Почему

Прекрасные подачи, пасы, сбросы, атаки и блоки. Ойкава волейбол обожает до фанатизма. Он понимает, как правильно играть. Кому, куда и с какой силой отдать мяч. Почти без слов понимает свою команду: всех вместе и по отдельности каждого. Понимает их и как игроков, с которыми ему надо сотрудничать, и как людей, которых вообще-то подбадривать между ударами мяча нужно. И учится неплохо. Он мальчик в целом неглупый, очень умненький и хорошенький. Все-все знает, что необходимо. Многое понимает. Кроме себя. К пониманию себя Ойкава приближается только когда играет. Когда видит мяч, когда трогает его, когда выполняет свои прямые обязанности. Хотя Тоору понимает скорее свою позицию, чем себя самого. Ну, он знает что делать и делает правильно. Ну, его хвалят за это. Маниакальная увлеченность волейболом путается с самоосознанием, и он безропотно все принимает. Устраивает же, нравится быть непревзойденным сеттером. Познакомиться с внутренним «я» надежду он все равно никогда не терял. Она терялась как-то сама и не находилась даже если Ойкава отчаянно воззывал к ней. На тысячи вопросов не находится ни одного расплывчатого и полуправдивого ответа. Никакой наводки или подсказки, Тоору и им был бы рад. Всегда полное непонимание касалось только его самого. Кто угодно другой тяжелой загадкой никогда не являлся. Возможно, детской задачкой, которую можно расщелкать за секунду. Возможно, с подвохом, который может сбить с толку. Но правда находилась всегда, обязательно, сколько бы времени ни понадобилось на ее поиски. С появлением в его жизни Сугавары ломается даже эта привычная и относительно утвердившаяся норма. Тоору себя понять не может, поэтому отыскать ответ на такую загадку — номер два старшей Карасуно — можно вообще не мечтать. Ключи к нему хранятся в Ойкаве и наоборот. А такого, который первым что-нибудь откроет, вовсе не существует. Проблема-то и не в Сугаваре совсем. Странно обвинять человека в том, что он независимо от себя и своих желаний стал чьей-то симпатией и больной темой. Темой, которая не обсуждается ни с кем, но разрывает изнутри и постоянно надоедливо маячит вместо остальных мыслей. А когда это произошло? А как именно? Зачем? Почему? Что с этим делать? Как правильно делать? Просто если Ойкава умудрится понять причину влюбленности, то и в себе что-нибудь обязательно откроет. Странных вопросов больше и больше, а ответов, хотя бы неверных, — ни одного. Ойкава перестает быть уверенным в самых банальных мелочах, которые сакрального смысла в себе и не несут-то. Его имя. Почему оно? И фамилия тоже. Цвет. Почему такой? Мячей, формы, глаз, волос, стен и вообще всего вокруг. Почему ему достался такой потрясающий и неповторимый характер? Почему команда именно такая? Ойкава против ничего не имеет, все только за. Люди с ним играют восхитительные. Но почему? И Иваизуми еще. Почему именно он? Не какой-нибудь Кагеяма, Ушивака или кто-то, кого Тоору в жизни ни разу не встречал. Почему не Сугавара? Вопросы мало относятся к его ситуации, но продолжают сыпаться. Как кирпичи на голову сваливаются. Неожиданные и глупые, сразу к земле своим количеством жмут и под собой хоронят — пока-пока, Великий Король. И все равно на каждый ответить пытается, каким бы очевидным или безответным тот ни был. Кажется, будто любое слово может приблизить к основной отгадке. Всего одно на первый взгляд чужое, лишнее слово, а сразу все дороги будут открыты. Но такого не происходит. Происходит как раз обратное. Больше, больше ненужных мыслей, больше путаницы. Тоору бы соврал, что это жить как обычно не мешает. Он все равно может играть, говорить с другими людьми. Только вот слова он нетипично для себя пропускает мимо ушей. А действия, отточенные и до поразительного мастерства, доведенные до инстинктов и идеально точные, путаются. Совершенно глупо, таких смешных ошибок не наделал бы никакой новичок. Все, что он может сделать с мячом — пытаться постоянно отправить в одну и ту же точку. Туда, где обычно стоят чужие запасные. Ему там мерещится светлое лицо с родинкой под глазом, и целится Ойкава прямо в нее. Вроде, это так и произошло. Занервничал и попал Сугаваре по лицу. Карасуно тогда с его подачи еще и забили, но ценой красного пятна на лбу своего сеттера. Никто бы не удивился, начни тот ругать и проклинать Ойкаву, его кривые руки, удивительную нечеловеческую силу и отличные подачи. Надо бы извиниться, наверное. Спросить, все ли в порядке. Предложить сесть на скамейку и не отравлять победу Аобе. Но. Сугавара ему улыбнулся. Не снисходительно, не ненавистно, не натянуто, не фальшиво. Тоору его впервые в жизни увидел и сразу понял — Сугавара улыбнулся как Сугавара. И все, и алаверды, и слово не за ним больше. Пытаться судорожно выдумать что-нибудь бесполезно: после такого и пьянки кончаются уже. А Ойкава именно пьяный, эта улыбка другого сделать не могла. Тренер и товарищи ругают за каждый промах, а Иваизуми переживает. По-своему жестоко волнуется, но вопросов не задает. Наблюдает только за больным и сразу подхватит чуть что. Резонным и с недавнего времени родным почему Ойкава задается, старается вести себя не тупо и чуть-чуть естественнее, а родинки теперь вырисовываются по всему пространству за сеткой. Если бы только он захотел узнать, почему трава зеленая, то узнал бы без всех этих тяжестей и самокопаний. Источников куча, на любой вкус. Любой выбирай, капризничай сколько влезет, все равно узнаешь ведь. И разжуют, и в рот положат, и по головке погладят. Лишь бы понял, любознательный. Любая, абсолютно любая нисколько не интересующая Тоору информация находится легко, в пару секунд. Если бы захотел узнать точное строение глаз бабочек, то тоже узнал бы. Но гораздо интереснее понять, какой именно вид этих самых бабочек-кровососов у него внутри поселился и порхает там себе. Паразиты. Только на этот вопрос ему не ответят ни книги, ни сайты. От отчаяния он всерьез почти лезет читать про полоски зебр, шеи жирафов и споры грибов. Но Иваизуми зовет его на какой-то утешительный матч вылетевших из основных сражений команд. Будут цапаться за последние места в таблице. Такой среднячок цепляет мало от слова совсем не. Между медленной потерей рассудка и временем в компании друга Ойкава выбирает второе и даже не пытается понять, почему. Кого благодарить — Вселенную, проигравших или все-таки Ива-чана — Тоору не понимает, как не понимает много чего в последнее время. Но в отличие от остальных вопросов, на этот ответ искать как-то не хочется. Ему нравится просто чувствовать себя дураком, счастливым и наконец-то свободным от обрывков фраз и повторяющихся переживаний. Эта улыбка спасает, вытаскивает из-под завала кирпичей, с самого дна вытягивает. Родинка сначала кажется миражом, явившимся с площадки. Но кивок головой в сторону выхода с трибуны перепутать с галлюцинацией нельзя точно. Его, Тоору, зовет. Объект его странной симпатии, Сугавара, зовет. Не прячет эту свою сладкую-притягательную-невероятную-опьяняющую сторону. Цену себе Ойкава знает. У Коши хватит, еще и чаевых щедро отсыпать будет. Чего хочет второй Карасуно? Поговорить? Поругаться из-за удара мячом? Ойкава не особо понимает, но обязательно поймет. Ему же наконец объяснят. Сугавара тоже все это время чего-то не понимал.