***
Пожалуй, это оказалось куда сложнее, чем он думал. Марат начал довольно бодро, а потом подолгу сидел над каждой запиской, задумчиво вспоминая. Губы, глаза, ресницы… все это глубоко вторично. Рука почти машинально вывела: музыкальные пальцы. Он чуть было не зачеркнул, но в конце концов, скрипка — не музыкальный инструмент, что ли? За преданность, лёгкость, понимание… ты будешь рядом, даже если меня отошьют. Написал, зачеркнул и выбросил. Заново — просто, за то, что ты всегда рядом. Марат всегда хотел, чтобы его любимый человек был ему ещё и другом. Чтобы полное взаимопонимание и принятие. И, наверное, хотел он слишком многого, потому что полное взаимопонимание было с… Андреем. Лучшие друзья, по-другому и не скажешь. Но скорее всего, так и надо, парням всегда проще между собой, девчонки ведь — как другая вселенная. Кивнув в такт своим мыслям, он дописал ещё одну, последнюю записку, закрутил все крышкой. Посмотрел внимательно, недовольно поморщился, но тут же улыбнулся, увидев краем глаза валяющуюся на подоконнике небольшую чёрную коробку от часов брата. Как она тут сохранилась? Видимо, спасибо стоило сказать почти полному отсутствию уборки. Логотип уже поистерся, да и брату она вряд ли нужна. Поэтому Марат со спокойной совестью переложил все записки туда, немного утрамбовал и снова критично осмотрел. Очень даже ничего. В квартире уже сгустились сумерки. Он и сам не заметил, как на столь простой, по мнению брата, сюрприз, потратился почти целый день. Вова уже давно куда-то ушёл, а родители ещё не вернулись с работы. Но как же хотелось хоть кому-нибудь показать. Решение пришло в голову практически мгновенно: Пальто! В его доме Маратке всегда рады, да и вообще, к лучшему другу можно заявиться без приглашения. То, что Андрея может дома не оказаться, не рассматривалось: а где же ещё?***
Перед знакомой дверью Марат стоял примерно через час. Постучался, привычно-громко, ещё ведь совсем не поздно. Дверь открыла Светлана Михайловна. — Проходи, Марат. Андрейка заболел, после обеда температура поднялась. Сейчас вот жаропонижающее выпил, — она, хоть и выглядела немного устало, но улыбалась светло, без привычного надрыва. Может, потому что Пальто с температурой-то точно из дома никуда не свалит? Марат хмыкнул, но мысли свои, естественно, вслух решил не озвучивать. — Ну, я тогда к нему зайду? Ненадолго, — спросил, конечно же, просто из вежливости. Вместо ответа женщина просто махнула рукой в сторону комнаты и удалилась на кухню, где был слышен звонкий голосок Юльки и пахло едой. Марат осторожно приоткрыл дверь в комнату друга, зашёл, и сразу же захлопнул. Будто бы отрезая внешний мир. Андрей спал на боку, свернувшись калачиком, одеяло сползло. Марат улыбнулся, подошёл поближе и уже хотел было разбудить, открыл рот, чтобы что-то прокричать, но тут же заткнулся: Пальто перевернулся на спину, лёг поудобнее, руки сложив на животе. Марат молчал, рассматривая разбитые, опухшие костяшки, рассеченную губу, фингал под глазом. Ещё и этот давний, опять воспалившийся шрам на переносице. Снова подрался, или прописал в фанеру кто-то из своих? Уже неважно. Марат понял, что уже и не может вспомнить, когда последний раз видел своего друга не избитым. — Андрейка, как же ты так… — прошептал тихо, на выдохе. Положил свою коробочку на прикроватную тумбочку, провёл рукой по сбитым костяшкам. Горячий. Вообще весь — горит. Умудриться надо, прямо перед праздниками. Марат присел на корточки возле кровати, и осторожно сжал чужую руку, стараясь не причинить другу лишней боли. Последнее время они немного, но отдалились. Началось, как ни странно, с того самого момента, как Андрей пришился к группировке. А он ведь ему говорил, что не нужно. Нечего музыканту у них делать. Лучше бы просто для него играл «Седую ночь». Чтобы весь был — только его, не пацанов или кого-то ещё. От группировки бы отшился, такие руки должны музыку создавать, а не прописывать кому-то. Мысли глупые, ведь Андрей не может быть только его другом, так просто не бывает, да и о группировке надо было раньше позаботиться. Чтобы точно желания не возникало. Марат и не заметил, как его руку также осторожно сжали в ответ, даже кажется чужой большой палец ласково прошёлся по ладони. — Марат… — прошептал Андрей, и, не открывая глаз, улыбнулся. Все ещё во сне. Марат же словно очнулся, и уже в следующую секунду в комнате его не было. Он натянул куртку, наспех сунул ноги в кроссовки, стаптывая задники, и, прокричав невнятные слова прощания, кубарём скатился с лестницы. Руки дрожали, сигарету он прикурил только с третьей попытки. И вроде все в порядке, но Андрей… в груди заныло. Почему тогда, когда ещё было возможно, он не уберёг? «Да думал только о себе, в чужие проблемы вникать не хотел», — тут же подсказал внутренний голос. Да, скорее всего. Эти мысли… сбивали праздничный настрой, да и как вообще о таком думать? Андрей — свой пацан, группировщик, они ведь, на улице, друг за друга, и только там люди. Но почему-то глядя на синяки, ссадины, даже раны, не свои, чужие — в это верилось слабо. Да и эта постоянная угроза, что вроде только они решат что-то одно, нужно опять бежать, впрягаться… Марат не видел своего будущего, вслед за братом потеряв себя на улицах, но раньше ясно видел будущее Андрея. Теперь же — у них обоих пусто и темно. Ему нужно срочно увидеть Айгуль.***
Срочно — в его понимании — не откладывая ни на секунду. Он решил ей даже не звонить. От Андрея идти до девушки совсем далеко, поэтому уже минут через десять раздолбанный полупустой пазик, периодически издавая из глубины кряхтящие звуки, мчал Марата прочь от родного района. Строго говоря, и он, и Айгуль жили в Приволжском, но вот она — на территории Новотатарских. Что никак не отражалось на жизни девушки, но сильно отражалось (в виде синяков и ссадин, а то и чего похуже) на лице Марата, хотя пока что ему везло. И он надеялся, что повезёт и в этот раз. Тем более, он ведь не просто так, а с подарком. Руки машинально прихлопнули по карманам, чтобы проверить, и уже в следующую секунду Марат покрылся холодным потом. Коробки нет. И нет, он совершенно точно не потерял. В голове вспышкой воспоминание: вот он у Андрея, вот поставил ее на тумбочку. И… не забрал! — Блин, — выдохнул Марат, посмотрел в окно, оценивая местность. Автобус лениво буксовал на остановке, названия которой было не разобрать. — А хули блин, бляя!.. Андрей найдёт, прочитает, ржать ведь будет! Другие причины, которые толкали скорее выйти из автобуса, Марат тут же запихал куда-то вглубь создания, подскочил, чуть не снес локтем какого-то цепляющегося за поручень дедка, выкатился на улицу, оступившись, и едва не поцеловав асфальт. Автобус, что-то протяжно простонав, поехал дальше. Марат же встал, отряхивая куртку. Кажется, снова порвал. Вот… когда Вова говорил, чтобы он поменьше влипал в неприятности, имел же в виду именно это? Марат неловко переступил с ноги на ногу (колено прострелило болью), и запрокинул голову, читая название остановки: наполовину стёртые буквы складывались в «Но…та…арская». У них ведь здесь как раз и база недалёко. Марат, если возвращался от Айгуль пешком, предпочитал другой, более длинный, но безопасный окружной путь. Сейчас на это не было ни времени, ни сил. — Пиздец мне, — пробормотал озабоченно и похромал по дороге. Отсюда до его территории идти минут тридцать, пятнадцать — если бежать. Он посмотрел на часы: девять вечера. Если у них сборы тоже начинаются в семь, есть вероятность, что основная толпа уже разошлась. А уж двум-трём он сам натянет жопу на глаз. И, вернув привычную самоуверенность, уже почти и забыв, как пару минут назад с огромными глазами вылетел из автобуса, Марат вытащил из кармана сигареты. Он даже практически успел докурить. — Э, чушпан! — донеслось сзади, и Марат взбешенно обернулся. Двое, по возрасту — вряд ли доросли до суперов, но уже и не совсем скорлупа, оба худые, в почти одинаковых грязно-старых куртках, но зато модных шапках-петушках, вразвалочку направлялись прямо к нему. — Кого ты чушпаном назвал, а, пидор? — Марат вздёрнул уголки губ в насмешливой полуулыбке. Лучше разозлить, задеть побольнее, чтобы ярость смазала удары. Они бросились к нему молча, больше не тратя силы на слова. Мир сузился до узкого, занесённого снегом тротуара, колеи на проезжей части и неровной кромки домов. До оскаленных в гневе лиц. Тот, что сорвался с места первым, занес правую руку ещё за два шага до сближения, достаточного для удара. Опрометчиво. Марат увернулся, шагая влево, и кулак, вместо того, чтобы встретиться с его носом, встретил лишь пустоту. Второй пацан, очевидно, рассчитывая на первого, оказался совершенно не готов к тому, что уже в следующую секунду ему прилетит в живот. Он зашипел, складываясь пополам, и, видимо, на ближайшие пару минут из драки выбыл. — Саранча, бля… — выдохнул теперь уже единственный оставшийся противник. — А че, зассал один на один? Слабенький он какой-то… — Марат встряхнул рукой, костяшки пальцев снова ныли, но думать об этом пока рано. — Тварь, — новотатарский невероятно лаконичен. Марат даже опять усмехнулся, уже подумав о том, что серьёзной драки удастся избежать, когда в свете фонаря блеснул опасно-серый металл кастета. «Бля», — вот и все, что успело промелькнуть в сознании Марата перед тем, как они бросились друг к другу, и, сцепившись, покатились по снегу. Марата тут же приложили затылком, вжимая прямо в чёртову колею. За шиворот забился снег, голова неприятно загудела. Затем — удар. Кастет рассек скулу, брызнула кровь. Марат ударил в ответ, резко, целя в лицо, взмах кулака отозвался головной болью. Кажется, даже не достал. Половина лица онемела, и во второй раз он смог перехватить кастет в опасной близости от глаза. — Че, съебал кажись твой дружок, — выпалил первое, что пришло в голову. Отвлечь бы хоть на секунду. Сработало, хватка на плечах ослабла, другого шанса уже не будет. Марат подорвался, головой, прямо лбом, влетел в нос противника. Раздался противный хруст. Против лба, как и против лома, приёма нет и быть не может. Добавил кулаком в челюсть, и, не остановившись на одном ударе, прописал еще пару раз, давая себе фору, ещё ведь есть второй уебок. На всякий случай, сдёрнул с руки кастет, кажется, с таким рвением, что ободрал кожу с чужих пальцев. — Ну че бля, подходи, — прохрипел, утирая кровь. Ребра болели, кисти рук ныли, лицо превратилось в одну сплошную рану, а к скуле было страшно прикоснуться. Пацан, лежащий в грязном снегу автомобильной колеи, с трудом зашевелился. Второй же, слишком громко всхлипнув, понёсся прочь. — Вот такой друг у тебя, — сказал и сплюнул прямо на чужую куртку. Пальто бы его никогда так не кинул. Надо отсюда валить.***
Он шел, сжимая в руке кастет. Шел, а редкие прохожие отшатывались, едва заметив перемазанное кровью лицо. Неважно. Он шел не останавливаясь, понимая, что присев даже на пару секунд, вряд ли сможет подняться. Перед глазами все плыло. Автобусы уже не ходили, поэтому ничего не оставалось — только пешком. Но это был уже его район. Он еле как поднялся на третий этаж, подумав о том, что был бы четвёртый — точно не дошёл. Постучал, еле слышно. Плевать уже на подарок для Айгуль, на то, читал Андрей, или нет. Абсолютно. Только бы открыл, по возможности сам, чтобы мать опять не напугать, и что-нибудь бы от боли… Он услышал торопливые шаги, и поспешно опустил голову, чтобы следы от ударов не бросались в глаза так сильно. — Андрюш, открой сам, там к тебе… — кажется, сама судьба была на его стороне. Марат прислонился спиной к двери, ноги почти не держали, глаза закрылись сами собой, а кастет выпал из рук, гулко ударившись о подъездную плитку. Дверь наконец-то распахнулась, и Марат оступился, не успел повернуться, падая спиной вперёд, но его уже подхватили поперёк груди и прижали к себе чужие руки. — Пиздец, че с тобой? — обречённо выдохнул такой знакомый голос. Марат жался к этим рукам, судорожно выдыхая. Боль как будто сразу усилилась. — Кто? — Новотатарские… кастет… я отобрал, слышь, Пальто, — бормотал Марат, и кажется, ничего важнее того, чтобы поднять кастет, уже нет. Сознание облегченно выключилось. Осталась только боль. Голова, рёбра, кисти рук. Кажется, его несли куда-то. Кажется, кто-то кричал? Не вспомнить, боль затмила остальные эмоции.***
Он очнулся… то ли спустя пять минут, то ли через несколько часов. В комнате неярко светила лампа, Марат повернулся на бок, и взгляд его сразу упёрся в потёртую черную коробочку, из-за которой все началось. Она так и стояла на тумбочке, нетронутая, плотно закрытая. Сверху лежал отмытый от крови кастет. Марат натянул одеяло до подбородка, отстранённо заметив, что из одежды на нем только майка и трусы. Просто прекрасно. — Андрей, — позвал тихим шёпотом, громче просто не вышло. Очень хотелось пить. Он услышал какое-то шевеление рядом с собой, скосил глаза вниз. Андрей приподнялся на матрасе, внимательно посмотрел на него и слабо улыбнулся. — Я пить хочу. Бля, сколько времени? — Сейчас, — Андрей легко поднялся и исчез за дверью. Марат отстранённо подумал, что времени наверняка просто неприлично много. Дверь снова открылась, вернулся Андрей, неся в каждой руке по стакану воды. Поставил оба на тумбочку, затем помог Марату сесть, аккуратно придержал, устроив под спиной сразу две подушки. Сунул ему стакан, а сам, закрыв дверь на шпингалет, устроился на полу, достал из-под матраса сигареты. — Давно у тебя замок-то свой, Андрюш? — Марат искренне удивлён. Отпил из стакана и прислонил его к виску. — Да так, мало ли что… — непривычно зло, почти сквозь зубы выговорил Пальто. — Три ночи, Маратка. — В смысле? — Марат чуть не выронил стакан, и, чувствуя, как силы потихоньку восстанавливаются, двинул (не резко) ногой, попав Андрею прямо по затылку. Тот сматерился и наконец повернул голову, выдыхая дым в его сторону. — Ты моим-то хоть позвонил? Мать волнуется… — Не помнишь что ли нихрена? — Помню, как при входе вырубился, — пожал плечами Марат. — Ты отключился, но ненадолго, — медленно, словно бы подбирая слова, начал Пальто. — Потом вроде в себя пришёл, разделся, раскидал по комнате все вещи, кое-как дал мне лицо обработать. Заставил сходить в подъезд за кастетом. Твоим я позвонил, Адидаса мы предупредили. Потом завалился спать, сказал, чтобы я от тебя отъебался, — фыркнул он, Марат же, совершив неистовый для его состояния рывок, дёрнулся вперёд, выхватывая сигарету из пальцев. Он слушал рассказ о себе крайне отстранённо. Нет, вроде бы, зачем Андрею врать? Но будто бы чего-то не хватало. Какая-то деталь упорно не вставала на место, но вот что именно? Воспоминаний не было. Последнее в памяти — как почти упал на его руки, как зазвенела в голове радость — дошёл. — А ты приставал ко мне что ли? — уцепился за последнюю брошенную фразу. Андрей вместо ответа тяжело вздохнул и просто посмотрел на него. Во взгляде — готовность рвать, бежать, немедленно мстить за каждую рану. Но некому уже. Марат отвёл глаза, и наваждение тут же ушло. — Ну… да, приставал. С ватой и спиртом, — Пальто выщелкнул из пачки новую сигарету, уселся на матрасе поудобнее, прислоняясь к кровати спиной. Ноги — расслаблено вытянуты. Подушки нет, она у Марата, одеяло — тоже у него, у Пальто только старая простынь. Но при этом недовольным он не выглядел. Марат вспомнил, сколько раз они ночевали вместе. Всегда все лучшее — для него. Как и сейчас. — Ложись… нахуй на полу, — прошептал, и резко вскинул взгляд, пытаясь прочесть реакцию. Кажется, он только что сморозил самую лютую дичь в своей жизни. — Придурок… — также тихо ответил Андрей, но все же лёг совсем рядом, откидываясь на подушки. Они некоторое время толкались, пытаясь каждый отвоевать себе побольше места, пока Андрей на закинул руку на ему плечи, прижимая к себе. Марат послушно прижался щекой к груди. В конце концов, сейчас это он виноват. Успокоенно прикрыл глаза. Андрей же будто ждал этого момента. — К Айгуль же ехал? — Ну. — Подарок отвезти? — Ага. — Понял потом, что у меня его забыл? — Да, да. — И когда писал, обо мне думал? — Ну да… стоп. Че? Нет! От расслабленного состояния не осталось и следа. Марат подорвался, упираясь ладонью Андрею куда-то в плечо. Поймал его взгляд и тихо выругался сквозь зубы. У него глаза — смеялись, а на лице (Марат точно видел) мелькнула улыбка. Вот сука… — Я пошутил, лежи… — выдохнул Андрей, и уже совсем не стесняясь, заржал. — А идея хорошая, завтра или послезавтра отвезёшь, чтобы до праздника успеть. Марат пробормотал что-то невнятное, но улёгся обратно, прижимаясь ухом к груди. У Андрея размеренно и громко стучало сердце. — Ты как вообще? Мать сказала, заболел, — от опасной темы лучше уйти. Вообще, раньше бы Марат за такие шутки точно прописал бы в фанеру. Но у Андрея и так лицо (перманентно) разбито, а про него самого сейчас и говорить нечего. — Без тебя душа болела, ты пришёл и все прошло, — задумчиво ответил Пальто, а Марат понял, что подняться и начать новую разборку просто нет сил. — Дебил, — пробормотал, закрывая глаза. В груди разливалось приятное тепло, покалывало кончики пальцев. Нет, ну точно же — черепно-мозговая травма, что же ещё?