Врачеватель душ

      — Так вот, если вы решили бросить это поганое дело, вы большой молодец!       — Я полностью солидарен с вами! Здоровье главное, что есть у человека.       Тихо. Каждый думал о своём и одновременно об одном и том же. Огай скосил взгляд на навязавшегося скрытого балабола: «Нужно сделать ход».       Минуту погодя разговор возобновился:       — Почему вы выбрали именно эту больницу?       — То есть?       — Думаю, что ваш университет готовит таких же прекрасных медиков, как вы, и контракты обмена выпускниками заключаются с огромным количеством больниц, а с вашими знаниями и навыками вы можете спокойно претендовать на место в куда более презентабельном госпитале, чем наш. Так почему ваше учебное заведение направило вас сюда, а не в Токийскую или Киотскую клинику?       — А, вы об этом? Мне было всё равно, где проходить интернатуру, — без каких-либо эмоций ответил Чехов. — Я сдал экзамен по японскому, и мне было абсолютно плевать, в какую префектуру и в какой город меня определят.       «Так ему безразлично, куда его собираются забросить? Ладно, пусть дальше говорит». Пазл то складывался в отчётливую картину, то его края осыпались.       — Как вы думаете, где вам больше нравится, здесь, в Японии, или у вас в России?       — Ну, это лично моё мнение, но если жить, то в России, а работать мне нравится здесь. Всё-таки там моя родина, там всё знакомо, привычно, дорого мне, а здесь мне порой не разобраться, что да как с вашими иногда странными порядками, кошками и китайскими ресторанами, зачем-то грудой расположенными в одном квартале.       — А что не так с нашими китайскими ресторанами? Чайнатауны есть везде.       — Да, только не в России — у нас их нет. А утром времени искать и готовить другую еду не хватает, приходится есть то, что подают под боком.       — Понятно, вам, как любителям борща и водки, это непривычно. Я бы сам долго не мог свыкнуться с ложками и вилками, если бы переехал на Запад. И как можно жить без такояки? Ума не приложу.       Антон сочувствующе вздохнул.       — А почему хотите работать именно здесь?       — В России по нашей специальности много специалистов, конкуренция бешеная. Хотя и здесь то же самое. Зато тут платят в сравнении с нашими больницами гораздо больше. Да и к тому же это жуть, как интересно.       «Какая странная фраза, — подумал Мори. — Он же явно не дурак».       — Чем же это так интересно? Разве у вас пациенты не такие же, как здесь? Они у вас слишком быстро выздоравливают, и бедным врачам потом нечего делать?       — Можно и так сказать. Последние годы у нас мало пациентов с тяжёлыми болезнями или ранениями, все какие-то донельзя здоровые, хоть и живут на бегу. У вас тоже люди постоянно работают, но это из трудолюбия, мы же работаем больше нормы, потому что нам надо платить большие налоги, обеспечивать семьи и ко всему прочему копить на старость. Так много работать это просто свинство! И тем не менее каким-то образом наши люди умудряются сохранять рассудок.       — А как дела с этим обстоят здесь? Для сравнения.       — Всё просто: здесь с этим гораздо интереснее, — это прозвучало немного зло.       Разговаривая они шли по пустынной улице, укрытой туманом, как внезапно Мори свернул направо:       — Нам сюда, — японец показывал на узкий проход между домами. — Мы живём чуть дальше, так что если хотите, мы можем…       — Я с радостью провожу вас до порога дома, на обратном пути не заблужусь! У меня отличнейшая память.       С написанным на лице началом снисходительной фразы «Ну, раз так…» хирург отошёл в сторону, пропуская спутника первым. Элис по-прежнему шла впереди. И, как бывает во всех детективных романах, они погрузились в тёмный узкий переулок.       — Чехов-кун… мы ровесники, можно вас так называть?       — Конечно!       — Тогда и вы можете звать меня просто Мори. Так вот, Чехов-кун, — растягивая слова начал Мори, — я хотел вас спросить, что вы хотели рассказать о господине Нацумэ? Помнится, вы об этом упоминали, когда мы были у ворот больницы.       — А! Об этом. У Нацумэ Сосэки со здоровьем всё прекрасно! — с полной беззаботностью и радостью воскликнул Антон. — Его организму ничего не грозит, разве только если проходя под балконом жилого дома ему не свалится на голову цветочный горшок, но это крайне маловероятно.       — Тогда скажите, для чего вы меня попросили прийти и сейчас сопровождаете домой? — Мори решил перестать ходить вокруг да около. — Вам же наверняка есть, что сказать?       «Началось!»       — Хм… по правде говоря, я заметил кое-что весьма и весьма интересное, когда заглянул в ваш кабинет. Ваша замечательная племянница оказалась крайне интересной и не по годам очень способной девчушкой.       Из-под рукава с тыльной стороны ладони Мори показался жестокий блеск хирургической стали.       — Я впервые видел, как ребёнок помнит и, что меня больше всего поразило, пишет сложные для детского мозга названия препаратов. Да ещё и обладает экстрасенсорными качествами.       — Да ладно вам, не несите чепуху. Моя Элис? Что такого необычного она могла написать? Наверняка просто играла во врача, — Огай удобнее подбирал рукоятку.       — Что необычного? Дату операции. И время. Когда я зашёл к вам, я положил закрытую папку с историей болезни на стол, наверняка вы открыли её и ознакомились с документом перед началом операции, — на последних словах Антон изменил интонацию на вопросительную. — Так вот к тому моменту, когда я это сделал, Элис почти полностью составила за вас отчёт об операции, не упустив ни дату рождения, ни группу крови, ни диагноз господина Сосэки и даже написала точное время начала операции. Поразительная… девочка.       — Да, она очень умный ребёнок, — задушевно тихо прошептал японец.       «Если он сейчас намекнёт, что она не человек…» Элис услышала его. Она чуть оглянулась в сторону Мори, ожидая сигнала.       — Так что я вывел из этого неординарного явления, — Чехов продолжил свою речь громче, сделав вид, что Мори ничего не произнёс. — Видимо, несчастную девочку так потрясла гибель родителей, что в её мышлении произошёл сбой, направленный на подавление навязчивых тягостных воспоминаний, и за неимением чего-либо другого в качестве объекта внимания, её мозг запоминает информацию, которой она окружена. То есть, Элис просто помнит имена пациентов и их личные данные, названия болезней, диагнозов, препаратов и инструментов, так как каждый день сталкивается со всем этим у вас на работе! — парень с ликованием исследователя, дошедшего до сути вопроса, посмотрел на японца.       «Серьёзно?». Мысли Мори словно онемели.       — Мало того, она вам помогает! Какая замечательная девочка! Вы, пожалуйста, заботьтесь о ней и не курите много, на её хрупкое здоровье это тоже имеет влияние.       «Так это всё с глупой болтовнёй о способности, которую я гублю, о Нацумэ, об Элис, всё это было направлено на это?». Он оценивающе оглядел врача с головы до ног. «Какой же идиот. Очередной любопытствующий идиот. А я идиот в квадрате». Сейчас он был разбит и испытывал разочарование и досаду от того, что напридумывал у себя в голове чёрт знает что, совсем упустив из виду, что тем человеком, о котором говорил господин Нацумэ, мог быть кто угодно и что нужно было тщательнее исследовать информацию о других сотрудниках — иностранец мог скрываться и под видом японца. «Нацумэ… надоело. Зачем он взял в ученики именно меня?»       Ради приличия стоило что-нибудь ответить и Мори, приложив последние усилия для этой формальности, наконец произнёс:       — Да, ваша проницательность поражает. Моя дорогая племянница пережила слишком много, и я удивляюсь, как, потеряв мать, она продолжает быть ребёнком. Я лишь тихо радуюсь, что у неё именно такая реакция на этот ужас, — мужчина помолчал. — Всё могло быть намного хуже и для меня и для неё.       Чтобы не выдать волнения, он сбавил шаг, отстранившись от этого человека и спрятав сталь обратно в рукав. Его голову грозовой молнией пронзала боль и он чувствовал себя опавшим осенним листом, только что раздавленным под его ботинком. «Как же мне это надоело… Два месяца… впустую потратил два месяца… Нужно отдохнуть. Когда я в последний раз спал больше трёх часов?»       Пока длился разговор, они вышли из переулка на пустое широкое место, освещённое с двух сторон синеватыми фонарями. Здесь туман был слабым. Через сто метров перед ними вырос высокий решётчатый забор с колючей проволокой и табличкой с надписью «Посторонним вход запрещён». За ним рядами стояли большие железные тары из-за которых вдалеке показывались портальные краны; воздух был пропитан солёной сыростью и словно в приёмной терпко пахло йодом.       — Это один из вариантов объяснения, — суровым голосом неожиданно твёрдо продолжил Чехов. — Можете пользоваться им, если вдруг какой-нибудь любопытствующий идиот полезет к вам с навязчивыми прогулками, чтобы натолкнуть вас на глупую болтовню об Элис.       Вздрогнув, Мори остановился.       — Есть другой вариант, и как раз он даёт единственно верное объяснение из возможных.       Чехов, на ходу снимая и пряча в карман очки, заслонив фонарь выпрямил спину, повернулся всем телом и прямо посмотрел на Огая. Тот видел его целиком: огромного, непонятного и инородного в этом месте, едва ли не потустороннего; впервые он видел его глаза, его настоящие глаза, ледяным зелёным огнём пронизывающие естество. И тут он осознал свою ошибку. «Как я мог забыть?..»       — Скажите, чем раньше была для вас жизнь?       Не в силах шевельнуться от трепета, Мори стоял, затаив дыхание и не отводя взгляда от этих страшных глаз. «Как этот… О чём он…» — мысли обрывались, оставляя тяжёлую пустоту и надрывы, словно засохшая в крови марля, оторванная от раны. Он провёл бесчисленное множество операций, разрезал тела, под слоем кожи и жира видел корень болезни, удалял опухоли, органы, в горячих точках за неимением анестезирующего просил солдат держать ремень зубами, пока он отрезает изувеченную, гниющую плоть, отмороженные конечности, пока из ног, рук, туловищ вытаскивает пули и осколки гранат, и ни разу во время этого он не испытывал отвращения и не допускал ненужные эмоции; если было нужно, он связывал бедняг, не обращая внимания на сопротивление, особо не заботясь, каково пациенту под его ножом — он просто делал своё дело, копаясь в человеке, когда это нужно. Однако сейчас он со всей невыносимой болью чувствовал, как в его душу залезли по локоть, вытаскивая из неё порванные сети нервов, а них — чёрного спрута того кровавого дня, который уже год опутывает жадными щупальцами и отравляет дурманящими чернилами его сердце.       Тянулась минута. Вторая. Третья… тишина.       «Хватит!»       — Спосо. — едва дыша, Мори смог только прошептать половину нужного слова.       Ядовитый фиолетовый свет яркой вспышкой отразился на костлявых выступах тар.       — Способность Vita sexualis!       Девочка, замахнувшись огромным шприцом, взлетела над головой Чехова. Мори, выхватив что-то железное из-под рукавов, не сдерживая ярость рванул к нему.       Уклоняясь от острия толстой иглы и летевших скальпелей, Антон резко согнул ноги, едва касаясь рукой асфальта, с несвойственной его несоразмерному телу быстротой подался вправо. Ухватившись за достигшую асфальта иглу, он оттолкнудся от земли, как бегун от колодок на старте трека, провернулся вокруг своей оси — что-то со звоном отрикошетило от стеклянного цилиндра, — выбросил ноги вперёд и ударил всей своей массой Элис. Та отлетела в сторону. Быстро сгруппировавшись, она сделала крюк, перекувыркнулась в воздухе и повисла за спиной Огая.       — Так вот, какое название твоего дара. Какая пошлость!       Мори был на пределе.       — Элис!       Перед девочкой в воздухе полукругом возник рой мелких шприцов. Элис махнула рукой, будто отбила мячик ракеткой, и орудия полетели стрелами в Чехова. Он бросил навстречу группе шприцов портфель и, как циркач, резко сделал сальто назад, — туда, где миллисекунду назад были его ноги, врезалось несколько игл, — приземлился на руки, и оттолкнувшись, таким же образом в пять раз быстро набрал расстояние.       — Эх, портфель жалко. Подарок учителя, а вы его испортили!       — Зачем ты сюда пришёл?!       — Это ты зачем сюда пришёл? Твой дом в другой стороне. А я раз пришёл, значит не просто так. А может и просто так, кто ж меня знает?       «Действительно уникальная способность, и видимо, обрёл он её недавно, около года или года с половиной назад, однако уже владеет ей достаточно неплохо. Никогда такого не видел», парень был очарован. Тут он почувствовал колющую боль в ноге: в бедро впился по подыгольный конус шприц. «Вот же! Всё-таки задел. Очень неплохо!». Согнувшись, Антон с силой вырвал из ноги «оружие».       — У тебя интересный дар. Как ты научился его контролировать? Наверняка пока тренировался, ходил обколотый, как наркоман.       — Подавись словами, отброс! Зачем ты сюда пришёл?       — Хочешь узнать? — хитро прищурился Чехов. — Тогда сначала поиграем!       При этих словах он разбежался и перепрыгнул забор. Оказавшись по другую сторону решётки, побежал в коридор между тар.       — Его нужно схватить. Разруби!       — Да, господин.       В маленьких ручках Элис снова появился огромный шприц. С поразительной амплитудой она легко размахнулась им, будто держала обычную палку, а не тяжёлый инструмент, и в мгновение прорезала дыру в решётке.       — Направляйся в ту сторону, он может прятаться там. Я пойду туда, — Огай повернул влево и побежал по дороге отступления Антона.       «Не уйдёт». Мягкий быстрый стук подошв о сырой асфальт. Поворот вправо — пустой проход, прямо — никого, поворот влево — пустой проход. Наверху — нет. «Надо же, такая каланча, да ещё прыгает, как кенгуру на стероидах. Ничего, в его ногу попала одна моя муха, он долго не продержится».       В мозгу Мори кипела злость против этого белого, и плевать, что говорил сэнсэй. «Сэнсэй…», в памяти Мори всплыло предупреждение учителя: «Огай, будь осторожен с этим иностранцем». Мори раздражённо прорычал. «Какой же я идиот».       Прямо — вправо. Нет. Туда! Влево — пусто. «Жарко», на бегу он расстегнул тяжёлое пальто.       Вдруг он почувствовал. Это было чьё-то присутствие. Резко остановился, взял между пальцев скальпели и в готовой позиции застыл на месте, закрывшись в защите руками и согнув ноги. «Он здесь. Затаился».       Перед ним был расплывавшийся в дымке протяжённый коридор с развилкой. Вдалеке светил фонарь. Там был выход. Ящики стояли так плотно, что спрятаться в проёме не представляло возможности. Но Мори точно знал — он здесь.       Из пустоты раздался насмешливый голос:       — Значит, скальпели. Так ты, оказывается, подворовываешь у больницы инструменты! Советую убить меня сейчас, а не то доложу главному врачу о краже и тебя уволят с выплатой штрафа.       — Нашёл, чем напугать! Мори осторожно оглядывался. Никого вокруг не было.       — Покажись. Не будешь же ты прятаться всё время?       — Ну раз ты так хочешь, смотри в оба! Всё равно ничего не увидишь.       Тут Мори понял, что Чехов собирается сделать. Он выбежал на свет, повернувшись спиной к выходу так, чтобы видеть углы ящиков и тени от них, и стал внимательно ожидать какого-либо движения.       «Молодец, быстро соображает», — отметил про себя Чехов.       От угла по диагонали к Мори побежала тень человека. Мори, отступая назад, начал бросать ножи навстречу местам предполагаемых икр.       Нога Огая подкосились под тяжёлым ударом под колено. «Быстро!» Не успев упасть, Мори вывернулся и метнул в сторону угрозы скальпели. Упал, перекувыркнулся, и, не успев подняться, отлетел вправо от удара кулаком.       — Ты собираешься драться со мной или нет? — голос требовал.       — Хах, — выплюпул кровь хирург. — Ты так хочешь биться со мной?       — Да.       Мори пошатываясь встал на ноги.       — В полную силу?       — Да.       Он вытер ладонью губы.       — И ты уверен, что выживешь?       — Да.       Было видно, как хирург жутко улыбнулся.       «Отлично, сейчас он призовёт девчонку» — Чехов подобрался ближе.       — Тогда… моли своего Бога, чтобы ты уцелел!       Щелчок пальцев и Огай взмыл в воздух. За воротник его держала Элис.       — Пригладь нашего интервента шприцами.       «Плохо дело!»       Град игл посыпался во все стороны. Звук разбивающегося стекла и плеска прозрачной жидкости резал ухо.       «Где он? Он уже должен орать от боли. Или он уже?»       Шприцы беспощадно били по бетону: казалось, это злой дух дёргает за нити миллиарды колокольчиков, создавая сводящую с ума музыку.       Чем дольше множилось количество разбитых шприцов, тем больше нарастала тревога Мори. «Что за чёрт?» У него кончались боеприпасы.       — Элис, спускаемся.       Смертельный дождь вмиг кончился и они приземлились на усеянный стеклянным песком бетон. Мори, держа в руках скальпели, потихоньку двинулся вперёд, попутно осматривая место. Ни одного признака пролитой крови.       Тихо. «Слишком тихо».       Справа что-то прошелестело.       Взмах. Сверкнула сталь.       «Достал».       Мори подошёл. Достал из кармана спички, зажёг: лезвие пробило пушистый комок, из которого текла кровь, окрашивая лужу в бледно-багровый цвет. Это была крыса.       — Как?! — он побледнел.       — Я же сказал тебе: ты ничего не увидишь.       Из тени показался тот самый фосфоресцирующий глаз. Вокруг него спиралью развернулся силуэт высокого человека и перед Мори при белом свете фонаря предстал потрёпанный, уставший и тем не менее безмятежный Чехов.       — Кроме того, что ты сейчас держишь в руках, у тебя не осталось инструментов.       Они изучали друг друга. Бледный, как полотно, японец и спокойный, аки флегматичный ящер, русский.       — Ты как всегда кое-что забываешь.       Элис парила за спиной Чехова, наведя иглу в позвоночник.       — Только тронешься, и с тобой будет кончено.       Чехов равнодушно взирал на Мори. Тот навёл на него скальпели.       — Кто ты такой? Что тебе надо?!       — Правда, мне нужна только правда, а не то, что ты всем выставляешь за неё.       — За эту правду я тебя убью! Ты залез в мою душу, вытащил из меня последние жилы, и за это ты поплатишься.       — Да что ты? А ты ничего не перепутал? Что такого я сказал, что ты жаждешь моей смерти?       Пауза. Мори не выдерживал.       — Meine…       Следующее слово спряталось в порыве ветра, а на глазах Огая проступили слёзы. От ветра ли?       Антон выдержал паузу. Он не хотел что-либо говорить в ответ.       — Думаю, это ты кое о чём запамятовал.       Он резко поднял руку и из рукава выпрыгнул револьвер.       Выстрел.       Элис не успела достичь цели, лишь растворилась в воздухе.       Скальпели выскользнули из пальцев — Мори отбросило назад. Ударился спиной о стенку. Боль, жгучая боль прожигала его грудь. Рубашка превратилась в кровавое тряпьё. Он терпел. Ноги не слушались. Чуть не упал. Опёрся рукой об усыпанный осколками пол и тяжело сел, не обращая внимание на вгрызавшиеся в кожу зубы битого стекла.       Чехов вздохнул:       — Видишь, у нас много общего: ты врач и я тоже врач; ты носишь в рукавах скальпели, а я — револьвер.       Огай восстанавливал дыхание.       — Не бойся, не умрёшь. Это соль. Я понял, что девочка зависит от твоего состояния по её кашлю, когда ты курил в перерыве. То есть, если я обездвижу тебя, она испарится. Вероятность такого исхода была пятьдесят на пятьдесят, но, к счастью, у меня получилось.       — Ах, ты… — Огай не находил слов.       Антон наблюдал, как физически и морально страдает его противник. «Какая скука».       — Знаешь, я дам тебе совет, так сказать, на будущее. Если хочешь добиться нужного результата, не спрашивай свою совесть «а правильно ли я поступаю?» Просто делай должное. Это тебе определённо пригодится. Я вот всегда так делаю, например, сейчас, и уже достиг нужного.       Японец возмущённо посмотрел на это нечто, стоящее перед ним, и, не скрывая раздражения, начал отпираться:       — Да кто ты такой, чтобы мне советы раздавать?!       — Кто я? — парень довольно усмехнулся. — Я твой счастливый билет. Точно! Ты со мной выиграл лотерею! Мои поздравления!       — Издеваешься.       — Самую малость.       — Это был не вопрос!       На Мори случившееся оказало отрезвляющий эффект.       — Значит, ты устроил это кривляние, чтобы узнать о действии моей способности?       — Схватываешь на лету! Садись — пять! — Чехов радостно растопырил ладонь, показывая пять пальцев, и тут же с поддельным разочарованием осёкся. — А, ну да, ты уже и так сидишь.       — А свой дар показать слабо?       — Дружище, если я покажу тебе свой дар, ты повредишься вот здесь, — парень указал дулом на висок. — А мне лишние проблемы ни к чему. Мой начальник этого не хочет.       — Тогда чего хочет твой начальник?       — Правильный вопрос ты задал. Если коротко — у меня есть цель.       Парень подошёл ближе к поверженному оппоненту.       — Я должен закрыть лавочку торговцев оружием для террористов, — непринуждённость сквозила во всех словах Антона, будто он говорил о сущих пустяках. — А для этого мне нужен ты.       Огай широко раскрыл глаза.       — Я? При чём здесь я?       — Да, ты. И ты очень даже при том. Заканчивая основную работу в госпитале, ты идёшь на указанное заказчиками место и при необходимости занимаешься врачебной практикой в преступных организациях. И некоторые из них промышляют этой грязью. Ты же не отшельник, видишь и слышишь новости. Каждый месяц в Японии происходят теракты, в России за пять месяцев уже произошло одиннадцать трагедий. Погибают и калечатся люди. Спрашивается, откуда у этих боевиков берётся оружие? Ты, как человек военный, сержант, понимаешь это как никто другой. Война продолжается. Согласно данным, которые мы получили из предотвращения одного планировавшегося теракта в одном из наших городов, на квартире подозреваемых был найден деревянный ящик с примечательной надписью, в нём лежали автоматы, а на его дне — бумага с адресом, через который им поставили эту гадость. Какая же грубая ошибка! Догадайся с первого раза, что за адрес был написан на этом документе.       Для Мори на осознание хватило секунды.       — Я ничего не утаил. Теперь думай. У тебя есть много связей в этом мире, так грех не воспользоваться ими во благо общественности.       «Сейчас он не увиливает». Японец быстро оценивал ситуацию.       — Какую же чепуху ты городишь! Принимаешь меня за кого-то другого.       — За кого-то другого? Пожалуйста, — Антон вынул из внутреннего кармана фотографии и показал Огаю. — Смотри, какие живописные кадры! Будто для журнальной обложки делали. Свеженькие. За вчерашний вечер.       Мори молчал.       — Вот ты вышел из больницы. Вот идёшь по улице. А здесь здороваешься к неким верзилой. Садишься в минивэн. Приехали на склад. О! Как же без врагов! Перестрелка. Ранили человека! Его под прикрывающим огнём приносят к тебе в машину. Ты включаешь свет… Продолжать? Хотя что там, в конце сей дивной истории приезжает человек в окружении телохранителей и разбирается в причинах заварушки. Тебе отсчитывают деньги. Сайонара, сайонара. Ты дома. И где здесь этот кто-то другой?       Мори молчал.       — Ну так что скажешь?       — Отказываюсь.       — Чего?       — Я сказал — я отказываюсь. Ищи себе другого помощника. Ты ударил Элис-тян, вывел меня из себя, заставил раскрыть способность, ставишь условия, так ещё и делаешь вид, будто всё в порядке.       Антон поражённо развёл руками:       — Разве я могу ставить тебе условия? Как это? Не ударь я Элис, от меня сейчас ничего бы не осталось, одно мокрое место. И что такого страшного я сделал?       Мори недоумевал: этот наглец не пытается оправдываться, не переубеждает его и даже не осуждает за слабость. «Какой же…»       — Ты… что за странный вопрос ты задал, когда закончил врать? О жизни раньше.       — А, ты об этом. Ну, хотел просто понять, что ты за человек на самом деле. А ты оказался очень уж буйным, — Антон присел на корточки перед японцем. — У тебя сложное прошлое; ты погружаешься в воспоминания и медленно в них тонешь, и как видно, это связано с твоей способностью. Не стану узнавать, что произошло, но тебе бы стоило подумать о своём будущем и будущем города. Ведь господин Нацумэ не просто так взял тебя в ученики.       — Думаешь, я сам не знаю, почему он взял меня под высокую руку?       — Судя по твоим действиям, ты этого так и не понял.       Мори удивлённо посмотрел на русского.       — Ты можешь быть не просто военным врачом и подлатывать царапины решал. Если ты поможешь нам, у тебя появится шанс вскрыть невменяемость нынешнего босса Портовой мафии и стать кем-то очень значимым в этой организации. А для этого тебе нужен я.       — Забавно. Зачем мне нужен ты, если я с поддержкой Нацумэ-сэнсэя могу провернуть всё сам?       — А я один из звеньев этой поддержки.       «Что?»       — Конечно, если тебе так хочется провести всю жизнь в терзаниях и вылазках на заказанную работу с риском для жизни, ну или просто в выслуживании перед командирами выше, пожалуйста, это твоё право. Однако как у вас говорят старые люди, карп, плывущий против течения, становится драконом. Очень старая, но до сих пор очень применимая поговорка. Так что у тебя есть хорошая возможность.       — Как я могу тебе верить? За полчаса ты намолол с три короба, заговорил мне зубы, а теперь утверждаешь, что нужен мне.       Чехов снова запустил руку во внутренний карман пальто, извлёкши небольшой конверт из добротной толстой бумаги с печатью красного двуглавого орла на месте склейки.       — Вот это, — парень указательным пальцем постучал по бумаге, — тот самый лотерейный билет. Отдай его господину Нацумэ. Письмо от его старого знакомого, он будет рад. И когда господин Нацумэ прочитает его, ты убедишься — мне можно доверять.       Он протянул конверт. Огай, сидя в озере вытекшего медикамента и стекла, недоверчиво посмотрел на Антона, потом на конверт, потом снова перевёл взгляд на этого странного человека.       — Ты не сделал это сам, потому что сомневаешься во мне? У тебя была возможность передать эту бумажку сэнсэю в госпитале.       — Ты прав. Так же как и ты, я бы хотел точно знать, можно ли доверять человеку напротив. Теперь у тебя достаточно сведений на меня. Как и у меня на тебя.       Они молча смотрели друг на друга. Ничего не прерывало это молчание, только ветер безразлично шелестел между тар.       — Ладно. Я сделаю, как ты сказал. Но если это письмо окажется липой, я найду тебя и убью — мне в этом городе не нужны отбросы.       — Пожалуйста! — теперь на терапевте была та же самая солнцеподобная улыбка, когда он разглагольствовал о вреде табачных изделий. — Считай, мы договорились.       Мори вытер окровавленную ладонь, прежде чем взять письмо и спрятать его в более-менее целый карман чёрного пальто.       — Ладно, вставай и пойдём!       Русский спрятал револьвер обратно в рукав, подобрал платком оружие своего недавнего недруга, достал мобильный и кому-то позвонил. Мори, опираясь на руки, потихоньку встал. Его голова была полна и пуста мыслями.       — Вот, держи, — Чехов протянул Мори скальпели. — Нам надо уходить. Не то сюда скоро заявится одна заноза, которая начнёт сначала пилить меня и тебя за этот потоп, а потом заставит драить этот дурацкий бетон.       Огай взял свои ножи.       Выйдя из жидкой стеклянной каши, они медленно поплелись бок о бок через развилку назад к проделанной в заборе дыре, отбрасывая перед собой длинные тени и чавкая насквозь промокшей обувью.       «Как хорошо…» Поймав себя на этой мысли, Чехов ударил ладонью по лбу.       — Стоп, что за препарат был в шприцах? Это наркотик? Яд? Запаха не слышу.       — А-ха-ха-ха-ха, нет, но раз спрашиваешь, значит ты почувствовал действие моего сюрприза! — в голосе хирурга были злорадные нотки ликования.       — Что это? — Антон похолодел.       — Окситоцин.       …       — Ах ты сволочь! Озабоченная сволочь! — парня колотило от бешенства. — В меня попало двадцать таких дур!       — Это тебе за Элис!       Теперь для Мори настало время играть на нервишках Чехова, и от этого в тот миг ему стало легче. Он был, пусть и совсем немного, но всё-таки счастлив.