Вкус

Удар. Поцелуй. Удар. Может ли быть кто-то лучше, чем Кевин на коленях? Поцелуй. Удар. Поцелуй. Может ли быть что-то лучше, чем стоны Кевина? Поцелуй. Укус. Удар. Говорить получается плохо с кружевными трусиками в зубах. Стон. Стон. Блять. Кевин на коленях. Он дышит. Громко для тишины. Тихо для стонов. Стонов, которыми он одаривает девушку, когда она вновь тянет его волосы. Удар. Слезу с щеки стирает. В руках Кевина четвертый размер. Он играется с красными горошинками, словно с микроджойстиками. Женский стон пропадает в его волосах. Кевин припадает к родинке на бедре, обходит её полуоткрытыми губами, переходит к другой, затем ещё к одной и ещё, пока не приближается к складке, поблёскивающей маслом. Вся спальня пропахла лимонным ароматом. На языке постоянно выделяется слюна из-за кислинки — Кевин сглатывает её, не останавливаясь от своего прокладывания влажных дорожек. Он обходит складку вдоль и поперек, пока его дёргают за волосы и умоляют, шепчут, кричат. Два пальца подлезают под резинку, и Кевин дёргает. Дорогое кружево трещит. Этот звук ласкает слух. Звук шёпота в волосы ласкает ещё лучше. Кевин хватает оба и проглатывает их вместе с соками, которые он испивает. Они заполняют его рот. И он мычит от вкуса. Ему на лицо падают золотые колосья, от которых пахнет кокосовым молоком. Встань. Ему говорят. Он подчиняется. Он отпускает и облизывается. Трусики оказываются чёрного цвета, и на них сейчас нужно смотреть, пока им самим будут любоваться. Кевин выпрямляется, играет плечами, разминаясь. Он голый. Ему нравится вид девушки. Девушке нравится его вид. Он хорош собой. Её бельё хорошо тоже. Ему говорят: подойди — он подходит. Ему говорят: нависни — он нависает. Ему говорят: — Хочу сесть на тебя. Он говорит: — Представь, что я стул. Простыня щекочет его лопатки. Он опускает руки на упругие ягодицы, мнёт их, двумя пальцами вновь лезет под ластовицу и собирает сок, который проносит между половинками. — Сядь ко мне лицом, — говорит он, подтягивая к себе, берясь с двух сторон за бёдра. — Нет. Отказывает. И дело не в том, что не хочет. Дело в том, что сучка. Дело в том, что настоящая сука. Дело в том, что не выполняет чужие просьбы. Кевин отпускает её бельё и убирает руки с её тела. И она оборачивается через три секунды. В её глазах чернота. А на губах ещё одна вкусная ягода. Они играют в "угадайку". Угадай, с каким я вкусом, Кевин. Волосы — кокос. Тело — лимон. Губы — ? Пробуй ещё. Кевин целует и целует, мнёт, облизывает, кусает, посасывает, перебирает. Малина? Клубника? Ежевика? В какой-то момент ему кажется, что он никогда не отгадает, поэтому целоваться они будут вечно. Он не против. Не похоже, что она имеет другое мнение. Но всё же тогда у них не будет игры. А играть он любит. В экси, в шахматы, в "угадайку", в "возьми меня, Кевин". Он умеет подчиняться правилам и следовать указаниям. Он профессионал. Вкус угадать нужно, потому что они не будут двигаться дальше. Такие правила. Он уже всё попробовал с губ, там ничего не осталось, поэтому он просит подарить ему возможность попробовать вновь. Ему закрывают глаза ладонью. Кевин оплетает одной рукой талию, вторую кладёт ладонью на ладонь девушки. Она куда-то тянется, чем-то щёлкает, а затем ему говорят открыть глаза и подставляют самую вкусную часть прямо ко рту. Это новая покупка, вязкой каплей спускающаяся по соску. По вкусу напоминает мармелад, но на самом деле, кажется, это вишня. Кевину уже всё равно. Он озвучивает свои мысли и принимается вылизывать бусину соска. По всем осям и линиям. Он лакает и ласкает. Играется и трётся. Его гладят по вискам и зачёсывают ему волосы. Ему кажется, что он чувствует свою дрожь, потому что ему вновь позволили делать то, что ему нравится: надавливать кончиком языка на серединку соска, собирать с него вкусные капли лубриканта и чувствовать такое возбуждение, от которого сводит каждую мышцу и мозги текут, как новые и новые липкие капли. Его перетягивают на другой сосок, уже отвыкший, но сразу же такой вкусный и открытый. Кевин старается уделить ему такое же внимание, как и первому, и его старания слышатся через чужой крик с упоминанием божества и его. А его животу в это время достаётся другая сладость. Он чувствует влажность, когда немного успокаивается и отстраняется от припухшей груди, притягивая её обладательницу к себе. — Тише, Элли, тише, — говорит он ей. Её трусики липнут к его коже, и это не противно, это всё прекрасно так же, как и она. Он без слов снимает бельё, наконец, освобождая то, до чего ему не давали добраться. Трусы мокрые полностью от пота и соков, Кевин откидывает их на пол и тут же перемещает свои руки под ягодицы девушки. — Принцесса, сядь на меня, как и хотела. Давай. Она приподнимается. Кевин придерживает её под ягодицами и за руку, пока она переползает сначала ему на грудь, а затем осторожно нависает над лицом. Нависает. Это не так, как ей хотелось. Не так, как хочется Кевину. Он притягивает её ближе, раскрывая ягодицы и опуская их до конца. Язык тут же облизывает края важного места, на которое спустя столько времени обратили внимание. И Элли стонет ещё громче, чем прежде до этого. Ему хочется её похвалить и он хвалит — не словами, а действиями по кругу и вдоль. Элисон прогибается в спине. Боги, как она делает. Это что-то невероятное. Кевин поднимает руку на поясницу — под пальцами бархатная кожа, которая кружит ему голову ещё сильнее, чем есть. Он втягивает воздух носом, и слюны во рту сразу же становится больше. Оставь его так истекать слюной — на бассейн хватит. Оставь его так — в своих же чувствах задохнётся. Он прикасается к Элисон, теряя по одну чувству. Всё это похоже на истинную форму безумия, и раз так, то Кевин счастлив, что дошёл до этой точки, находясь под Элисон. Её красивые ноги окружают Кевина со всех видимых сторон, и он сначала не замечает их. Но потом бёдра пронзает молния, они трясутся, и Кевин тут же за них хватается, оплетая их, словно верёвками до красных полос от сильных пальцев. Его язык продолжает работать за двоих: себя и мозг. Он просто делает своё дело, просто доводит до обрыва, просто в него толкает, просто ловит на середине, когда останавливается, просто водит по кругу. Элисон бросает в пот ещё и ещё. Одну руку Кевин оставляет на внутренней части её бедра, поглаживая кончиками пальцев, а вторая ныряет к распухшему, сладкому, изнемогающему, неземному. Двумя пальцами и языком он доводит Элли до крика. Её удовольствие звучит долгим звуком грома. Кевин помогает Элисон лечь, вытирая своё лицо тыльной стороной ладони, а щёки Элли большими пальцами. На покрасневшей коже завораживающе блестит морская вода — Кевин тихо шепчет ей: — Русалочка, — вызывая приглушённый смех. Элисон закрывает глаза, когда Кевин мягким полотенцем вытирает её, прикасаясь губами к каждой соблазнительной для него части — каждому сантиметру Элисон. Почти засыпает, когда Кевин ложится рядом. Девушка приоткрывает один глаз, всего один, но этого хватает, чтобы увидеть на лице Кевина улыбку, которую не видят фанаты, друзья, отец, не видит даже отражение в зеркале. На лице Кевина улыбка, которая принадлежит даже не ему самому, а Элисон. Это её улыбка, по праву её. И вкус этой улыбки не нужно угадывать.