***
Егор шел с разведки, когда его неожиданно выцепили из кустов и славно так огрели сзади, очнулся он уже не в лесной чаще. Под землей, в самом логове, кишащим гнилыми зомби. И угораздило же Линча пойти сегодня без Мэтьюса. Клетка очень напоминала ту, в какой он был, когда после его вывели на «гладиаторскую арену», заставив бороться с безмозглой плотью, с охотностью крошащейся под тяжестью его топора. Вот и снова он был здесь. Снова готовился к опасности. И к встрече с тем, кто, кажется, жаждал видеть его боль и отчаяние больше всех на этом свете. Ведут его уже не тем же путем, но лицо донельзя знакомое — Генерал, полный клокочущего внутри пренебрежения к жалкому человечишке, которого так рьяно искал его повелитель, влажно рычит, подталкивая Линча в спину, чтобы тот шел быстрее. И лишь они подходят к массивным литым дверям, как зомби куда-то спешно засовывает свое отвращение и стучит в комнату с угоднически смиренным тактом. А Егор нутром начинает понимать, что, когда он перейдет порог, его будет ожидать что-то похуже гладиаторских боев. Генерал ретируется так же быстро, как и отчеканивает намертво заученное: «Да, Верховный». Линч, беспокойно мнущийся на пороге покоев Алекса, остается один на один с тревожными мыслями, так и нашептывающими сладостные речи ему в ухо: открыть дверь и бежать, бежать, бежать без оглядки. Но вот и ноги становятся оловянными, словно прирастая к холодному камню, вот и тело остро немеет под взглядом полуприкрытых в жгущем предвкушении глаз, направленных прямиком на Егора с развернутого в его сторону кресла, на котором в своем грозном обыкновении восседал повелитель зомби, закинувший ногу на ногу и лениво потирающий поплотневшие от глубокого заражения зеленые ладони. У Линча создавалось впечатление, что Алекс сидел так долго, только и ожидая появления его предателя. Он еще с минуту буравит бывшего друга надменным взором и наконец начинает говорить, осторожно поправляя черную маску, наличие которой Линч заприметил еще в прошлую их встречу: — Призрака увидел, что так трясешься? — неспешно урчит зомби, отчего Линча передергивает: он все не мог привыкнуть к этому погрубевшему басу, какой теперь, точно молнию, извергал из себя Верховный. — Алекс… — произносит гость — или же уже пленник — давящих со всех сторон покоев, осознавая, что сочетание этих букв, соскальзывающих с языка, чудится ему теперь нереальным, уносящим далеко-далеко в прошлое. После всех тех обвинений в предательстве Егор не раз обдумывал произошедшее, не раз приходил к выводу, что Алекс сейчас — последствие исключительно его действий, и, придержав на пару мгновений дольше крышку тогда, кто знает, может, все было бы лучше. Но было бы? Порой ему казалось, что, как бы он ни поступил, итог был бы один — и далеко не с «все счастливы, живы и здоровы». В пристальном, разбирающем по крупицам взгляде некогда чистых синих глаз не читается сомнений или трепета — лишь сталь, слепое довольство собой и будоражащее кровь желание показать Линчу его место. Заставить понять, что для Алекса теперь он — никто, а от одного только упоминании о бывшем товарище в зомби начинает закипать ярость, тянущая в животе. Ну а в эту секунду Линч перед ним бел и чист от распирающей тревоги, как новый лист, безоружен и преисполнен вины: Алекс знает Егора, знает каждый его жест и восприятие этого мира. Однако на сегодня план Верховного не так банален, как можно представить. Он хочет сломать Линча, хочет разобрать его существо на конструктор Лего, надломить тот его внутренний стержень, который держит на плаву и даёт силы на сопротивление. Хочет, чтобы Егор, стерев свою гордость ацетоном, встал перед ним на колени сам. И Алекс во что бы то ни стало добьется этого. — Проходи. Стоишь, как не родной, — Линч, точно воздух, ловит во фразе неприкрытую иронию, но все же пытается отыскать в ней что-то, что еще связывает их тонкой, так и норовящей порваться ниточкой. Будто верит, что в Алексе еще не угасло то давнее, человеческое. Линч нервозно ищет место состыковки в этом просторном помещении, где одиноко стоит лишь большая кровать, стол, сундук и кресло. И где, к его великому сожалению, сидит тот, в чьих руках его жизнь, спасательный трос которой начинал трескаться все громче, как Егор приближался к старенькому тряпичному креслу, промятому под тяжестью тела зомби. Линч не знал, о чем говорить: сейчас он был совсем не в том положении, чтобы в принципе говорить, мысли путались в кашу, а Егор будто плевался ее противными молочными комочками. Только после повторного, уже более настойчивого указания на кровать, человек находит себе место, аккуратно присаживаясь на педантично застеленную постель — как же это было похоже на прежнего, навсегда утраченного Алекса. Руки Егора не находили себе места, скользили по испачканным штанинам в надежде, что те впитают влагу, безотрывно выделяющуюся с потеющих ладоней. Линч был теперь сбоку от зомби, который повернулся в его сторону и будто нетерпеливо катал желваки, вызывая легкое, еле заметное смещение темной ткани, завязанной за ушами. — Может, мы начали не с того? У меня есть к тебе предложение, — если бы тогда Егор знал, что это вовсе не предложение, не в том ключе и не в той связке, он бы согласился, не подумав и секунды, но ведь мы никогда точно не знаем, чем обернутся нам наши же поступки. Нельзя было припомнить точно, в какой момент Алекс поднялся со своего «трона» — когда пальцы, разгуливающие по штанам, наконец остановились или когда Егор уже собирался нарушить мучительно затянувшееся молчание. Его движения казались словно нарочито заторможенными, эта медлительность давила на бывшего заключенного морально. Но, наблюдая за зомби, он и не успевает опомниться, как тот уже стоит напротив, все так же кусая взглядом: Линчу даже чудится, что он вот-вот заразится вирусом из-за этого вгрызающегося взгляда. Верховный точно изо всех сил пытался держать себя в руках, хоть и не сжатых в кулаках, но странно колыхающимися фалангами в воздухе, направляющимися к протертым карманам. — Ну что, пре-да-а-атель, хорошо спишь? — издевательски спрашивает зомби, вмиг выуживая из кармана еще не раскрытый перочинный ножик. — А друзья твои? С ними все в порядке? Как только ножик показывает свое острие, проскальзывающее между неестественного цвета пальцами, Егор вдруг оживляется, резко вставая с любезно предоставленной для сидения кровати и отскакивая в сторону, к стене, к большому сожалению, не являющейся путем для отступления. У глаз Верховного расползаются мимические складки — он улыбается, скрывая разъеденный рот маской, ему смешно, Алекс и не помнил, когда в последний раз чувствовал настолько сильное, изнутри заводящее заржавевшие шестеренки удовольствие. Зомби точно питается человеческим страхом, затягивая невидимую петлю на шее Линча все туже. Подходит ближе, знаменуя каждый шаг щелчком выскакивающего и точно так же заходящего обратного ножика. Егор в мыслях уже думает о том, что на базе его не дождутся ни то что к обеду, а вообще. Рука Верховного впечатывается в стену, преграждая дорогу к выходу, видимо, желая пробить холодный камень и показать, на что он способен, а сам зомби, чуть наклонив голову, пристально смотрит на свою белеющую от бешенной тревоги жертву, словно настраиваясь с ней на одну радио-волну, параллельно с этим корябая лезвием стену и чуть ли не высекая им искры, в любую секунду готовые воспламенить пространство вокруг, потому как материя, окружающая их, уже начинала нагреваться от нарастающего электризованного напряжения. — Знаешь, сколько дней я провел у вашего чертова бункера? — звучит у самого уха, пока нож со стены перемещается под ребра Егору, не смеющего даже шелохнуться. — Сколько думал о том, чем я заслужил быть оставленным под угрозой ядерного взрыва? Запах гнили ощущается тем острее, чем больше слов произносит зомби, приближая свое пугающее лицо к чужому. — Не сможешь и представить, каких усилий мне стоило отыскать тебя и твоих драгоце-е-енных друзей. Думал, вы уже все там подохли. И очень на это надеялся, — Алекс чуть раскрывает рот и с влажным звуком, от которого по телу Линча начинают бегать мурашки, языком касается человеческой, такой свежей и чистой кожи, ведет влажную дорожку снизу вверх, останавливаясь в районе мочки. Егор не может пошевелиться — к его грудной клетке перпендикулярно приставлен ножик, так и намеревающийся побывать внутри чьего-то тела, испачкавшись в крови. Его тошнит от Алекса и того, что он делает прямо сейчас, наблюдая за тем, как бывший товарищ — нынешний предатель копошится в сетях, путающихся все больше и больше с каждым лихорадочным раздуванием ноздрей. — Я буду ждать тебя, Линч. И ты придешь, приползешь ко мне на своих двоих. А эти твои друзья… — зомби на секунду зависает в раздумьях, но так же быстро возвращаешься к своему монологу. — А теперь иди, беги отсюда, Ли-и-инч. Алекс убирает руку, все это время преграждающую путь, а Егору не нужно повторять по несколько раз. Он пулей идет по коридорам, не заблудившись и так никого и не встретив, Линч уходит с базы зомби, сейчас желая видеть своих товарищей в полном составе, только чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Аэропорт встречает его тихо, без лишних излишеств.***
Теперь их нет. Их обезглавленные и почти обескровленные тела лежат в ряд, походящий на ритуальный. Линч не думал, что они так скоро увидятся в Алексом, но тот вынудил его, прокладывая путь к своему логову костями близких Егору людей. На этот раз он идет туда сам, без лишней помощи. И вовсе не извиняться за предательство. Может, он и сам не знает, зачем идет прямо в лапы своей погибели, но теперь Линч остался совершенно один. Знакомо, не правда ли?