Разговор с отцом по приезду домой не обошелся без очередного громкого скандала. Теперь же, когда некому было их остановить, они только с еще большей ненавистью стали ругаться. В какой-то момент Уильям ударил сына, заставив его упасть на колени, словно бы заставляя того извиняться и молить о пощаде. Подобная выходка от отца добивала по тем остаткам гордости Майкла. Именно в этот момент сын понял, что больше он не желал с ним общаться и вообще видеться – было и стыдно, и чувствовал себя оскорбленным. Но ему некуда было сбегать, да и дядю Генри не хотелось беспокоить, однако… решил остаться в отчем доме до поры до времени. Вскоре они разошлись по своим комнатам.

***

Умывшись перед сном, Майкл посмотрел на свое отражение в зеркале. Он словно увидел в отражении себя собственного отца, что довольно и широко улыбался, смотря на него. «Ты теперь как я, сын мой.» «Н-нет. Нет…» «Ты тоже убийца. Я так горжусь тобой.» «Заткнись.» Он отчаянно пытался закрыть уши и глаза, чтобы не видеть и не слышать ничего подобного. Однако в голове эти фразы прочно засели, повторяясь друг за другом эхом. И, не сдержавшись подобного напора мыслей, парень с силой ударил по зеркалу, разбив его вдребезги. Некоторые осколки посыпались на раковину и на пол, а по израненной руке покатилась свежая кровь. Он ненавидел отца, ненавидел себя, ненавидел их похожесть, ненавидел вообще все в своей жизни, что успешно катилось в пропасть, откуда, казалось, нет пути наверх. И отрицал всячески, как мог, потому что он – не убийца. Это было непредумышленно. Это был… всего лишь пранк, шутка… которая стоила жизни младшему брату, что теперь впал в кому, находясь в больничной палате. Майкл едва ли смог заснуть этой ночью, вновь и вновь прокручивая ту кошмарную сцену, ту дорожку крови, пока вытаскивали младшего из аниматроника и тот гневный взгляд отца.

***

В последнее время ему начали сниться кошмары наподобие тех, о которых рассказывал Эван. Определенно, это была карма за всю причиненную тому боль за столько лет. Из-за них парень с трудом высыпался, заработав нехилые мешки под глазами, потеряв некоторый аппетит. С друзьями он не желал видеться, поскольку было стыдно и те невольно напоминали о том случае на Дне рождения Эвана, нареченным «Укусом 83-его» ... И каждый раз при любой свободной минуте ехал в ту самую больницу, чтобы побыть с братом. Он не хотел расставаться с ним, только не на такой ноте. Он не хотел его смерти. Он хотел, чтобы младший выжил. «Как там говорили?.. Имея что-то при жизни – не храним, а потерявши – плачем. Как же это, черт возьми, точно. Жизнь – жестокая сука. Как и эта долбанная шутка.» «Сначала мать, потом Лиззи, а теперь и он…» Как только ему разрешили навестить брата, Майкл незамедлительно направился к младшему брату и, войдя в палату, сразу же подошел к прикроватной тумбе, чтобы заменить старые засохшие цветы на розовые свежие тюльпаны, которые купил по пути сюда. А после, сев на стул, что находился возле койки, пододвинулся поближе. Хотел быть ближе. Он крайне осторожно взял того за руку, словно та была сделана из хрупкого фарфора. Тот действительно боялся причинить лишнюю боль и ему казалось, что он не заслуживал даже держаться за нее, не то, что быть здесь. Но он был. Прямо здесь и прямо сейчас. Было чертовски больно и тяжело смотреть на мальчика с этими массивными аппаратами жизнеобеспечения, эти таблетки на комоде, эту капельницу, на эту перебинтованную голову, что скрывала почти половину лица. Оно казалось таким спокойным и безмятежным, но тот был уверен, что Эван старался бороться за свою жизнь, сражаясь со своими страхами-кошмарами в виде разодранных аниматроников, которых тот так страшно боялся, если не до смерти. Слезы невольно покатились по щекам. Он не собирался их сразу вытирать, позволяя себе слабину, позволяя себе проплакаться, раз не мог этого сделать он. Казалось, что в этот момент они поменялись местами, а будь здесь Элизабет, то точно бы назвала его плаксой. Он невероятно скучал по голосу Эвана, по его даже родному постоянному плачу, потому что в их семейном доме стало невыносимо тихо. Настолько, что эта тишина медленно съедала его ментально и хотелось лезть на стенки, чтобы сбежать от нее. Со временем парень привыкнет к ней, начнет в какой-то мере считаться. Но не сейчас. Парень просидел так возле брата допоздна, незаметно заснув, но так и не отпустил руку. Думал, что так он сможет восполнить все пробелы между их отношениями. Или хотя бы начать с подобных маленьких шажков к примирению.

***

Прошло довольно чертовски много времени. Врачи, наконец, сообщили, что Эван вышел из комы, так что теперь Уилл с Майком в срочном порядке прибыли на место, бросив все свои дела до этого. Казалось бы, можно было б вздохнуть наконец от облегчения, ведь младший наконец-то был в сознании, но… Ему осталось недолго. Он не протянет до конца этой ночи. Очередная плохая новость добила полностью по психике семейства Афтонов, но Эван, кажется, принял это достаточно спокойно, что было так несвойственно ему. Как будто бы он устал бороться за свою жизнь, в которой даже близким людям было на него плевать, даже помогли прийти к такой плачевной ситуации. Ему было все равно. - Э-эй… - неуверенно позвал его старший брат, и мальчик медленно повернул свою голову, устремив свой мертвенно-уставший взгляд на него. Укушенный почувствовал тепло рук, которое прежде никогда не ощущал со стороны Майки. – Как ты?.. Мальчик не сразу смог ответить на вопрос, все еще чувствуя слабость по всему телу, жизнь которого и так неспеша покидала его сегодня. - ...г-голова очень б-болит, - тихо и слабо выдохнул Эван, чуть посмотрев в сторону, ища взглядом отца и пытаясь спросить, - …где...? - Он здесь, - незамедлительно ответил Майки, сразу догадываясь, о чем хотел тот спросить, не прекращая держать того за руку, показывая, что тот наконец рядом, - Он беседует с доктором, сейчас подойдет. Так непривычно было видеть неподдельное беспокойство старшего брата о нем, казалось даже, что его подменили. А это внезапное теплое отношение к нему и вовсе казалось чуждым и странным. Ровно в эту минуту Афтон-старший зашел в палату, сразу подходя к младшему сыну. Он мягко дотронулся до его щеки, чуть погладив, и горько-грустно улыбнулся. Сердце и душа болели, изнывали от скорого прощания, стоило только бросить мимолетный взгляд на Эвана, что так сильно страдал все это время. Его храбрый и чудесный мальчик так мучился все это время, и ничего нельзя было сделать. Майкл внимательно смотрел на то, как их отец пытался успокоить Эвана и немного приободрить, говоря все самые славные и добрые вещи, которых он не слышал так давно. Чуть ли не в самом его детстве. Парень ревновал и завидовал, но ничего не мог сделать, не мог ничего изменить, чтобы все хорошее вернуть в их семью. Оставалось только смиренно сидеть и прощаться. Совсем вскоре в палате остались лишь братья. Старшему было по-прежнему очень совестно, грустно, тяжело и невыносимо, так и не отпуская руки младшего. Слова тяжело давались ему, но времени было настолько мало, что любое промедление казалось непростительным для себя, так что он… переступив через собственную гордость, что еще оставалась в нем, наконец заговорил: - Ты слышишь меня? - не сильно сжав руку, но ощутимо. - … - Я не знаю, слышишь ли ты меня. - … - Прости. Послышался четкий гул сигнала от кардиограммы, что предвещала об отсутствии сердцебиения. Эван Афтон тихо покинул этот мир, отойдя в иной. Майкл вновь не сдержал своих горьких слез, наклонившись над младшим и легко по-братски поцеловав напоследок в холодный лоб, проявил чуть ли не впервые за все время искреннюю любовь к брату. Но было поздно. Было поздно. Завтра – новый день.