Индульгенция

      - Стой.       Тед замер на полпути и сжался, заслышав слащавую интонацию. Тут же метнулся к двери, но не успел – тень выросла прямо перед носом, перехватила под руки и оторвала от пола.       Быстрый. Сильный.       - Ну-ну-ну-ну… - Пинстрайп улыбнулся в предвкушении. – Ты же не думал, что я позволю пропустить наш маленький ритуал? – он с нескрываемым наслаждением вжал пастора в стену и подпер собой.       Порядок действий всегда один и тот же, легко запомнить, если пытка повторяется. Сначала о твое лицо потрутся, затем легонько чмокнут в лоб, после – в губы. Через уши в самое нутро потечет пробирающий шепот, и вещать он будет совсем не о селекции моркови. Поначалу Тед реагировал остро, ввиду свежих воспоминаний, теперь же частично смирился и притупил чувствительность. Впрочем, оставался начеку, в тот момент, когда на бок ложилась чужая пятерня. Здесь всегда хотелось зажмуриться, но это означало нарушить уговор и получить предупредительный укус в шею. А за одним следует второй, а где второй – там и потеря самообладания. Пинстрайп уже дважды тащил его в койку… Нет, опасно. Его нельзя дразнить. Только смотреть прямо и не моргать. Рано или поздно все закончится.       Но прошла пятая минута, шестая, а обстановка лишь больше накалялась. Язык жадно облизывал шею и ключицы; руки, до этого гладившие фланель, полезли под нее. Черта близко, и один из двоих точно не хотел ее пересекать. В конце концов пастор не выдержал, вырвался и умчался в ванную. К счастью, на этот раз без особых усилий.       Пинстрайп удовлетворенно облизнулся вслед.       На самом деле он собирался отпустить Теда раньше, но в последнюю минуту решил поиграть с человеческой выдержкой. Его забавлял страх и растерянность перед безусловными рефлексами, и нелепые попытки контролировать то, что под контроль браться не должно. Высшая степень невежества. Что за народ… Окруженные океаном, отрицают океан. И теряют сознание, едва на кожу брызнет соленая вода. Особенно всякого рода священники. До последнего будут кричать, что плавание – грех. И кто-то еще смеет заявлять, что люди – животные? Да ни в вечность. Ни одно животное не загонит себя добровольно в клетку.       Демон еще недолго помялся в раздумьях, но затем неторопливо поплыл на кухню. Сегодня в планах приготовить на завтрак омлет да заняться шарлоткой. Вообще меню в последнее время стало куда разнообразней, в связи с чем Хэппи получил приказ о ежедневных поставках провианта. Как раз с минуты на минуту должен был прилететь посыльный. Пинстрайп ожидал его, стоя у окна и взбивая венчиком яично-молочную массу. На плите тем временем прогревалась сковорода.       Ух, как не хочется возиться с яблоками… Та еще морока, а делегировать особо некому. Прислужникам не хватает изящества. Бо слишком мала для ножа, а Тед… Прямо сейчас Тед очень занят. Демон сделал мысленный акцент на последнем слове и приосанился. Такая гордость берет. И радость, словно он лично сокрушил небесную братию. Прямо зудит в груди.       Впрочем, по зову урчащего желудка пастор все-таки заглянул, и ему тут же с порога вручили миску и нож. Пинстрайп попытался считать эмоции, но наткнулся на ровное невозмутимое лицо. Ни морщинки, ни подергиваний – чисто восковая маска. Тед расслаблен, распарен, пахнет лавандой и зеленым чаем. Ничем не выдает себя. Кроме, разве что, щек. Их цвет впечатлял.       Смешок подавить удалось, а веселый оскал – нет. Демон отвернулся, особо не скрываясь. Разумеется, пастор все заметил.       - Что тебя развеселило?       Резкое шипение - омлет вылит в сковороду. Воздух тут же наполнился приятным запахом схватившегося белка.       - Ты, Тедди. И факт того, что ты до сих пор снимаешь возбуждение в одиночестве.       - Я ничего не снимал, - спокойный ответ.– Не было никакого возбуждения.       - Верю, верю, просто усердно умывался.       - Повторяю: ничего такого не было. Уйми свои фантазии, не надоело еще? – пастор собрался с духом и продолжил: - Слушай, когда ты наконец прекратишь? От твоих ритуалов нет никакого житья. Они бессмысленны.       - Не бессмысленны, пока заставляют тебя так вкусно реагировать. И да, прекращу не раньше, чем услышу добровольную просьбу помочь с твоим остро вставшим вопросом, - ехидный тон. - Или, точнее, с восставшим?       - Мы оба знаем, - Тед пропустил сказанное мимо ушей, - ради чего я здесь. Но если вдруг забыл, напоминаю. Моя цель – искупить прижизненный грех, а не плодить посмертные. Особенно с твоей легкой подачи.       Пинстрайп наклонил голову и сложил руки на груди. Весь вид его излучал тоску.       - …Какой ты все-таки нудный.       - Что ж, спасибо.       - Это был не комплимент.       - Из твоих уст звучит, как комплимент, - улыбка. – Лучше быть нудным, чем поддаться соблазну и соскользнуть в бездну греха.       - Еще и высокопарный не к месту. «Бездна греха, покайтесь, дети мои». Хочется добавить «аминь». Просто эталонный образ пастыря душ. Ни дать, ни взять. Во всех смыслах.       И снова никакой реакции. Пинстрайп выждал секунд пять, а потом с обиженным сопением отвернулся. Хоть бы полслова в ответ! Наверное, со временем у Теда выработался иммунитет. Что называется, сто раз поведешься, на сто первый не впечатлит.       За окном зажужжало, словно где-то столпился осиный рой. Мало-помалу звук нарастал. Рой явно двигался по направлению к Приходу. Демон высунулся в окно – это утренняя поставка. Он забрал корзинку и поставил ее на стол. Звук пропеллера (а это был именно пропеллер) затих – прислужник улетел назад. Свою работу он выполнил.       Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками шкварчания и работой лезвия по кожуре.       - Эй.       Тишина.       - Эй, падре.       И опять ничего. Пинстрайп бесшумно зашел Теду за спину и нежно проворковал над самой макушкой:       - Па-адре…       Нож перестал скрести. Тед нахмурился и откинул голову.       - Ты мне?       - О, наконец-то. Не оглох, значится. Падре, падре, - глаза демона лучились энтузиазмом, - отпусти мне грешок.       - Слушай, не до шуток твоих, - выдохнул пастор, возвращаясь к яблокам. - Дай закончить работу.       - Но как же, падре! Это и есть твоя работа. Ты ж посредник между богом и людьми? Мне тоже нужен посредник.       - Прости, что?..       - Видишь ли, вам, людям, заочно дарована возможность искупить грехи, - демон бесцеремонно перебил. - А про демонов никто не думает, совсем. Несправедливо! Я ведь так грешен! Творил с тобой всякое… разное, - он вконец обнаглел и налип на спинку стула. В голосе бархатом пробилась та самая напрягающая томность. – А хотел сотворить еще больше. Хотел целовать не только в губы. Хотел касаться не только боков, - в подтверждение руки потянулись к чужому поясу.       Внезапно Тед вздыбился и одним точным рывком сбросил надоедливого собеседника. Лицо, до этого каменное, теперь исказилось в негодовании.       - Идиот, у меня же нож!       Пинстрайп отлетел на безопасное расстояние.       - Матерщина, какой ужас. Негоже, падре!       - Да какой я тебе падре! – пальцы резче стиснули рукоять. Они подрагивали, как и весь остальной Тед. – Что ты заладил? А если бы я порезался, или тебя задел? Соображаешь, что творишь?       - Ох-ох-ох. Вечность мне в глотку, не кипятись, - демон вскинул руки, точно собирался сдаться. На деле же никто сдаваться не планировал. – Столько злости. Посмотри на себя, - продолжил он уже мягче и вкрадчивей, и снова подался вперед. - Закипаешь, точно чайник. Не годится. Священнослужитель должен быть сдержанным.       Мысли о работе отошли на второй план. Тед отодвинулся вместе со стулом. Открытое проявление похоти всегда пугало его больше рукопашной, ведь с последним было все более-менее понятно и привычно. Как ударить, как увернуться, как обезвредить – этому обучила война, но она не рассказала, что делать, когда удушающий змей затягивает петлю на шее и гипнотизирует желтыми фарами глаз. И льет через уши в самое сердце яд, обращающий против тебя собственное тело.       А Пинстрайп продолжал щериться и сокращать дистанцию. Плавно, хищно, по-кошачьи. Если бы это создание было зверем – однозначно пантерой. Страшной и вечно голодной пантерой, которая отменно охотится, и которую не хотелось бы встретить на своем пути.       - Вот, что бывает, когда на тело вешают цепи и закрывают на сотни замков. Я знаю, как все исправить, знаю, как помочь… В спальне? В ванной? Да к вечности, давай прямо на этом столе, - он шептал уже едва ли не в самую переносицу, нависая и плотоядно урча. - Давай согрешим, падре…       Влажный скользкий язык коснулся уха и замкнул в голове нужные контакты. Тед вышел из колючего оцепенения. Руки отточенным движением бойца толкнули демона в грудь.       - Нет!       Локоть что-то задел, после чего кухню оглушил такой силы грохот, что оба мгновенно переполошились. Пинстрайп не давал себе команды - просто на автомате ухватил отскочившего в сторону Теда поперек груди и укрыл собой, защищая. Когда звук поутих, оба осторожно перевели взгляд вниз. Около стола, извиваясь, кружилась алюминиевая миска. Ее содержимое разлетелось по грязному полу, а на некогда гладкой бочине красовалась вмятина.       Черные глаза неподвижно следили за танцем, пока с надрывным возмущением миска не успокоилась и не застыла. И еще на мгновение задержались на выбоине, словно не могли поверить, что минуту назад ее там не было.       - Доволен? – наконец Тед выровнял дыхание и заговорил. – Теперь доволен, спрашиваю? Вся работа коту под хвост.       Демон тем временем стоял без шевеления и не спешил отвечать, равно как и разжимать руки. Отголоски напряжения отдавали покалыванием в пальцах. Он окинул пространство нервным взглядом и уставился на хаос на полу. М-да. Однозначно в мусор.       - Меньше бы размахивал локтями.       - То есть, это я во всем виноват. Прекрасно. Отпусти, чего вцепился, - Тед навалился в попытке раскрыть тиски. – Выпусти.       Игривое настроение поутихло. Пинстрайп отступил и молча вернулся к плите. Не хватало еще сгоревшего омлета вдобавок. А он как раз балансировал на грани. По щелчку синий цветок под сковородой погас.       - Между прочим, зря. Думаешь, я не замечаю, как ты пялишься на меня? Все ходишь вокруг да около, косишься, прячешь глазоньки – а в глазоньках пожар похлеще Геенны.Будь я на твоем месте – давно бы спустил все тормоза. А потом просто выписал себе индульгенцию и успокоился.       За спиной закашлялись. Очевидно, от неожиданности.       - К-какую еще индульгенцию?       - Обыкновенную. Которая грешки человеческие заочно отпускает. Знаешь, - Пинстрайпа осенило, - а ведь славная же идея. Просто отдайся и аннулируй грешок всепрощающей бумажкой. И мне заодно выпиши, - ухмылка. – Не помешает.       Тед отложил метлу и с глубоким выдохом оперся о столешницу. Вид у него был замученный и удрученный. Раздувать новый конфликт не хотелось, но и без внимания подобное кощунство оставить он не мог. Пасторская гордость была задета.       - Хватит нести всякую чушь.       - А что, - без тени сомнений, - думаешь, с демоном не сработает?       - Индульгенция вообще про другое, умник. Это во-первых. Во-вторых, я - баптист, а не католик.       - …пф, не вижу особой разницы.       - А надо, - со всей серьезностью. – У нас нет таинства исповеди. И полномочия пастора ограничены. Я не выше остальных прихожан и не отпускаю ничьи грехи. Изучи на досуге различия между разными течениями христианства. И прекрати называть меня «падре», ты, порождение тьмы.       Пинстрайп поставил тарелку с омлетом перед Тедом и склонился над ним в пренебрежительной манере, заложив руки за спину. И моргать перестал.       - Да хоть квакер. Мне индифферентно, милый. Вы все в итоге служите одному богу. Так что прибери здесь все, - палец указал на миску, - и заново начисть мне яблок. Чтобы порождение тьмы смогло, наконец, испечь прекрасный яблочный пирог, - демон щелкнул пастора по носу. - Работай, падре.       И так уже целую неделю.       Кажется, своим извечным напоминанием о сане Тед собственноручно открыл еще одни ворота в Ад. Метафорический, конечно. Ну, а как иначе это обозвать? От самого рассвета и до ночи Пинстрайп занимался тем, что вился вокруг и надоедал остротами. И шагу теперь ступить нельзя, чтобы не услышать это «падре». «Доброе утро, падре». «Спокойной ночи, падре». «Приятного аппетита, падре». Как будто без него рухнет и утро, и ночь, и аппетит. И полка над кроватью. Впрочем, она-то как раз и сорвалась с креплений, потому что кое-кто уж слишком настойчиво лез под руку и наклевывал в темечко. Что ж, пусть теперь сам гвозди вколачивает.       А заканчивается «падре» - начинается сага о грешках и индульгенции. Пастор сразу понял, что действовать рационально – сизифов труд. Чихал Пинстрайп на все с высокой колокольни. Не этого он добивался, а ответной реакции, притом эмоциональной. И Тед не мог не реагировать. Не криком, но возмущением, когда терпеть подколки становилось невмоготу. Методичное капание на мозг изматывало морально, обжимания – физически, доводя до состояния выжатого лимона. При этом никто не отменял ни путь искупления, ни повседневные обязанности, ни ревизии в Желобах. И вот скажите, как тут управляться, когда над ухом жужжит и жалит этот противный полосатый овод?       Изредка удавалось спасаться в моменты облетов или продолжающихся тренировок с Бо, как сейчас. Но лишь на время. Пинстрайп словно нарочно прилетал пораньше и запускал круговерть по новой. Все время до этого Тед жил тревожным ожиданием. Ему вспоминалось самое начало его жизни в Приходе, когда взаимная неприязнь и демонская несдержанность кульминировала в нож в дверном косяке. Во что же выльется этот конфликт, учитывая его противоположную полярность?       И как с этим быть?       Язвить в ответ? Но Тед уступал по остроумию в разы. Неумело сказанное слово – выстрел в собственную ногу. Тогда, может, устроить побоище? Тоже нет. Искалечат друг друга, а толку? Пастор так устал от борьбы не на жизнь, а на смерть, что предпочел держаться обеими руками за плохой мир. Жизнь в Аду, хоть и с натяжкой, можно с недавних пор назвать спокойной. Сэм в забвении, Феликс не лезет, Паб притих. Даже фантомные полосы от розог больше не ныли. Дни выровнялись и потекли своим чередом, с удивительной размеренностью. Насилие пустит прахом весь покой.       Тед поскреб задумчиво затылок, наблюдая за двумя оранжевыми точками из окна детской. И договор тоже. Для демона он все-таки что-то значил. По крайней мере, его доселе не нарушали. Мирились с совместными играми, прогулками, готовкой. Наконец голова стала слишком ватной и тяжелой. Пастор залег на кровать и углубился в чтение Библии.       Нужно пораскинуть мозгами еще немного. За хорошей войной никогда не заржавеет.       Тем же вечером он снова слушал подколки, а прямо перед сном был привычно отловлен и повален на кровать.       - Пинстрайп, ты, несносный скелет, - Тед шипел и вырывался, - убери от меня свои кости!       - Что случилось, Тедди? Они слишком недостойны? – вопреки протестам, Пинстрайп обнял его покрепче. – Слишком греховны для тебя, а, падре?       - Причем тут это! – пастор задышал чаще и задергался. – Больно!       - А ты не ерзай, и будет не так больно.       - Да как тут не ерзать, когда ты навалился! Чай, не перышко! Снова останутся синяки!       - Так не мечись, и не останутся. Рвешься, будто тебя ожидает заклание.       - Это и есть заклание!       - Ну, не скажи, - задумчивое сопение в ухо. – Ни огня, ни жертвенного ножа, и даже жрецов нигде не видно…       - Хватит! – голос Теда исполнился мольбы. Он порядком утомился и начал сдавать обороты. – Пожалуйста, прекрати все это!       Наконец демон приподнялся на локтях и уставился в покрасневшее лицо. Огоньки слабо тлели в глазницах.       - Что именно? Я ведь и начать-то ничего не успел.       - И не надо, - с опаской ответил Тед, замерев. – Раз не начал, и не надо.       - И почему же?       - Потому что ты все равно не добьешься того, что тебе нужно.       - А что мне нужно?       Пауза.       - …явно не это.       - Нет, падре, это не ответ, – Пинстрайп оказался напорист. – Давай уж конкретней: что же, по-твоему, мне тогда нужно? – он терпеливо переспросил, заглядывая в самые черные зрачки.       Снова пауза, на этот раз дольше – понадобилось время на обдумывание. Мужчина задержал взгляд на полосатой пижаме и отвел его куда-то в сторону, чтобы не столкнуться с мерцанием пытливых угольков.       - …Мне почем знать.       - Тогда как ты можешь так самоуверенно…       - Все, достаточно, - пастор сбросил с себя демона и сел. Рука потянулась и нервно погасила ночник. - Тема закрыта. День был непростой. Мы оба устали.       - Говори за себя, падре…       - И хотим спать, - твердый и крайне серьезный тон. – Спокойной ночи и до завтра, - Тед рывком укрылся, отвернулся и затих. Конечно, не без внутренней дрожи. В ответ он ожидал какой угодно реакции – возмущений, физического вмешательства, но никак не безропотного молчания. Словно демон мгновенно смирился с положением дел. Поразительно. И даже спустя десять секунд за спиной по-прежнему было тихо, если не считать легкой возни и шелеста простыни. Интерес подстегивал обернуться, однако усилием воли пастор сдержался. Только лежал и слушал, и рисовал в голове карикатурно вытянувшееся черное лицо с выпученными глазами. Правда, что ли, сработало?       Он даже не успел проговорить вопрос до конца, когда внезапно погас и второй светильник, погрузив комнату в непроглядную темноту. Возня прекратилась, общее одеяло привычно натянулось. Тед довольно прикусил губу.       Здравствуй, долгожданный покой.       А что же Пинстрайп? Пока пастор ликовал, он пребывал в себе, гоняя по кругу одни и те же мысли. А потом и вовсе улегся и принялся сверлить человеческий затылок. Какой, к вечности, сон? Только не после зарубленного на корню веселья. В голове, как заезженная пластинка, крутилось одно и то же. Наглый тон Теда знатно досаждал. Либо он и вправду такой недотрога, либо изрядно переигрывает. И, учитывая его периодические побеги в ванную, охотнее верилось именно во второе. Весьма лицемерно для духовного лица.       Впрочем, это всего лишь один проигранный бой. Он не всегда решает исход всей войны. Да и войны ли? Так, мелкого недопонимания. Выждав еще немного, демон подполз и налип на Теда, перехватив его поперек груди. Поерзав чуть-чуть, притиснулся плотнее по всей длине. Вот так. Конечно, недопонимания. А значит, его не оттолкнут, потому что Тед очень любит обниматься. И вообще, затих совсем, не дышит даже. Уже спит?       Со стороны казалось, что пастор и правда уснул, но что-то в его позе откровенно смущало. Настолько, что вся легенда попахивала притворством. В конце концов Пинстрайп понял, что тело под ним было слегка напряжено. Не различимо для глаза, но под пальцами чувствовалась скованность мышц. Плечи, спина, ягодицы… Спящие так себя явно не ведут. Демон хмыкнул про себя. Значит, вернулся к старой тактике – выжидает, пока уснут вперед него. Наверняка решил, что последствий теперь не оберется, вот и дрожит. Сам себя загнал. Ох, вечность, это так мило.       Руки сами невольно начали поглаживать чужую грудь – мягко и бережно. Демон уткнулся лицом в затылок и вскоре уловил первый беспокойный выдох. Уши напряглись. А вот теперь становится интересней. Он скользнул ниже и обнаружил, что все это время Тед лежал, зажав ладони плотно между бедер. Тогда Пинстрайп вернулся обратно к груди и продолжил гладить, только не всей ладонью, а самыми кончиками когтей, задумчиво и неторопливо, превращая процесс в настоящую пытку. Нервное сопение ответно усиливалось, но пастор все еще вел себя тихо. Игры продолжались до тех пор, пока один коготь не зацепил сосок. Случайно или намеренно, однако это спровоцировало у Теда бурную реакцию: он судорожно хватанул ртом воздух и задергался, словно рыба на песке. Не давая ему вырваться, демон подлез под пижаму и дотронулся до живота. Тот резко втянулся, а на коже мгновенно проступили мурашки.       - Я должен был догадаться сразу, не так ли?       Молчание. Пинстрайп выглянул из-за плеча:       - Впрочем, прости, что помешал. Наверное, сложно уснуть, когда кол в штанах стоит.       И снова никакой реакции. Упрямый. Понимает, что раскусили, но вылеживает неизвестно чего. Милый, бездействие не поможет.       - И страшно. А почему? Не мог даже помыслить, что среагируешь вот так? Ну, ну, ну, - игривый тон, - незнание своего тела не избавляет от ответственности. Что ж, теперь ты вряд ли сможешь так просто с этим совладать. Снова поскачешь в ванную?       - …Чего ты от меня добиваешься? – фраза прозвучала с таким отчаянием, что стало немного неловко. Хоть Тед и был отвернут, демон мог поклясться: от его алых щек уже впору поджигать спички.       - Странный вопрос. Еще скажи, что позабыл, о чем мы недавно беседовали.       - О чем?       - Не придуривайся, все ты помнишь, - буркнул Пинстрайп, массируя напряженное плечо. – Хотя, учитывая обстановку, я повторю. К чему мучиться? Всего одно твое слово, одно-единственное… Оно имеет большую силу, чем ты себе представляешь. Позволь мне вмешаться – и я обеспечу приятные ощущения и скорый сон. Мало того – все ритуалы закончатся, как и обещалось. Хоть, признаюсь, мне их будет не хватать, - усмешка. - Но это ведь то, о чем мечтаешь ты, разве не так? - когтистая рука забралась под сбитую рубашку к боку. Бок ожидаемо задергался, а сам пастор накренился. – Падре, чего же ты медлишь? Неужели нравится страдать? Разве не слышишь, как кричит твоя плоть?       Неуверенное сопение становилось все тише. Тед колебался с ответом и нервничал, понимая всю безвыходность положения. А поглаживания лишь подливали масла в огонь похоти и сильнее толкали его к безоговорочной капитуляции. Наконец он обреченно вздохнул.       - Всего один раз?       - Разумеется, один, я держу слово, - ободрившись, демон прижался еще крепче, вдохнул запах вьющихся прядей и приспустил чужие штаны вместе с нижним бельем. – Мудрое решение, Тедди. Расслабься.       Утро упорно продиралось алыми лучами сквозь плотные шторы спальни. Свет мягко скользнул по кровати к изножью. Видимо, он ожидал увидеть двоих спящих, и был знатно обескуражен, обнаружив лишь один одеяльный горб и пустую половину. Теда он не застал: тот подскочил ни свет ни заря, потому что хотел пораньше покончить с ревизией в Желобах, а потом прогуляться в одиночестве по Аду, проветрить, так сказать, голову. Пока демон нежился и блаженствовал в полудреме, пастор задумчиво жевал незамысловатый завтрак - омлет с парой ломтиков той самой копченой говядины. Рядом в чашке дымился свежеприготовленный кофе.       С коридора знакомо зажужжало. В кухню влетел прислужник. Тед поднял голову лишь тогда, когда перед носом спланировал сложенный вчетверо лист. Мужчина приподнял его двумя пальцами, затем развернул и принялся читать.       «Доброе утро, падре. Прислал записку, потому что мне, откровенно говоря, лень вылезать из-под одеяла. Я знаю, что по средам ваша братия держит пост, но ты сам не вздумай идти на работу голодным. Кофе – хорошо, однако лучше бы тебе поесть. Иначе закружится голова, улетишь в недра Желобов, а я доставать не стану, так и знай.»       Да не очень-то и нужно. Пастор отложил записку и медленно хлебнул из чашки, таращась в стену. Прислужник тем временем терпеливо висел недалеко от входа, затем моргнул фарой, подхватил лист и скрылся. Но менее чем через три минуты снова вернулся и снова бросил его на стол.       Ниже дописали постскриптум.       «Я почуял запах еды уже после того, как отправил сообщение. Молодец.»       Ну, и что ему на это ответить? И стоит ли отвечать? Что вообще за новая мода? Встал бы да и зашел сюда, если поболтать охота, а не жестяных гонял попусту. На этой ноте пастор зацепил грязную посуду и отошел к раковине – ополоснуть. За шумом воды он не услышал, как прислужник в третий раз метнулся с запиской по зову хозяина. И знатно испугался, когда жестянка очутилась прямо возле уха.       - Дурной, что ли, - пальцы выдернули из лапок листок. – Кыш отсюда, кыш!       Жестянка обиделась и взорвалась залпом серебристой пыли. Сердито отплевываясь и проклиная этих жутких одноглазых тварей, мужчина в третий раз опустил глаза в записку.       «P.P.S. Ночь была прекрасной. Все вспоминаю, как ты ерзал, как дышал, как звал меня по имени – и тут же становлюсь сам не свой. Вечность мне в глотку, хочется повторить. Видишь, какой я ненасытный. Как думаешь, на одну индульгенцию достаточно нагрешил?»       Тед несколько раз перечитал последний абзац, затем быстро пробежался по всему содержимому. А после достал карандаш, перевернул листок и принялся писать. Это заняло прилично времени, потому что теперь было, что отвечать. Пастор несколько раз поправлял формулировки, а когда закончил – бесцеремонно вкатился в спальню и с легкой небрежностью бросил листок прямо на грудь Пинстрайпу. Тот поморгал, так как не ожидал подобного финта.       - Эй, Тедди, а как же зачитать вслух?       - Перебьешься, - фыркнул тот в ответ и вышел. Спустя минуту хлопнула входная дверь.       С первых же слов демон согнулся от смеха и пожалел, что не перехватил Теда в коридоре. Он хотел было встать, но не смог – повалился на кровать и продолжил читать и рыдать от хохота, то и дело заходясь надрывистым кашлем, подобно тому, что пастор однажды услышал в телефонной трубке. Наконец удалось маленько угомониться. Пинстрайп утер набежавшие слезы и доковылял кое-как до кухни. Но спокойствия хватило ненадолго – он увидел на столе карандаш и снова беззвучно затрясся, привалившись к стене. Воображение тут же нарисовало в голове серьезного черноволосого мужчину в очках, с усердием пишущего на обратной стороне листка следующее:       «INDULGENZA PLENARIA. Сиею грамотой заверяю, что демон Пинстрайп действительно освобождается ото всяких греховных деяний и помыслов, свершенных в прошлом, настоящем, и тех, что грядут в будущем. Сходи, пожалуйста, нахуй. Подпись: преподобный Эдвард из Красного Русла.»