Среди пыли и пепла

За распахнутыми воротами Барад Эйтель клубилась пыль. Орки, все еще маячившие под стенами и силящиеся выцелить защитников из луков и орудий, сейчас разбегались в ужасе, увидев владыку Хитлума. Дорога была свободна, и по ней стремительно удалялся на север единственный всадник, сияющий, словно звезда, подобный Оромэ в гневе, неудержимый в своем отчаянном порыве. Многие эльдар и эдайн взбежали на стены, глядя вслед своему королю. Кто-то с ужасом, кто-то с надеждой. Многие просто молчали в растерянности. Но Амдирион, разведчик из синдар, не видел этого. Он тоже мчался — по широким белым улицам Барад Эйтель, ныне покрытым копотью и вулканическим пеплом. Расталкивая воинов и зевак, он летел к конюшням, где ждала его верная Тень. Сегодня ему выпал черед отправиться разведывать тропы в Эред Ветрин, так что лошадь точно готова. Но не к предгорьям сейчас так рвался молодой синда. После всего, что случилось, он просто знал, где должен быть. И как бы все ни вышло, сколь страшным позором он себя не покроет — это такие мелочи в сравнении с возможностью все исправить. Смерть Моргота не возродит из пепла леса Дортониона, не выстроит заново крепости предела Маэдроса, не вернет из мертвых лордов Ангрода и Аэгнора. Но скольких еще можно спасти! Когда-то он, как тысячи других воинов северных рубежей, поклялся сделать все возможное для защиты эльдар и эдайн от Врага. Не только короля и лордов — но в первую очередь тех, кто не способен сам сражаться. Чтобы никогда гламхот не посмели жечь дома, уводить жителей подземелья Железной Темницы. Убивать, калечить, пожирать живьем. И если для этого придется превзойти самого Врага в подлости, если король проклянет его за такое худшим из проклятий — пусть. Судьба и душа остолопа вроде него — малая цена. Время будто бы замедлилось, удивленные и недовольные лица эльдар и эдайн смешно проплывали перед его глазами, а синда видел перед собой только цель. Через оружейные и ремесленные ряды, потом через узкие улочки, сады, дворы и парк. И наконец — мимо внутренних ворот и стражников, которые даже не успели окликнуть спешащего разведчика. И вот показались конюшни, где ждали уже готовые лошади. На счастье никто не стал останавливать и спрашивать — либо Амдирион просто не слышал. Он просто вывел Тень и одним ловким прыжком вскочил в седло. Синдарская лошадь с долей крови мэарас, конечно, не чета Рохаллору, но и ноша у нее полегче и не облачена в доспехи. Значит, справится, догонит, несмотря на крюк по горам, который придется сделать. А дальше… дальше уже Амдирион что-нибудь придумает. Синда свернул к боковым воротам, спрятанным чарами так искусно, что даже большинство жителей Барад Эйтель не знало о них. Этим путем разведчики и гонцы могли выбраться из крепости даже во время осады. Перед ним раскинулась пыльная пустошь, на которой, словно черные муравьи, копошились орки. И порой виднелся где-то впереди отблеск доспехов Государя, словно заморский светильник среди тьмы. В пепле Анфауглит тонули и время, и расстояние, но три громадных пика неумолимо приближались, и чем дальше, тем страшнее становилось. Страшнее — и темнее. И наконец — через вечность, наполненную пылью, страхом и безумным азартом, он увидел три черных горы совсем близко. Огненной волне нечего оказалось здесь сжигать и отравлять. Дор-Даэдэлот был мертв уже давно, и теперь потоки лавы лишь немного выровняли изломанную местность. И все равно кое-где торчали из земли черные обломки скал, будто бы отколовшиеся, когда Моргот воздвигал свою твердыню. Или это сама Арда так искажена здесь, что отрастила когти и зубы, будто чудовище? Так или иначе, за одним из таких обломков Амдирион смог спрятаться и укрыть едва живую от страха Тень. А Финголфин тем временем уже спешился и стоял перед огромными облицованными темной бронзой воротами. Прямой и гордый, он будто бы разгонял вокруг себя тьму, и мрак не смел его касаться. Медленно он поднес к губам рог и затрубил звонко и чисто. Разумеется, Верховному Королю не было никакого дела ни до чего, кроме последнего боя, который решит судьбу всей долгой войны. И ни за что не заподозрил бы он, что его верный разведчик вжался сейчас в злой ангбандский камень и наблюдал за каждым его движением. Снова и снова пропел рог, и его звук, грозный и торжественный, отражался от скал, и казалось, будто и сами горы пытаются отвергнуть его как нечто чужеродное. В этом краю не было света, возможно, никогда, и всякая жизнь, не отравленная Тьмой, чахла и издыхала. Амдирион чувствовал это всем своим существом, и у него мелко, противно дрожали руки, а пальцы сделались какими-то неловкими, будто у тряпичной куклы. Но так нельзя, он ведь собрался вмешаться! А потом стало еще хуже. Тангородрим молчал. И поначалу разведчик даже не понял, что не так, но тишина эта казалась какой-то неправильной. И лишь потом, не столько ушами, сколько кожей, костями или рауг знает чем еще, он ощутил низкий, непрекращающийся гул, словно сам Ангбанд источал злобу и недовольство. Финголфин опустил рог и, сняв с пояса меч, звякнул им о щит. — Выходи же, король-трус, и сражайся собственной рукой! Живущий в норе, повелитель рабов, лжец и соглядатай, враг Валар и эльфов, выходи! Ибо я хочу увидеть твое трусливое лицо! От него исходило сияние — и вовсе не от отполированных до блеска и украшенных каменьями доспехов, а будто бы из самой его души, и свет этот был ослепительным и яростным, и обжигающе-холодным, словно лед в рассказах старших товарищей. И тьма все еще не решалась приблизиться к этому свету… так на миг показалось Амдириону. Но нет. Гул все усиливался, отдавался мучительной вибрацией в костях и жилах и, даже не достигнув громкости, сделался совершенно невыносимым. Где-то посыпались камни, и обвал заставил бы Амдириона насторожиться или хотя бы оглядеться, но не сейчас. Мерно, через равные промежутки времени вздрагивала земля. Словно в глубине кто-то бил в огромный барабан в неторопливом, вымораживающе-жутком ритме. Однако Амдирион догадывался, что он слышит. Шаг. Шаг. Шаг. И в этот миг он малодушно хотел оказаться где угодно, только не здесь. Бежать без оглядки, забиться в нору, трястись там и рыдать, надеясь, что никто не найдет. Но здесь стоял Государь. И Амдирион уже решился сделать для него все возможное и невозможное. Впрочем, и для бегства было уже слишком поздно. Земля вздрогнула в последний раз, и с жутким лязгом распахнулись ворота, и за ними стояла черная фигура на фоне багрового трепещущего пламени. Моргот вышел. Он был огромного роста, намного выше самого крупного из балрогов, и лицо его, озаренное серебряным и золотым блеском трех светочей в железной короне, вовсе не оказалось уродливым, как у орков и прочих тварей. Напротив, Враг был красив, но красотой чудовищной, отталкивающей и неестественной, как звук скрежещущего по стеклу железа. Амдирион думал, что Враг злобен и ужасен. Как же он ошибался! Моргот — не ужасен, он и был ужасом. Не злобен — а сама злоба, сама Тьма, сам кошмар. Он — много больше, чем просто существо из плоти и крови, мощь его казалась синда непостижимой и неописуемой, он просто не мог охватить разумом нечто подобное. Только чуял теперь, что земля дрожала вовсе не от того, как тяжелы шаги Врага. Сам мир, даже этот отравленный его уголок, выл и стенал при его появлении. Тень конвульсивно задергалась, а Амдирион мог только держать и прижимать к земле ее морду, чтобы не было слышно. Руки его онемели от напряжения, и он хотел бы найти пару слов утешения для верной подруги в ее последние минуты, но… Он и сам трясся как испуганный зверек, но не мог отвести взгляд от происходящего у врат Ангбанда. Финголфин еще раз ударил мечом о щит в приветственном жесте, а затем ринулся в атаку. Моргот не сдвинулся с места, а с широким замахом опустил молот, будто собирался прихлопнуть назойливое насекомое. Оружие размером не меньше роста эльда ударило по земле с оглушительным грохотом, заставив содрогнуться даже обломок, ставший синда укрытием. Взметнулась черная пыль, и Амдирион не сдержал короткого вскрика. Неужели все закончилось так быстро, а он ничего, совсем ничего не сделал? Так и лежал в пыли, не в силах пошевелиться. Куда там поднять дротик или натянуть тетиву? И неужели Государь погиб вот так — в одно мгновение? Но раньше, чем осело облако пыли и перестала дрожать земля, среди тьмы мелькнула серебряная вспышка — и Амдирион увидел, как дернулась колоссальная фигура Врага. А потом Моргот закричал. От этого вопля гудели и рушились скалы, и Амдириона впечатало в тело несчастной Тени, которая уже не дышала. Ему казалось, он сейчас оглохнет и потеряет разум — нет, не разум, всего себя. Что этот голос просто разорвет на части саму его душу, выбросит из никчемного тела жалкие ошметки и развеет среди тьмы и ужаса. Враг кричал, и теперь не только пыль скрывала поединщиков, но и то ли пар, то ли дым. Из подрубленного бедра Моргота хлестала на землю черная дымящаяся кровь, жуткая даже на вид. Смертный погиб бы за пару минут от такой раны, но Вала, конечно, даже не ослабел и занес молот для нового удара. Амдирион зажмурился — но не помогло. Он все равно чувствовал. Кожей, костями, бешено колотящимся сердцем. Так ужас от присутствия Моргота накатывал на него с новой силой, лишал воли, сил делать что-либо, даже дышать. Но вот синда встрепенулся и снова распахнул глаза, даже поерзал на мертвой Тени, пытаясь нащупать притороченные к седлу короткие метательные копья. Но это отчего-то никак не удавалось. И снова послышался грохот, и Амдирион видел облако пыли и черный силуэт в нем — и другой, серебряный, казавшийся совсем крошечным. Лязгнул металл о металл, высекая искры, а потом Враг снова закричал — еще громче, еще отчаянней. И вроде бы Амдириону должно было стать радостно от этого вопля — только ужас застилал все прочие чувства. Финголфин будто бы танцевал между разверзающимися в выжженной земле трещинами, уворачивался от сокрушительных ударов с невероятной, почти издевательской легкостью, а меч его раз за разом находил бреши в броне Врага. И враг завопил еще и еще раз, орошая вулканическую пыль дымящейся кровью. Кровь эта заливала и доспех Государя, и сияющее серебро покрывалось черными пятнами. И все же Амдирион не был совсем дураком. Может, то, как сражался Финголфин, и казалось ему чудом, чем-то недоступным простому эльда, может, в этот миг и был Государь похож на разгневанного вала, но глаза разведчика видели и иное. Как он то ли дело останавливается, как бережет дыхание, как старается не совершить ни одного лишнего движения. Время шло, а тьма, не дававшая Амдириону и шелохнуться, выматывала и Государя. И вот он замешкался, не успел отскочить, и Моргот с размаху отбросил его щитом, так что Финголфин пролетел несколько метров и рухнул на пыльные камни. Однако стоило Врагу сделать пару шагов, как он снова вскочил — окровавленный, в измятом доспехе и с расколотым щитом. Но это был еще не конец. А Враг торжествовал. Или, по крайней мере, Амдириону так казалось. Тьма сгустилась еще больше, и злоба, заключенная в ней, ощущалась физически, изливалась волнами, будто даже в таком огромном теле не могла уместиться. И синда то ли наяву, то ли в каком-то наваждении слышал хохот тварей, яростный вой, скрежет металла — и все тот же гул, пробирающий до самых костей. Но вот Финголфин снова ударил — с на этот раз меч звякнул о доспехи Моргота, высекая искры, однако не причинил ему вреда. Будто бы предугадав атаку, Враг снова обрушил вновь молот — и Государь едва успел поднять щит, уже превращенный в покореженные обломки. Удар пришелся взкользь, но от щита все равно ничего не осталось. Финголфин оказался на земле, левая рука его неестественно выгнулась и, полуоторванная, висела плетью, а между измятыми доспехами хлестала кровь. Враг наступал на него, неумолимо, давя самим своим присутствием. Он вновь ударил — но теперь по земле. Гронд проделал в земле глубокую трещину там, где секунду назад лежал Финголфин, однако тот успел вскочить и увернуться. И все же слишком много времени понадобилось Государю, чтобы выпрямиться и атаковать. Моргот уже ждал этого, и снова отбросил его щитом. Подкинул в воздух, словно куклу, и Фингофлин со звоном и грохотом влетел в тот самый обломок, за которым прятался Амдирион. Амдирион все-таки закрыл лицо руками. Нет-нет-нет… он ведь только что поверил! Глупо, безумно поверил, что есть на свете такой эльда, которому под силу одолеть сильнейшее существо во всей Арде! И что теперь? Если бы он не был таким трусливым и жалким, если бы он сумел осуществить задуманное… но поздно. Этот поток мыслей, погружающий обычно жизнерадостного синда в самое черное отчаяние, прервал окрик из-за скалы. — Вот и все, что ты можешь? — голос Финголфина сделался хриплым, к нему примешивался какой-то странный свист, но решимости в нем меньше не стало. — Тебе бы стоило взять тяпку вместо молота, ибо свое оружие ты позоришь! Амдирион снова забыл, как дышать. И понял, что плачет, лишь когда какие-то теплые капли упали ему на руки. А свет, исходящий от нолдорана, стал еще ярче, еще яростней, будто не существовало для него больше иных целей во всем мире, кроме одной — покончить с Врагом во что бы то ни стало. И опять завопил Моргот… но в третий раз Финголфин не успел уйти из-под удара. Враг не так сильно оттолкнул его, и Государь лишь отшатнулся назад, чтобы сохранить равновесие — но угодил ногой в одну из многочисленных трещин, оставленных чудовищным молотом. Дернулся, силясь освободиться, но Моргот был уже близко. Не спеша, наслаждаясь своим превосходством, он занес ногу, чтобы раздавить противника. — Нееееет!!! — не помня себя, завопил Амдирион, так громко, как никогда еще не кричал, будто весь пережитый ужас, все отчаяние изливались сейчас из него неудержимым потоком. Лишь на миг Моргот обернулся. Под его взглядом треснул обломок скалы, и камни посыпались на спину Амдириона. Сначала тот почувствовал тяжелые удары и будто бы что-то ломается и лопается внутри — и лишь потом пришла ослепительная, всепоглощающая боль. Синда взвыл и часто-часто задышал, стараясь хотя бы оставаться в сознании. Но этого промедления хватило, чтобы Финголфин дернулся еще раз. Сверкнула искоркой и отлетела куда-то в темноту шпора, которая и зацепилась за камни. А Государь резко перекатился в сторону и рубанул с широким замахом. Рингил рассек Морготу сухожилия — и тот, вместо того, чтобы раздавить противника, не удержал равновесие и упал на колено. Финголфин рванулся к нему — с такой скоростью, что присуща скорее духу или атакующему хищнику, чем эльда. Все оставшиеся силы он вложил в эту последнюю атаку. И подскочив к Врагу, он вонзил меч тому под шлем, пронзив основание черепа. А потом давил и давил, изо всех сил и всем своим весом. И вот Моргот издал последний крик — полный ужаса и боли, и крик этот перешел в хрип, а затем в бульканье. Медленно стал он заваливаться на бок — и наконец рухнул в пыль с ужасающим грохотом. Огромная железная корона покатилась по земле, а Сильмариллы в ней, больше не сдерживаемые злобной волей, засияли намного ярче, разгоняя мрак. Финголфин же выпустил рукоять Рингила и несколько мгновений просто стоял над телом Врага. А потом как подкошенный свалился рядом. Амдирион несколько минут мгновений бессмысленно барахтался, а потом сумел как-то выбраться из-под обломков, пополз по пыльным камням к Государю. Он больше не думал, вообще ни о чем. Не пытался верить в происходящее и не подозревал, что это может быть обманом, мороком или бредом. Он просто действовал, потому что надо действовать. Потому что не привык сдаваться. Повалившись на землю рядом с бесчувственным Финголфином, он обернулся к единственному, кто просто спокойно наблюдал за происходящим, неподвижно стоя в стороне. Рохаллор застыл, словно изваяние и только сейчас отмер и пошел к своему израненному хозяину. Величественный белый мэар, высокий и могучий даже для валинорской породы, снова остановился и нервно переступал копытами, не понимая, что же ему делать, если хозяин не может ни сесть в седло, ни даже ухватиться. — Умничка, Рохаллор, — заговорил Амдирион. — Иди сюда, хороший, иди… Только сперва стоило облегчить вес и избавить Государя от гадкой даже на вид, точно ядовитой крови. Синда вытянул из ножен кинжал и принялся разрезать ремни на доспехе. Черная кровь неизбежно попадала на руки, и кожу жгло, будто раскаленным железом, и продолжало жечь даже когда синда вытирал ладони о плащ. Спохватившись, краем плаща — пыльный, но лучше, чем ничего! — он вытер Финголфину лицо, на котором от капель проклятой крови уже образовались глубокие черные язвы. Именно в этот момент Государь шевельнулся и приоткрыл глаза. Не сразу, но он сумел сфокусировать взгляд на лице разведчика. — Амдирион, — прохрипел он, и на губах выступила красно-розовая пена. Целители говорят, что это очень, очень плохо! — Беги отсюда… — Конечно, аран, — он неожиданности синда пискнул, будто напуганный зверек. — Мы прямо сейчас… прямо сейчас побежим! Тем временем земля вокруг тряслась и гудела все сильнее, где-то с жутким грохотом рушились каменные своды и весь Ангбанд ходил ходуном. А в открытых воротах полыхало злое багровое пламя, и виделись силуэты тварей, которые пока не осмеливались приближаться к своему поверженному владыке… но еще несколько минут — и они точно разорвут их обоих на части. Амдирион пытался хоть как-то поднять куда более рослого и крепкого, чем он сам, Финголфина, но его собственные ноги совсем отказывались слушаться. В отчаянии синда задрал голову к небу, холодному и безучастному, вечно укрытому черными тучами в этих краях. Где-то в вышине, едва различимая среди клубов ядовитого дыма, к подножию сотрясающегося в агонии Ангбанда спускалась гигантская птица.