***
Боль пришла мгновенно. Рейнор еще не открыл глаза, а из уст уже вырвался предательский стон. От всего тела осталось только пылающее адским пламенем плечо прямиком до локтя да тонкая полоска кожи, или того, что от нее осталось, на шее и щеке. Остальное никак не ощущалось, и в ослепленном мозгу мелькнула мысль, что раз тело не болит, то, наверное, его и нет вовсе. Боль пришла раньше памяти. Он совершенно не помнил откуда она взялась, как не помнил где находится и что произошло. - Оооо! Кто вернулся из царства макового молока! Я уж было решил, кататься тебе на драконе в чертогах Неведомого! … На драконе… Б*ять! Как такое можно забыть? Пока весь двор во главе с королевской четой и молодоженами со скоростью улитки выползал через южные ворота, Рейнор выезжал через северные, те самые, через которые упорхнула вскружившая голову юному принцу взбалмошная девица. Настроение было дурное. Дома было тошно и одиноко. За стенами Гавани и того хуже. Правда, неугомонный Альберт немного скрашивал неприятный настрой. Трезвый, как стекло, и помятый, как льняная рубаха, он без умолку трещал об открывающихся перспективах вольной жизни вдали от двора и родни. В болтовне той не имелось ни капли благочестия или хотя бы намека на осознание роли, отведенной королем их отряду. Хотя накануне сын десницы лично заявился к Эймонду дабы просить наивысшего соизволения лично оберегать второго сына королевства. Ну, или как он объявил Рейнору: «Принцессе нужен оруженосец!» Болтовня его не касалась сознания друга. Юный принц непрестанно оглядывался на мейстера Ланса, обдумывая как бы избавиться от надсмотрщика. Еще за несколько дней до отбытия Рейнор принял решение: в Харренхолл он прибудет как драконий всадник или не прибудет вовсе. В итоге, исхитрившись, он все же выслал строгого учителя вперед под предлогом того, что замок не мешает подготовить к появлению принца. Да и куда, спрашивается, может деться полутысячный отряд с обозом на луче Королевского тракта?! А туда! Через сутки Рейнор Таргариен под любопытный шепот гвардейцев свернул на Росби… - Хочу еще… - принц, пожалуй, скривился бы, но боль в щеке тому явно не способствовала. - Нельзя. Ты итак выжрал добрый галлон этого пойла. Или подсел уже? - обеспокоился Альберт. Рейнор лишь болезненно промычал в ответ. - Не переигрывай, крошка! Мейстер сказал, на тебе заживает быстрей, чем на собаке! Говорит, никогда такого не видал! Ты - уникум! Но красоткой больше не будешь… Шрам на роже обеспечен. Хорошо, глаз цел. Альберт болтал что-то еще, а Рейнор все же позволил себе горько усмехнуться. … Шрам… Когда-то он отчаянно желал хоть какой-нибудь шрам. Отметину жизни, которую можно было бы носить так же гордо, как отец носит сапфир. Похоже, желания имеют свойство сбываться в странной извращенной форме и тогда, когда они уже не нужны. Теперь у него будет шрам - след глупости, о которой и вспоминать-то тошно. Альберт оттолкнул его в последний момент. Как умалишенный Рейнор шел навстречу смерти, не замечая недовольство старого ящера короля Джейхейриса. Разве может сыну Эймонда Таргариена не покориться дракон? Отцу было много меньше, чем сейчас ему, а Вхагар приняла его. Вермитор не мог не подчиниться. Рейнор хочет сидеть на его спине, а значит так и будет. Дракон думал иначе. … Хе*ов неудачник… Будет до гроба носить напоминание о собственной глупости… - В столице знают? - Рейнор не тешил себя иллюзиями, что подобное удастся утаить, но может получится хоть немного отсрочить минуту позора. До тех пор, пока он не сможет смотреть отцу прямо в глаза, переварив случившееся. - Я просил лорда Росби не распространяться, но у короля везде глаза и уши… Наверняка, вороны уже достигли Красного замка. Сглотнув непривычно горькую слюну, принц обвел долгим взглядом комнату, прямо скажем, аскетичную по сравнению с его домашними покоями. Минимум мебели, простые ткани. Светло. Очень светло. Большие окна и стены теплого песочного оттенка делали свое дело. Напротив постели, прямиком на стене, умелой рукой мастера была начертана огромная семиконечная звезда. Объемная и будто бы ощутимо тяжелая. Рейнор старался избегать септ, к великому недовольству матери. К чему мнимое благочестие, если до праведника тебе, как до Стены пешком? А теперь отчего-то хотелось покаяться в грехах и попросить Семерых о снисхождении к своему недалекому сыну. Уж очень много Боги стали наказывать его! - Что дальше? Попробуешь еще раз? – с непривычной опаской поинтересовался Альберт, который уж не пойми какой день присматривался к товарищу в попытке обнаружить искры родового таргариеновского безумия. Ну, не может же он так резко измениться без повода! Наверняка, крыша поехала! А что? Такое часто бывает! Жил-был себе милый послушный, ну, или не очень послушный, малыш, а потом бах! - вырос и слетел с катушек. Рейнор тоскливо уставился в окно. Видно было только кусочек безоблачного неба. Яркого и притягательного. Особенно для того, у кого нет крыльев. Боль в шее и плече уже не казалась такой острой, а в лице не чувствовалась вовсе, и юноша решился пошевелить рукой. Ожог был укутан какими-то тканями, пропитанными целебными мазями с легким травяным духом. Так пахла Анна, когда он целовал ее под стенами своего дома. Эх, была бы она здесь – вылечила бы его в момент. Той мазью и своей хитренькой лисьей улыбочкой. А так… Ткань присохла к ране жестким панцирем и причиняла боль, ничуть не меньше той, что жила внутри. - Поедем в Харренхолл. Боги не благоволят мне. – понурив серебряную головушку, несколько обиженно прошептал он. Оказывается, даже белому принцу Таргариену не всегда удается получить желаемое, и теперь Рейнор видел это достаточно ясно.***
Монаршая пара едва покинула пределы Королевского леса, а Красный замок уже готовился к прибытию короля, а точнее королевы. Именно от Люцерис зависела жизнь обитателей замка, и не приведи Семеро ей не угодить! Мигом выпорет! Да как следует! Шкура с месяц гореть будет… Это только глупые лорды могут считать королеву мягкой и нежной, как роза в саду. А на самом деле мегера редкостная! Змея ядовитая! Отличная пара для своего мужа-изверга! Все ж помнят, как эта миленькая с виду женщина выжгла не один десяток прихлебателей короны, да еще сотню горожан на тот свет отправила и глазом не моргнула. Великие лорды забыли. Король приказал, и все закрыли рты, согнув подобострастно хребты. Пятки ей лижут. А простой люд помнит. И мать ейную помнит. Ту, что Мейгор с титьками… Эйгону по нраву пришлась суета. Больше от того, конечно, что с ее завершением юного принца ждала свобода. Он просидел на месте отца чуть более трех недель, и опыт этот по душе ему не пришелся. Подумать только! Король совершает столько ненужных ритуалов, вникает в дела, которые вообще не должны цеплять монаршую особу. Эйгон никогда не задумывался насколько плотно забит день отца, а теперь внезапно осознал, как сильно тот загружен. Мигом забылись старые обиды на недостаток отцовского внимания. Порой Эймонд не успевал даже поцеловать их перед сном, появляясь в детской, когда уже все спали. Неудивительно, что их отношения с матерью периодически идут трещинами. Должно быть ей одиноко. Как должно было быть одиноко Денейре все это время. Не было. Юная супруга большую часть дня проводила в объятиях изысканных тканей или в компании безумно дорогих украшений. Портнихи сновали вокруг ее стройной фигурки точно бабочки над цветком. Милота! Потом всю эту красоту надо еще успеть выгулять. Ну, грех же такое прятать! И милая Дени либо сама устраивала небольшие приемы для изысканной породистой публики, либо шныряла по столице, освещая неземной красотой слуг короны. О! Тут было кого посетить! Кроме привычной знати, коей пестрил двор, легко было отыскать гостей из Пентоса, Браавоса, Тироша… Да со всего света! И каждый был рад угодить супруге наследника. Эйгон редко выходил в свет вместе с женой. Некогда было. Да и не любил он никогда напыщенных лизоблюдов, преданно заглядывающих в глаза в надежде на кусок пожирней. Лучше провести свободные минутки в тишине. С книгой. Повозиться с камешками самоцветными. А недавно ужасно захотелось смоделировать небольшую копию Королевской гавани. Вот чтоб один в один! И даже скорпионы на стенах! Маленькие, но настоящие. Чтобы стреляли! Принц даже нашел пару инженеров, готовых помочь ему с реализацией задумки. А Денейра лишь глаза закатила, когда он восторженно вещал ей о первых наработках. Эйгон так мигом и осекся. Действительно, чего это он? В микроскопическом макете ж балов не устроишь! Мдаааа… Ну, женщины же все такие! Или нет? Мать вроде не такая… Других он и не знал толком. Нет, понятно, при дворе водились сотни дам. Принц регулярно вертелся в обществе на разносортных мероприятиях, мимоходом влюбляясь в миленькие личики и стройные фигурки. Но там все играли отведенные роли так тщательно, что и не поймешь какие они на самом деле. А вот родственниц не было. Так, чтобы понаблюдать, понять, какой должна быть женщина. Ему б хотелось, чтобы жена походила на матушку. И историю знала, и в политике ориентировалась, жесткая в меру. И чтобы смотрела на него также зачарованно, как мать смотрела на отца последние дни. Но мальчишеское общество в Красном замке разбавляли разве что дочери десницы. Элейна, вроде как, уже перестала быть девчонкой, но и в женщину еще не превратилась. А сестра ее, Айрин, и вовсе была ровесницей Эйниса, а значит сущим дитем. Изнывая под гнетом ответственности, он подолгу наблюдал за резвыми игрищами девчонок и младших братьев в саду. Потешной стайкой они носились, звонко вереща один за одним, как и любые другие дети. И Эйгон откровенно завидовал им и даже Элейне, которой частенько поручали наблюдать за ними, но она с охотой присоединялась к детским забавам с неожиданной для робкой натуры резвостью. Сегодня все четверо стригли и окапывали розы под окном королевы, конечно, в присутствии садовника. Не дай бог загубят чего! А ему отвечать! Кололи изящные пальчики, пищали, брызгались водой вместо того, чтобы получше полить цветы. И Эйгон не удержался. Размашистым шагом сбежал вниз, чтобы залить пригоршню ледяной воды прямиком Эйнису за шиворот. Визгу было! И сам словил лицом колючие брызги, предназначавшиеся младшему брату Элейной. Оторопев, девушка виновато таращилась на то, как принц отфыркивается и старательно утирается рукавом. Это ж никак нельзя! Он старше и опять же статус. Но Эйгон широко свободно улыбнулся ей, в темных волосах самоцветами дрожали капли. Он совсем не злился и крайне мило походил на отца, который едва ли даже в юности смог бы позволить себе подобную детскую шалость. Говорят, принцем Эймонд был не менее надменным и циничным, чем теперь королем. А Эгг мягкий. Душевный что ли… Теплый. И совсем-совсем не злой. Даже черты его, на первый взгляд грубые и резкие, как у отца, при длительном наблюдении такими совсем не казались. Стронговское наследие невидимой паутинкой сглаживало острые углы снаружи и изнутри. Не то что Рейнор… Тот будто бы весь состоял из этих самых острых углов. Как ни коснись - уколет. По крайней мере, Элейну всегда колол. - Ваше высочество! - взмолился садовник, переживающий за розы почти как за родных детей. - Хоть вы уймите принцев и леди. Если пострадают цветы, я лишусь головы. Унять леди? Это он про Элейну? Смех-то какой! Она самая смирная девчонка во всех Семи королевствах! И самая умная. На днях устроила ему целую лекцию о розах. Минут двадцать трещала. Эйгон отродясь не слыхал, чтобы о цветах так увлеченно говорили. Было в этом что-то такое… Особенное. От чего Элейна будто бы начинала светиться изнутри, сразу становясь привлекательней. До Денейры ей, конечно, было далеко, но смотреть на нее было приятно, как, впрочем, и слушать. - Пусть повеселятся немного, Роджер! - зачерпывая из стремительно пустеющего ведерка еще одну пригоршню воды двумя ладонями разом, улыбался юноша. - Если что, скажешь «принц Эйгон сломал»! Ладони и длинные пальцы, унаследованные от Эймонда, позволили захватить столько воды, что, даже потеряв на бегу добрую половину, оставшегося хватило Эггу, чтобы окатить неразлучную парочку Дейрона и Айрин, укрывшуюся за кустом. Те бросились врассыпную, как мышата, чтобы наткнуться на Эйниса со следующей порцией ледяного душа. Было весело. Эйгон даже позабыл про жену и святые обязанности первого сына короля, как забыл про то, что Рейнор теперь не с ними, а корчится где-то от ожогов и собственной глупости. Альберт все ему подробно изложил на трех листах сероватого оттенка, два из которых занимали чистейшей воды ругательства. Пекло! Да из брата лорд Харренхолла такой же, как из самого Эгга король! Совершив совершенно недостойный его нынешнего положения прыжок, принц увернулся от очередной порции воды. Все четверо решили объединиться против него, и Эйгон был уже весь мокрый и местами даже грязный. Перекатившись едва не на животе, юноша уткнулся носом в высокие черные ботфорты.***
- Матушка… - смущенно выдохнул он, поднимаясь. Строгий кожаный костюм матери, который оказывался на ее плечах в основном для прогулок по воздуху на спине Арракса, ясно свидетельствовал о том, что королева возвращалась в город верхом, а не в карете, как подобает степенной леди, супруге правителя. -Эгг… Родной… - Люцерис порывисто прижалась к сыну и, ухватившись за шею цепкими пальчиками, сложила его едва не вдвое, чтобы чмокнуть в лоб. - Как ты? У тебя все в порядке? Высокий. Где, интересно, он отыскал еще пяток сантиметров, чтобы перерасти отца? В тайне Люк самолюбиво желала, чтобы первенец посильнее возмужал и раздался в плечах. Тогда бы она окончательно уверилась, что ее грязноватой бастардской крови в сыне все же больше. Но пока такого не происходило. - Конечно, матушка… Мы скучали без вас… Эйгон едва успел открыть рот, а братья уже кинулись к матери в объятия. Малы еще слишком, чтобы надолго оставаться без родительской заботы. Брат старался, как мог, смягчить их состояние и проводил с мальчиками чуть больше времени, чем обычно. Иной раз заглядывал во время занятий, отвлекая малышей. Подоспели и юные леди. Почтительно застыв поодаль, сёстры склонили изящные головки в знак почтения. Одежды обеих тоже пестрели разводами и грязными пятнами, и Люцерис недовольно поджала губы, переводя внимательный взгляд с Эйгона на Элейну и обратно. Сын позволяет себе слишком много вольностей! Пойдут слухи! - Отец желает видеть тебя через час в своих покоях. Приведи себя в порядок. Он будет недоволен, если увидит тебя таким. - сухо вымолвила она, подцепив сына под локоть, но, едва ступив под своды галереи, окаймляющей эту часть сада, не сдержалась от беспокоящего ее вопроса. - Как Рейнор? Он писал тебе? - Все в порядке, мама. Ожоги уже заживают. Ты же знаешь, Рей - сильный. Ужасные слова вылетали изо рта Эйгона с невероятной легкостью, как нечто само собой разумеющееся, пока Люцерис с трудом балансировала на грани нервного срыва, сердечного приступа, истерики, а может всего и сразу. В памяти сами собой всплывали жуткие крики предыдущего короля, всверливающиеся будто бы в самый мозг. Однажды они с Эймондом по незнанию явились навестить страдающего короля в неурочное время и попали на перевязку. Как же он кричал! Пропитанные целебными мазями ткани отходили едва не с мясом, покои пропитались стойким духом макового молока, нечистот, обожженной страдающей плоти. Эймонд едва успокоил ее истерику, накрывшую так сильно, что потом было стыдно. Должно быть, так сказалась беременность… А теперь ее милый мальчик также страдает вдали от дома и от нее.***
- Даже не думай. - сходу заявил Эймонд, стоило жене лишь заикнуться о том, что она приказала подготовить Арракса к полету. – Тебе ясно сказали: все с ним в порядке. Живой. Как мальчишка научится самостоятельности, если ты будешь прибегать при каждом чихе через все Семь королевств? Кротко потупившись, Люцерис присела на уголок постели, всем своим видом воплощая страдающее беспокойство. … Живой... Сказал будто жабу выплюнул. Можно подумать, не слыхал все эти ужасные истории про то, как уже подживающие раны в одночасье разносило, и их несчастный обладатель умирал в страшных мучениях. На войне, наверняка, и не такого насмотрелся. Спокойный такой, словно Рейнор вовсе и не его кровь! - Дракон еще слаб. Не стоит мучить его перелетами. – муж уткнулся носом в бумажки, предоставленные десницей. – Возможно, скоро придется отправиться за море. Хочу, чтобы Вольные города в этот раз познакомились с Арраксом. Три Шлюхи жрут сами себя, пока другие поднимают голову. Браавос, Пентос и Лорат строят союз… Бумаги отлетели, отброшенные небрежным движением, и Люцерис поняла, что муж зол. Три недели свободы и время, потраченное на свадебные торжества, дорого обошлись короне. Двор привык оглядываться на короля даже в самых мелких делах, а нынче оказался парализован в его отсутствие. Доклады говорили, что Вольные города набирают люд, расширяют флот. Дорнийцы во главе со своей шлюхой то и дело шныряют в Пентос. А самое интересное: пташки напели, что дорогая сестрица, леди Бейла, осмелев, тоже потащила свою тощую задницу за Узкое море. Назревала заваруха, и Эймонд впервые не желал вступать в конфликт, имея за спиной беспокойные Речные земли. Вероятность того, что Рейнор сможет повлиять на ситуацию изнутри крайне мала, а от того лорд десница получил особое распоряжение приглядывать за всеми сколько-нибудь значимыми фигурами вокруг Харренхолла. Фреи, Талли, Блэквуды, Смоллвуды, Випрены... Все попали под внимание зоркого ока правителя. Теперь король крепко раздумывал какой ущерб нанесут репутации Королевской гавани уступки Вольным городам, если он все же на них решится. Что лучше: худой мир или отличная война? Драконье нутро истосковалось по дымному смраду горящих тел, а то человеческое, что еще теплилось внутри, взывало к здравому смыслу. Перед появлением тревожной супруги Эймонд беседовал с сыном, поспешившего его уверить, что при необходимости с радостью примет на себя тяжесть королевского бремени еще раз. Про себя Эймонд удовлетворенно отметил, что Эйгон разбирается в происходящем, имеет собственное мнение и, похоже, отвлекся от своих любимых игрушек. В глубине души теплилась неоформившаяся еще приятная фантазия, в которой сын займет трон до его кончины, а сам Эймонд сможет дожить свои дни в мире и спокойствии где-нибудь в тиши… Да хоть бы в охотничьем домике в лесной глуши! Мечты… Настолько глупые, что даже жене не расскажешь. В юности он полагал лучшей кончиной – смерть с мечом в руке. Ну, или на драконьей спине. Воину не годится разлагаться от старости подобно королю Визерису. Но чем старше они становились, тем больше расцветало желание жить, смотреть, чувствовать… - Твоя рана… Она не… Удивленный голосок Люцерис заставил вернуться в реальность, и Эймонд непонимающе воззрился на жену. - У тебя кровь. Задумавшись, Эймонд неосознанно царапал ладонь, поврежденную во время любовных игрищ в лесной тиши. Ранка зажила, оставив шрам, и теперь тот разорвался, выпустив немного крови. - Ты же не думала, что это навсегда? – хмыкнул он, поднимаясь.***
Приткнувшись к шершавому древесному стволу, Анна полностью погрузилась в наблюдение. Вот мальчишки постарше пытались разжечь огромный костер под несомненно полезные советы двух девчонок Улстон, тощих и длинных, как жерди. Мэри и Уилла. Чуть дальше жарили мясо и раскладывали угощение на нескольких длинных столах, крытых безвкусными скатертями. Кто только сляпал эти безобразные красно-зеленые куски материи? Их бы вместо знамен в каком-нибудь захолустье вешать! У них, конечно, тоже дыра еще та, но не до такой же степени! Поодаль готовили место для состязаний и игрищ, а к ночи она должна была превратиться в площадку для танцев. Какие уж теперь танцы? Лисьи глазки шныряли справа-налево и обратно, а ручки автоматически перебирали ворох свежих травок, небрежно рассыпанных прямиком на огромную скатерть. Зверобой, чабрец, ромашка, молодая крапива, дубовые веточки и еще превеликое множество всего. А это что? Хвощ… А вон там пижма… И невероятно огромный лист подорожника… Это из них мать делала настой, чтобы промыть нутро бедняжки Кэсси, разродившейся в конце прошлой седьмицы. Анна тоже была там, помогала чем могла. Такого насмотрелась, не дай Боги! Это надо каждой девке показывать, чтобы даже и не думала ноги под парнем раздвигать. Страсть жуткая! Роды - грязная тяжелая работа, и выполнять ее надо с достоинством. А Кэсси визжала, что свинья на бойне, и не слушала, что лекарка говорит. Вот и порвала там себе что-то. Но живая ж была! И дите. Хорошенький пухлый мальчик. Розовенький такой с крошечными пальчиками. Анна отмыла его от той белой дряни, в которой все дети приходят в этот мир, да в тряпицу завернула. А мать не взяла! Говорит, мол, пусть хоть сдохнет, не нужен и все тут. Головой, видать, от боли поехала… Анна его и таскала к кормилице по десять раз на дню. Больше ж некому! Отец-то запил на радостях. Еще бы! Сын народился! Наследник! Чего, правда, наследовать-то? Халупу кривую, должки да протертые папашины портки? Ну, это дело десятое. Главное – пил папаша безбожно. Даже нос до дому не сувал. А больше у бедняжечки никого и не было. Дня через два Кэсси вроде отходить стала. На руки брала малышика, разглядывала. Пару раз к груди приложила. И тут бах! Горячка! Да такая неуемная, что страсть! Девка что кипяток была. И глаза, знаешь, такие блестящие… Все встать порывалась. Мать сразу сказала - не жилец, а полупьяный папаша в ноги упал, да как заголосит «Помоги, Алис! Век должен буду! Что хочешь сделаю!». Ну, мать и помогала… Чем могла. Только зря девчонку мучила. На четвертый день померла. Анна накануне с ней сидела, да маковым молоком отпаивала. За свой счет, разумеется. Откуда у бедняков монетки на такое? Тут все просто: заболел - сдохни. Многие просто на крюку вешаются от боли. Хиллсайду еще повезло. Здесь они были, а там… западнее… вообще никого. Так вот. Лежала Кэсси смирненько. Бледная жуть, а румянец на щеках, что пламя. И вдруг как вскочит на постели. Анна аж испугалась! «Молока хочу…» говорит. Выпила, а к утру дышать стала часто-часто и потеть. И все… На полгода старше Анны всего была. Вместе росли, считай. Жалко-то как! А муженек опять пьет. Теперь с горя. Пропьется, новую найдет. Его дело малое: пить, поле пахать да брюхатить баб. Мдаааа… Ох, уж эта взрослая жизнь! Не сахар… Ой, не сахар! Левее репетировали те, кто владел музыкальными инструментами. И прямиком через разомлевшую на солнце стайку горе-музыкантов неслась Селиса, толкая не успевших откатиться с ее пути локтями. А Анне мать все поет, что присматриваться надо. Она, мол, не вечная. Семья нужна. Опора. За хорошим мужиком не пропадешь. Где только они, хорошие эти? Этот вот счастливый отец, ни разу не державший собственного сына на руках? Это к такому в дом пойти? Да проще удавиться! - Эй! Посторонись! Бездельники! – покрикивала Селиса, считая свою работу более ценной, чем у все остальных вместе взятых. Еще бы! Ведь их с Анной дело сплести для каждого участника празднества венок. Да так ловко, чтобы не нашлось двух одинаковых! Невероятная ответственность! И почет опять же! Вообще Анна уже не единожды видела роды. Даже принимала пару раз, когда матери не было. Грязно было. Ответственно. Но хорошо заканчивалось. Бабы крепкие были, да и дети не первые. Выскакивали что пробки из бутылей с перебродившим вином! Раз и готово! И молодая мамаша уже на третий день скакала по деревеньке, что брыкливая корова. А тут вдруг такое. Смерть. Смерть всегда страшно. Но эта тихая кончина в полном одиночестве легла еще одной раной на сердце Анны. О, Семеро! Это хуже, чем самая страшная боль! Боль она тоже видела. Да такую, что есть не могла потом недели две и блевала до полной отключки. От нервов. Мальчишку матери приволокли с соседнего поселка. Зеленый весь. Горячий. Глаза закатываются. Стонет. Нога вся тряпками замотана. Развернули, а тааааам… Жуть, что там! Стопа черная. Кожа струпьями отходит. Вены черные по икре вверх змеятся. Вонь такая, что глаза слезятся! Наколол ногу в лесу где-то, и пошло-поехало. Мать говорит, мол, выбора нет. Резать придется. Лучше ж с одной ногой, чем на тот свет! Хотя Анна бы поспорила… Как он орал… Две кружки макового молока помутили разум, но не избавили от всего этого ужаса. Отрубился, когда кость пилить стали. Страшно! Жуть, как страшно! НО живой! Месяца три назад сама вот этими самыми глазами видала! На костыле скачет и девкам смеется. А Кэсси не кричала. Тихая такая была. Горячая, тихая и… одинокая. - Думаешь, хватит? – с сомнением бросила Селиса, увлеченно вытряхивая ворох трав из объёмного туго забитого мешка. - Ээээ… Помялись все… - недовольно протянула Анна. – Хватит. Тут и полсотни голов не наберется… Фиалковые глаза обвели поляну, на которой уже потихоньку начинал собираться народец. Больше, конечно, от нечего делать. Рано еще было. - Это еще кто? – кивнула девчонка, наткнувшись на три крепкие мужские фигуры, не спешно попивающие в сторонке эль. Один казался постарше и выделялся невероятно широкими плечами и добротной одеждой, а еще густой черной шевелюрой, стянутой на затылке в тугой хвост, и не менее черной аккуратной бородкой. Другие два едва в рот ему не заглядывали, стоило тому заговорить. Чужие. Не любят в деревнях чужих. Ну, как чужих… Бывает кто с соседнего поселка прискачет или там вон из замка. Их замка. Не того, что черным чудовищем дремлет далеко-далеко за Коровьим холмом, а маленьким и аккуратным домом покойного лорда Элронда. Но так то ж какие чужие? Свои, считай. Да кто ж их знает… Проездом, наверное. - пожала покатыми плечами Селиса, устраиваясь под бочок подруги. Вдвоем плести сподручнее. Дело быстрее спорится. - Смотри, красота какая! - Селли покрутила перед носом Анны пушистым венком из ромашек и полыни, невольно всколыхнув в душе той болезненное воспоминание: из уст льется глупый стишок, а милый Джонни не сводит с нее глаз, а ей так приятно его внимание, что аж под ребрами щекотно. - Мой будет! Пойдет же мне, да? Скажи? Да, ей действительно было мило. Россыпь ромашек будто бы дополняла веснушки на пухлых щечках. - А это мой! С папоротником! Пусть все знают, что я - колдунья! Зачарую и сердечко украду! - хихикнула Анна, не замечая пристального чужого взгляда, что непрестанно возвращался к милому личику с задорно вздернутым носом. Жаль в столице при ней не было папоротника! Как бы ей хотелось, чтобы сребровласый Джонни ощупывал грудь в поисках разбитого сердца. Эээээх…***
Тонкие аристократичные пальцы рассеянно потирают грудь. Плечо еще беспокоит, но не так сильно, как пустота за грудиной. Уж почитай больше месяца прошло, а не отпускает. Стоит остаться один на один с собой, и мысли мгновенно улетают к ней. … Лукавый фиалковый взгляд с легким прищуром… Нежный овал лица, который так и хочется обвести пальцами… Румяные щечки… Маленький ротик с пухлыми губками и восхитительно живыми уголками, выдающими каждую эмоцию… А кожа… Тонкая белая… Как его собственная… О, Пекло… Надо ж было так вляпаться! На пустом месте! Когда же это пройдет? Невыносимо! Будто украли часть его… И хочется биться башкой о стену, только бы отвлечься от дурных дум. - Никогда такого не встречал. - задумчиво бурчит мейстер, заканчивая перевязку. - Обычно такие раны заживают месяц, а то и больше… Прошло чуть больше недели, а ожоги уже стали стягиваться и покрываться тонкой молодой кожицей. Розоватой и глянцевой. - В моих венах кровь дракона. - Рейнор выпадает из горьких дум о потерянной любви. Может через день или два они вновь вернутся на Королевский тракт, чтобы дотащиться- таки до Харренхолла. Вчера черные крылья принесли письмо от матери, пропитанное беспокойством и, похоже, слезами. Люцерис писала, что готова сорваться и прилететь к нему по первому зову, несмотря на прямой запрет короля. Выспрашивала о самочувствии. А главное - не упрекала. Не писала, что он - малолетний идиот, возомнивший о себе бог весть что. Наоборот. «Мы считаем, что ты повел себя, как настоящий Таргариен» Мы? То есть и отец тоже? Не считает его неудачником? На душе стало немного легче, но отважиться на ответ Рейнор не решился. Попросил Альберта написать официальное письмо королю о произошедшем и о том, что скоро они вновь выступят в путь. - Дракона или еще кого, а рубцы останутся. Как закончите перевязки, сразу надо растирать маслом… Я вам его дам с собой. На год вперед хватит. - зудел мейстер. - И массировать посильней, чтобы рубцы расходились. Если не делать, руку скрючит и все. Будете калекой. Чувствуете, уже тянет? Он схватил Рейнора за локоть и довольно резко поднял в бок до уровня плеча. Из глаз фейерверком посыпались искры. Тянуло там рубцы или вскрывались едва поджившие раны, юноше было плевать. - Оооо, б*ять… - шипением просочилось сквозь зубы грязное ругательство. - Да! А будет еще хуже! Собрав манатки мейстер уплыл, до краев полный благости и чувства выполненного долга, оставив юного принца на попечение собрата по пьянкам. Правда, Рейнор уж и забыл про него, сосредоточившись на рубахе, нацепить которую пока еще стоило определенных усилий. Управившись, юнец привалился здоровым плечом к стене, устремив взор на водную гладь. Море отражало закатное небо, расцвеченное нежными персиковыми оттенками. Красиво. Теплый воздух еще хранил тонкий весенний дурман, от которого невыносимо ныло сердце. Ей богу! Будто сдавленное с обеих сторон… Ни-ко-гда Рейнор не чувствовал ничего подобного. - Принцесса скучает? - Альберт вырвал его из болезненных раздумий, как всегда слишком резко. - Хватит грустить, крошка! Это все из-за спермы! Рейнор развернулся, оторопело уставившись на товарища. Пошлость покоробила раненное сердце злым укусом. Это точно сын лорда? Ему бы рот зашить толстой суровой нитью. Нет! Сначала с мылом промыть, а уж потом зашить. - Сколько ты выпил? - скривился Рейнор. -Обижаете, ваше высочество! С вашей вылазки к дракону я не пью… - Альберт с достоинством продемонстрировал кубок, заполненный до половины неприлично разбавленным вином. - Мне велели присматривать за тобой, а пьяному это трудно делать. Вдруг я ужрусь, а ты опять к ящерице в пасть полезешь, захмелев от тарговской кровушки? Что мне тогда королю говорить? Да х*р с ним! Матери твоей я что скажу?! - Скажешь, что я сдох достойно. Как настоящий Таргариен. - хмыкнул принц, падая на подушки подле друга. - Может я не хочу, чтоб ты сдох? А совсем даже наоборот! Пил, кутил, веселился, е*ал шлюх… Как раньше! Помнишь? Эх, были времена! Может это… Того? Спустимся в город. Говорят, здесь полно приличных заведений. И девочки с роскошными… ммм… персиками. Даже с серебряными волосами есть. Тебе же приглянулась Дени, так? Воспоминания о свадьбе и любовных игрищах родителей неприятно всколыхнулись в памяти от одного упоминания Денейры. Приглянулась? Чем она может приглянуться? Смазливая дурочка с пустым нутром. - Не думаю, что я готов… - недовольно хмыкнул Рейнор. - Можем просто пройтись к морю, если тебе не сидится на заднице ровно. Недалеко. Выпить чего-нибудь. Потом можешь валить к шлюхам. Член еще не натер? - Обижаешь, милашка. Я ж не на сухую. - похабно ухмыльнулся Альберт, совершая жест настолько неприличный, что принца прошиб едва заметный румянец. Ну, что поделаешь, любил Пик дарить оральные ласки случайным спутницам его ночных приключений!***
Несмотря на стремительно скрывшееся солнце, в городе было светло. И Рейнор решил, что, должно быть, так кажется из-за песчаника, активно использовавшегося при застройке городка. Улицы хоть и не были особо просторными, но света все равно было много. Необычно. Утомленные за день люди вяло общались подле частых питейных заведений. Но драк и потасовок, типичных для Гавани, не наблюдалось. Да и вони почти не было. - Не знаю, как твое высочество, а мое хочет эля. Да покрепче! - заявил Альберт, облизнувшись при виде фигуристкой девки с кружками, полными до краев пенистой горечи. Рейнор был не против посидеть в как-нибудь уютном уголке. При ходьбе повязка терлась о рану, и та нестерпимо чесалась, заживая. Зуд сводил с ума. Хотелось сорвать все это, и чесаться точно блохастый пес, увлеченно поскуливая. Забившись в уголок скромной таверны, приятели прихлебывали горьковатое пойло и посасывали сушенное мясо, усыпанное специями. Пьянея, Альберт нес всякую дичь, вспоминая последнюю гулянку со стариной Беном, пропущенную Рейнором в его безумном увлечении Анной. Болтал и ржал. Ржал и болтал. Глотал эль и ржал. Принц же вместо очередных пошлостей, прислушивался к разговорам моряков и прочего люда, набившегося в тесное помещение. Большинство обсуждали домашние дела, соседей, жалились на жен. Один весьма забавно сетовал на внеочередное намечающееся пополнение. «Вынимай не вынимай – все равно брюхатая!» возмущался немолодой мужчина с настолько густым загаром, что в тусклом свете свечей и одинокого масляного светильника, кожа казалась черной. Другие обсуждали хорошие места для лова да где добычу сбыть подороже. С удивлением отметил принц, что здесь плевать хотели на прямой запрет короны вывозить улов в Вольные города. Покидая Черноводный залив, моряки не спешили возвращаться к родным берегам. Ловили, продавали, ловили еще, а уж потом возвращались к себе. И больше всего боялись войны. Шептались в полголоса, что новый морской союз оставит их всех без средств к существованию в очередной раз перекрыв Глотку и задрав до небес пошлины. А корона бездействует! Все балы у них на уме! Жрут от пуза да жиреют! Вон король выб*ядка своего женил – две недели не просыхали. Где уж тут до их бед? Только налоги драть и горазды! Из услышанного явственно следовало, что власть здесь, как минимум, не уважают. Это немало удивило принца, который по юношеской наивности полагал, что Таргариенов любят и почитают везде. А тут оказалось, что не счастливы подданные Эймонда Таргариена, дела так себе идут и жизнь тяжелая. После третьей кружки эля ноги переставлялись с трудом. Раньше за ним такого не замечалось. Наверняка, сказались злоключения, свалившиеся на серебряную головушку. Рейнор с трудом припоминал дорогу назад. Незнакомые улицы казались одинаковыми, и он будто бы кружился на месте. Альберт отпал еще возле таверны, отправившись искать дешевой любви. Мысли вялым роем переливались от отца к дракону, от дракона к Харренхоллу, этой треклятой дыре, где его хотят заточить на веки вечные… и вновь возвращались к отцу. Погруженный в думы, юноша не видел гнездящихся в проулках неприятных личностей с намерениями, явно отличающимися от добрых. Цепкие взгляды применялись к прохожим, выискивая легкую добычу. А он все блуждал, не в состоянии выйти на путь к замку. Впереди зазвенел нежный девичий смех. Знакомый до сердечного приступа. Звенел… Эхом отражался от белых стен. Оглушал. - Анна?.. - окликнул принц вполголоса, ни на секунду не поверив, что может встретить ее вновь. Но за грудиной трепетало, колотилось, ныло. Прибавив шагу, Рейнор судорожно оглядывался по сторонам. Смех ушел направо, затихнув за поворотом и принц поспешил следом. Вновь и вновь находя и теряя волшебный звук, пока наконец не выпал к воротам замка семейства Росби. А на рассвете к нему ворвался Альберт. Бледный с красными глазами он пытался спрятать дрожащие руки, и едва не полез обниматься, ошарашив сонного Рейнора таким проявлением привязанности. - Я думал, все! Пи*да тебе! Там труп нашли… мужик с серебряными волосами. Совсем рядом от того места, где мы пили… - нервно хихикая, говорил он, цепляясь за руку друга, точно проверяя его вещественность. - Никогда больше не оставлю тебя одного! Надо ж такому…***
Бывает на душе такое состояние будто все висит на грани. Вроде тихо, спокойно вокруг. Как обычно. А сердечко-то чует - грядут перемены. Вот и Анна затихла в ожидании, прислушиваясь к миру, что сулил что-то плохое… А что сразу плохое? Может хорошее? Такое хорошее, что только в сказках и найдешь! Или сначала плохое, потом хорошее. Или наоборот - сначала хорошее, потом плохое. Кто ж его знает, что жизнь готовит? Ромашка-то, конечно, знает… Но и она врет иногда! Праздник в честь окончания сева был уже в разгаре, а Анна все таилась в глубокой тени дерева с малюсеньким белым цветочком в руках. У ног уже собралась целая кучка из лепестков и желтеньких сердцевин. Все по отдельности, конечно. - Э! С ума сошла?! Глянь, чего творишь! - возопила Селиса, едва вынырнув из толпы, готовящейся к завершающему аккорду вечера - танцам. - Это ж мой венок был! - Врут они, Селли… Все оборвала, и все врут, как одна… - подозрительно дрожащим голоском пропищала Анна, откидывая пяток уцелевших цветочных венчиков. - Ты… чего это? - подруга приобняла дрожащие плечи девушки. Ну, куда ж это годится - реветь в такой день? - Опять из-за него? Ты ж говоришь, не было ничего! - Так в том и печаль! - обиженно всхлипнула Анна, утирая слезки тыльной стороной ладони. - Ничего не было! Ни-че-го! А они вон врут! Говорят, что все будет… И дом, и семья, детки будут, любовь… Он будет… А как? Как, Селли? - Ну, как… На тот год поедете и найдешь его. - Селиса и сама понимала всю слабость подобного утешения. В молодости оно ж как? Все надо и сразу! Чой-то за любовь, которую надо год ждать?! Да за год столько воды утечет, что и не измерить! А парни сейчас какие? Любую юбку цепляют. Да милый Джонни наверняка уже забыл ее! В столице ж полно девиц! И все такие… Ну, важные. Одеты хорошо. И вообще… Он же такой… такой… Ну, на ящерицу похож, в общем. Таких нигде нет! Один он! Да точно! Анна уверена! Хоть весь Вестерос обойди! Хоть Эсос! Нет таких! И волосы эти… Эээээхххх… Она вообще пока думы думала всех-всех парней осмотрела, кто на праздник пришел, а кто не пришел, на тех и смотреть не стоит. И ни один не похож! Ни одной черточкой! Даже самой маленькой! - Не найду… Никогда не найду! - в голосе прорезалась странная отчаянная злость по мере того, как к ним приближалась крепкая фигура молодого мужчины в синем камзоле грубого сукна. - Вот такого только найду. - голос сломался, зазвенев приторно-фальшивыми нотами. - Ой, Джереми! Привет! Где ты был? Весь вечер тебя не видно! Забыл про Анну! Лицо парня вспыхнуло радостью от неожиданно теплого приема, и он мигом важно приосанился. - В городе был. На рынке. Тебе подарок привез. В широкой ладони, какой только подковы гнуть, брошь - маленький цветочек. То ли металл крашенный, то ли что. Лепестки белые, сердцевинка желтая. - Ромашка… - игривые уголки губ сами ползут вниз, но Анна мигом берет себя в руки. - Как мило! Спасибочки! Дай чмокну! Губы с силой впечатываются в гладко выбритую щеку парня, и девчонке становится дурно. От него разит дрожжами и чем-то еще… Таким… Мужланом. О, точно! Неприятный запах мужского тела бьет в нос, и хочет отвернуться, сбежать, зажмуриться. - Танцевать? - вместо этого весело бросает она, по-прежнему не замечая колючего чужого взгляда. Взгляда охотника. Такие, как он, не покидают дома просто так. Только для поиска очередного трофея. Его дом забит шкурами убитых животных, а постель не остывает от женских тел. Он здесь не так давно, чтобы его узнавали, и это отлично! Жертва не знает, что к ней подбираются. Анна приглянулась ему сразу. Тут же все на одно лицо! Будто одна большая семья рассыпана на много лиг вокруг. Все с широкими добродушными лицами. Рыжие или пшеничные волосы. Веснушки эти опостылевшие. А она другая. Как жемчужина в чане с жабьей икрой. Кожа идеально белая… Что атлас. И прядь седая делает ее еще более привлекательной. Необычной. Манкой. Ох, как же она танцевала! Кружилась волчком, взрывала каблучками землю, подол платьишка едва не до колен подскакивал, обнажая стройные ножки, затянутые в телесного цвета чулки. Джереми мигом пошел побоку, вместе с его дрожжами. Пусть дальше хлебушек печет! А Анна и без него натанцуется. До упада. До красных кругов перед глазами и боли под правым ребром. В четыре крупных глотка девчонка опустошила огромную кружку забористого эля, и айда к девчонкам в хоровод. Даже венок где-то посеяла… Тот, что с папоротником. Да и пес с ним! Только бы не вспоминать его восхищенный взгляд, тонкие вкусные губы, нос с выщербленкой на кончике… Такого тоже нигде не найдешь! И улыбку не вспоминать… И как чудесно он пах. Почти как девица… Что-то нежно цветочное и грубое одновременно. Будто жасмин со сталью и с чем-то еще холодным… Ментоловым. Свежий. Весь как из ска… Бах! Спина впечаталась в крепкую мужскую грудь, и немного поплывшая от спиртного Анна застыла, тяжело дыша. - Хорошо танцуешь, красавица. - прошелестел где-то над ухом холодный голос. - Со мной потанцуешь? Чужой. Анна с легкостью узнала бы любого парня или мужчину с Хиллсайда да и пожалуй еще десятка деревень. Еще бы! Одни и те же рожи семнадцать лет наблюдать! Все, считай, родные давно! - С незнакомыми не танцую. - буркнула она недовольно, но вместо того, чтобы сразу сбежать в толпу, развернулась. Любопытно же кто там! Мутноватые лисьи глазки мигом прощупали всего незнакомца от сапог до макушки, задержавшись где-то в районе бровей. Резкие, что крылья ласточки. Почти прямые. Слишком четкие для мужчины. Да, не парня. На вид годков ему было под тридцать, а может уже и за. Тоже не такой. Эээххх… - Так в чем же дело? Давай знакомиться. Дай угадаю. Мммм… - промычал он. - У такой девушки должно быть особенное имя. Что-нибудь цветочное… Хотя нет. Он злил. Холодные оценивающие глаза будто оставляли на коже липкий след. В неверном свете костров было не разобрать цвет, но Анна была уверена, что они серые. Злые и колючие. И плечи эти широченные. Как шкаф, ей Богу! Она рядом с ним что лань подле быка. Бррр… Мороз пошел по коже, и девчонка даже передернула плечами. - Слишком просто… Что-то более благородное, но не вычурное. Может быть Анна? - губы исказила довольная усмешка, и гнев ударил Анне в голову. Чего он к ней привязался? Девок мало что ли?! - Милорд плохо понял меня. Я повторю. - злобно прищурившись прошипела она, отступая подальше на всякий случай. - Я не танцую с незнакомыми мне мужчинами. Никогда. Фыркнув, Анна улепетнула в подвыпившую толпу, а через нее незаметно в кусты, в проулочек и домой. - Во стерва, а? - к незнакомцу приблизился один из его спутников в кружкой эля наперевес. - Строптивая. Как я люблю. - довольно хмыкнул тот.