Snake charmer

      Куай Лян щурится, чихает и отодвигает лезущие в глаза ветви — чем дальше заходит, тем гуще становится лес. Выйдет просто отвратительно, если всё это время он идёт в неправильном направлении — и, если честно, сомнения гложут сильнее и сильнее.       Та штука — чем бы она ни была — по слухам, семь метров длиной и полтора шириной. Пролезть здесь, не повредив ничего, не смогла бы физически — должны встречаться переломанные кустарники, следы на траве, рытвины на земле, но Куай Лян вот уже третий час движется, точно слепой котёнок, без единого ориентира и подсказки. Самостоятельно.       На ликвидацию опасных тварей, как правило, посылают минимум пару — но отец настоял, чтобы он отправился без «стороннего вмешательства». Откровенно странно, если не пугающе — грандмастер обычно невероятно печётся за единственного родного сына, а сейчас, почему-то, напротив, будто отправил на верную смерть.       Куай Лян не позволяет навязчивым мыслям одолеть себя, но предательская опаска то и дело просачивается сквозь закалку Лин Куэй — мало того, что закинули в дикий лес Внешнего Мира без подмоги, так и толком ничего не объяснили, сославшись на туманные условия некоего обряда воинского посвящения. Персонального.       Выследить и убить — простецкое поручение, ничего сверх меры. Куай Лян с шестнадцати этим и занимается; в семнадцать ему уже доверили возглавлять отряды.       А на совершеннолетие — для, якобы, полноценного становления мужчиной — задвинули, что он должен выполнить особенную миссию. Отец утверждал, простая формальность — но избегал смотреть Куай Ляну в глаза.       Даже Сектор ничего не знал — пообещал нарыть информации, да только до отправки Скорпиона ни черта не успел, а связаться с ним аж отсюда не представляется возможности.       И вот он, наедине с гнетущей неизвестностью, в практически незнакомой местности и вооружённый багажом вопросов и предположений одним бредовее другого. Ну, ладно — ещё старыми-добрыми кунаями на верёвках, его визитной карточкой.       Особо это погоды не делает. Куаю всё равно не нравится — и удручающая однообразность чащи, и жужжащие под ухом насекомые, и неестественность ситуации в целом.       Нет, нет — сосредоточиться. Не зря он один из сильнейших в свои-то годы — отец не доверился бы, если б не знал наверняка, что его дорогой отпрыск выйдет победителем. Куай Лян справится. Не может не.       С головой уйдя в размышления, он пропускает крутой склон за очередными ветвями — и, едва сдержав вопль, кувырками скатывается вниз, чудом избежав массивных стволов деревьев. Падение приводит его к берегу небольшой речушки с прозрачной водой — и как так умудрился? До вылазки же вызубрил примерную карту местности — и знал прекрасно, что скоро выйдет к воде, а всё равно облажался. Хвала Старшим богам, никто не видел.       Потерев лоб, он отряхивается и поднимается, намереваясь продолжать поиски, и цепляет на периферии противоположный берег. Точнее — бурые пятна на песке.       Переправившись телепортом — чтоб не мочить ноги — Куай Лян приглядывается. Явно не вода — река разольётся ещё нескоро, и волн почти нет.       К тому же, всё давно высохло. Часов шесть-восемь назад точно.       Кровь.       Он не спешит радоваться — глоссарий Внешнего мира настолько обширен, что не каждый матёрый вояка клана знает его наизусть, но это — буквально первая зацепка. Глупо проходить мимо — Куай Лян лучше удостоверится, что ошибался, чем изведётся неопределённостью.       Стандартная схема — травоядное вышло на водопой и встретило смерть от караулившего хищника. Присуще млекопитающим, но, если слухи правдивы, его цель на подобное тоже вполне способна.       Вряд ли повезёт в первый же раз. Куай Лян снова углубляется в лес, следуя всё редеющей кровавой тропинкой и еле задетыми обломанными сучьями — тварь ловчее, чем предполагалось изначально. Или меньше? Может, и то, и то. Плохо дело.       Но сейчас она должна отсыпаться. Получится застать врасплох — выйдет победителем. В конце концов, Лин Куэй обучает прежде всего искусству незаметного убийства.       Дорога выводит к тёмному провалу в скале — пещера неизвестной глубины. Первым делом велели искать именно в таких местах — Куай Лян проверил не меньше трёх, но все пустовали, не считая дремлющих летучих мышей.       Отчего-то он надеется, что нежилой окажется и эта. Повисшая душная тишина не проходит мимо — если раньше Скорпион бесился из-за непрекращающегося фонового шума, то теперь — когда умолк даже ветер — подбирается и настораживается.       Животные прячутся и затихают, когда чувствуют опасность. Насколько она должна быть велика, что сердцевина буйно цветущей чащи словно вымерла? Холодный серый камень только добавляет красок поселившемуся нехорошему предчувствию.       Хорошо, здесь точно кто-то живёт — это Куай Лян выяснил. Но сколько бы он ни вглядывался в бездонную тьму, силясь вычленить хотя бы очертания животного, чернота, казалось, поглощающая свет, не давала ответа.       Придётся идти. Нырнуть в зловонную дыру гнили и смерти, чтобы, возможно, никогда оттуда не выбраться.       Никогда ещё инстинкты не трубили тревогу столь рьяно и отчаянно — но разве у него есть право отступать? Вперёд и только вперёд, даже если на верную смерть. Старейшины, наставники, отец — все в один голос твердят, что отдать за Лин Куэй жизнь не стыдно.       Но всё равно — умирать совсем не хочется.       Тем не менее, Куай Лян решительно ступает во всепоглощающую тень зева. Щурится, силясь привыкнуть ко тьме — чёрт побери, всё равно не видно ни зги — и осторожно зажигает огонёк на самом кончике указательного. Благодаря нему удаётся разглядеть, как сильно проём расширяется внутри — задрав голову, он не видит потолка. Лишь темнота колышется и выравнивается под его нервным взглядом — и нет в ней, пока что, никаких живых существ. Одно его бурное воображение.       Выдохнув пар, Скорпион… стоп. Пар? Посреди практически тропиков? Он едва преодолел порог — даже если здесь и протекает ледяная подземная река, она находится гораздо глубже, и уж точно не должна дотягиваться морозом столь далеко.       Разнервничавшись, Куай Лян не заметил, как его тело привычно нагрелось, реагируя на окружающий холод — чудовищный, неестественный холод, который попросту невозможен в нынешних условиях. Не без вмешательства извне.       Шорох — очень-очень тихий, на грани слышимости — выдёргивает из омута паники; Куай Лян напряжённо выхватывает кунай и чуть сгибает колени, готовый уходить от удара в любой момент. Температура понижается ещё сильнее — и как он раньше не понял, идиот? Эта тварь не просто разумна — с огромной вероятностью ей подчиняется элементальная магия. То, о чём отец либо не знал, либо не счёл нужным предупредить. — Интересно, — низко и шелестяще выдыхает оно — шуршания теперь раздаются отовсюду; Куай Лян не может определить, с какой стороны донёсся голос, — я не ждал гостей. Какими судьбами, малыш? — Миссия, — он тянет время. Нужно как можно скорее понять, куда бить — иначе всё пропало. — Какого характера миссия? — в хрипловатом шипении режется насмешка; Скорпион едва сдерживает неприязненный оскал. Ублюдок. — Не могу сказать. — Ты не отсюда, верно? Как глупо отправлять такого сопляка в одиночку. — С чего ты взял, что я один? — Я чую твой страх. У тебя нет ни плана, ни подмоги — и поэтому ты так боишься.       Звуки отчётливо приближаются — то гигантское чешуйчатое тело легко и быстро ползёт по голому камню, заключая его в круг грядущих смертельных объятий. Сейчас Куай Лян хотя бы видит размытые очертания выползшей твари — та действительно огромна, пусть и значительно уже, чем предполагалось изначально. Белизна человеческой кожи резко контрастирует с завораживающими чёрно-синими переливами змеиной туши; Куай Лян не может не признать притягательную красоту окраса и рельефных мышц широкой спины.       Лицо разглядеть не получается — до тех пор, пока тварь не замирает прямо перед ним, нисколько не страшась ни оружия, ни угрожающего взгляда.       У неё длинные и мягкие на вид тёмные волосы, удивительно смазливое — для такого-то голоса — лицо и оранжевые радужки с чернильной полосой вертикального зрачка. Кольца туловища Куай Ляна уже едва ли не обвивают — наверняка сомкнутся за мгновение. Вряд ли он даже на еду сгодится — придушат и выбросят из пещеры на радость падальщикам. — Оно тебе надо? — с искренним любопытством спрашивает тварь. Чтобы смотреть в глаза, Скорпиону приходится задирать голову — и, честно говоря, сосредотачиваться на них без смущения тяжеловато, когда обзор чуть загораживает обнажённая грудь. Несколько чешуек сверкает на рёбрах, немного рассыпано по предплечьям. — У меня нет выбора, — лаконично отзывается Куай Лян, не без усилия отводя взгляд. — Странный ты. Выбор есть всегда.       Куай Лян едва успевает телепортироваться до того, как тварь захлопывает ловушку — ловит плечами прикосновение ледяной чешуи и брезгливо ёжится. Прицельно кидает кунай, но оно ловко увёртывается, бесследно исчезая в полумраке. — Огонь? — присвистывает тварь. Издаёт задумчивый смешок, и в следующее мгновение Куай Лян отпрыгивает от вздыбившихся под ногами ледяных шипов — достаточно длинных и острых, чтобы мгновенно пробить ему грудную клетку. Лишь бы не врезаться в стену. — Лёд? — передразнивает он. Криомантия — не самый редкий дар, особенно во Внешнем Мире, но лицезреть её у твари всё равно удивительно. Возможно, в какой-то иной реальности она могла бы быть воином Лин Куэй.       Больше возможности перекинуться словами им не представляется — бой разгорается в полную силу. Благодаря незатухающему пламени у Куай Ляна получается выучить местоположение всех мешающихся сталагмитов, но — смертоносные атаки твари не дают расслабиться. Он еле избегает бросков — оно стремится навязать ближний бой, — и взмахов до чёртиков длинного хвоста, норовящего хлестнуть по ногам.       Единожды получилось прижечь чешуйчатый бок — тварь взвизгнула болью, и крик её отчего-то отдался в грудине неприятием. Куай Лян упорно старается не задумываться, зачем здесь, но всё отдаёт неправильностью с того момента, как он впервые услышал о миссии. Подробности не разглашаются обычным рядовым, но Скорпион — единственный наследник и будущий грандмастер — вникал во внутреннюю политику клана чуть ли не с пелёнок, и отцовские ужимки мало что глубоко обидели, так ещё и посеяли зерно подозрений.       Тварь обитает во Внешнем Мире — уже не под юрисдикцией Лин Куэй; исключение составляют разве что редкие поручения Лю Кана, но он не показывался не меньше полугода, и обо всех визитах огнебога — даже конфиденциальных — Куай Лян издревле узнаёт одним из первых. Чем оно не угодило отцу — и почему тот послал именно своего родного сына?       Куай Лян пытается выскользнуть наружу — на открытом пространстве явно будет попроще — но безрезультатно; тварь, предугадывая его движения, преграждает дорогу и грозно шипит, демонстрируя страшащей длины клыки. Оно ядовитое, вот же блядство — несколько раз едва не оцарапало.       Он упускает из виду чудовищную длину — тяжёлый хвост подло бьёт со спины, удачно попав по виску. В ушах звенит, перед глазами мутится — Куай Лян стискивает зубы и уходит в сторону. Его не взять так просто.       На лице твари — нет, кукольном личике, Старшие боги, это его так из-за сотрясения понесло — читается неприкрытое удивление. Оно ударило достаточно сильно, чтобы отбросить, а то и вовсе сломать череп — но Куай Лян всего лишь пошатнулся. Он позволяет себе ухмыльнуться, ненадолго ощутив превосходство — и тут же тварь бросается ещё агрессивнее, щёлкая пастью прямо над ухом.       Приходится реагировать быстрее — но отчего-то Куай Лян больше не чувствует страха; один азарт. Они двигаются столь синхронно, будто знают друг друга всю жизнь — и оно, Скорпион уверен, тоже уловило перемену атмосферы. Под холостое лязганье зубов, свист кунаев и хруст льда он вытанцовывает причудливое танго, выгибаясь, отскакивая, вспыхивая порталами и отчаянно пытаясь задеть.       Второе попадание приходится на спину — из лёгких вышибает воздух; сквозь тьму в глазах Куай Лян ускользает в телепорт и кривится от боли.       Ци истощается. Плохо.       Почуяв нарастающую усталость, тварь зеркалит ухмылку и в мгновение ока покрывает землю под ногами льдом. Куай Лян поскальзывается, группируется в последний момент и отпрыгивает от броска в опасной близости к лицу. Он прекрасно двигается на льде — спасибо условиям Лин Куэй.       Но лучше бы вернуться на устойчивую поверхность. Под глазами твари выступают голубоватые прожилки — оно, как иронично, не выносит холода, и потому столь редко использовало лёд.       Вероятно, сейчас они в примерно одинаковых условиях. Может, его противник сильнее, крупнее и живучее, но Куай Лян тоже не лыком шит. Ему доводилось убивать чудовищ как подобных, так и прячущихся за человеческим лицом — как правило, намного более жестоких, чем любые дикие звери.       Просто в одиночку — впервые.       Всего лишь подгадать подходящий момент. И тогда — тогда он вернётся домой победителем, и забудет о до дрожи знакомых чертах чужого лица, шипящих присвистах дыхания и болезненной тревоге. Неправильно, неправильно. В корне неправильно.       Он тоже это чувствует? Он знает больше Куай Ляна? Или точно так же — ничего?       Потянув за верёвку, Куай Лян встречает сопротивление. Швырнул кунай, надеясь достать, но промазал. И мало того — тварь перехватила его когтистыми руками. На мгновение время замирает — они обмениваются удивлёнными, чуть растерянными взглядами, будто забыв, что вообще делают.       Оно тебе надо? Наверное, всё-таки нет. Но теперь уже слишком поздно — оно пользуется возможностью и с лёгкостью, единым движением, подтаскивает Куай Ляна к себе. Он впечатывается щекой в ледяную грудь, теряет дыхание и слабо отпихивается; тварь быстро обезоруживает его, швыряя оставшиеся кунаи во тьму логова, и мастерски окольцовывает с ног по плечи — не шелохнуться, как ни пытайся.       Куай Лян силится вытащить руки, но те намертво прижаты к бокам — оно явно знает толк в захватах. Ну конечно — охотится же всю сознательную жизнь, и человека не впервые видит. Чего тут удивляться.       Помотав головой и жалко подёргавшись ещё немного, он окончательно понимает, что без телепорта никуда не денется, а создать его неспособен уже физически.       Вот и всё. — Чего ждёшь? — раздосадованно плюётся Куай Лян. — Ты победил. Прикончи меня. — Не указывай мне, что делать, сопляк, — негромко отзывается тварь, — ты странно пахнешь. Не человеком. — Намекаешь, что я один из вас?       Оно не отвечает. Лишь расширяются немым осознанием рыжие глаза — Куай Лян не успевает ни спросить, ни испугаться даже — горло прознает пара длинных клыков. Вскрикнув от слепящей боли, он трясётся и жмурится, судорожно считая секунды, чтобы успокоиться. Ляпнул же сдуру, не подумав совсем — а тварь восприняла его слова слишком серьёзно, и если раньше мизерный шанс на спасение был, то отравленным он уже точно… пропадёт. С концами. Насовсем.       Раз, два три…       Не будет больше ни Куай Ляна, ни Скорпиона — единственного пироманта в роду Лин Куэй. Он придумал позывное сам, вдохновлённый собственным нововведением, позволяющим доставать огнём дальше и точнее, усиливать удары кунаев и сокращать дистанцию, а впоследствии ставшим его главным и самым грозным оружием. Потом отец дал добро на татуировку.       Десять, одиннадцать, двенадцать…       Он хоть вышлет за ним? Или побоится, как побоялся отправлять сюда кого-то кроме?       Заявится лично?       Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…       Когда счёт доходит до пятидесяти, Куай Лян осмеливается распахнуть глаза. Место укуса ноет и жжётся, но нет ни головокружения, ни тошноты. Сильное змеиное тело по-прежнему обвивает его, но уже не столь крепко — он мог бы попробовать выбраться, но что-то подсказывает оставаться неподвижным. — У тебя иммунитет к яду, — поражённо шипит тварь, — к нашему яду. Ты понимаешь, что это значит, мальчишка? Он убивает за минуту. Кого угодно. Но ты…       Хватка разжимается. Оно немного отползает, давая пространство — Куай Лян волен уйти, и откуда-то знает, что ему не воспрепятствуют.       Залечит страшную рану на шее, вернётся к завтрашнему дню и скажет, что успешно выполнил миссию. Отец не станет допытывать и проверять, потому что слишком напуган. Но тогда он никогда не узнает правду, потому что наверняка струсит возвращаться в этот богом забытый лес Внешнего Мира, в удушающие объятия этого существа — отличающегося всем, но в то же время до мурашек похожего.       Меньше знаешь — крепче спишь. Сбежать сейчас лучше как для Куай Ляна, так и для… него. Он ведь мог разорвать незваного гостя голыми руками, наплевав на их возможную связь, как поступил бы на его месте любой хищник, охраняющий территорию.       И почему-то пощадил. В благодарность Куай Лян оставит его в покое и сохранит секрет. Так будет правильно. Так будет… — Как тебя зовут? — спрашивает он вопреки. Усаживается и скрещивает перед собой ноги. Кладёт рядом руки, демонстрируя, что не собирается нападать. — Я Куай Лян. — Би-Хань, — с промедлением отвечает визави. — Откуда ты родом, Куай Лян? — Лин Куэй. Это… клан в Земном Царстве. Слышал о таком? — Клан в Земном Царстве, — задумчиво повторяет он, всё ещё не осмеливаясь повторно приближаться. — Моя мать рассказывала, что сбежала из такого, когда вскрылось, что она нага. — Нага? — Наша раса. Она полюбила человека… и родила ему двойню. Старший появился на свет со змеиным хвостом и зубами. Он не смог этого принять и попытался убить первенца и жену, но она успела сбежать и забрать его. Жалела, что не взяла второго. Тебе рассказывали о твоей матери? — Я даже имени её не знаю.       Би-Хань негромко фыркает. Шуршит, подползая — на этот раз без агрессии и опаски. — Нага обычно не владеют элементальной магией. Мать сказала, лёд достался мне от отца. — Грандмастер… мой отец… криомант. — Вот как. — Ага.       Затылок обдаёт прохладой чужого дыхания. Близко. Неужели совсем не боится? — Ты больше не хочешь убить.       Кажется, он задал вопрос вслух — или это Би-Хань пустился в рассуждения. Как неожиданно и неочевидно — Скорпион только что узнал в чужаке родного брата, которого от него скрывали практически два десятилетия, и не хочет его убивать.       Катилось бы оно в Преисподнюю. И отец с его ложью, и старейшины, которым тоже обо всём было известно. — Я теперь вообще не знаю, чего хочу. — Раз ты нашей крови, мы тебя примем. Нага не отрекаются от своих. Так учила меня мать.       Остаться… здесь? Со своим новоиспечённым братом? Бросить Томаша, Сектора, Сайракса? Не прекращающий восхищаться молодняк? Нет, нет. Он не может так поступить. — Мне нужно время.       Переварить информацию, отдохнуть, залечить ранения… на плечи ложатся сильные ладони — Куай Лян даже сквозь форму чувствует остроту когтей. — Я знаю, как его скоротать.       От неожиданности он вскакивает и разворачивается. Би-Хань едва заметно ухмыляется — клонит по-птичьи голову хищным любопытством. Поднимается на его уровень — Куай Лян вновь ощущает себя ничтожно маленьким в сравнении. Убьёт же и не заметит, если позволить продолжить. — Не надо, — чуть дрожаще выдавливает он. — Почему? — непонятливо моргает Би-Хань. Веки всё-таки есть — сверху в нём больше человеческого, нежели змеиного. Куай Лян засматривается на длинные ресницы и — опять — выпуклую грудь. — Мы… мы братья. И мужчины. — Это всё, что тебя волнует? Даже не то, что мы пытались убить друг друга? — он смешливо щурится; Скорпион заливается жаром. — Это… тоже. — Да ладно тебе, — Би-Хань снова тянется прикоснуться — вот так, вплотную, он особенно красив. Куай Лян заметил изначально — невзирая на всю свою смертоносность, брат (Старшие боги, как же непривычно) до странности притягателен, пусть и близко не напоминает человека. Или это он один такой… особенный.       От него пахнет морозом и — еле уловимо — кровью, он без труда вспорет Куай Ляну живот и развесит кишки по потолку — возможно, забавы ради, возможно, в качестве предупреждения. Его яркие глаза сверкают игривым весельем, но не так давно полнились злобой и кровожадностью — и Куай Лян совсем не хочет повторения.       И не то чтобы хочет… того, что он так настойчиво предлагает.       Но возражать и сопротивляться в его состоянии тяжеловато — Куай Лян устал до полусмерти, истратил всю ци и теперь должен как-то смиряться с открывшейся правдой. Би-Хань кладёт крупные руки на щёки и приоткрывает рот — впервые ему представляется случай как следует рассмотреть его язык. Длинный, тонкий и раздвоенный — он влажно касается губ, и Куай Лян чуть вздрагивает от щекотки.       Он ведь никогда не целовался, даже в шутку. А теперь его первый нагло крадёт собственный же брат — и, вероятно, не только поцелуй. — Ты такой горячий, — восторженно выдыхает Би-Хань. Кончик хвоста настойчиво цепляет штанину, и Куай Лян, отстранённо вспомнив о любви рептилий к теплу, принимается раздеваться.       Выбора у него, похоже, всё-таки нет — если не избавится от одежды сам, это с удовольствием сделает Би-Хань, просто и прозаично изорвав в клочья всю форму.       Без привычной защиты плотной ткани неуютно — Куай Лян давит позорное желание съёжиться и прикрыться, избегая откровенно жадного взгляда. Би-Хань ведёт когтями по набитому скорпиону — задумчиво пялится и хмыкает какому-то своему выводу. — Красиво. — Спасибо.       Он отсрочивает неизбежное, избегая прикасаться в ответ — Би-Хань ощупывает предплечья, осторожно скребёт мускулистый живот — точно ребёнок, разбирающийся в устройстве новой дорогой игрушки.       И члена касается интересом практически невинным — от сухости кожи и контраста температур Куай Лян вздрагивает и шумно выдыхает. — Что такое? — Слишком сухо. — Хочешь, чтобы я… увлажнил? — он нервно кивает, и Би-Хань ложится на живот.       При виде его лица рядом с членом что-то судорожно поджимается внутри, но Куай Лян не распознаёт — брат широко распахивает рот и берёт сразу по основание, за мгновение расслабив горло. В глазах темнеет, плывёт и мутнеет — он на грани того, чтобы упасть, но Би-Хань надёжно удерживает за ляжки, не позволяя ни отшатнуться, ни притиснуться посильнее. Скорпион высоко вскрикивает и вцепляется в первое, что попадается под руку — волосы.       Действительно мягкие и шелковистые — чем он их вообще моет в этой глуши? Куай Лян отвлекается, как может, пытаясь не сойти с ума от влажной узости и застенчивых касаний языка. Би-Хань заливается румянцем — дрожаще заправляет мешающиеся прядки за уши, тут же возвращая ладони на бёдра. Куай Лян старается не дёргаться лишний раз, вспоминая острые клыки в опасной близости от члена — но Би-Хань умудряется не задевать, даже отчаянно елозя хвостом. — Достаточно, — умудряется выдавить Куай Лян. Би-Хань неохотно отстраняется, выпуская вставший член из мокрого тепла — холодный воздух теперь ощущается ещё сильнее. Ему хочется возвратиться в этот восхитительный жар как можно скорее; схватить покрепче, не отпускать и долбить, долбить, долбить… — Тш-ш, — только когда Би-Хань мотает головой, он осознаёт, что всё ещё не отпустил; пробормотав извинения, разжимает хватку сжавшихся до боли пальцев, — есть кое-что получше. Тебе понравится.       Куай Лян кивает болванчиком и честно старается не сопротивляться, когда его в который раз обвивает змеиное туловище. Лишь поддаётся неясному порыву — останавливает ненадолго Би-Ханя, хватает и притягивает его лицо к себе, неуклюже лизнув приоткрытый рот. Жмётся губами к губам, оглаживает крепкую шею, ловит заполошные выдохи — и как докатился? Совсем недавно готов был убивать, а теперь едва ли в силах убедить себя, что не хочет.       Наверное, яд всё-таки подействовал, только по-другому. — Что ты делаешь? — тихо спрашивает Би-Хань, и Куай Лян, рассеянно треплющий его затылок, отвечает. — Целуюсь. У людей это… проявление симпатии.       Он на удивление серьёзно кивает и продолжает опутывать — уже не так плотно, Куай Лян спокойно просовывает меж колец туловища руки. Затем осознаёт, что начинает держать на себе немаленький вес Би-Ханя, и вишенкой на торте чувствует, как на головку снова давит влажным и горячим. Вздрогнув от неожиданности, Скорпион неуклюже валится назад — падает на Би-Ханя, придавленным им же, но брату плевать.       Дыхание его учащается, температура тела скачет — Куай Лян невольно начинает нагреваться-остужаться следом, уравнивая резкие перепады, и Би-Хань неразборчиво шипит, раздирая когтями камень под собой. Обзор загораживает чешуя — на животе виднеются вкрапления белого, какая прелесть — телодвижения максимально скованы, хоть и не ограничены полностью; Куай Лян даже подмахнуться и толкнуться глубже не может.       Би-Хань пыхтит, скребётся и поскуливает что-то неясно — или это он сам, не разобрать уже — и Куай Лян, кажется, вот-вот задохнётся, им погребённый. Брат не даёт ничего сделать — основательно насаживается, встряхивается и дрожит, шипит, не переставая, будто ему больно. Он находит в себе силы погладить удивительно нежные на ощупь чешуйки, задевает кончиками пальцев края единственного ранения и извиняюще трёт кожу вокруг.       Им ведь… пользуются. Но Куай Лян отчего-то находит постыдно приятным сокрушающее давление, навалившийся вес, скованность, сыроватый запах и всеохватывающий член жар нечеловеческого нутра — в противовес острому холоду тела.       Когда Би-Хань ускоряется, он перестаёт сдерживать крики — горячо, быстро, хорошо, и так много — брат, кажется, повсюду, такой красивый, такой родной и весь его. Вопли, шипение и хлюпы сливаются в единую какофонию — он перестаёт различать, где что, и слепо подрагивает ляжками, пытаясь толкнуться навстречу.       Пальцы ног поджимаются, под веками вспыхивают солнца, его ломает и гнёт навстречу оргазму, пока Би-Хань продолжает насаживаться на сверхчувствительный член — так хорошо, что почти больно, и Куай Лян не вырвется ни за что, не сможет, и брат не отпустит его никуда — затрахает, а потом сожрёт, как самки пауков и богомолов.       Не самая плохая смерть.       Прежде, чем Би-Хань останавливается, Куай Лян кончает ещё дважды — и под конец он уже неспособен даже подать голос. — Нага сношаются сутками, — шелестит на ухо Би-Хань, слезая и аккуратно укладывая его на себя, — странно, что ты не можешь. — Наверное, потому что я больше человек, — выдавливает из себя он, еле держа глаза открытыми. Под спиной — прохладное змеиное тело и шершавые руки; над головой смазливое — он никак не перестанет пялиться — лицо. Би-Хань нежно проводит языком по носу — точь-в-точь щенок, а не опасное чудовище. — Думаю, это поправимо. Возвращайся весной, Куай Лян.       ***       Сектор без стука вламывается в палату — там уже заботливо чистит яблоко Томаш, пока виновник торжества безучастно пялится в окно. В кои-то веки распустил волосы — лохматые, пушистые и неряшливые. Грандмастер всегда просил их постричь, но по каким-то своим причинам Куай Лян продолжает отказываться. — Я не смог ничего выяснить, — не мудрствует лукаво он, — извини. Уверен, некоторые старшие знают, но из них и клещами слова не вытащить. Я всё перепробовал. Документация, если и была, давным-давно уничтожена. — Я тоже ничего не понял, — негромко отзывается Скорпион, медленно повернувшись. На взгляд Сектора, он слишком странно себя ведёт — с возвращения минуло уж несколько часов, а до сих пор молчит, как воды в рот набравши. Но ему, в общем и целом, нет дела — пришёл живым и относительно невредимым, и на том спасибо. — Ну, значит, теперь ты официально мужчина? — вклинивается Смоук, разбавляя повисшую гнетущую тишину. Нервничает сильнее прочих — в клане он Куай Ляну ближе всех; он же и узнаёт всё самым первым, если дело касается его дорогого приёмного брата. Что ж там такое должно было приключиться?       Куай Лян крупно вздрагивает и трёт шею. Демонстративно прочищает голос — на редкость хриплый, словно на этой своей секретной миссии он только и делал, что орал. — Да… да, можно и так сказать. — Поздравляю, — Сектор подходит и несильно хлопает по плечу, проверяя реакцию. Скорпион сдержанно кивает и стряхивает руку — обычно, напротив, приветствует физические проявления приязни. Интересно. — Раз с тобой всё нормально, не буду вам мешать. Загляни потом к грандмастеру, он хочет тебя видеть.       Он слишком рано уходит и не замечает, как Куай Лян кривится в отвращении. — Брат, в чём дело? — не выдерживает Томаш. — Что там произошло?       Куай Лян долго не отвечает — уставляется в дверь и несколько секунд, кажется, и не дышит. Прислушивается? — Возможно, мне придётся уйти на какое-то время, — медленно, серьёзно и тяжело, — весной. Я… как-нибудь всё объясню, Томаш, но ты должен поклясться, что никому не расскажешь.       Скорпион вновь поворачивается. И смотрит, не моргая — странно пожелтевшими глазами с вытянутым зрачком. Как у кошки.       Или змеи.