Пелена | Veil

Ночной воздух был пронизывающим до костей, пропитанным запахом соли, несущим шёпот моря о разрушенных стенах Азкабана. Эта печально известная тюрьма, теперь заброшенная, но всё ещё отзывающаяся криками мучеников, служила фоном для тайной встречи Драко Малфоя. Луна, лишь узкий серп, проливала бледный свет на разбитые камни, озаряя путь, по которому он чеканил свой целеустремлённый шаг. Драко был наглухо закрыт в длинную чёрную мантию, развевающуюся за ним словно ожившая тень. Он на ходу достал винтажный тяжёлый портсигар с обвивающим крышку драконом, вытащил сигарету и безмолвно закурил. Затянувшись, он взялся за привычное дело — структурирование информации. Снова прошёлся по нескольким сценариям предстоящего разговора. Оппонент был хорошо знаком и максимально предсказуем, находился в заведомо слабой позиции, располагал очень скудными ресурсами и поддержкой — полная противоположность Малфою. Он считал такие встречи раздражающими, однако они были необходимы, чтобы приглушать вспыхивающие огни внутри Сопротивления и контролировать его. Малфой буквально слышал настойчивый голос своего советника, Нотта-старшего: «Мой Лорд, это необходимость, вы должны встретиться с ним». Пока он ждал Кингсли, который раньше никогда не опаздывал, его разум наполнился анализом сложностей этой роли — Тёмного Лорда. В отличие от Волдеморта, чьё могущество было отмечено ужасом и тиранией, Драко не любил данного ему прозвища и в своём режиме искал более сбалансированный подход. Он понимал, что истинная власть проистекает не только из внушения страха, но и из оказания влияния и поддержания контроля более тонкими методами. Гражданская война с Сопротивлением, хотя и слабая, всё ещё тлела под поверхностью мантии его правления. Завладеть властью в столь молодом возрасте было и так очень сложно, но на то, чтобы её удерживать, уходило ещё больше сил. Мысли Драко часто возвращались к утомительности политики — бесконечные встречи, деликатные переговоры, тонкие манипуляции, необходимые для удержания всех фракций в узде. Это были те аспекты его роли, которые он находил наиболее неприятными. Но будучи сыном Люциуса и Нарциссы, он хорошо знал искусство полутонов. Воспитание в доме, где ценили превосходство чистокровных и тонкости высшего общества, наделило его знаковым набором навыков. Он мог усыплять бдительность и разоружать своими словами, лавировать в самых опасных социальных водах и выходить из политических потасовок не только невредимым, но и победителем. Как говорила Нарцисса: «Душить, но в бархатных перчатках». Это была часть его наследия, часть, которую он неохотно признавал полезной для себя как лидера. Удивительно для него и неудивительно для тех, кто его знал, Драко был словно создан для войны — с его характером, средствами и умом. Однако, каждая встреча с Сопротивлением, каждый разговор о будущем Хогвартса и магического мира раздражали его. Это напоминало ему о необходимых уступках, о балансе, который он был вынужден поддерживать между своими стремлениями и реалиями своего положения. В глубине души Драко тосковал по более простому правлению, где его слово было бы законом, и его решения не подвергались сомнению. Но уроки прошлого не прошли для него даром. Он видел падение Волдеморта, лидера, который не сумел оценить значение союзов и верности, и это привело к его погибели. Драко знал, что не может позволить себе повторить эти ошибки. Наконец, шаги Малфоя остановились на краю утёса, с видом на бурные воды. Один, в тени обветшалых стен крепости, он делал длинные медленные затяжки, ярко горящий уголёк на мгновения освещал его острые черты лица. Азкабан, место отчаяния, теперь служил ему обычным выбором для собраний с теми, кому он не доверял, кто не был допущен во внутренний периметр его владений — штаб в Мэноре и собственный дом. Сам Малфой никогда не приходил на встречи на чужой территории, поэтому даже выбор нейтральных мест был строго определён и узок. Он выдыхал, наблюдая, как дым растворялся в ледяном воздухе. Драко уже раздражался опозданием Кингсли Бруствера, некогда противника и ключевого игрока в Сопротивлении. Внезапный хруст гравия под ногами сигнализировал о прибытии визави. Но когда он повернулся, сигарета замерла на полпути к губам, и в тусклом свете луны появился не Кингсли, а Гермиона Грейнджер.