***
Шесть часов утра. Пригород Лондона был пока погружен в сон. В зимнем воздухе ощущался приятный запах еловых ветвей, покрытых снегом. Не было слышно ни единого звука, все вокруг олицетворяло спокойствие. Магазины были все еще украшены огнями и мерцающими гирляндами, хотя от них так и веяло ощущением бесполезности и утраченного чуда. Блейз согрел свои очки горячим вздохом и протер их краем мантии. Он вглядывался в сумерки и курил, глубоко погруженный в свои мысли. Когда они были подростками, все было так просто. Драко был его другом, и этого было достаточно. Друг говорит тебе идти за ним — и ты идешь. Друг говорит тебе помочь ему — и ты помогаешь. Друг просит тебя поверить его словам — и ты веришь. И неважно, что вы делаете, неважно, хороши ли ваши поступки — пока вы делаете это вместе, оставаясь верными друг другу, вы не задаете себе вопросов. А мир вокруг вас лишь поле для игры с какими-то чужими и неважными людьми, с какими-то дурацкими правилами, которые весело нарушать вместе. Но они повзрослели, и игра изменилась до неузнаваемости — она стала слишком сложна. И вдруг появившихся вопросов стало слишком много. Что значит быть хорошим другом теперь? Где грань между сохранением человечности в себе и верности другу? А были ли они друзьями? Или Драко видел себя покровителем, защищающим немногих дорогих ему людей? А что будет, если сказать ему «нет»? Что будет, если их интересы пересекутся? Как скоро в его серых глазах блеснет холод стали? На что он будет способен? Малфой никогда не причинял ему вреда, но Блейз в глубине души понимал, что в их взаимоотношениях появилось новое для него скрытое чувство, и имя ему — страх. Он был шепотом в голове Блейза в самые разные моменты, на самых разных уровнях сознания. Вот блеснувшая во взгляде Малфоя ярость, когда Забини попытался ему перечить при подчиненных — шепот, вот спокойный тон его приказа об убийстве детей — и снова этот шепот, а вот их теплое, веселое Рождество, вот помощь пострадавшим в войне — стоп… стоп-стоп-стоп. Так может, все это ему, Блейзу, кажется? Может, он преувеличивает? А Драко сделал то, что было необходимо? У него не было выбора? Драко все тот же любящий заботливый друг и спокойный правитель, который хочет для своей страны только лучшего? И вот тут шепот страха превращается в зловещий смех — ведь самое страшное это перестать доверять своим собственным ощущениям. Совершенно не понимать, обманываешь ты себя или нет. Знаешь ли ты близкого человека или отчаянно закрываешь глаза. И в кого ты превращаешься сам. Блейз палочкой растворил окурок в воздухе и достал новую сигарету, задев лежащий в кармане сверток Ежедневного Пророка с печальным лицами уже убитых Каркарова, его жены и детей на первой полосе. Был ли этот поступок Драко началом сомнений Блейза? Конечно же, нет. Хотя тогда, три года назад, все начиналось невероятно вдохновляюще. Забини помнил этот жар захваченности делом, это бескрайнее воодушевление, азарт — все, что помогало им с Малфоем не спать ночами и сутками напролет работать над финальной версией его кампании, которую Драко планировал показать магическому сообществу и использовать для своего избрания. Драко глубоко восхищал Блейза тогда. Будучи под огромным давлением со стороны самого Волан-де-Морта, своей сумасшедшей тети, деспотичного отца, и в то же время Снейпа и Дамблдора, Драко выдержал все. Связь с Волан-де-Мортом почти сломала его, почти… но все-таки усилила. И он умудрялся смотреть на вещи особым взглядом, фильтруя все эмоции: пока другие волшебники радовались победе над тьмой и жаждали отмщения, строили планы по поимке выживших Пожирателей Смерти, Драко анализировал войну, каждую ее крупицу. Он думал над тем, почему магическое сообщество оказалось таким слабым, почему все было настолько не организовано и стихийно. Он делился с Блейзом своими размышлениями: какие реформы нужны, какие новые институты, как должна работать машина управления обществом, как его защищать. Это было шоком для Забини. Он привык, как и большинство, жить в заданных обстоятельствах, думать о происходящем здесь и сейчас. В то время как Малфой имел широту мысли совсем иную — он мог себе позволить не просто мечтать о том, чтобы изменить мир, — он реально начал это делать. Драко это отличало ото всех остальных, все на его фоне казались Блейзу опрометчивыми, поверхностными и не способными к стратегическому мышлению — включая Поттера, Грюма, Кингсли, Малфоя-старшего. Он был словно совсем из другого теста, и в поведении начал выглядеть намного старше своих лет. Его выступление на похоронах тогда наделало шуму. Забини оставался в зале понаблюдать за происходящим по просьбе Драко. Люди, которых Малфой подговорил заранее, воспользовались моментом бурных обсуждений и вбросили идею, что во избежание захвата власти Пожирателями и Малфоем стоит действительно устроить голосование и просто выбрать другого человека. Эта мысль показалась людям здравой, и уже на следующий день Кубок Огня был заколдован мракоборцами и использован как средство для честного голосования между претендентами на главную роль в магической Британии. В отличие от Малфоя, ни Кингсли, ни Тонкс, которых выдвинули как основных кандидатов, не обладали никаким планом, не имели оригинальных идей о необходимых реформах, не понимали, как стоило теперь управлять страной, побитой и истощенной, и более того — у них не было главного козыря Малфоя — огромных денег, которые сразу можно было пустить на строительство новой системы, ведь все министерские средства и налоги сейчас шли на восстановление людей, больниц, Хогвартса и даже Азкабана. Да, им доверяли и их любили — но это было их единственным преимуществом. Поэтому Драко не был удивлен, когда голоса за него начали расти как на дрожжах. Он ликовал, предвкушал, радовался — и Блейз радовался вместе с ним. Но тогда все и началось — когда почти к концу периода голосования Драко понял, что проигрывает Кингсли. И отреагировал молниеносно. Он сделал то, что впервые неприятно удивило Забини. Драко попросил Каркарова и Долохова не теряя времени использовать их связи и быстро сфабриковать документы, свидетельствующие о коррупции и связях с Пожирателями — на Кингсли и всю верхушку Министерства, чтобы политически уничтожить их всех. Той же ночью давний друг его семьи, Варнава Кафф — главный редактор Ежедневного Пророка, подготовил выпуск с освещением всех этих «преступлений» и отдал ему самый первый пробный экземпляр. С ним Драко направился на встречу с Кингсли и предложил ему снять свою кандидатуру в обмен на то, что эта информация никогда не увидит свет, а тот останется Министром. Это было теперь единственным вариантом, чтобы Кингсли мог при новом режиме продолжать приносить пользу магическому сообществу. На утро Кингсли объявил о решении снять себя с голосования, а уже через несколько часов Драко Малфой был объявлен победителем, открыв новую главу в истории магической Англии. — Блейз, пойми, так я смогу править и реализовать все, что никто кроме меня не понимает, а Кингсли будет продолжать делать то, что умеет он. Мне все равно кто-то толковый нужен в Министерстве, — Драко смотрел на него тогда мягким успокаивающим взглядом, сидя в старом резном кресле гостиной Мэнора. — Так лучше для всех, поверь мне. И Блейз поверил. В первый и далеко не последний раз.***
Настал день очередной встречи с Малфоем и работы над программой, и Гермиона безуспешно пыталась улизнуть от допроса в коридоре нового дома семьи Уизли, где все еще гостили старые друзья семьи. — Мне может кто-нибудь объяснить, как это возможно?! — Гарри почти кричал, его лицо было красным, а глаза метались с Джинни на Молли, с Молли на Гермиону и обратно. Все трое хихикали, отвечая на его яростный взгляд. — Мой единственный сын каждый божий день бормочет «Малфой» и расплывается в улыбке от радости. На этом моменте Джинни взорвалась хохотом. — Вам смешно? Смешно, значит? А мне нет! Это же ночной кошмар! Ситуация была абсолютно абсурдной, и Гермиона молила Мерлина, чтобы все это скорее закончилось, и естественно правда осталась нераскрытой. — Кто из вас его научил? Грейнджер взяла все в свои руки: — Гарри, когда я с ним нянчилась, у меня гостила Тонкс, и я обсуждала с ней нашу с Малфоем работу над изменением школьной программы. Возможно, Альбус запомнил имя и начал повторять. Прости. Это лучшее, что она смогла придумать, и ложь казалась ей вполне безобидной. Гарри тяжело вздохнул. — Ладно, не парься, я понял, — он сжал переносицу и поморщился. — Я надеюсь, Альбусу скоро просто надоест. Не произносите этого имени больше в доме, пожалуйста. — Теперь он тоже станет Тем-Кого-Нельзя-Называть? — Молли поежилась. — Пока Альбус здесь, да. Не зацикливайтесь на таких сравнениях. Гарри похлопал Гермиону по плечу и толкнул все еще хихикающую Джинни в направлении кухни, куда уже зашла ее мама. — Гермиона, дорогая, ужин вот-вот будет готов! — тут же послышался крик Молли. — Я сегодня ужинаю в городе, спасибо! — крикнула в ответ Грейнджер, отчаянно перебирая вещи в своем неразобранном чемодане. Она снова поймала себя на мысли, что ее раздражала вся ее одежда. Хотя раньше никогда не обращала особого внимания на этот вопрос. Одевалась комфортно и удобно, только и всего. Сейчас же ей хотелось выглядеть красиво — и она не успела проанализировать, откуда эта перемена. Кикимер забрал ее ровно за пять минут до семи вечера. В первые секунды глаза приспосабливались к темноте помещения. Это была какая-то незнакомая ей комната в особняке Малфоя в Уилтшире. Она огляделась. Большой тяжелый стол из красного дерева с рабочей поверхностью, прошитой кожей темно-изумрудного цвета, набор перьев в серебряной чаше, свитки с кроваво-красными печатями, разложенные по алфавиту с первыми буквами имен вероятно их отправителей, графин из хрусталя с водой, портсигар с выгравированным на нем драконом и старинный фолиант по изучению алхимии. Она поняла, что оказалась в его кабинете. Рядом со столом помимо кресла его хозяина стояли пара изящных стульев, и Гермиона присела на один из них в ожидании. Ей было так странно осознавать, что она в кабинете нового Темного Лорда, святая святых его планов, размышлений, политических игр, новшеств — всего, что было абсолютно скрыто от посторонних глаз и ушей. Драко вошел почти сразу. Привет, давно ты тут скучаешь? — он наклонил голову, вглядываясь в ее лицо. Гермиона вздрогнула от неожиданности и подняла на него глаза. Он как всегда выглядел спокойным и уверенным в себе. Платиновые волосы были будто небрежно уложены, открывая его по-настоящему красивое лицо с четко высеченными скулами. Черная рубашка сидела на нем как вторая кожа с закатанными рукавами, обнажающими жилистые крепкие руки, и парой расстегнутых пуговиц, открывающих красивые ключицы. Гладкий черный ремень с пряжкой в виде змеи крепко держал на его бедрах узкие серые брюки, облегающие сильные длинные ноги. Гермиона вдруг подумала, что если бы у волшебников был журнал People, то Малфой стал бы самым сексуальным лидером в мире в этом году. — Нет, я трансгрессировала минуту назад. Привет. — Так, нам пора практиковаться. Поесть кстати не хочешь? — Я уже ужинала, спасибо, — соврала она. Почему-то ее пугала мысль о том, чтобы просто вместе с ним что-то съесть — словно это было слишком интимно. — И снова наша врунишка Грейнджер! — Драко торжественно хлопнул в ладоши. — И снова восхитительный знаток Гриффиндорских заучек Малфой! Она закатила глаза и улыбнулась. — Не понимаю, о чем ты. — Ага. Вставай уже, нам надо в гостиную. Не знаю, зачем Кикимер тебя сюда притащил. Гермиона последовала за ним, таращась по сторонам как кошка, которая оказалась в незнакомом помещении — ее будоражила возможность вот так пройти по его дому, все казалось ей очень личным: и картины, висящие на стенах, и колдографии, и, конечно, совершенно бесподобные издания самых разных книг, которые он читал, кажется, не меньше ее самой. Сокровища в мире Грейнджер. Наконец, они попали в тепло освещенную гостиную, где она уже бывала раньше. — Для нашего сегодняшнего задания тебе все же поможет кое-что съедобное, — он взмахнул палочкой и, изобразив официанта с закинутой за спину рукой, поклонился, протянув ей тарелку с булочками с корицей и шоколадом. — Хватит дурачиться! Зачем это? — Вы оскорбляете наше заведение, мисс Грейнджер. Я передам шеф-повару, что вы отказались от комплимента ресторана, — он приосанился, отвернулся и изобразил, что уходит, забрав с собой тарелку. — Ладно-ладно, я передумала! — она выхватила булочку с шоколадом с тарелки, задев его плечом. Он усмехнулся и тоже взял одну. — Итак! Ешь и слушай меня. — Ты серьезно? — А я когда-нибудь шутил? — невозмутимо спросил он, улыбаясь. Гермиона вздохнула и взяла булочку в правую руку. — Мне нужно, чтобы ты меня слушала. Весь вечер. Без лишних вопросов. — Но… — Потому что я тебе помогаю и потому что я классный. — Малфой! — Сочту придыхание в голосе на моей фамилии за согласие. Гермиона снова начинала раздражаться и смеяться одновременно — такое уникальное странное сочетание эмоций, которое она уже в который раз испытывала рядом с ним. — Давай-ка поиграем. Я буду задавать тебе вопросы, а ты должна отвечать честно и первое, что придет в голову. И обязательно есть булочки. — Мерлин, я… — Польщен, можешь просто звать меня Драко! Так вот, поехали, не рассусоливаем! — он наколдовал ей еще одну булочку прямо в руку. Гермиона подумала, что он сумасшедший, но решила попробовать. — Я готова. — Супер. Погнали. Что тебя в последний раз рассмешило? Ну до прихода сюда к обладателю самого классного чувства юмора, конечно. — Когда Гарри сегодня вопил, что его сын каждый день лепечет твою фамилию, — тут же ответила она. — Ха-ха, а мечты сбываются! Как начинается твое самое идеальное утро? — Я… Я завариваю себе большую кружку чая, включаю Arctic Monkeys и смотрю смешные видео в магловском интернете… Потом читаю, — неловко призналась она. — Хм. Дашь послушать потом. Любимая композиция, которую ты умеешь играть на фортепиано? — Откуда ты знаешь, что я умею? — Грейнджер, не отвлекаемся. И жуй давай. — «Лунный свет» Дебюсси. — Хорошо. Что лучше — быть самой умной или самой доброй? — Самой доброй. — Да уж, тебе легко говорить. Она засмеялась. — Если бы о твоей жизни снимали магловское кино, какого бы оно было жанра? — Комедия, — фыркнула она. — Больше всего в этой жизни ты веришь в…? — Любовь, — вырвалось у нее. Гермиона тут же осеклась. — В свободу. Точнее в свободу. — Я с любопытством принял только твой первый ответ, Грейнджер — он с озорством ей улыбнулся. — Какие три главных удовольствия есть в твоей жизни? — Эм… Ну… — ей было так тяжело ответить, но она зажмурилась и сказала: — Книги, проводить время на природе, общение с друзьями. — Какой ты будешь старухой: вредной или доброй? — Доброй. — Не ври хотя бы себе, Грейнджер! — они оба засмеялись. — Хорошо, если бы можно было провести год жизни в любом месте, то где бы ты его провела? — В Японии, на Камакуре и в Киото, — моментально ответила она. — Почему? — Там бесконечно красиво… На Камакуре белоснежный песок, лазурная вода, мягкое солнце, а вокруг — красивейшие леса… В Киото древние храмы, цветущая сакура, горячие онсэны. — Горячие кто? Это так называют сексуальных японских парней? — Годрик, это что-то вроде сауны, Драко! — Сауны? — Потом объясню. В общем я все равно там никогда не бывала, но видела фотографии и хотела бы пожить именно там, — она мечтательно улыбнулась. — Что ты сейчас чувствуешь? — Прости? — она подняла брови. — Что ты сейчас чувствуешь, Грейнджер? — повторил он. — Это очередной вопрос, отвечай честно. — Я… Не знаю. Что-то приятное, что-то теплое… Радость, кажется. — Хорошо, теперь мы кое-что попробуем, — тихо произнес он и внезапно аппарировал. — Малфой? Малфой, где ты? — она удивленно смотрела по сторонам. Внезапно она ощутила, как его левая рука закрыла ей глаза. Он стоял у нее за спиной. Она дернулась от неожиданности и шумно вдохнула. — Тихо-тихо, не пугайся, — его голос звучал прямо у ее уха, такой низкий и бархатный, красивый. — Я сейчас возьму твою правую руку и сам направлю движение палочкой, чтобы ты не знала заранее, какие заклинания нужно произносить, и не сбивала все волнением. Гермиона подумала, что волнение в ней так зашкаливало, что хуже не придумаешь. — Мы посмотрим, изменилась ли сила твоей магии. Держи глаза закрытыми. — Хорошо… — тихо произнесла она. — Грейнджер. — Что? — Надо отдать булочку и взять все-таки палочку, — он хрипло засмеялся ей в ухо. Она прыснула в ответ и наощупь передала ему лакомство, вытащив палочку из кармана. Он обхватил своей правой рукой её запястье, прислонившись к ней сзади всем телом. Этого она тоже не ожидала. Гермиона тяжело задышала, и знакомый запах его парфюма наполнил ей словно все легкие. Ей казалось, что это какой-то сон, все было будто нереальным. Она сосредоточилась на своих ощущениях, чувствуя, как магия, вызываемая Малфоем невербально, начала собираться в кончиках пальцев. Драко после небольшой паузы сделал одно движение ее рукой, потом замер, потом еще одно — и снова замер, и наконец третье — и остановился. Все еще держа ее руку и стоя прижавшись к ее спине, он убрал свою ладонь с ее глаз. Перед ними в воздухе кружились разноцветные сияющие волшебные лилии, совсем такие же, как он наколдовал Альбусу, только ярче и крупнее, весь потолок искрился мириадами звезд, а по комнате носилась белоснежная светящаяся выдра. — Какая красивая магия, Гермиона.