Тараканы

Хрупкую тишину ночного леса нарушает настойчивый стук в металлическую дверь. Слово "стук", впрочем, едва ли передаёт интенсивность сего действа – кто-то молотит с такой силой, что сотрясается весь фургон, дребезжа стëклами. – Ебать нахуй! – Винни подскакивает на кровати, путается в одеялах и теряет понимание происходящего вместе с ориентацией в пространстве. Но быстро находит, когда слышит знакомый голос. – Вин! Спишь, что ли? Это Томмо! – Ебаный в рот, Томмо! Конечно сплю, блядь! – Винни не жалеет своих лёгких, чтобы стены дома не помешали Томмо оценить все оттенки его возмущения. – Ты-то хули в лесу забыл посреди ночи?! – Может, ты меня впустишь для начала? Я уже тоже начинаю задаваться вопросом, хули я забыл в лесу посреди, блядь, ночи... – Раньше думать надо было! Чтоб тебя барсук загрыз... – ворчит Винни себе под нос и, волоча одеяло, шаркает к двери. – Долбоеб, меня же чуть удар не хватил! – Ну, извини, извини, – Томмо, как обычно нервный, то и дело шмыгает носом и оглядывается через плечо, когда Винни пропускает его внутрь – будто что-то или кто-то может проникнуть в хижину вместе с ним, если зазеваться. – Слушай, э... У тебя нет средства от тараканов? Какой-нибудь, не знаю... Спрей? Несколько секунд Винни в ступоре смотрит на Томмо, не веря, что слышит то, что слышит. Затем, не отводя от Томмо пристального взгляда, сначала хлопает по карманам мешковатых брюк, после – опускается на корточки, подбирает что-то с пола и, наконец, протягивает Томмо резиновый тапок. – На, – говорит он, прижав "средство" к груди Томмо. – А теперь пиздуй нахуй. – Винни, блядь! Обхохочешься! Да это... Да это, сука, их только разозлит! Ты бы видел этих монстров! Там каждый с мою ладонь... – У тебя просто маленькие ладошки, Томмо, – вставляет Винни, но его комментарий не достигает адресата. – Я проснулся ночью из-за того, что они устроили на кухне ëбаную вечеринку с оргией! А знаешь, как я понял, что это была именно оргия? Они настолько огромные и бесстыжие, что я явственно видел тараканьи писюны, блядь! – Тараканьи писю... Томмо, – стонет Винни. – Ну ты же явно под кайфом, чувак! – Конечно, я под кайфом, срань Господня! После такого стресса! – Томмо бросает тапок себе под ноги, шумно выдыхает и приглаживает растрепавшиеся волосы рукой. – Ладно, допустим, тараканы тебе не приглючились... – устало говорит Винни, потирая переносицу. – Они не приглючились! – Завали хлеборезку! Сейчас не об этом. Я хотел сказать, а что ты в соседний город не поехал за своим спреем ебучим? Тебе ж семь вёрст не крюк, раз ты ко мне припëрся, псина ты сутулая! – Ну, во-первых, ты живёшь в лесу, – говорит Томмо чуть более спокойно, – у кого ещё искать средство от тараканов, как не у тебя? – Схуя ты это решил? – хватается за голову Винни. – Тараканы в лесу не живут! Томмо недоверчиво на него смотрит – в его глазах мелькает сомнение. Стушевавшись, он откашливается и продолжает громко, как будто не расслышал последнюю фразу: – Во-вторых, я был уверен, что... – Томмо снова прочищает горло и отводит взгляд, – что ты меня не вышвырнешь. Вот. – Подожди-подожди-подожди. Ты что, ночевать завалился ко мне, что ли? – ...да? – с надеждой отвечает Томмо. – Пизда. – Я к ним не вернусь! – медленно и тихо, но с явными нотками истерики говорит Томмо, подкрепляя каждое слово выразительной жестикуляцией. – Да какого ху... Погоди. Ты их боишься, что ли? Боишься тараканов? – осеняет Винни. – До усрачки, – бросает Томмо, дрожащими пальцами доставая из пачки сигарету. – Как и крыс. И змей. Мерзкие создания. Господи. Винни только разводит руками и обессиленно их роняет, хлопнув себя по бёдрам. Издеваться над нервно пытающимся прикурить Томмо ему не позволяет совесть, выгнать его в лес ночью – не позволяет тем более. – Ладно, но только потому, что спать я хочу больше, чем с тобой колупаться, – закатывает глаза Винни. – Ёптыть... – Спаситель, – Томмо складывает ладони вместе и возводит взгляд к потолку. Винни в ответ только бурчит что-то невнятное, кутаясь в одеяло, которое висит на нём на манер плаща, и, пошарив рукой по столу, протягивает Томмо пепельницу. Адреналин от полночного вторжения сменяется бытовым раздражением, силы в отсутствие опасности покидают тело. Если поймать момент, может, и уснуть снова получится. – Давай, докуривай и ложись, – бормочет Винни, массируя лицо. – Пришёл спать – вот и будем спать. Видимо, всё ещё полагая своё положение чрезмерно шатким, Томмо затягивается с такой силой, что сигарета уходит за раз почти целиком. Вытряхнув ещё тлеющий столбик в пепельницу, Томмо вдавливает окурок туда же и сипит сквозь облако дыма: – Всё, ложимся. Винни уважительно качает головой и забирается в успевшую остыть постель. – Залазь, – он пригласительно поднимает угол одеяла. – Куртку только сними и говнодавы свои. – А остальное? – Томмо замирает с поднятой ногой. Но под сердитым взглядом Винни быстро корректирует поведение: – Понял, спим в одежде. А как ещё. Только так. Томмо наконец забирается в кровать, и Винни накрывает его одеялом, завернув их обоих в большой тёплый кокон – насущная необходимость, когда спишь один в фургоне посреди леса, и привычка, которой Винни не стал изменять даже с появлением второго человека. После недолгой возни, чтобы поудобнее устроиться на узкой кровати, Винни полностью успокаивается и закрывает глаза. Из Томмо получается отличная грелка: горячая, компактная... с приятным запахом. Винни невольно вдыхает этот запах полной грудью, тычется носом совсем рядом с шеей, как кот, учуявший кошачью мяту. Он не отдаёт себе отчёта в своих действиях, пока не начинает анализировать: это не одеколон, не шампунь, не еда, не алкоголь, не наркота, но что-то знакомое, полузабытое, что-то, чего он не ощущал уже много лет. Что же это может... Блядь. От Томмо пахнет Томмо. Это его естественный запах. Запах альфы. Запах, который Винни с трудом улавливал с самого детства, а с таблетками от биполярки перестал слышать вовсе. Так почему сейчас?.. Винни вжимается лицом в подушку – с непривычки от феромонов альфы даже думать тяжело. Хорошо хоть, Томмо благополучно отрубился – благодаря или вопреки всему употреблëнному. Вполне вероятно, что и сам Винни сейчас перестал быть невидимкой для альф, каким он был, сколько себя помнил. Но ведь он по-прежнему принимает таблетки, и... Таблетки. Он же недавно сменил препарат. Буквально на днях. Прошлые работали совсем как блокаторы, прощай, либидо, а эти, видимо, оказывали не такой сокрушительный эффект на гормональный фон. Только вот сейчас это Винни отнюдь не радует. Винни дышит медленно и глубоко, стараясь пропускать через себя дурманящий аромат по чуть-чуть, порционно. Насыщается им, но не торопится, не глотает жадно – ему ли не знать, как важно соблюдать меру. Затянешься посильнее – и такое небо в алмазах увидишь, мама, не горюй. Поэтому Винни дышит, стараясь больше вдыхать запах белья, дышит и обманывает свой организм так умело, что сам не замечает, как проваливается в сон.

***

Утром Винни просыпается первым. Просыпается от навязчивых мыслей, которых не испытывал уже несколько лет, и рывком садится на кровати – по ощущениям будто выныривает из ванной, наполненной пьянящим тяжёлым дымом. Организм, ошалевший от нового состояния, сходит с ума и не может определиться, хорошо ему или плохо: кровь пульсирует в висках, в горле стоит ком, сводит судорогой руки... Зажав нижнюю часть лица ладонью, Винни выбирается из постели, стягивает с себя всё, что соприкасалось с Томмо, и, пошатываясь и неловко сшибая всё на своём пути, уходит в другой конец фургона. Из-за головокружения ему приходится сесть прямо на пол, и хотя Винни физически уже не должен ощущать этот запах, он всё равно закрывает лицо руками, подтянув колени к вспотевшему лбу. – Вин, ты чего? – доносится до него сонный, но слегка встревоженный голос Томмо – видно, его разбудила полетевшая на пол посуда. Винни не отвечает – даже несмотря на то, что из одежды на нём осталась майка да боксеры, его трясёт от жара. – Винни? Воцаряется недолгая пауза, прежде чем Томмо спрашивает медленно и очень осторожно: – Винни, у тебя что, течка? – Не знаю, – глухо отвечает Винни, – может быть. Я же всю жизнь на гормональных, братан, я за этим сто лет не слежу! – Вин... – Стой, где стоишь! Томмо замирает, пристально глядя на Винни. – Стою, – успокаивающе поднимает руки он. – Я не буду тебя трогать, если ты не хочешь, Винни. Мы же друзья, понимаешь? Винни кивает. Ноющее, неоформившееся желание ощущается как чесотка по всему телу, только зуд идёт откуда-то изнутри и избавиться от него, похоже, невозможно. – Вин? – Дай мне минуту... блядскую минуту, Томмо, – Винни пытается дышать полной грудью, но вдохи получаются поверхностными, рваными. – Минута, и я буду в порядке. – Не будешь, Вин. Можно, я подойду? – Нежелательно, – шипит Винни. – Я от твоего запаха на стенку лезу, Томмо. – На стенку ты лезешь из-за течки, – возражает Томмо и комкает в руках одеяло, под которым они спали. – На, возьми. Полегче станет, обещаю. Не сокращая дистанции, Томмо аккуратно бросает Винни одеяло и снова замирает, пялится выжидающе, пока Винни хмуро сверлит взглядом пёстрое месиво у своих ног. – Винни, возьми одеяло, тебя так и будет колбасить, пока ты не убедишь организм, что нашёл себе альфу, – вздыхает Томмо, видно, поняв, что сам Винни ничего предпринимать не собирается. – Я правда хочу помочь, хорошо? В этот раз никаких наëбов. Ещё несколько мгновений Винни медлит – он и рад бы огрызнуться, но даже на это нет никаких сил, сознание заволокло плотной, душной пеленой, и, вопреки его словам, конца и края этому не видно. Наверно, поэтому он нехотя тянется за одеялом, мнёт его в руках, прижимает к себе и утыкается лицом, готовый к тому, что его сейчас попросту разорвёт на части от переполняющих его ощущений, но... Но с каждым вдохом дышать становится легче, и вот уже сердце не колотится где-то в горле, перестаёт гудеть голова, даже зад начинает мёрзнуть на холодном полу. Винни не знает, сколько он так просидел в обнимку с одеялом, но за это время Томмо не произнёс ни слова и, кажется, вообще ни звука не издал. Мысли и желания, словно принадлежащие кому-то другому, полностью не исчезли, но теперь, по крайней мере, были сопоставимы с обычным сексуальным возбуждением – тоже редкое для Винни состояние, и всё же знакомое. С этим он может справляться. – Да, помогло, – скрипуче подаёт голос Винни – видно, не пять минут он молчал, а гораздо дольше. – Спасибо. – Фигня, – отмахивается Томмо. Винни поднимает глаза – Томмо сидит на краю кровати, курит, внимательно смотрит на Винни. Обычно Винни не нравится, когда на него таращатся, но есть во взгляде Томмо что-то такое, что примиряет его с этим фактом. – Ты как, в порядке, старик? – Хуй знает, что тебе ответить... У меня первая течка случилась, когда моему сыну девять лет уже. Пиздец. – Ну, как – случилась... В процессе, я бы сказал. Но да, пиздец. Это всё говно – оно как эта... ветрянка. Лучше пиздюком переболеть, а то потом совсем не по-детски ëбнет. Винни морщится и встаёт с пола. – Как будто я выбирал, – мрачно бросает он. – Моего мнения никто не спрашивал, когда я начал терапию проходить. – Я просто к тому, что очень хуëво тебе сейчас должно быть, – торопливо объясняется Томмо. Винни качает головой – забей, мол. Садиться рядом с Томмо он всё же не решается, запоздало осознав: ему-то, наверное, тоже весело оказаться в тесном помещении с омегой во время течки. Раньше это Винни не заботило, но теперь уязвимое состояние иррационально побуждает Винни держаться от альфы подальше, будь он при этом хоть трижды его другом. Поймав себя на этой мысли, Винни невольно вздрагивает. – Тебе нехорошо? – пугающе проницательно спрашивает Томмо ровно в тот момент, когда Винни подумал о потенциальной опасности, исходящей от него. – Да жопу отморозил нахрен, – уклончиво отвечает Винни. – Сейчас согреюсь... – Смотри, не перегрейся опять, – усмехается Томмо. Но тут же добавляет: – Я серьёзно, скорее всего, на тебя снова накатит. А потом ещё. И ещё. – Умеешь ты, блядь, поддержать... – Вдруг ты не знаешь... Ты меня напугал, если честно. Не видел раньше, чтобы кто-то на течку или гон вот так реагировал. Винни сдерживается и не спрашивает: а много у тебя других знакомых омег, которым с детства перекраивали тело и внушали им быть теми, кем они не являются? Но это, конечно, не вина Томмо. Поэтому Винни молчит. – Я просто даже не знаю, может, мне лучше уйти? Всё жду, когда ты этого попросишь, но при этом... я бы не хотел оставлять тебя одного. Не из-за того, о чем ты, наверное, подумал. Лучше бы на моём месте сейчас была другая омега – такой человек точно смог бы правильно тебя поддержать. Но я всё же твой друг, и... – Да зависай на здоровье, – слегка улыбается Винни. По Томмо всегда видно, когда он действительно волнуется, и наверное Винни ни разу не становился свидетелем того, чтобы Томмо так переживал за кого-то, кроме себя. Это удивительно, вообще из ряда вон, но... но и немного приятно. – Но в разумных пределах, блин! Я тебя ссаными тряпками выгоню обратно к твоим тараканам, если ты злоупотребишь моим гостеприимством, понял? – Куда ж понятнее... И, если ты не против ещё одного совета: посиди пока дома, ага? В плане, если тебе надо в магаз там или ещё куда – я сгоняю... – Томмо ловит на себе ехидный взгляд и добавляет сердито: – Эй, харэ лыбиться! Не привыкай к этому, я тебе не мальчик на побегушках, ясно? И хотя я бы посмотрел, как ты в порыве страсти накинешься на кассира, тебе, наверное, это бы не очень понравилось. – Да не собираюсь я ни на кого накидываться, – раздражённо отвечает Винни. – Это вообще не ощущается как возбуждение, понимаешь ты, нет? У меня башка лопается, живот крутит, температура подскакивает... – Винни осекается, заметив полный неприкрытого сочувствия взгляд Томмо. – Что у тебя с ебалом? – Да ничего, – вздыхает Томмо. – Ничего. – Нет уж, сказал "а" – скажи и "б"! – Ну, как тебе сказать помягче... Температура и башка – это потому что у тебя кровяное давление ебашит, а живот – ну, там, как бы, матка... Она же виновница всех бед в твоём случае. Так что... Это буквально возбуждение и есть. Добро пожаловать в дивный гормональный мир. Винни сводит брови к переносице и закатывает глаза. – Короче, правильно ли я оцениваю перспективу на грядущий день... – цедит он, массируя лицо. – Или на два. – Или на два. В общем, день или два я просто сижу с твоей потной майкой в обнимку и пытаюсь не сдохнуть, потому что проебал цикл ещё сто лет назад и не жрал блокаторы? – С потной необязательно, – обнадëживает Томмо. – Но так – да. Ну и не помрёшь ты, конечно. – От возбуждения ещё никто не помирал? – вздыхает Винни. – Да помирали, ещё как, – флегматично говорит Томмо с сигаретой в зубах и щёлкает зажигалкой. – Но мы постараемся обойтись без столь трагической кончины. Винни невольно хрюкает и тут же морщится сквозь смех: трагическая, блядь, кончина. Косо на него посматривая из-под полуприкрытых век, Томмо ухмыляется и затягивается, полностью довольный собой. Зараза какая... – Слушай, но ты, пожалуй, подставился. Жрать у меня откровенно нехуй, хорошо, если на завтрак ещё хоть что-то осталось, – отсмеявшись, говорит Винни. – Ну, завтрак у меня редко когда состоит из чего-то помимо кофе с сигаретами, но двое суток за тобой без еды присматривать – не обессудь, но основным блюдом при таком раскладе станешь ты, – хмыкает Томмо. – Ладно, я понял тебя. Сколько, блин, времени-то? Хоть кто-то вообще открылся?.. Пока Томмо ищет свою куртку и телефон, Винни подбирает с пола одеяло и забирается обратно в кровать. Его самого при мысли что о еде, что о куреве начинает неслабо штормить, поэтому беспокоится он скорее за Томмо, чем за себя, посылая его в магазин. В отсутствие Томмо Винни снова проваливается в сон – поверхностный и не особо спокойный, но всё лучше того лихорадочного состояния, с которым он проснулся. И даже в полудрëме запах Томмо, впитавшийся в постельное бельё, продолжает щекотать его ноздри и нëбо, заставляя Винни невольно возвращаться мыслями к его обладателю. И хотя эти мысли нельзя назвать особо непотребными, даже во сне Винни всё равно не покидает лёгкое чувство стыда. Будто каким-то образом он оскорбляет Томмо, думая о нём в подобном ключе и в подобных обстоятельствах. С таким сумбуром в голове Винни и выпадает обратно в реальность, когда Томмо возвращается. Хмурясь спросонья, он наблюдает за тем, как Томмо разгружает пакеты: в основном низкий столик оказывается заставлен всякими полуфабрикатами и готовой едой, типа копчёной курицы в вакуумной упаковке, закусок, которые надо разогреть в микроволновке, и каким-то образом в этой куче затесалось ещё немного яблок и томатов – видно, попытка хоть как-то спасти этот набор для гарантированной язвы желудка. Впрочем, не Винни осуждать его гастрономические пристрастия. Последним Томмо выставляет на стол огромное ведро мороженого. И вот тут логика Винни начинает буксовать. – Не знал, что ты любишь по сладкому вдарить, – приглушённо бормочет Винни, обнимая подушку. – А это не мне, – откликается Томмо, скомкав пакеты и забросив куда-то в угол. – Ты мне ещё спасибо скажешь, когда тебя снова колбасить начнёт. – Ёптыть... – стонет Винни. – Ты же это не всерьёз? Томмо упирается руками в бока и широко расставляет ноги. С его ростом выглядит это, конечно, довольно комично. – Ты что, не доверяешь моему богатому жизненному опыту? Винни мотает головой, прикрыв глаза и пряча улыбку в подушке. – То-то же, – хлопнув дверцей холодильника, заключает Томмо. Закончив разбирать покупки, он подходит к кровати и медлит, прежде чем присесть на её край, ожидая разрешения Винни. И Винни не может не заметить, как Томмо останавливает свою руку на полпути к его лодыжке и сжимает пальцы в кулак, пытаясь как-то замять этот неловкий жест. – Ты как, получше? – Типа того. – Не созрел чего-нибудь пожрать? Или хотя бы выпить? – Расслабь булки, Томмо. Носишься со мной, будто я больной пневмонией викторианский ребёнок, – поморщившись, Винни потягивается и садится в кровати. – Захочу пожрать – пожру. – Ладно, ладно, – ворчит Томмо. – Но выглядишь ты правда неважно. Примерно как фотография "до" на социальной рекламе про героиновую зависимость. Винни фыркает: уж чья бы корова мычала. – Ой, бля, кстати о социальной рекламе... Завтрак-то хуй с ним, а вот колёсами закинуться надо. С отчётливым "ыть", преследовавшим его примерно с тех пор, как ему стукнул тридцатник, Винни встаёт и топает к шкафчику, где он хранит всё, начиная от чая и печенья, заканчивая травой и таблетками от биполярки. – Всю жизнь на каких-нибудь таблетках да сижу и всё равно забываю, – шутливо комментирует Винни и запивает горсть таблеток водой прямо из носика чайника. – Я уважаю только те таблетки, которые не надо пить по расписанию, – в тон ему откликается Томмо. Но уточняет уже серьёзнее: – Это же от биполярки, да? – Ага. Их я начал принимать лет с... двадцати с чем-то там, не помню. – А до этого? Винни невесело усмехается. – А до этого – таблетки, которые делали из меня мужика. Он поднимает руку и сгибает в локте, напрягая бицепс. Томмо снова награждает его этим непривычным внимательным взглядом и говорит осторожно, явно ожидая, что Винни может и не понравиться то, к чему он ведёт: – Ты никогда об этом особо не рассказывал. Ну, мы все знали, что ты омега, но... Какая была история? – Очень короткая. Родился таким, какой есть, и до тех пор, пока мама не ушла, жил себе спокойно. Но папа, он... Ну, как ему казалось, он сделал, как лучше. Врачи сказали, что можно обойтись без операций – спасибо, нахуй – и гормональная терапия уберёт все признаки омеги, даже небольшой шанс иметь детей в качестве беты появится. Ну, так и вышло, в общем... Хотя куда вероятнее было бесплодие. Винни понимает, что вот теперь с большим удовольствием закурил бы. Он и правда почти никому об этом не рассказывал – ну, разве что Крису, но только как своему новому терапевту. И, да, Эрин была в курсе, по понятным причинам. А теперь знает ещё и Томмо. Из всех людей. – Пизде-ец, – тянет Томмо, видимо, не зная, что ещё сказать. – Ну, типа, да. Мои беды с башкой, кстати, – Винни постукивает пальцем по виску, – возможно из-за этой хуйни прогрессировали. Охуеть, скажи? Винни снова хмыкает и отворачивается, чтобы найти свой вейп. Томмо молчит, когда Винни находит его, молчит, когда Винни затягивается. Но когда неожиданно для самого себя Винни понимает, что к горлу подкатывает комок, а глаза начинает щипать, Томмо встаёт и подходит к нему, спрашивает тихо: – Эй, дружище, как насчёт обнимашки? И Винни кивает. Ему приходится сильно согнуться, чтобы уложить голову Томмо на плечо, и, к счастью, только после этого первый предательский всхлип вырывается из его груди. Лучше, конечно, было бы обойтись вообще без него, но Винни не строит иллюзий: предотвратить это было уже невозможно. – Прости, Томас, – сипло говорит он. – Я просто... Я подумал... Все эти странные мысли, которые сейчас вертятся в моей голове, эти странные чувства – это я? Тот я, которого было не разглядеть за всей этой горой таблеток, которыми меня пичкали с детства? Или ничего из этого не я? И это просто... ебучая физиология, грёбаные химические реакции в моём больном мозгу? Где тогда я? Блядь, прости, про... – Тих-тих-тих, – бормочет Томмо, поглаживая Винни по спине. – Хорош извиняться, а то захлебнëшься ещё соплями, не дай Бог... Я уже говорил, что я не лучшая кандидатура на роль утешителя, но... Если уж так сложилось, что именно я оказался рядом, когда тебе нужна помощь – я буду здесь. Потому что ты бы сделал это для меня. Ты и делаешь. Поэтому и я тебя не оставлю. Хорошо? Винни кивает снова. Ему стыдно, стыдно за свои слëзы, стыдно за всë, что он наговорил... стыдно за то, что ему не хочется, чтобы Томмо его отпускал. – Спасибо, – шмыгнув, Винни всё же отлипает от Томмо и выпрямляется. Он трëт глаза и повторяет: – Спасибо. Не повезло тебе, конечно... От одних тараканов сбежал, на других напоролся. Несколько секунд Томмо смотрит с искренним недоумением, но потом до него всё же доходит, и он отвечает: – Ой, ладно. Пока твои тараканы не грозятся заползти мне в рот во сне, всё окей. – Тараканы вообще так не делают, – улыбается Винни. – Может быть. Но вряд ли ты станешь возражать, что после оргий они свои лапы не моют и потом ими же топчут мою еду. Винни закрывает лицо рукой и смеётся. – Томмо... У тебя есть фургон для ебли... – И ебутся там люди! – Я понял тебя, тараканоненавистник... ...Остаток дня проходит куда спокойнее. Периодически на Винни накатывают отголоски утренних ощущений, но справиться с ними оказывается не так сложно, когда они не сопровождаются приступами паники. И, да, мороженка помогает. Когда от жара Винни уже был готов в одних трусах выскочить в осенний лес, она его натурально спасла. Кто бы мог подумать. Собственно, утро он встречает с вчерашними еë остатками, зажав ведро между бёдрами для пущего эффекта. Ледяной пластик приятно холодит кожу, а от приёма внутрь уже ноют мозги, но Винни всё устраивает. – Что, опять? – сонно спрашивает Томмо, приподняв голову. Винни пожимает плечами, облизывая ложку. Он ставит пустое ведёрко на пол и откидывается назад, упираясь лопатками в колени Томмо. Вообще говоря, слово "опять" тут не очень уместно. Ничего и не прекращалось, ни на минуту. Просто Винни перестало быть так стрёмно. – Обнимашку? Винни молча кивает и сам ныряет Томмо под руку. Как же охуенно он всё же пахнет. Томмо гладит его по голове, перебирая волосы, и мысли о том, чтобы провести так ещё пару часов, уже не кажутся Винни такими ужасными. А, если уж быть до конца откровенным... – Томмо? – тихо зовёт Винни. – М-м? – Я знаю, что ты обо мне сейчас больше паришься, но ты сам-то как? – осторожно подбирая слова, спрашивает Винни. – В плане? – Ну, в плане того, что ты же альфа. Разве это не, ну?.. – Ёпты, Винни... Не бери в голову. Всё хорошо. Винни умолкает ненадолго, уткнувшись лицом в грудь Томмо. Он хмурится и покусывает губы, раздумывая, не пожалеет ли о том, что хочет сейчас сказать. Стоит ли это вообще говорить... С другой стороны, желание становится настолько навязчивым, что Винни готов рискнуть. – Я знаю, что ты держишь себя в руках, потому что я этого не хочу. Но... Если бы я... Если бы мы?.. Ты бы хотел?.. Некоторое время Томмо тоже молчит, не прекращая массировать кожу головы Винни. – Ты уверен? Сам понимаешь, я не смогу отказать, если ты предложишь, но если ты беспокоишься обо мне – то не надо. – Беспокоюсь немного. Но дело не в этом. Я просто... Если мы оба этого хотим... Мы могли бы попробовать. Всегда ведь можно остановиться или сказать "это был прикольный опыт, но одного раза хватит". Да? – Ага. – Томмо ещё какое-то время задумчиво гладит Винни и наконец спрашивает тихо: – Ты хотел бы, чтобы я погладил тебя где-то ещё? – Да... Для начала неплохо, – ещё тише отвечает Винни, ощущая, как от одних этих слов отступивший было жар пожирает его целиком. Томмо ерошит волосы Винни на макушке и убирает руку, чтобы уложить её Винни на шею, оттуда плавно спуститься к груди, провести по напряжённым мышцам пресса, огладить поясницу и в конце концов накрыть ладонью бедро Винни. Чуть сжав его пальцами, Томмо поворачивает кисть и запускает руку между ног, но не в область паха, а ниже, и заставляет Винни приподнять одну ногу, а затем и вовсе перевернуться на спину. – Так будет поудобнее, чем на боку, да? Винни кивает, не отрывая от Томмо глаз. Какая-то его часть хочет плюнуть на все эти прелюдии, броситься с места в карьер, но в то же время Винни понимает, что для него – для них – это будет слишком. Поэтому он просто тянет Томмо на себя, заставляя его навалиться сверху своим весом, и Томмо осторожно толкается ему навстречу, выбив из Винни удивлённый стон. Но идея ему нравится, и он отвечает тем же, прижимается теснее, и Томмо продолжает, аккуратно, но ощутимо, и от его ритмичных движений к жару присоединяется настойчивая пульсация. – Пиздец, – на выдохе говорит Винни, спустя каких-то жалких несколько минут, – ты, блядь, смеяться будешь... – Над тем, что ты уже на грани? Не буду, – с придыханием говорит Томмо. – Один раз девчонка во время течки кончила от того, что я закурил при ней. Ей это показалось очень сексуальным. – Бля-я. Конечно, после этих слов картинка встаёт перед внутренним взором Винни отчётливо и ярко: он-то чуть ли не каждый день это видит. И в совокупности с размеренными толчками этого хватает, чтобы Винни крепко сжал бока Томмо бёдрами за мгновение до того, как пульсация сменяется мурашками по всему телу, заставляя Винни выгнуться и инстинктивно толкнуться вверх ещё несколько раз. – Твою мать, – стонет Винни, – сука... От стыда он готов провалиться сквозь постель и пол хижины, упасть в прелую лесную листву и желательно там и разложиться на гниль и мох. Какое же позорище. – Винни, бля, – Томмо настойчиво тянет его за запястье, и только в этот момент Винни осознаёт, что машинально спрятал лицо в ладонях. – Да бля, Винни! – Да не буду я открывать глаза, чтобы смотреть, как ты надо мной ржёшь! – упрямо отнекивается Винни. – Да не ржу я, господи, сука! Я просто хотел сказать, что – ну, а чего ты ждал на вторые сутки течки, которая у тебя тем более первая за хреналион лет? Сучонок, не хватало ещё, чтобы ты об меня травмировался! Последняя реплика вкупе с тем, что Томмо толкает его в грудь, заставляя подпрыгивать на матрасе, вызывает у Винни невольный смешок, и он всё же раздвигает указательный и средний пальцы, чтобы с опаской взглянуть на Томмо. Он улыбается, но совершенно точно не насмешливо. А ещё сердится – трудно сказать насколько в шутку, а насколько всерьёз. – Прости... Я это как-то, ну... Иначе представлял. А в итоге всё как обычно через жо... – Это ладно, – отмахивается Томмо, – тебе полегчало хоть, дурила? Винни замирает и тщательно анализирует ощущения. По мере того, как стыд постепенно отступает, становится очевидно, что для счастья ему и правда было нужно немного. Пять минут позора, как говорится... – ...да? – виновато отвечает он. – Ну, тогда моя работа здесь окончена, – Томмо с облегчением садится на кровати и поправляет растрепавшуюся чёлку. – Око... А как же ты?.. – жалобно бормочет Винни. – А ты хочешь продолжить? – Томмо снова смешно упирается руками в бока, сверху вниз глядя на Винни. Под таким давлением у Винни язык не поворачивается соврать. – Не, – ещё более виновато мотает головой он. – Если честно, вообще не готов. – Так о чём разговор тогда? – Томмо похлопывает его по колену и ободряюще улыбается. – Если что, я за любой движ, особенно в штанах, ты же меня знаешь. Но тебя и так жмыхнуло, а лежачих, как известно, не ебут, так что... Винни снова прыскает, и, кажется, его отпускает окончательно. Пиздец, кто бы мог подумать, что ради него Томмо, стереотипнейший альфа из всех стереотипных альф, способен стиснуть зубы и заправить хуй в штаны. До слëз... – Ой, нельзя мне с тобой ссориться теперь, конечно, – не может сдержать улыбки Винни. – Столько компромата за одни сутки. – Да-да, попрошу об этом в будущем не забывать, – грозит пальцем Томмо, уже зажав во рту сигарету. – Всем расскажу, что за ночь в твоей задрипанной хибаре приходится отрабатывать натурой... – Эй!.. – фыркает Винни и замахивается подушкой. – Ладно, ни в какой не задрипанной! Лучшая хибара на земле. И арендная плата посильная. – И почти без тараканов. – И почти без тараканов! За это вообще всё отдать можно.