В порядке

      Хонджун смотрит в окно своей комнаты в общежитии, наблюдая за тем, как студенты с сумками и чемоданами покидают здание, а после и двор.       На улице сугробы огромных размеров, а новый снег всё сыплет и сыплет, так, что его не успевают расчищать. В этом году зима по-настоящему снежная.       Хонджун испытывает тоску, совсем немного, может, даже и не её вовсе. Что-то тревожит, не разобрать. Он бы тоже сейчас покидал это здание с превеликим удовольствием, если бы было куда уехать. Домой он не может.       — Наблюдаешь?       Голос за спиной раздаётся одновременно со звуком открывающейся двери. Хонджун не оборачивается.       — Только это и остаётся, — отвечает он.       Минги, его сосед по комнате, а вместе с этим и однокурсник, что-то торопливо ищет, по крайней мере, так решает Хонджун, ориентируясь на доносящиеся звуки.       — Кто-то ещё остаётся?       — Не знаю.       Хонджун не интересовался, кто ещё останется в общежитии на все новогодние праздники. Ему, честно говоря, вообще всё это не нравится, и, чтобы лишний раз не травить свою душу, он обходит разговоры о том, кто, где и как проведёт каникулы.       — Нашёл, — как-то слишком уж облегчённо выдыхает Минги.       Хонджун оборачивается к нему, тот со счастливой улыбкой демонстрирует в поднятой руке флешку.       — Что это?       — Курсач. Надо Чангюну показать. Кстати, если не занят, сходишь со мной?       Хонджун вопросительно на него смотрит. Задавать вопросы вслух нет никакого желания. Да и настроения. Настроения вообще ни на что нет.       — Он искал тебя, — после небольшой паузы и полного безразличия со стороны Хонджуна говорит Минги. Уже менее весело и несколько неуверенно.       — Да? — искренне удивляется Хонджун. Чангюну незачем его искать, он прилежный студент, без долгов и с идеальной посещаемостью. Зачем бы ему нужно было? — Хорошо, пойдём вместе. Когда?       — Сейчас.       Минги собирается с новым рвением, будто до этого забыл, зачем вообще вернулся в комнату.       — Не видел мою футболку? — спрашивает он.       — Нет.       — Я ж ещё не сказал, какую.       — Всё равно нет.       От окна он идёт к выходу из комнаты, там дожидаться Минги. Проходя мимо корзины для грязного белья, он косится на неё. Нет, он не видел футболку, а завтра Минги сам её найдёт.       — Посмотри, какой бардак ты тут устроил, пока собирался, может, где-то в куче вещей и затерялась, — назидательно говорит Хонджун.       Минги согласно хмыкает и бросает жалкие попытки найти футболку, которую сейчас всё равно бы не нашёл.       — Ладно, тогда к Чангюну, но перед этим давай в тубзик заскочим, — просит Минги, состраивая жалобную мордочку для усиления эффекта.       Хонджун совершенно спокойно соглашается. Да, обычно он старается отказываться от совместного посещения туалетов и душевой, избегает мест и занятий, где нужно быть в тесноте, друг перед другом раздеваться, но сейчас слишком лениво расстрачивать силы на какие-либо разговоры.       К концу года Хонджун совсем вымотался, и это уже видно, даже просто взглянув на него.       Получив согласный кивок, Минги начинает радостно о чём-то рассказывать. С интересом, жестикулируя. Он идёт чуть впереди и иногда оборачивается к Хонджуну, но в основном смотрит перед собой. Хонджуну же это только в радость — не нужно изображать заинтересованность.       Хонджун его даже не слушает. В паузах иногда угукает что-то, очень надеясь, что в тему. Минги достаточно и этого.       Когда они заходят в туалет, Минги сразу направляется к писсуарам, так и продолжая болтать. Из тех слов, что Хонджун всё-таки улавливает, он делает вывод, что Минги рассказывает о том, что планирует на каникулах. Ох, он очень много отвлекается на рассказы о своих знакомых, которых Хонджун не знает, и ему эта информация вообще ничего не даёт. Минги такой болтун.       Хонджун остаётся стоять возле раковин. Достаточно безопасное место, чтобы скрыть то, как откровенно он пялится на Минги.       Ничего такого, нет, Хонджуну просто интересно, правда, люди этого интереса не понимают, и потому, наученный горьким опытом, он старается всегда оставаться незамеченным. Ни к чему лишние подозрения.       Хонджун приваливается к холодной кафельной стене и прячет руки в карманы. Минги стоит спиной к нему, его ноги нешироко расставлены, штаны расстегнуты и самую малость приспущены. Сзади, в общем-то, ничего не видно. Но видно всё прекрасно, если подойти к раковине.       Именно это Хонджун и делает. Под предлогом помыть руки он подходит к крайней раковине, оказываясь немного ближе к Минги и теперь сбоку от него. Хонджун склоняет голову и чуть разворачивает её вбок. Параллельно он просматривает в зеркало, чтобы контролировать, насколько заметно то, что он делает.       Скашивая глаза в сторону Минги, он смотрит, как тот опорожняет свой мочевой пузырь. Видит струю мочи, слышит её журчание — этот звук не перебьёт болтовня Минги. Хонджун смотрит, как Минги придерживает двумя пальцами свой член, напрявляя его так, чтобы моча попадала в писсуар.       Хонджун смотрит.       Хонджун чувствует, как его тело наполняется жаром, как начинают гореть щёки и глаза. Хонджун совсем немного приоткрывает рот, потому что так дышать кажется легче.       Струя становится меньше, напор падает. Минги стряхивает оставшиеся капли, а потом с нажимом проходится по всей длине члена, будто выдавливая остатки, после чего снова стряхивает.       Хонджун торопливо, хоть и стараясь не резко, отворачивается к зеркалу, когда Минги поправляет свои джинсы и застёгивает их.       Хонджун смотрит на себя и видит лёгкий румянец на щеках. Низ живота сводит сладким томлением, он чувствует, как ему сейчас тесно в штанах.       Когда Минги проходит сзади него, вставая к соседней раковине, Хонджун опускает голову. Он не смотрит на него и очень надеется, что Минги не заметит ничего. Хотя он слишком долго «мыл руки», чтобы это не показалось странным.       — Ты не заболел? — интересуется Минги.       — Нет. А что? — Хонджун выключает воду, торопливо вытирает руки об себя и прячет их в карманы штанов, немного оттягивая, чтобы скрыть своё возбуждение.       Не дожидаясь Минги и его ответа, он выходит из туалета. В коридоре кажется прохладнее и свежее. Хонджун дышит медленно и глубоко, чтобы немного остыть.       — Ты красный, и взгляд у тебя какой-то поплывший, — говорит Минги, когда выходит следом. — У тебя нет температуры? — он тянет руку ко лбу Хонджуна, но тот отклоняется, предотвращая соприкосновение, и хмурится.       Ему нравится поданая идея Минги, поэтому он отвечает:       — Не знаю. Возможно. Чувствую себя правда не важно, — для большей убедительности Хонджун делает голос тише и прокашливается. — Я, наверное, не пойду к Чангюну. Если не сложно, передай ему, что завтра заскочу.       Паршивая игра, Хонджун — плохой актёр, но это работает — Минги, нахмурившись, внимательно смотрит на него и кивает.       — Ладно. Может, мне тогда не возвращаться сегодня, чтоб ты мог один спокойно отлежаться? — предлагает он, и Хонджун слишком быстро согласно кивает ему в ответ. Палится на таких глупых мелочах, хотя Минги как будто не до этого. Захотел бы — понял бы, но, видимо, ему нет дела до того, насколько Хонджун с ним искренен.       Хонджун как-то слишком торопливо уходит в сторону их комнаты и не замечает, как косится на него Минги. Сейчас это не важно, на данный момент у него совершенно другая задача.       Он заходит в комнату, закрывает дверь на ключ, проверяет, точно ли закрыл — лишняя осторожность не помешает, и почти бегом подскакивает к своей кровати.       Роняя своё тело, Хонджун заваливается на свою кровать и прижимается спиной к стене. Он тут же накрывает рукой свой пах и сжимает сквозь ткань штанов. Закрывает глаза и начинает представлять всё, что успел увидеть. Начнет представлять Минги, как тот писает, вид его вялого члена и струящейся из него мочи. То, как пальцами Минги придерживал его. Хонджун гладит себя, параллельно с этим расстёгиваясь и приспуская одежду. Снова и снова прокручивая в голове увиденное, Хонджун надрачивает свой член. Немного агрессивно дёргая рукой и, возможно, больше нужного сжимая. Но только лишь для того, чтобы ощущение небольшого дискомфорта позволяло оставаться в трезвом рассудке.       Хонджун снова и снова гоняет по кругу одни и те же картинки, на каких-то моментах задерживаясь особенно, но в какой-то момент этого становится недостаточно. Хонджун возбуждён, а одной только руки не хватает. Он тянется к подушке и откидывает её в сторону, а из пространства между матрасом и стеной он достаёт футболку Минги. Ту самую, которую его сосед сегодня искал. Ту, которую Хонджун достал из корзины с грязным бельём, пока Минги не видел. Футболку, которая насквозь пропахла горьким потом Минги, потому что он занимался в ней спортом. Хонджун забрал её вечером, когда Минги ушёл в душ. Ещё влажную и тёплую.       Сейчас футболка Минги холодная и сухая, но всё так же пахнет им, и Хонджуну этого достаточно. Приложив её к лицу и вдыхая плотный, тяжёлый запах, он ускоряет движения руки на своём члене. Голову кружит от ощущений. Ему хорошо, страшно, стыдно и снова хорошо, просто великолепно. Мир вокруг плывёт перед глазами, которые он продолжает держать закрытыми, чтобы видения не покинули его.       Кончает Хонджун как-то слишком внезапно. Наполняемый разнообразием ощущений, он гонится ощутить ещё больше, и, кажется, что вот оно, рядом, ещё немного, но… Всё резко обрывается. Слишком тускло по сравнению с тем, что обещали испытываемые ощущения.       Этой же футболкой Хонджун вытирает сперму с живота, досуха обтерает свой член и отбрасывает её на кровать в сторону. Голова пустая, дыхание понемногу приходит в норму.       Хонджун смотрит на испачканную вещь. Футболку надо бы постирать, но тогда уйдёт и запах пота. А если не стирать, то останутся следы его спермы, и Минги это однозначно заметит. Но может не заметить, если её постирать и убрать в его же сумку. Здесь он её уже точно не найдёт, но, вернувшись домой и разобрав вещи, он увидит её и решит, что просто забыл, как сам же и убрал туда.       Именно этим Хонджун и занимается. А вечером, когда футболка, выстиранная и аккуратно свёрнутая, как делал это сам Минги, лежала в сумке с вещами, он таки отправляется к Чангюну узнать, что тот от него хотел — время ещё позволяет, Хонджун знает, что их историк сидит в здании университета до самого закрытия.

***

      Хонджун лежит на кровати, листая новости в телефоне, когда слышит звук открывающейся ключом двери. Хонджун не знает, где Минги пропадал целую ночь и половину следующего дня, и, хоть ему и интересно, он не спрашивает. Напротив, он старается сделать как можно более занятой вид, будто ему вообще ничего не интересно. Как и сам Минги. Который ему, вообще-то, и правда не интересен. Они хорошо общаются, возможно, их отношения можно назвать даже дружескими, насколько это вообще возможно, учитывая их разные темпераменты, да и интересы, но всегда оставалось маленькое «но».       Минги бурчит приветствие, на которое Хонджун только тихо угукает, и, пройдя в комнату, начинает переодеваться в домашнее. Видимо, на сегодня все его походы куда-либо закончены. Он отворачивается спиной, поэтому Хонджун может позволить себе посмотреть, пока он не видит.       — Чангюн очень расстроился, когда я сказал, что ты не придёшь к нему, — говорит Минги, стягивая с себя толстовку через голову.       — Я заходил к нему вечером.       — Так тебе стало легче?       Ну конечно, ему стало легче, ему же и вовсе не было плохо! Хонджун снова только угукает. Он смотрит на движения тела Минги, на то, как движутся его мышцы под кожей. Светлой, ровной, такой мягкой на вид. Без единой родинки или прыщика.       — Что он хотел?       Минги оборачивается по сторонам в поисках своей домашней футболки. Хонджун замечает каждую складочку, появляющуюся при наклоне, следит за тем, как меняют своё положение лопатки, когда Минги берёт что-то в руки и поднимает. Это что-то – футболки. Их в комнате куча, Минги постоянно надевает одну, а на следующий день берёт другую, прежнюю бросив куда придётся. Забавно, вообще-то, что он такой неряха в повседневной жизни, но в шкафу всегда порядок, и сумку в поездки собирает, крайне аккуратно всё сворачивая.       Хонджун забывает ответить на его вопрос, весь концентрируясь на том, как ощущает себя прямо сейчас — под одеялом ему становится жарко, так, что хочется его откинуть, однако он не делает этого. Оно служит ему прикрытием, и он без зазрения совести и риска быть обнаруженным может прикасаться к себе. Что он и делает.       Минги, видимо, слыша мысли и желания Хонджуна, остаётся с голым торсом. Он проходится по комнате, как будто забыв, что хотел одеться — что-то так сильно отвлекло его внимание. Хонджуну это только на руку. Он вообще не обращает внимание на то, что делает Минги, ему интересно только смотреть на движение его тела.       От прохлады в комнате соски Минги напряглись и потемнели, Хонджун сжимает свой возбуждённый член сквозь ткань домашних штанов и прикрывает глаза. Он старается дышать ровно и тихо, чтобы не выдать, чем сейчас занимается, а Минги до него будто и вовсе нет дела. Он не переспрашивает Хонджуна, чтобы узнать ответ, он будто вообще о нём забыл. Он берёт одну из тетрадей со стола и с интересом листает её.       Хонджун лезет под штаны, обхватывая себя уже без преград. Он надеется, что под одеялом не видно движение его руки. Он смотрит на Минги, на его обнажённое тело, и беззастенчиво надрачивает.       — Я уеду в конце недели, — говорит Минги и откладывает тетрадь. Он резко оборачивается и смотрит на Хонджуна, который тут же прекращает какие-либо движения.       — Хорошо, — отвечает тихо Хонджун, прочистив горло, потому что голос немного охрип от долгого молчания и напряжённой ситуации.       Минги немного хмурится, и Хонджун уверен, что тот обо всём догадывается, но он отводит взгляд в сторону, и Хонджун облегчённо, хоть и немного нервно, выдыхает. От всей этой ситуации, от того, как близко он к тому, чтобы быть обнаруженным, Хонджун чувствует, как растёт его возбуждение, чувствует непреодолимое желание сжать свой член сильнее, провести по всей длине с оттяжкой, с давлением.       — Я хотел собраться с ребятами как-нибудь вечером до отъезда. С теми, кто остался.       — Хорошо, — снова отвечает Хонджун. Он смотрит на Минги и медленно надрачивает свой член, работая только кистью, и очень надеясь, что этого не видно. Хонджун молится всем известным ему богам, чтобы Минги ничего не увидел.       — Хорошо, — повторяет за ним Минги и берёт всё-таки в руки футболку, которая была к нему ближе всего. — Ты посидишь с нами?       — Да, — сипит Хонджун. — Конечно.       Минги кивает и надевает футболку, а после, расстегнув штаны, стягивает их с себя. Вид его обнажённых ног, упругой задницы, обтянутой тонкой тканью белья, его мягкого члена, выпирающего совсем немного, забирает последние крупицы самоконтроля, и Хонджун выдыхает слишком шумно, чувствуя накрывающий его оргазм. Он зажмуривается, прикусывая нижнюю губу, и прячет лицо в одеяле, утыкаясь в него.       — Что происходит? — спрашивает Минги. Он с подозрением косится на Хонджуна, но тот, пережив это состояние, откашливается, натягивает слабую и совсем неестественную улыбку и отрицательно машет головой.       — Всё в порядке. Чихнул просто, — врёт он. Смотрит честно-честно, будто и правда всего лишь чихнул.       Всё так же недоверчиво глядя на Хонджуна, Минги хмыкает и идёт к выходу из комнаты.       — Если понадоблюсь кому, скажи, что я у Юнхо, — а после выходит.       Хонджун вдыхает полной грудью, расслабляется. Под одеялом совсем жарко и он наконец откидывает его. В трусах мокро и липко, рука испачкана, а он довольный тем, что остался нераскрытым, лежит, смотря в потолок, и пытается прийти в себя. Он совсем не беспокоится, что Минги может за чем-то вернуться, ведь обычно, когда он уходит к Юнхо, его можно не ждать до самой ночи.       Хонджун бросает взгляд на полку над столом, заваленную всякой мелочовкой, после – на ноутбук, лежавший на столе. Позже он обязательно просмотрит записи, вырежет для себя самые интересные кусочки видео, на которые потом он сможет дрочить тогда, когда Минги уедет. Сейчас ему не до этого. Сейчас бы привести себя в порядок.

***

      Вечером Хонджун идёт в душ. Минги, как и предполагалось, ещё не вернулся, и, возможно, вернётся тогда, когда Хонджун уже будет спать. Если будет, конечно, а то сейчас, в дни, когда учёбы нет, и нет такой сильной нагрузки, он не успевает устать за день, чтобы к вечеру валиться с ног.       Хонджун думает о том, каким взглядом Минги наградил его, когда покидал их общую комнату. Он же ничего плохого не делает. Возможно, это некрасиво по отношению к Минги, потому что никому, наверное, не понравится, что на него дрочат. Или понравится? Хонджун, возможно, не против. По крайней мере, для него это не оскорбительно. Ну а с другой стороны, а что Хонджуну остаётся?       Это не страшно, это интересно, это надёжно, это, в конце концов, намного проще, чем пытаться выстроить какие-то отношения, прежде чем приступать к половым связам. И дело тут вовсе не в Минги, и не в том, что он парень. Хонджун вообще о таких вещах не задумывается. Минги — человек, который находится достаточно близко к нему и слишком много в его жизни. Минги рядом, и потому это действительно самый удобный вариант. Хонджуну нужно быть осторожным, поэтому идти куда-то, подсматривать за кем-то другим, чужим — слишком много мороки. Минги — он вот он, тут, протяни только руку.       И Хонджун протягивает. Да, он понимает, что это грубо с его стороны, но не смертельно же! Он ничего не делает. Ничего страшного, по крайней мере. Всё в порядке, пока это никому не вредит.       Но взгляды Минги иногда пугают. Хонджун не уверен, как тот отреагирует, если узнает. Хорошо бы, чтобы не узнал, однако шанс есть, и это тревожит. Минги не выглядит как кто-то, кто может покалечить. Минги похож на того, кто, возможно, поднимет шум, и это тоже не хорошо, но, вроде как, не опасно.       Поэтому это Минги, да. Сейчас это он. Никакой личной заинтересованности в нём как в человеке, как в личности, всего лишь что-то, что помогает спустить пар, высвободить то, что сидит глубоко внутри и клокочет, мешая спокойно жить.       Хонджун не виноват, что оно в нём есть. Всё в порядке, Хонджун уверен.       Зайдя в душевую, Хонджун думает о том, как хорошо, что никого нет, и он может спокойно помыться. Хотя это не должно удивлять, ведь большая часть общежития уже выехала, а те несчастные оставшиеся, как он, вполне могут в любое время мыться, ведь занятий уже нет и весь день свободный. Могут и вообще не мыться, мало ли.       С другой стороны, жаль, что никого тут нет, и он в одиночестве. Потому что тогда Хонджун мог бы смотреть. Всего лишь смотреть, ничего больше. Это не странно. Всё же в порядке, пока он только смотрит?       Вообще, Хонджун уверен, все люди друг на друга смотрят. И в душевых это встречается, возможно, даже чаще, чем где-то ещё. Может, ещё в раздевалках. Все люди любят рассматривать других людей без одежды, это нормально, это естественно, в этом нет ничего странного. И Хонджун не исключение.       Но, наверное, нет. Хорошо, что никого нет, потому что тогда как-то пришлось бы скрывать эрекцию, которая обязательно бы возникла. Хонджун же не слепой. Да и нормально это — возбуждаться от вида чужих обнажённых тел. Уж в его-то годы тем более, он ведь молодой половозрелый мужчина. Это нормально. Жаль только, что мало кто думает об этом с такой стороны, и поэтому пугаются. Или возмущаются. А иногда и очень агрессивно реагируют. Совсем будто не понимают.       Поэтому осторожность превыше всего, Хонджун должен помнить об этом. Надеяться на сознательность окружающих его людей нельзя.       Хонджун бросает полотенце на подоконник, раздевается и заходит под лейку, включая воду, которая тёплыми струями тут же обрушивается на него. Он закрывает глаза и перед ними тут же всплывает образ переодевающегося Минги. Не то чтобы он планировал, но раз его разум всё решил за него, Хонджун с удовольствием воспроизводит в памяти все детальки, смакует их. Повоображать так же хорошо, как и видеть воочию. Повоображать о том, что видел в реальности — ещё лучше. Хоть и не так хорошо, как действительно наблюдать.       И его тело ожидаемо реагирует. Хонджун слишком слаб для того, чтобы сопротивляться этому. Но сейчас это не плохо, напротив, и место и время очень удачные, чтобы подрочить безопасно.       Хонджун обхватывает ладонью свой только-только начинающий твердеть член, чувствуя, как приятные спазмы сводят низ живота от предвкушения, перемешанного с образами в мыслях.       Хонджун движет рукой неаккуратно, хоть и не быстро. Он думает о том, как классно было бы, чтобы тут был Минги. Эти мысли действуют на него не слабее, чем живые образы. Хонджун закусывает губу, сдерживая себя от ненужных звуков. Достаточно и того, что в совершенно пустой душевой его громкое дыхание звучит ещё громче, отражаясь от стен.       Хонджун надрачивает быстрее и толкается в собственный кулак. Вода делает ощущения жёстче и грубее. Хонджун думает о том, как бы рука Минги ощущалась на его члене. Большая ладонь с длинными пальцами, которыми он бы всего его обхватил.       Или...       У Минги такая замечательная задница. Хонджун бы с удовольствием оказался лицом возле неё. О, он бы упал перед ним на колени и вылизал всего Минги. Вылизывал бы до тех пор, пока тот не стал бы чистым.       Хонджуну становится жарко от этих мыслей, и вода начинает казаться холодной. Он делает её горячее, настолько, что спину и заднюю часть шеи начинает пощипывать, а вся душевая комната наполняется паром.       Хонджун яростно надрачивает себе, представляя, что Минги стоит в дверях и смотрит. Оценивает каждое его действие. Примеряется.       Хонджун почти слышит шаги его босых ног по мокрому кафелю.       Хонджун чувствует холодок, потянувший по пояснице и ниже.       Его собственные ноги слабеют, а колени дрожат. Он прижимается предплечьем к стене и роняет на него голову. Всё его тело сводит спазмами, он сильнее сжимает зубы на нижней губе, продолжая двигать рукой, желая как можно дольше не терять это ощущение, продлить его до тех пор, пока это возможно.       Хонджун смывает свою сперму со стены. Домывается он за несколько коротких минут.       В комнату возвращается совершенно без настроения с ощущением сильнейшей усталости и пустой головой. В груди что-то давит, хочется завалиться на кровать и разрыдаться.       Хонджун думает о том, насколько он одинок. Сейчас, после душа, после дрочки в душе, он ощущает это слишком ярко. Он что-то пытается сделать, и в определённые моменты у него как будто бы получается, но сразу после он чувствует сильнейшую апатию, а одиночество ощущается намного острее, чем обычно.       Это уже не приносит такого же удовольствия, как было раньше. Это превращается в систему. В какую-то обыденность. Становится слишком серым.       Но оно всё ещё нужно. Возможно, даже больше, чем прежде. Хонджун просто не сможет от этого отказаться.

***

      Хонджун не помнит, в чьей комнате они собрались. Время уже за полночь, какую по счёту бутылку пива Хонджун вливает в себя, он не помнит, да и не надо оно ему. А вот расслабиться или лучше забыться — определённо надо.       В комнате шумно, душно и воняет куревом. Слишком много народу для тех, кто остаётся на все праздники. Или они уедут? Хонджун надеется, что все они уедут. Он не хотел бы прямо сейчас тратить время на подобное сборище, однако его позвали, а вырываться из коллектива не очень хочется. На него и так часто бросают косые взгляды да треплются за спиной. Хонджун всё видит и слышит, хоть они и уверены в обратном.       — Чё, Минги, пошёл бы к нему, если б знал заранее? — Уён чуть ли не хрюкает от смеха, когда спрашивает это.       Хонджун обращает своё внимание на них. Минги меняется в лице. Он тоже пьян, возможно, даже больше Хонджуна. Возможно, больше всех остальных. Это была его идея собраться с алкоголем, видимо, у него есть причина. Повод. Хонджун не лезет в личные дела других людей, ему это не интересно. Но Хонджун любит смотреть. И прямо сейчас он видит, как изменилось выражение лица Минги.       — Я бы выбил всё дерьмо из этого пидора, — с ненавистью вскрикивает Минги.       Зачем кричать, Хонджун не понимает, все же близко сидят и слышат друг друга. Но, возможно, он может оправдать это алкоголем, которого в крови было уже явно больше, чем самой крови.       Хонджун знает, все знают, как Минги не любит все эти сексуальные меньшинства. Все знают не потому, что интересовались, а потому что Минги всегда найдёт возможность сказать об этом. И всегда очень агрессивно. Хонджун бы рекомендовал ему обратиться к психологу, но он не лезет в чужие дела. Да и напрямую его это никак не касается, так что абсолютно плевать на то, что там Минги нравится, а что нет.       Но вот Хонджуну точно не нравится то, что Минги теперь разозлён. Алкоголь — зло, а пьяный Минги — агрессивный. Две эти детальки могут принести что-то разрушительное. Хонджун надеется, что нет, что сейчас Уён, который так любит провоцировать людей на эмоции, посмеётся да сменит тему разговора.       Минги выкрикивает что-то ещё, но Хонджун уже не слушает. Он смотрит по сторонам, думая, как бы поскорее уйти.       На улице темно, на окнах криво наклеены снежинки из салфеток, а мишура выглядит слишком жалко, наброшенная на холодильник. Хонджун думает о пожарной безопасности и о том, что на новый год он останется в общаге один.       Он ждёт, когда уже останется один.       Со стороны, куда Хонджун уже не смотрит, снова раздаются возгласы Минги. Он говорит о том, как ненавидит пидоров. Выделяет это слово так, будто пытается донести до слушающих какое-то скрытое послание. Хонджун это послание не разгадывает.       — Всех бы передавил, — говорит Минги почти неразборчиво. Хонджун возвращает свой взгляд на него. — Видимо, бог бережёт этих уродов.       «Может быть, правда бережёт», — мысленно соглашается Хонджун.       Минги чешет живот, и Хонджун слетит за тем, как задирается его майка, оголяя кожу, и за движениями его руки. Минги слишком пьян. Хонджун — тоже.       Хонджун отворачивается, чтобы не провоцировать своим вниманием и так раздражённого соседа. У него кружится голова, и его порядком подташнивает. Если он не уйдёт отсюда в ближайшее время, его вырвет на пол. Он прикрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов и выдохов.       Открыв глаза, Хонджун видит, как Юнхо с какой-то девчонкой начинают целоваться. Совершенно бесстыдно, будто никого, кроме них, тут нет. Не могли дойти до своих комнат?       Ну раз их ничего не смущает, значит и то, что Хонджун будет смотреть, их тоже не смутит. Хонджун, даже если бы и хотел, не стал бы отворачиваться. Зачем, когда ему на блюдечке с голубой каёмочкой дают то, что он любит.       Только вот от чуть ли не облизывающей друг друга парочки, Хонджуну становится как-то жарковато. Как по заказу порыв ветра выбивает форточку в окне, пуская морозный сквозняк.       Ради приличия, — хотя было ли до него дело, — Хонджун пытается втиснуться в разговор двух парней, которые о чём-то весьма увлеченно спорили. Он не помнит их имена, но знает, что они живут в конце коридора, и что Минги с ними достаточно близко общается.       Попытка оказывается провальной, эти двое просто его не услышали. Хонджун закрывает глаза и вытирает лицо рукой. Форточку так никто и не закрыл, но тольку от этого не было — в комнате всё так же душно и воняет.       Юнхо со своей девчонкой продолжают облизывать друг друга. Хонджун опускает голову и делает вид, будто смотрит на ножку стола, но никак не на них. Он кладёт руки на свои колени и медленно ползёт ими выше по бёдрам. Одной ныряет под безразмерный свитер и накрывает ширинку.       Эти двое ведут себя слишком свободно, чтобы Хонджун чего-то стеснялся, разве нет? Хонджун смотрит ни них и слегка сжимает себя. Благо он сидит в положении нога на ногу, а свитер слишком свободный, чтобы спрятать всё, что он делает.       В этом нет ничего такого. Он не делает ничего противозаконного. Всё в порядке. Хонджун не перестаёт повторять это самому себе, позволяя куда более активные потирания. По крайней мере, это расслабляет и, возможно, немного успокаивает.       Отвлекает.       Только вот становится всё жарче, а собственный член твердеет всё больше, и ситуация оборачивается в рискованную, поэтому Хонджун встаёт со своего места, еле удерживаясь на ногах, чтобы не упасть, тихо сообщает о своём намерении уйти и идёт к выходу из комнаты. В дверях он оборачивается и ловит взгляд Минги.       Хонджуну не нравится то, что он видит в глазах соседа, но думать об этом нет никаких сил. Всё завтра, а сейчас спать.       В комнате он выключает свет и падает на кровать. Прям так, в одежде, потому что раздеваться слишком лениво. Только вот уснуть не получается, и он пялится в потолок как истукан.       Минги возвращается в их комнату ненамного позже него. Что-то пьяно бормочет, но Хонджун не пытается разобрать слова. Притворившись спящим, он смотрит на Минги, движения которого рваные, неаккуратные, и пару раз он точно чуть не падает. Хонджуну смешно, и он старается не засмеяться, чтобы не выдать себя. В комнате темно, но света с улицы хватает, а снег, отражающий от себя свет уличных фанарей, становится помощником и наградой Хонджуну, ведь он может видеть, как Минги раздевается. В этот раз ему не нужно прятаться, чтобы смотреть. В этот раз ему не нужно прятаться, потому что он ничего не делает. Только смотрит. Смотрит прямо, откровенно. Наслаждается видом, который предоставляет ему Минги.       Наслаждается обнажённым телом, движением этого тела, бликами и тенями на коже, всеми впадинами и выпуклостями. Хонджун смотрит, чувствуя, как его собственное тело реагирует на подобную картину, но ничего не делает. Сейчас ему достаточно только смотреть, потому что сил не осталось совсем.

***

      К концу недели общежитие пустеет ещё больше, остаются не больше десяти человек, включая Хонджуна. И его это радует. Да, он вынужден оставаться тут на праздники, когда хочется, как все нормальные люди, отпраздновать в кругу семьи или друзей, прочувствовать эту атмосферу, насладиться ей. Но он имеет то, что имеет, и даже доволен этим.       В последние дни ещё и снег сыпет, не переставая. Из окна это выглядит красиво, но вот выходить на улицу в такую погоду — сущее наказание. Хонджун это просто ненавидит. Жаль, что в этот раз была необходимость. И он, конечно, мог бы послать всё к чёрту и остаться дома, но и в этом была личная для него выгода.       Из-за снега на улице слишком бело, слишком светло, слишком ярко. Так, что глаза начинают болеть тут же, стоит высунуть свой нос за пределы тусклых коридоров общежития. Вокруг ещё куча ростовых кукол снеговиков, шарики, мишура, громкая рождественская музыка, которую слышно на улицу вперёд — всё для создания праздничного настроения, которого у Хонджуна нет совсем, и вызывает только раздражение.       Хонджун с уверенностью может сказать, что не любит этот праздник.       Он вообще праздники не любит. И этому есть причина, которую он за причину и не считает вовсе. Более того, он отказывается об этом думать, уверяя себя, что всё у него нормально, жизнь как жизнь, семья как семья. Только вот возвращаться домой на праздники он не собирается. Не на праздники — тоже. Домой — туда, к семье. Семьёй этих людей он называть не хочет.       Кое-как добравшись по сугробам до здания университета, проклиная службу уборки улиц, Хонджун с предвкушением идёт в свою студию. Его она, конечно, временно, и то только благодаря подвешенному языку и хорошему к нему отношению администрации университета.       Порой Хонджуна удивляет его способность найти подход к совершенно любым людям, договориться с кем надо, и в итоге получить желаемое, когда на обычную его жизнь это не распространяется, и он так и остаётся самым одиноким одиночкой из всех одиночек. Это забавно. Для самого Хонджуна это забавно.       Поднявшись на нужный этаж, он заходит в маленькую комнатушку, именуемую его студией, удобнее садится в кресле, включает компьютер и открывает нужную программу. На экране появляется изображение их с Минги комнаты.       Видеокамеры, транслирующие запись в реальном времени, Хонджун установил не так давно, но уже во всю наслаждается преимуществом их наличия. Он не думает о том, насколько это законно, насколько это человечно по отношению к его соседу, насколько это вообще адекватно. Он думает о том, что ему это, возможно, действительно необходимо. Да, по-хорошему, он прекрасно справился бы и без них, но зачем справляться, если можно не справляться?       Вот Хонджун и не справляется.       На экране Хонджун видит Минги вместе с девушкой.       Минги не просил Хонджуна о том, чтобы он погулял часок другой, нет, Хонджун и сам не спрашивал. Он знал, что его сосед планирует свиданку с продолжением, поэтому подошёл к нему и сообщил, что уйдёт на время в определённый день. Так сказать, дал Минги возможность пригласить свою девушку тогда, когда именно Хонджуну это будет необходимо. И он ни на секунду не сомневался, что Минги сделает так, как ему нужно. Сделал бы, Хонджун не первый день с ним живёт и уже успел выучить его.       О том, где и как Хонджун добывает информацию, лучше вообще не думать, иначе это может закончиться тревогой за собственную безопасность, ведь его способы незаконны, а лишний раз нервничать он не хочет. Ни к чему это, когда вокруг и так слишком много причин для нервного напряжения.       Поэтому Хонджун не думает об этом. У него есть своя цель. Маленькое желание. Это никому не повредит, ведь Хонджун никогда не пытается сделать что-то, он всегда только смотрит. Поэтому всё в порядке. Верно?       И Хонджун бы не беспокоился так об этом, если бы в обществе не порицались его интересы. Хотя сам он не видит в этом проблемы, ведь очевидно же, что так намного проще. А когда есть более простой путь, зачем нарочно усложнять себе жизнь? Заводить себе партнёра слишком проблемно и заморочно. Цели не оправдывают средства.       А так он только смотрит. Всего лишь смотрит. И пока об этом никто не знает, всё в порядке.       На экране уже во всю разворачивается интересная картина.       Хонджун смотрит, как Минги целует девушку, как прикасается к ней, гладит, прижимает к себе. Как девушка встаёт на цыпочки и сама вжимается своей грудью в Минги. Как тот роняет её на кровать и нависает сверху.       Хонджун не отводит глаз от экрана, когда девица раздевается и разводит ноги в стороны.       Хонджун чувствует, как его тело наливается жаром, чувствует эти волны чего-то приятного, расползающегося по телу от низа живота. Хонджун расстёгивает свои штаны и приспускает их вместе с бельём.       Да, вот так хорошо. Именно за этим он сюда и пришёл.       Минги целует её, целует всё её тело. Хонджун с упоением наблюдает за тем, как он поочереди втягивает в рот её соски, как его руки сжимают талию девушки. Хонджун даже не смотрит на её лицо, ему попросту не интересно знать, кто эта девица. Ему и Минги особо не интересен.       Куда интереснее то, чем они занимаются. Хонджун чувствует, как всё его тело полнится этим горячим удовольствием от факта наблюдения. Он будто знает больше других, будто крадёт чужую тайну. Хонджун знает то, что ему знать не надо, он владеет чужими секретами, будто он причастен к чужой жизни. К личной, интимной, когда они даже не подозревают об этом!       И это не сравнится ни с чем.       Нет у него проблем с тем, чтобы найти себе кого-то, чтобы переспать, но какой в этом толк? Где его тайна? Где обладание этой тайной? Где власть над знанием?       Минги бы пригласил его посмотреть на то, как он трахает эту девчонку? Нет! Минги этого явно не хочет, а Хонджун всё равно берёт. Хонджун решает, что он может взять. И лучше этого чувства нет ничего.       И никто у него это не отберёт.       Хонджун возвращает своё внимание к экрану, на котором уже иная картина: девушка лежит на животе с оттопыренной кверху задницей, а рука Минги, сидящего на кровати возле неё, между её ног.       Движения почти незаметные, взгляды сосредоточенные. Хонджун дрочит быстро, немного даже торопливо, сразу погружая себя в это удовольствие. Он не любит медлить.       Хонджун не оценивает действия Минги. Ему совершенно плевать на то, как он обращается со своей партнёршей, ему не интересно, насколько хорошо им обоим друг с другом. Он только наблюдает за тем, как совсем скоро вместо пальцев Минги погружает в девушку свой член.       Слишком быстро, нетерпеливо. Минги такой же, как и он.       Возможно, Хонджун всё же оценивает его немного.       Чувствуя, что совсем скоро кончит, Хонджун останавливается, не позволяя этому случиться. Он пережимает пальцами основание члена и закрывает глаза, переводя дыхание.       Звуки камера не записывает, поэтому ничто Хонджуна сейчас не отвлекает, пока он успокаивается и приходит немного в себя, чтобы через несколько минут снова продолжить.       Когда он открывает глаза и смотрит на экран, девушка уже активно насасывает Минги, который подмахивает бёдрами и придерживает её волосы.       Быстро они.       Хонджун возобновляет движения руки на своём члене. Чем сильнее Минги толкается в рот девушки, тем ближе Хонджун к тому, чтобы кончить.       Минги кончает раньше.

***

      Хонджун сохраняет запись и закрывает программу. Камера продолжает записывать, но смотреть больше нет смысла.       Он сидит ещё какое-то время в студии, давая время на то, чтобы девчонка ушла из их комнаты — встречаться ни с кем из них он не хочет. Хонджун тянет до вечера и только потом покидает студию.

***

      — Лёгок на помине.       Зайдя в комнату, Хонджун видит Минги и открытый ноутбук, стоящий на столе. Минги стоял возле стола, оперевшись на него.       Хонджун не заметил, чтобы он копался в нём, но видит на экране открытую папку с нарезками видео. Его ноутбук. Его видео.       Очевидно, Минги посмотрел.       Хонджун запоздало пугается. Минги молча стоит и смотрит на него убийственным взглядом, а у Хонджуна всё внутри скручивается в ледяное нечто.       Он не знает, что ответить. Не знает, что сказать. Минги залез в его ноутбук? Зачем Минги взял его? Хонджун никогда не прятал свой ноутбук, не устанавливал пароли, потому что Минги никогда не брал его.       Хонджун срочно пытается придумать что-то в свое оправдание и решает, что лучше всего первым предъявить ему претензию.       — Почему мой ноут открыт? Ты брал его?       Хонджун старается звучать как можно более грозно, чтобы его недовольство ни с чем нельзя было спутать. Чтобы Минги не подумал, что он напуган.       Но не похоже, что это работает, потому что Минги коротко посмеивается и отрывается от стола. С его лица тут же сходит улыбка, и теперь он выглядит по-настоящему опасно.       — Да, я взял его, — отвечает Минги. Тихо и медленно.       И так же медленно он идёт к Хонджуну, который невольно шагает назад, но упирается спиной в дверь. Отступать некуда. Он мог бы сбежать из комнаты, однако почти уверен в том, что сделай он сейчас хоть одно резкое движение, и Минги тут же его схватит. И кто знает, что он тогда сделает с Хонджуном.       — Я взял его, потому что мне срочно нужно было скинуть документ Чангюну. Всё никак не отстанет от меня со своей курсовой.       Минги всё ближе к Хонджуну. В такой маленькой комнатке он мог бы за два шага преодолеть разделяющее их расстояние, но будто нарочно не спешит. Хонджун молча слушает его, боясь пошевелиться.       — Открыл твой ноутбук и первое, что увидел, — видео, на котором я переодеваюсь. И не в моих это правилах — лазать в чужих компьютерах, но я сделал это.       Минги подходит совсем близко к Хонджуну. Его руки спрятаны в карманах, и весь его вид до нельзя расслабленный, тогда как Хонджун напряжён до предела. Только ровный тон голоса и безэмоциональное выражение лица Минги говорят о том, что всё совсем не в порядке. Хонджун не знает, чего ждать.       — Я же замечал, что с тобой что-то не так! — вскрикивает Минги и, резко дёрнувшись, хватает Хонджуна за куртку в районе груди. Он силой вжимает его в дверь, перед этим хорошенько встряхнув.       Хонджун жмурится и кривится от прострелившей затылок боли. Минги крупнее него чуть ли не в два раза, выше на целую голову, Хонджун для него — не тяжелее пёрышка, и сейчас он это демонстрирует.       Хонджун всё так же молчит. Он не знает, что может сказать в этой ситуации. Минги выглядит очень разозлённым и кажется, что, что бы он ни сказал, всё приведёт только к большему раздражению.       Хонджун облажался, правило «если хочешь что-то спрятать — положи это на видное место», которым он всегда руководствовался и которое его никогда ещё не подводило, в этот раз не сработало. Хонджун не мог этого предположить. Должен был, но не предположил.       Сейчас он решает не делать ничего в надежде, что Минги поорет да отпустит его. Ну в самом деле, не станет же он распускать руки?       — Я же замечал все эти твои взгляды, — сквозь зубы выдавливает Минги, снова встряхивая Хонджуна. — Видел, как нездорово ты пялишься, но я и подумать не мог, что ты додумаешься установить камеры слежения!       Из грозного и злого Минги звучит неверяще и возмущённо. Он отпускает Хонджуна и, развернувшись, отходит на шаг.       Хонджун облегчённо выдыхает, думая, что на этом всё и закончится, что сейчас Минги ещё что-то скажет и позволит уйти. Или сам уйдёт. Он ждёт именно этого, однако не спешит что-либо сделать, а продолжает стоять и наблюдать за своим соседом.       — Ты грёбаный извращенец, ты в тайне снимаешь меня на видео, а потом что? Ты дрочишь на это? — Минги смотрит с отвращением, даже не скрывая своего отношения к подобному.       Как Хонджун должен ответить? Сказать правду? Но понятно же, что Минги это не понравится. Соврать? Хонджун не знает, какие ещё видео Минги успел посмотреть. И если он набрёл на то, где он со своей девушкой развлекаются в отсутствие Хонджуна, то враньё явно ему не поможет. Если не сделает хуже.       Но если подумать, Хонджун в заднице, и ничего уже не спасёт ситуацию. Поэтому он решает вообще не отвечать. Хороший ли это вариант?       — Какой же ты...       Минги налетает слишком быстро. Хонджун не успевает даже прикрыть лицо руками — тяжёлый удар приходится прямо по носу. Хонджун мычит от боли, с силой жмуря глаза, чтобы не позволить слезам пролиться. Он закрывает лицо руками и присаживается на корточки, когда Минги хватает его за куртку и дёргает вверх.       — Ты, получается, педик, — произносит Минги недобро. — Нравится дрочить на голых мужиков, да?       «Нет, — думает Хонджун. — Не на мужиков», но вслух это не произносит.       — Значит, и в жопу долбиться нравится, — выплёвывает Минги и снова ударяет его по лицу. В этот раз Хонджун не может сдержать рвущегося наружу болезненного стона.       Он помнит отношение Минги к таким людям, знает, что Минги слишком агрессивен бывает в моменты отстаивания своих интересов. Но Хонджун не знает, что Минги может сделать, когда вопрос касается его личной безопасности. Хонджун не нарушал её, но Минги уверен в обратном.       Не нарушал же?       Хонджун бы не стал к нему лезть, ему вообще Минги не интересен.       — Я не долблюсь в жопу, — проговаривает Хонджун, стараясь звучать понятно, потому что говорить после двух весьма сильных ударов сложно.       Все его руки и лицо в крови, куртка безвозвратно испорчена, пару капель упали на обувь и пол, но Хонджун не спешит что-то сделать с этим, боясь, что если отвлечётся, у Минги появится шанс сделать что-то более серьёзное.       — О, правда? — усмехается Минги. Он демонстративно поправляет куртку Хонджуна и что-то стряхивает с плеча. — Тогда я подарю тебе этот бесценный опыт. Снимай.       Минги кивает на его куртку и смотрит с улыбкой. Хонджун не понимает, что он задумал.       — Что снимать?       — Сначала можешь снять куртку, потом и остальное, — ответил Минги, отходя на шаг и складывая руки на груди.       — Зачем?       Хонджун действительно не понимает, что Минги собрался делать, а все залётные мысли отгоняет прочь, чтобы не пугать себя ещё больше.       — Что ж ты за кусок дерьма непонятливого! — чуть ли не рычит Минги, и всё его напускное спокойствие тут же испаряется.       Он снова оказывается вплотную к Хонджуну, хватает за куртку, очередной раз встряхивая его и ударяя спиной об дверь, а после стягивает её с него, не беспокоясь о том, что порвёт.       Хонджун хватается за его руки и пытается остановить, но Минги одним движением выкручивает руки Хонджуна и возвращается к стягиванию куртки.       — Я сказал тебе раздеться, значит ты должен раздеться!       Минги срывает с него верхную одежду, отбрасывает в сторону на пол, и за горловину кофты тянет Хонджуна от двери, с силой роняя его на кровать.       Хонджун падает вниз лицом, тут же пытается подняться, но Минги наваливается сверху, выкручивая его руки за спину.       — Чем больше ты будешь дёргаться, тем меньше я буду аккуратничать, — говорит он, после чего отпускает руки.       До Хонджуна быстро доходит, что тот собирается сделать, и его это по-настоящему пугает. Он хотел бы выбраться из-под Минги, сбежать из комнаты, из общежития, из города. Хотел бы сейчас ехать в свой родной дом к такой ненавистной семье, готов был провести с ними эти полторы недели каникул, потому что всё это кажется лучше того, что сейчас Минги с ним делает.       Но шевелиться страшно. В том, что сказал Минги, Хонджун уловил надежду на то, что если он не будет мешать, то с ним всё сделают аккуратно.       Нужно только немного потерпеть, всё закончится быстро. Хонджун видел, как он занимается сексом со своей девушкой, всё правда может закончиться быстро.       Минги сползает с него и переворачивает на спину. Хонджун с ужасом смотрит на то, как он расстёгивает его джинсы и стягивает их вместе с бельём. Минги бросает на него оценивающий взгляд, и Хонджун весь съёживается под ним, чувствуя, как всё тело будто сковывает металлической проволокой.       Взгляд Минги пустой, в нём нет ни капли заинтересованности, однако даже этого хватает, чтобы Хонджун чувствовал себя неуютно. И неуютно — ещё мягко сказано.       Минги снова переворачивает его на живот. Он что-то бормочет себе под нос, чего Хонджун не может разобрать. Сзади слышится копошение и шуршание одежды. Хонджун не осмеливается обернуться и посмотреть.       Минги почти не прикасается к нему. Он грубо разводит его ноги в стороны и садится между ними. Так же грубо холодными и жёсткими пальцами разводит его ягодицы.       Хонджун зажмуривает глаза, чтобы даже комнатного света не видеть. Ему неприятно, будто он на какой-нибудь медицинской процедуре, а не на собственной кровати. Он старается ровно дышать и считает время до окончания этого акта унижения.       Минги сплёвывает на его задницу и грубо растирает слюну по анусу. От этих ощущений хочется зажаться ещё сильнее, хочется вывернуться, закрыться, спрятаться. Хочется, чтобы Минги убрал свои руки от него, чтобы не трогал его. Но Минги, будто слыша мысли Хонджуна, проталкивает пальцы внутрь.       Хонджун дёргается от распирающего ощущения, немного болезненного и абсолютно неприятного. Это ужасно, Хонджун хочет убрать из себя его пальцы, но тело не слушается и зажимается сильнее, отчего только больнее.       — Вытащи, — просит он, без веры в то, что Минги послушается.       — Заткнись.       Минги начинает двигать пальцами внутри него, и это оказывается ещё хуже, чем когда он просто засунул их. Невольно Хонджун возится в попытке уйти от этих ощущений, за что получает удар по заднице. По комнате разлетается звонкий шлепок, а Хонджун сжимается от болезненного ощущения.       — Не дёргайся, — говорит Минги и вынимает из него пальцы.       Хонджун расслабленно выдыхает, но Минги не даёт ему много времени. Всего пара мгновений, наполненых шуршанием одежды, а потом он усаживается на его бёдра.       — Ты же так этого хотел, верно? — тихо говорит Минги, будто говорит не с Хонджуном.       Чувство тяжести чужого тела немного даже успокаивает Хонджуна, но это не перекрыает того, как неприятно слюна Минги течёт между его ягодиц. И уж совсем не спасает от распирающего, болезненного давления, когда Минги просовывает свой член в него.       — Ты должен быть рад, что я даю тебе это.       Голос Минги, слишком спокойный, сосредоточеный, раздражает Хонджуна. Он жмурится и закусывает подушку, чтобы не застонать в голос от боли. Минги, не тратя время на то, чтобы Хонджун мог привыкнуть к этому ощущению, начинает быстро толкаться в него. И Хонджун уже не уверен, что к такому можно привыкнуть.       В него будто суют что-то огромное так глубоко, как только возможно. Хонджун ощущает себя нанизанным на шампур куском мяса. Ему больно и с каждым новым толчком становится только больнее. Так, что даже вдохнуть не получается — всё тело сковывает спазмом.       Хонджун цепляется за подушку руками, грызёт её, пытается отодвинуться от Минги, который безжалостно толкается в его бедное нутро.       Минги бормочет что-то ещё, задирает свитер, оголяя спину Хонджуна, сжимает его ягодицы так, что и они начинают болеть.       Минги давит на его спину, перенося на руку вес, вжимает его в постель так, что у Хонджуна просто уже не получается вдохнуть.       Боль слишком сильная. Ледяная, острая, будто всё его тело напичкали кучей маленьких стеклянных осколков, а самый большой запихнули в его задницу.       Хонджуну кажется, что его пытаются вскрыть как упаковку чего угодно, будто еще немного и он лопнет по шву.       Уже не отдавая себе отчёта, он просит Минги остановиться, просит хотя бы замедлиться, но Минги, слыша его сорваный голос и рыдания, только сильнее вколачивается, будто нарочно хочет сделать больнее.       — Цену себе набиваешь? — на выдохе спрашивает Минги. — Кого ты пытаешься обмануть? Мы оба знаем, что именно об этом ты и фантазировал, когда дрочил на то, как я трахаю свою девушку.       Это он тоже видел...       В какой-то момент Минги останавливается глубоко внутри. Хонджун чувствует пульсацию и слышит сиплый выдох Минги, после чего тот покидает его тело.       Хонджуна всего трясёт. Ему больно и очень холодно, но он продолжает лежать в том же положении, боясь пошевелиться. За спиной Минги снова шуршит одеждой и ходит по комнате. Хонджун не открывает глаза.       — Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было. У тебя неделя, понял?       Хонджун отмирает только после хлопка двери.       Он двигается ближе к стене и, подтянув колени к груди, накрывается одеялом, но сколько он под ним ни лежит, согреться не получается.       В голове пусто. Совершенно никаких мыслей. Будто всё произошедшее случилось не с ним.       Спустя время — Хонджун не сможет сказать, сколько он так лежал, — он таки встаёт с кровати и принимается одеваться, когда его взгляд цепляется за открытый ноутбук.       Он невольно смотрит в сторону полок над столом — туда, где его камера.       — Интересно, — задумчиво произносит Хонджун в тишине комнаты, — а это получилось записать?