31 декабря. Лондон.

      31 декабря, за окном лондонский туман…       Я смотрю в окно квартиры родителей на знакомую улицу, но очертания ее размыты и мне кажется, что где-то там, вдалеке, я вижу хрупкую фигурку, которая кружится, ловит ладонями снежинки и радуется снегопаду… Хотя, о чем я? Какой снег. Это там, дома, в Москве, предновогодним снегопадом занесло улицы, а тут туман и моросящий дождь…       Отец в кабинете отдыхает.       Мама и Кира суетятся, готовятся к празднику. Родители в этом году решили провести его дома. Устали от ресторанов и светских раутов, захотелось побыть со своей семьей… Приглашали Крис и Сашку, но они, ожидаемо, отказались.       Семьей…       Долгое время мы с Воропаевыми были практически семьей. Совместные будни, праздники, поездки. Общая дача, дети, которые всегда вместе, хотя и не всегда ладят. Тогда казалось, что так оно и будет… но жизнь распоряжается по-своему. И в какой-то момент все начинает меняться. Сначала выпорхнула из гнезда Крис, сбежала с парнем в другой город. Как же дядя Юра ругался! Чем только не грозил, но Крис всегда была себе на уме, и отцовским угрозам не поддалась. Когда страсти улеглись, она стала приезжать к родителям, но наша «семья» уже стала меньше.       Потом наступил черед меня и Сашки выпасть из гнезда. К этому моменту, наше соперничество уже перешло все границы. Если честно, я не помню точно, с чего оно началось, но в какой-то момент я понял, что Сашка постоянно пытается меня достать, ему постоянно нужно то, чем обладаю я. Он постоянно интриговал, строил какие-то козни, пытаясь вывести меня из равновесия и лишить чего-то, что дорого мне. Надо признаться, что иногда ему это удавалось. Но и я не лыком шит. Язык у меня тоже острый и наши пикировки зачастую становились похожими на дуэль. Родители считали все это баловством, но я думаю, что это было началом конца наших семейных отношений.       Кира была совсем мелкой, забавной девчонкой. И ябедой… Бегала за нами, и когда мы отказывались с ней играть, жаловалась маме. То своей, то моей. Ну, а наши мамы, конечно, вставали на защиту «малышки» и нам приходилось таскать Киру с собой. В то время я считал Киру практически своей сестрой. Заступался за нее, скрывал ее проказы, даже от Сашки защищал. Она его иногда раздражала.       Отец часто брал меня на фабрику, где работал. Я бродил по цехам, мне казалось, что это самое прекрасное, что меня окружает. Я впитал этот запах с детства. Сашка же ничем не интересовался. Точнее, ничем серьезно, перескакивая от одного на другое.       Когда появилось «Зималетто», я стал проводить там почти все свои вечера. После школы, сделав уроки, или после секции, я бежал на работу к отцу, спускался в швейный цех и смотрел, смотрел… Ольга Вячеславовна поила меня чаем с пирогами, иногда к ней приходили ее дети и мы очень здорово общались. Именно она научила меня шить. Научила разбираться в тканях, разрешала посидеть за машинкой, мне было даже позволено, пока никто не видит, разобрать сломанную машинку, а потом собрать ее. И пусть в первое время у меня оставались лишние детали, но я испытывал такой восторг…       Отец тоже видел мой интерес к компании, но в первые годы становления бизнеса, у него просто не было ни времени, ни сил, уделять мне столько внимания, сколько бы я хотел. Они с дядей Юрой почти не бывали дома. Бизнес требовал полной отдачи, и получал ее. Только через пару лет отцы-основатели смогли немного выдохнуть, «Зималетто» становилось на ноги, но времена были не простые и любая ошибка могла привести к краху.       С отцом у нас всегда были не простые отношения. Безусловно, он любил меня, а я любил его. Я вообще вырос в любви, но иногда мне казалось, что отец не доволен мной. Я всегда стремился к успеху, стремился показать отцу, что я могу, что сумею, но отец почти никогда не замечал, как мне казалось, моих успехов, только ждал от меня еще большего. И я уже привык идти к своей цели, иной раз по головам, доказывая отцу, что я чего-то стою.       Это сейчас мне кажется, что отец просто боялся показать мне свои чувства, боялся, что я опущу руки и остановлюсь на достигнутом, но тогда мне так не хватало его веры в меня. Да и сейчас не хватает.       Но, к тому времени, я уже окончил школу, поступил в институт. И после учебы все равно приходил в «Зималетто». Правда, появились и другие интересы. Удивительно, но к студенчеству, у меня не было близких друзей. Приятелей, знакомых – сколько угодно, но вот друга, с которым все по плечу, как-то не случилось. А тут в компании появился Ромка. Его дед когда-то был лучшим закройщиком на фабрике и, уже после создания «Зималетто», уходя на пенсию, получил от отца и дяди Юры несколько процентов акций, в знак благодарности за преданность делу. Ромка с дедом не жил, он с удивлением узнал о наследстве и приехал знакомиться с компанией, акционером которой вдруг стал. Даже и не знаю теперь, что нас так сблизило поначалу, но с ним было не скучно, он редко обижался, был на позитиве и вечно искал приключения на свою пятую точку. Вот после одного из таких приключений, из которого едва выбрались невредимыми, мы и поняли, что можем положиться друг на друга полностью и без сомнений. Так у меня появился первый и единственный настоящий друг. А с ним уже появились клубы и череда девочек. Тем более, в «Зималетто» всегда было на кого положить глаз. Нет, у меня никогда проблем с девчонками не было, но такой карусели я не помню. Я даже толком не знал, зачем мне это нужно, но Ромка расслабиться не давал. При этом, компании я не изменял. Институт, «Зималетто», девочки/клуб. В таком порядке.       Сашка же в «Зималетто» не хотел. Ему не нравилась эта сфера бизнеса, он считал моду не мужским занятием и готовился отправиться в Гарвард… Мы практически не пересекались, только на уже редких семейных посиделках, но пока, это еще была семья.       Кира училась, занималась балетом. Ей как раз, в отличии от брата, бизнес родителей нравился. А как же? Красивые наряды, модные показы, красота вокруг… Иногда они с мамой заезжали в «Зималетто» и Кира сразу бежала в мастерскую к нашему модельеру. Это была немного странная, среднего возраста женщина, не помню точно ее настоящее имя, но она просила называть ее Лина. Лина Каро. Кире нравилось перебирать наряды, из остатков ткани ей шили платья для кукол, Кира сама пробовала рисовать, и у нее не плохо получалось.       Шло время, компания развивалась, я закончил институт, пришел уже на постоянную работу в любимую компанию, со мной пришел и Ромка. Я много работал, сначала на производстве, потом помогал отцу. В компании появился наш Гений. Не знаю, где отец его нашел, но после ухода Лины мы нуждались в дизайнере, и папа где-то откопал это чудо. Это стало огромной удачей. Сашка тоже отучился, обосновался в Питере. Дядя Юра помог ему открыть риэлтерскую контору, и он занялся там расселением коммуналок. Я даже не знаю, насколько успешен был его бизнес, но встречались мы редко, что меня вполне радовало. Крис продолжала свои путешествия по миру, Кира уехала учиться в хореографическое училище.       Все вместе мы встречались редко, но пока еще ощущали себя семьей. Наши родители делали для этого все возможное, постоянно подчеркивая, насколько мы все близки.       Потом вернулась Кира. Я не узнал в ней ту смешную ябеду. Это была красивая, юная девушка, с солнечной улыбкой, королевской осанкой и гордо поднятой головой. Я понял, что уже не могу воспринимать ее, как сестру. Эта девушка меня манила. Я решил, что это и есть любовь. Она не сразу сдалась, мне пришлось приложить усилие, чтобы быть рядом, но все получилось. У нас начался роман. Поначалу яркий. Родители были счастливы. Наша свадьба, о которой мечтали наши мамы, делала нас уже по факту одной семьей. Мы были влюблены и старались не замечать недостатков друг друга, но со временем, характеры начали проявляться все ярче. Я всегда любил свободу. Нет, Кире я в тот период не изменял, но вокруг меня всегда были женщины, и у меня уже был определенный стиль общения с ними. Наверное, на работе не должно быть фривольностей, но мир моды – это отдельная вселенная. Там постоянно кто-то одевается, раздевается, не обращая внимание на других, кто-то, кому-то, что-то поправляет, застегивает, расстегивает. Примерки, показы, репетиции, красивые женщины, обаятельные мужчины… это мир моды. Сначала Кира говорила, что ей нравится, что мной интересуется столько женщин, что я не оставляю их равнодушными, при этом принадлежу ей. Но со временем, ее настроение стало меняться. Я стал все чаще замечать Кирино раздражение. Чаще задерживался на работе и отдыхал с Романом. Кира уже не звонила мне со словами любви, а звонила только узнать, где я и с кем. Причем, эти звонки становились все чаще, она стала пытаться контролировать меня. А это уже был перебор. Однажды в клубе я случайно услышал, как одна из ее подружек отчитывается ей о том, что я делаю и с кем. Это стало последней каплей. Я решил поговорить с Кирой. Она все отрицала, говорила, что не просила за мной следить, что я могу вообще не говорить ей, где нахожусь, но… я почувствовал, что это ложь… Мы помирились, но трещина уже появилась и склеить ее не получалось, она росла-росла… Я стал ей изменять. Я уже был готов поставить точку в наших отношениях, но гибель Воропаевых все перевернула… Киру я оставить не мог.       Родители, как могли, пытались поддержать Крис, Сашку и Киру. Отцу пришлось руководить бизнесом одному, Сашка так и не пожелал прийти в компанию отца. Мой отец, воспользовавшись связями, устроил Сашку в министерство, чтобы он был ближе к сестре, но…       Мне кажется, что именно в этот период я понял, что никакой общей семьи у нас не было… Отношения держались только на наших родителях. Когда погибли Воропаевы, мама попыталась окружить всех своей заботой, но выяснилось, что это никому и не надо, кроме Киры. Крис улетела в дальние страны, все уже привыкли к ее образу жизни с медитациями, перелетами, манией улучшательства себя. Сашка озлобился на весь мир, сестры его интересовали мало, наши отношения с Кирой его бесили. Единственной его целью стало – отобрать у меня все, чем я дорожу. «Зималето», доверие отца, радость жизни… Ну а потом… потом отставка отца. Желание Сашки возглавить «Зималето», чего я допустить не мог. Предложение Кире за голос на совете, голос отца за Сашку, мое президентство, провал, ложь, интриги, гадости, мои, Сашкины, Кирины – даже те крохи нашей семьи, которые выжили во всех жизненных катаклизмах, окончательно растаяли, как снег на солнце…       И вот сейчас, в Лондоне, мама и Кира хотят отпраздновать НГ семьей. Семьей, от которой почти ничего не осталось… ****       Я посмотрел на Киру. Она явно готовилась, настраивала себя на праздник, о чем-то болтала с мамой, иногда обращаясь ко мне, но в глазах веселья не было.       Я виноват перед ней. Перед отлетом, в «Зималетто», я сказал ей, что в НГ все измениться, что я стану другим. Не знаю, поверила ли она мне, но мне кажется, она испугалась. Она чувствует, что со мной что-то происходит и ей страшно, что эти изменения во мне – предвестник нашего расставания.       Но я и сам не знаю, что происходит со мной.       Мы прилетели в Лондон перед Рождеством. И вот уже почти неделя, как я пытаюсь разобраться в том, что произошло.       Вся история с соблазнением изначально была подлой и гадкой. Я знал, я чувствовал, что не должен этого делать, что это сломает и меня и Катю, но Ромка был убедителен. Сначала это все меня напрягало. Я не знал, не понимал, что мне делать с Катей. Я не умел ухаживать за женщинами, необходимости не было, а тут Катя. Да еще такая «неформатная». Она настолько отличалась от всех знакомы мне женщин, что я терялся. Я терялся, общаясь с ней, я не мог предугадать ее реакций, что она сделает, что скажет. Каждый раз, ожидая одного, я получал совершенно иное. Но, что было странно, с Катей с самого начала мне было очень тепло. Даже тогда, когда она просто работала в своей каморке, а я маялся дурью или заливался виски. Но я знал, что Катя у меня за стеной, и мне казалось море по колено…       Я не верил Ромке, что Катя в меня влюблена. Но не может влюбленная женщина совсем не реагировать на предмет своих грез. Прятать любовниц, вытаскивать из гей-клубов, не строить глазки, никак не проявлять своих чувств. Так я думал до определенного момента. Но потом оказалось, что все это фигня. Что любить можно молча, ненавязчиво окружая заботой, не требуя для себя ничего…       Начав свои «ухаживания» с пьяного поцелуя в каком-то захудалом кабаке, с каждой нашей встречей я все больше узнавал Катю. Поверив мне, она стала другой. Смешливой, открытой, нежной девочкой. Мне нравилось отвозить ее домой. Даже тот идиотский случай в караоке, на самом деле мне понравился (хотя я вряд ли кому-нибудь признаюсь в этом). С каждым днем я все больше и больше проклинал себя за подлость, но, в тоже время, уже не мог отказаться от встреч с Катей. Мне становилось с ней очень легко и свободно, мне казалось, что с меня слезает какая-то маска, надетая на меня кем-то. Я никогда не задумывался о том, что живу с маской на лице. Статус обязывает, да и окружающая тусовка заставляет быть всегда начеку, не открываться, не пускать в свою душу. Катю же хотелось впустить, хотелось, чтобы она проникла, отогрела мое сердце. Я знал, что она не устроит скандал, не посмеется над моими страхами, не разболтает моих личных тайн… Наверное, я очень долго ждал того, перед кем не побоюсь сбросить шкуру. Рома мой друг. Единственный. Я доверяю ему и у нас почти нет тайн друг от друга. Почти… Потому что даже Рома не знает до конца о том, что происходит в моей душе. Да я и сам, наверное, до конца не знаю.       Я собирался жениться на Кире, потому что так надо. И потому, что так и не встретил ту, с которой хотелось бы быть всю жизнь. Я никогда не признавался даже себе, что мне хочется какого-то сильного чувства, привязанности, хочется заботиться, оберегать. Хочется любить. Но что есть любовь? Когда-то я принял за любовь свое влечение к Кире. И к чему это привело? Кира сделалась истеричкой, я психом, мы скандалим по поводу и без, потом миримся и собираемся создать семью. Бред! Что же произошло той ночью? В гостинице, где я, как идиот, даже побоялся назвать свою фамилию…       Как же я хотел избежать этой ночи! Словно чувствовал, что эта ночь все изменит. По-прежнему глупо трепался с Ромкой, изображая, как мне осточертела Катя, пил, пытался отказаться от встречи под благовидным предлогом, даже сбежать хотел следом за ЖС. Но Катины глаза… Та горечь во взгляде, когда я сказал, что мне пора, та радость, когда сказал ей собираться… и даже тогда я еще мог остановиться. Мы и так уже сходили в кафе, где мне мерещилась Кира, видимо, это тоже был знак: Беги! но я не побежал. Позвонил Малиновскому, как дурак, пытаясь соскочить, но верный друг знал, на какие струны нажимать… и я повез Катю в гостиницу. Но и там у меня все еще был шанс! Был! Не надо было звонить Малине, кидать эту монетку. Надо было извиниться перед Катей, сказать, что поторопился, придумать что-то, чтобы не обидеть, наплести кучу ерунды, но увезти ее оттуда и бежать самому без оглядки… Но я не смог, не смог, хотя попытался остановиться… Катя… Она не обиделась на меня, не устроила истерику, не разрыдалась, не собралась увольняться, она просто перевернула мою душу… Когда она попросила меня закрыть глаза, я подумал: «Что за блажь? Зачем?», но глупо было не выполнить просьбу… Я вот думаю… как она решилась? Я прожженный, взрослый мужик не смог ничего сказать, а она… Закрыв мне глаза, она рассказала мне все обо мне самом, о том, что я и кто я. Зачем я здесь и сейчас. Но и она открылась передо мной до дна. Вот тогда меня шарахнуло! Она меня любит! Не просто любит, а любит так, как никто до нее не любил. Несмотря на это, она готова отпустить меня, если я сам этого хочу. Не будет требовать новых встреч, добиваться, говорить мне о любви, ждать ответных слов… Она очень хочет моей любви, но просить ее она не будет. Она будет молча любить и поддерживать меня. Ну и как после этого я мог уйти? Как? Возможно, я эгоист, но я хотел почувствовать силу любви этой женщины. И я почувствовал. Я не соврал Кате, эта ночь стала для меня особенной и сама Катя – особенной. Я был ошарашен, опрокинут этой ночью. Мне, у которого были десятки женщин, никогда не удавалось испытать того, что я испытал с Катей, того фейерверка чувств, что полыхнули во мне… Мы уснули… не знаю, сколько проспали, явно не долго, Катя упорхнула в душ, а я лихорадочно стал одеваться. Глупо, как нашкодивший котенок… я испугался… а Катька вышла совершенно счастливая и повалила меня на кровать…       Я повез ее домой, а она уснула. Я был рад этому, потому что мне была необходима пауза, я не справлялся со своими мыслями и чувствами. Меня задело, что я не был у Кати первым. Почему задело? Никогда меня это не волновало, а вот с Катей, вдруг озаботился… Отчего? Не от того ли, что мне было невыносимо думать, что кому-то еще, кроме меня, она подарила свою нежность, свою любовь. Что кто-то еще мог испытать то, что испытал я? Эгоист расцвел во мне пышным цветом. Теперь слова «Катя моя!», без приставки «секретарша», были абсолютной правдой.       Около ее дома, она снова меня потрясла. Она целовала мне руки. Она снова призналась мне в своих чувствах, но сделала это так, что я понял, она не будет требовать ничего для себя, и она думает обо мне… она все равно сомневается, что может быть рядом со мной… Чем я мог ответить ей? Я не мог сказать ей правду, а все остальное, после ее откровений, было мелко… мы простились, я сказал, что еду к себе домой. Мне нужно было побыть одному. Ни Кира, ни Малиновский, никто другой мне были сейчас не нужны, я должен был понять самого себя… Понять, что делать дальше… но дома меня ждала Кира. В ту ночь я впервые отказал ей в близости. Отказал на грани грубости, но я не мог… не мог прикоснуться к ней после Кати…       Как назло, утром мы с Кирой столкнулись с Катей. Катя посмотрела на меня, поздоровалась и я, с удивлением, понял, что хочу ей все объяснить. Мне было важно оправдаться, рассказать ей, что я не врал… Никогда прежде мне это было не нужно. Даже с Кирой я оправдывался только после начатого ей скандала. И снова я был поражен. Катя ничем не упрекнула меня, подарила елочку и пошла к себе… Снова потрясение… Моя бедная голова уже просто разрывалась от мыслей, мне нужно было с кем-то все проговорить… Но с кем я мог это сделать? Только с Ромкой. Но и тут впервые, разговор с другом не принес мне облегчения и хоть какой-то ясности мысли. Я говорил ему правду, я пытался донести ему свои чувства. Я не соврал. Я увидел в Кате женщину, которая стала моей, не потому что ей от меня что-то нужно, а просто потому, что я это я и она любит меня. Я чувствовал, что Катя была бы со мной, будь я курьером, шофером, кем угодно. Ей не важен мой статус. Я занимался любовью именно с Катей, не представляя кого-либо другого, и это было здОрово! Я не жалел об этой ночи, это было сказочно! Я сказал, что испытываю к Кате очень нежные чувства, даже люблю произнес, хотя, конечно, придал этому слову несколько иной смысл. Ромка все обгадил. Впервые его шуточки и намеки раздражали меня до чертиков… мне расхотелось быть откровенным с другом. Я понял, что ничего ему не объясню, хотя и попробовал перейти на привычный нам язык общения… Я ждал от друга хотя бы чуточку понимания, я чувствовал, что моя жизнь изменилась, и эти перемены нужны. Что не может уже все быть по-старому. Я был на распутье, но меня ждала Кира и праздники в Лондоне. Я улетел, даже не попрощавшись с Катей.       Пожалуй, впервые, праздники не доставляли мне радости. Я пытался делать хорошую мину, при плохой игре. Улыбался, шутил с родителями, но все же, не было той легкости общения, что прежде и родители это заметили. Да и с Кирой не просто. Она старается, очень старается не показывать виду и не говорить о наших проблемах. Я благодарен ей. Мы спим в одной постели, но я так и не смог прикоснуться к ней все это время. Мне кажется, что прикоснись я к Кире, займись с ней сексом, я предам Катю. Предам то чувство, которое не испытывал раньше… да и не хочу я Киру. Она предпринимала попытки, но все впустую. Я оправдываюсь усталостью. Она плачет. Мне жаль ее, я чувствую себя сволочью. Сволочью с Кирой, сволочью с Катей. Я сам не знаю, что происходит, это где-то в подсознании, я не могу этим управлять. Странно, но мы даже не ссоримся. Мы не сидим в обнимку, не выходим и прогуляться вдвоем, как раньше. Только вместе с родителями сходили в театр и в ресторан. У них на глазах, я иногда приобнимаю Киру, целую куда-то за ухо… Иногда шепчу ей на ухо какие-то слова. Она улыбается, но грусть из глаз не уходит. Я вижу, как переживает мама. Она, конечно, попыталась со мной поговорить, но что я могу ей сказать? Конечно, у нас все хорошо, я просто очень устал…       Я задумался и, видимо, слишком долго смотрю на Киру, она даже заволновалась, спрашивает, что случилось.       А вот и отец вышел из кабинета, уже при «параде», мама с Кирой тоже пошли одеваться к празднику. Сколько времени? Половина одиннадцатого. В Москве уже наступил новый год. Интересно, что делает Катя? Зорькин пришел к ним на праздник? Какие истории рассказывает Валерий Сергеевич? Что вкусного приготовила Елена Александровна? Что ж такое? Почему я думаю об этом? Не о том праздничном столе, что приготовили Кира и мама для нашей семьи, а о празднике в другой, такой далекой сейчас семье?       Осталось совсем немного, и наступит новый год. Я чувствую, что этот год изменит мою жизнь. Не знаю, по какой дороге я пойду, с кем останусь, кем стану, в конце концов, но менять что-то нужно. Я очень устал за этот год. Сдулся… Я устал врать. Устал чувствовать себя лжецом, подлецом, сволочью… но как решиться и разорвать этот круг. Не будет простых решений. Я запутался. Запутался в своей жизни, женщинах, паутине лжи, которую сам же и сплел… Я обещал Кире, что стану другим человеком. Каким? Уже одиннадцать. Я больше не могу. Не могу находится тут и врать в глаза родителям, Кире. Я мучаю ее. Я сделал из нее истеричку. Не смог отпустить вовремя, а теперь приходится выдирать с мясом. Или не выдирать? Но я не люблю ее. Сможем ли мы построить семью на лжи? Как долго мы сможем играть в игру «счастливый брак»? А надо это нам? Ей и мне? Мне - точно нет. Меня держит рядом с ней многолетняя привязанность и голос на совете. А ее? Любовь? Иногда мне кажется, что Кирина любовь перешла в болезнь. Но, что я знаю о любви. Дожив до 30-ти лет, я о любви и не мыслил… Отчаялся ждать? А вдруг, еще не поздно? Вдруг я еще смогу полюбить… Все, хватит! Надо что-то решать, иначе я свихнусь. - Андрей, ты почему еще не переоделся? Уже пора за стол. - Сейчас, Кира. Я буду через 5 минут.       Решение пришло как-то сразу, хотя что уж там, оно напрашивалось давно. Мне твердила о нем ни раз Катя. Но только сейчас я понял, что не хочу тащить в НГ всю грязь, которой я себя опутал в этом году.       Я рванулся к себе в спальню, достал телефон, набрал знакомый номер: - Катя! Это я, Андрей! Я звоню поздравить тебя с Новым годом! Будь счастлива! Я идиот, уехал и даже не попрощался. - Андрей…. - И еще, Кать, я должен сказать. Я все расскажу отцу. Пока без цифр, в общих чертах. Будь, что будет. 2-го прилечу в Москву. Встреть меня, пожалуйста, время пришлю смс-кой. Пока! Привет родителям и Зорькину!       Нажал на сброс, отключил телефон.       Надо немного прийти в себя… - Андрей, сынок, ты куда пропал? - Иду, мам…       Надел приготовленный Кирой костюм, вернулся в столовую. Родители и Кира уже разместились за столом. Включен камин, играет музыка, беззвучно работает телевизор. 10 минут до Нового Года. Елка переливается всеми огнями. Я понимаю, что испорчу, наверное, сейчас всем праздник, но тащить за собой весь свой груз в новую жизнь я больше не могу. - Мам, пап, Кир, - беру в руки бокал. - Я хочу проводить этот год и оставить в нем все то, что принесло нам боль и разочарование. Ложь, предательство, подлость, пусть все остается там в прошлом, а будущий год пусть будет светлей. – и выпил залпом. Три пары глаз смотрели на меня с удивлением, но тост мои близкие поддержали. - Я не понимаю, о чем ты говоришь, Андрей? О какой подлости, лжи, предательстве? - Подожди, пап. Через пару минут новый год. Сейчас встретим его и я все вам расскажу. Мне есть, что сказать…       Под бой курантов, выпивая шампанское, я загадал желание. Не делал этого с самого детства, а теперь захотелось. Я загадал хрупкую девушку, кружащуюся под снегопадом. На ее ладошки опускаются снежинки и тают, оставляя после себя капли, в которых отражаются счастливые огоньки ее глаз…