***
Сынмин слезает с лошади и спешит подойти к Хёнджину. Хоть они и не виделись всего неделю, младший успел соскучиться. — Привет. Хёнджин смущенно улыбается и целует Сынмина в щеку. Они садятся прямо на траву под многовековым дубом и берутся за руки. — Рассказывай. — Не знаю даже, что сказать. Мы с утра до ночи работаем в поле. Сил совсем нет. Сынмин сочувствующе поглаживает возлюбленного по руке и оставляет поцелуй на костяшках. Кожа на руках Хёнджина была грубая и вся мозолях от вечной работы, но младшего это никогда не отталкивало. Он считал своего соулмейта идеальным с ног до головы. — А как твоя неделя прошла? — Мать два раза устраивала ужин с Дахён. Кажется, она намерена сыграть свадьбу до конца года. Улыбка с лица Хёнджина пропадает в это же мгновение. Сынмин прекрасно знает, что такие разговоры его расстраивают, но ничего скрывать от своего соулмейта он не намерен. Он был убежден, что ложь и недомолвки были главными врагами счастливых отношений. Даже если все это делалось во благо. — Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя? — Знаю. Хёнджин говорит, что знает, но при этом все равно начинает плакать. Сынмин сжимает его руку в своей и сцеловывает его слезинки. Сколько бы раз он ни видел чужие слезы, это каждый раз приносило одинаково сильную боль. Видеть своего возлюбленного расстроенным было тяжело. Особенно если причиной его грусти являлся ты сам. — Любовь моя, это не стоит твоих слез. — Я знаю. Просто я завидую ей. Она тебя видит чаще, чем я. — Нечему завидовать. С ней я не хочу проводить свое время. А с тобой я мечтаю провести всю жизнь. Хёнджин наконец улыбается, и Сынмин треплет его по длинным черным волосам. Старший ложится на его грудь и устало прикрывает глаза. На несколько минут они позволяют себе расслабиться, но потом младший вспоминает еще одну неприятную новость. — В следующее воскресенье мы едем в город, так что встретиться не получится. Прости. — То есть мы не увидимся две недели? — Да, не расстраивайся сильно, ладно? Я привезу тебе подарок. Что хочешь? — Мне ничего не нужно. Просто вернись. Сердце Сынмина наполняет любовь. Хёнджин всегда был таким. Он никогда не просил даже самых маленьких подарков. Все, чего он желал, это возможность видеть младшего. И это единственное, что Сынмин не мог ему дать. Они не могли видеться слишком часто из-за опасности быть раскрытыми. По этой же причине Сынмин не мог дарить Хёнджину дорогие подарки. Поэтому обычно он привозил разные сладости. К тому же, начиная с весны, старший все время был занят работой в поле вместе с родителями и братьями. И единственный день, когда он был свободен, это воскресенье. Вот и получалось, что как бы им ни хотелось видеться чаще, возможности просто не было. — Хочешь, на лошади прокатимся? Можем к озеру съездить. — Не в этот раз. Хочу остаться здесь. Сынмин кивает и целует Хёнджина в макушку. Он с нежностью гладит старшего по плечам и тихо-тихо шепчет: — Я люблю тебя. Всегда помни об этом.***
Хёнджин впивается взглядом в каждого, кто входит в кафе. Где-то внутри таится страх, что Сынмин может не прийти. Он понимает, что страх этот необоснованный и что его соулмейт сам горел желанием встретиться в ближайшее время, но поделать ничего не может. Чтобы как-то отвлечься, он начинает крутить меж пальцев небольшую подвеску в виде звездочки с красным камнем по центру. Обычно это помогало. — Привет. Сынмин садится напротив и улыбается, но Хёнджин замечает, что тот тоже волнуется. Это странным образом немного успокаивает. По крайней мере, он не один. — Привет. Повисает неловкая тишина. Хёнджин не знает, как начать разговор, и Сынмин, судя по всему, тоже. Оба неловко разглядывают свои руки, поэтому, когда к их столику подходит официантка, они вздрагивают. — Добрый вечер, вы уже определились с заказом? Хёнджин едва сдерживает вздох облегчения и заказывает латте с соленой карамелью. Он переводит вопросительный взгляд на Сынмина, и тот, помолчав пару секунд, просит то же самое. Хёнджин цепляется за этот факт, посчитав, что это может быть неплохой темой для того, чтобы хоть как-то начать разговор. — Минхо-хён вечно называет меня извращенцем из-за любви к соленой карамели. Я рад, что теперь не один. — Минхо это? — Мой лучший друг. Сынмин кивает и оглядывается. Между ними опять повисает тишина. Хёнджин никогда не чувствовал себя так неловко. И все же это не останавливает его от второй попытки: — Ты тут рядом живешь? — Нет. Я заходил к одногруппнику. — Понятно. Официантка приносит кофе, и Хёнджин спешит отпить из кружки, чтобы хоть чем-то себя занять на время. Конечно же, он обжигает язык, и это отражается на его лице. — Осторожнее. Сынмин рефлекторно подается вперед, чем вызывает у Хёнджина улыбку. Он заверят младшего в том, что все в порядке и что ему вовсе не больно, хотя это очевидно не так. Сынмин это понимает и заказывает шоколадное мороженое, чтобы немного облегчить боль. — Ой, извини, надо было спросить, любишь ли ты шоколадное… — Оно мое любимое. — Да? Мое тоже. — Тогда угощайся. Хёнджин двигает мороженое на середину стола, но Сынмин как-то неловко улыбается, начиная заламывать пальцы на руках. — Слушай, я не очень люблю есть на людях… — Что? Почему ты мне сразу не сказал? Младший пожимает плечами, и Хёнджин тут же осознает, что тот даже к кофе не притронулся за все это время. Он встаёт, подходит к официантке, чтобы расплатиться за заказ, а затем возвращается к Сынмину и протягивает ему руку. — Идем, я знаю одно место. Тебе понравится. Хёнджин отводит Сынмина в заброшенную часть парка, который как раз находился не так далеко. Раньше там всегда было много людей, а затем в парке начали ремонт, хотели обновить асфальт и установить новое освещение, но в итоге так ничего и не доделали. Все перерыли, да так и оставили. Ну а люди, само собой, предпочитали проводить время в благоустроенной части парка. По пути они снова покупают мороженое и холодный чай. Не без труда, но им даже удается найти уцелевшую лавочку. Сынмин заметно расслабляется, и их дальнейшие разговоры становятся менее неловкими. — Слушай, это, наверное, глупый вопрос, но тебя не смутило, что мы оба парни? Я понимаю, что это не такая уж редкость, но все же… вдруг ты представлял девушку, а тут я… — На самом деле я догадывался, — Сынмин слегка улыбается, — не то чтобы мне кто-то нравился, конечно, нет, но… я всегда считал парней более привлекательными. — А я, по-твоему, привлекательный? Хёнджин своего вопроса тут же стыдится. Ну вот кто такое спрашивает на первом свидании? Решив, что это все от нервов, он старается не слишком сильно себя за это корить. Сынмин же смущается, но достаточно уверенно заявляет. — Даже лучше, чем я мог себе представить. От этих слов Хёнджин окончательно покрывается румянцем и прячет лицо в ладонях. Ему необходимо взять себя в руки и перестать говорить то, за что ему потом будет стыдно. Сынмин осторожно кладет руку ему на плечо и признается: — Я тоже волнуюсь. Это было так неожиданно… к такому, наверное, нельзя подготовиться, но все же… — Надеюсь, мы никогда не будем вспоминать этот разговор. Сынмин хихикает и говорит, что такая перспектива его устраивает. Остаток свидания проходит почти без неловкости.***
В этот раз первым приходит Сынмин. Он, как и всегда, садится под дубом и принимается ждать. Хёнджин появляется на горизонте не раньше, чем через полчаса. Как только младший его замечает, он тут же подрывается с места и бежит навстречу. — Я так рад тебя видеть! — Сынмин порывисто обнимает возлюбленного, но тут же отстраняется, чтобы взглянуть в чужие глаза. — Я безумно ждал нашей встречи, идем скорее! У меня для тебя кое-что есть. Хёнджин в прямом смысле светится от счастья и радостно кивает. Они направляются вперед, держась за руки, и спустя несколько шагов Сынмин замечает, что старший хромает. Он тут же останавливается и спрашивает: — Что с ногой? — Ничего, ерунда. — И вовсе не ерунда. — Да просто с братом подрался. Ничего серьезного. Сынмин хмурится, а затем его взгляд падает на левую руку старшего, и он видит, что та забинтована. Это заставляет его волноваться еще сильнее. — А с рукой что? — Порезался, когда траву косил. Я в порядке, правда. Идем скорее. Младшему остается лишь подчиниться. В конце концов, он не мог ничем помочь. Они доходят до дерева и опускаются на траву. Сынмин тут же лезет в свою сумку, чтобы достать подарки, которые он привез возлюбленному из города. Первым делом шли шоколадные конфеты. — Сынмин, ну зачем? Это же очень дорого. — Мне для тебя ничего не жалко. Неужели я не могу тебя ничем порадовать? Лицо Хёнджина смягчается, и он шепчет тихое «спасибо», после чего оставляет на щеке Сынмина поцелуй. Он улыбается и достает из сумки украшение. Это всего лишь небольшая подвеска в виде звезды с драгоценным камнем посередине. — Это тоже тебе. Сынмин кладет украшение на чужую ладонь и наблюдает, как глаза Хёнджина увеличиваются от удивления. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова так и не слетают с его губ. Он беспомощно переводит взгляд со своей ладони на Сынмина и обратно… — Сынмин… я не могу это принять… — Можешь. Этот камень называется гранат. Он символизирует любовь. Хочу, чтобы ты всегда помнил о том, что я тебя люблю. Так я всегда буду рядом. В глазах Хёнджина уже блестят слезы, и Сынмин вздыхает. Его возлюбленный был слишком эмоциональным. Довести того до слез могло что угодно. Конечно же, младший не переставал любить его меньше из-за этого. Он, как и всегда, целует Хёнджина под глазом и нежно шепчет: — Не плачь. Все ведь хорошо. Тебе нравится? Хёнджин был в состоянии лишь кивнуть. Сынмин покачал головой и забрал украшение для того, чтобы надеть его на шею старшего. После этого он притянул его в свои объятия. — Я тебя очень-очень люблю. Никогда не сомневайся в этом. — Я тоже люблю тебя. Сынмин целует Хёнджина в макушку, и после этого повисает приятная тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Младший невесомо водит рукой вниз и вверх по плечу Хёнджина и в конце концов опускается к повязке на ладони. — Болит? — Немного. Конечно же, все это глупости, но, кроме этого, Сынмин не может ничем помочь. Поэтому он поднимает чужую руку и оставляет на ней поцелуй. — Теперь болеть не будет. Хёнджин хихикает и шепчет, что и вправду больше не болит. Сынмин удовлетворенно улыбается.***
Хёнджин не видел Сынмина две недели. Как раз с их первой встречи. К сожалению, они жили слишком далеко друг от друга и учились в разных университетах. У обоих было слишком много домашней работы, и драгоценные часы, которые оставались после ее выполнения, было просто нерационально тратить на дорогу друг к другу. Но вот переписывались они часто. Можно сказать, даже постоянно. Пару раз Хёнджину снились их разговоры. Ему казалось, что за это время они узнали друг о друге абсолютно все. И вот, наконец, у них выдались свободные выходные. Хёнджин учел прошлые ошибки и пригласил Сынмина к себе. Купил шоколадные пирожные в ближайшей кондитерской и зеленый чай, потому что черный младший не любил. Перед его приходом он навел в квартире такой порядок, которого там отродясь не было. Ну, точнее, с тех пор, как его мать три года назад переехала в Японию к своему соулмейту. Когда раздается дверной звонок, Хёнджин едва ли не подпрыгивает от радости. Он спешит открыть дверь и впустить Сынмина внутрь. Встреча выдается немного неловкой, но как только они садятся за стол, все напряжение пропадает. — У тебя не было чувства, что чего-то не хватает? После того, как мы встретились. — Я думал, у меня одного такое… будто у меня что-то забрали. Будто я забыл что-то важное. — Да-да! Точно. — Может, потому что мы не виделись? — Возможно. Хёнджин откусывает кусок пирожного и вздыхает. Радовало, что он не один это чувствовал. На самом деле, его очень волновало еще кое-что. Он не знал, как вести себя с Сынмином. Как быстро все должно было развиваться? Да, они предназначены друг другу. Да, его безумно сильно тянуло к младшему, и не покидало чувство, будто они знакомы много веков. Но не могли же они прямо сейчас взять и, например, съехаться? Технически они все равно были незнакомцами. Все это было сложно. Раньше Хёнджин не задумывался о таких вещах, а сейчас все это просто свалилось на его голову. Возможно, стоило поговорить об этом с Минхо. — Все в порядке? — Да, просто… не знаю, как нам быть. — Расскажешь? Конечно же, Хёнджин делится переживаниями, потому что он чувствует, что может рассказать Сынмину все. И он не ошибается. Младший чувствует все то же самое, и это приносит облегчение. Они идеально понимают друг друга. Оба не были против того, чтобы все развивалось быстро. Их устраивал этот темп. — Может, тогда останешься на ночь? Ничего такого, ты не подумай. Я просто хочу, чтобы ты… остался. — Я буду рад. Как минимум, я смогу нормально выспаться, не боясь, что по мне бегают тараканы. — Иу. Сынмин смеется и начинает рассказывать про жизнь в общежитии. С каждым произнесенным словом Хёнджин начинает все больше благодарить бога за свою маму, которая владела несколькими ресторанами. Он был более чем доволен своей жизнью. Конечно, иногда в детстве ему не хватало внимания, но он всегда чувствовал, что мама его любит. Каждую свободную минуту она проводила с ним. И когда четыре года назад женщина призналась в том, что наконец-то встретила соулмейта, Хёнджин был искренне за нее рад. — А где твои родители? Почему с ними не живешь? Лицо Сынмина помрачнело, и Хёнджин тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. — Ну… мы жили не так хорошо, как вы. Отец много пил… мама не так часто, но тоже пила. Ты не подумай, я не жалуюсь. Все было не так уж плохо. Они умерли в том году. Газ не выключили и заснули пьяные. Квартиру забрали из-за долгов. Так что у меня не то чтобы был выбор, где жить. — Мне жаль. Сынмин неопределено пожимает плечами и начинает разрезать пирожное вилкой на маленькие кусочки. Хёнджин прекрасно видит, что младший нервничает. — Нет, правда, все было не так плохо, как ты думаешь. Меня даже почти не били. Только когда я сам был виноват, правда. — Сынмин… — Черт, прости. Я не хотел вываливать это на тебя. Прости. Я, наверное, все испортил, да? Прости. — Сынмин, ты ничего не испортил. Можно мне тебя обнять? Получив разрешение, Хёнджин тут же встает со стула и обнимает Сынмина сзади за плечи, утыкаясь головой в его макушку. — Мне правда жаль. Пожалуйста, не думай, что ты виноват в том, что тебя били. Это не так, хорошо? Ни у кого нет права бить других людей. Тем более детей. И тебе не за что просить прощения. — Прости. — Дорогой, за что ты извиняешься? — Не знаю… я хотел, чтобы мы хорошо провели вечер. — Нет ничего плохого в том, что ты мне это рассказал. Это твоя история. Ты не должен чувствовать вину за это. Все хорошо. Так люди и узнают друг друга. Сынмин расслабляется, и они продолжают разговор более приятными темами. Время пролетает незаметно. В этот вечер Хёнджин понимает, что совершенно не знает Сынмина.***
— Не догонишь! — А вот и догоню! — Не-а! Догнать Хёнджина и вправду оказывается сложно. Тот и так бегал быстро, а постоянно встречающиеся препятствия в лесу лишь усложняли Сынмину задачу. Он не привык к таким нагрузкам и выдохся очень быстро. Старший лишь смеялся над ним и дразнил: — Не догонишь! Хёнджин разворачивается, показывает язык и вновь бросается вперед. Сынмин уже собирается сдаться, но старший запинается за корень дерева и летит на землю. С новыми силами младший бросается за ним и уже через считанные секунды хватает за плечи. — Попался! Он переворачивает Хёнджина на спину и быстро оглядывает его, после чего спрашивает: — Не поранился? — Нет. Наверное, стоило бы встать с Хёнджина и позволить ему подняться, но Сынмину так не хотелось этого делать, что он просто продолжал смотреть в глаза напротив. Старший смущенно улыбался, но взгляд не отводил. — Можно тебя поцеловать? Хёнджин кивает, и Сынмин тут же припадает к его губам. Они были сладкими из-за сока ягод, которые они ели незадолго до этого, и целовать их было сплошным удовольствием. Сынмин забирается рукой под рубашку старшего и оглаживает его стройное подтянутое тело. Хёнджин от этого прикосновения вздрагивает, но не отстраняется. — Ты так прекрасен. Сынмин прерывается лишь на секунду, чтобы прошептать комплимент, а затем возвращается к губам возлюбленного. Этого становится катастрофически мало, и он опускает руку к кромке чужих штанов. Хёнджин мгновенно перехватывает его ладонь и испуганно спрашивает: — Что ты делаешь? — Хочу кое-что попробовать. Можно? — А если кто-то увидит? — Мы тут совсем одни. Никто не увидит. Хёнджин закусывает губу и несколько секунд раздумывает над словами, но потом все же кивает. Сынмин проводит рукой по его волосам, а затем наклоняется и оставляет несколько поцелуев на шее старшего. Тот распахивает губы в немом стоне и хватается за рубашку Сынмина. — Нравится? — Д-да. Кивнув самому себе, Сынмин возвращается к начатому. Ему бы хотелось оставить следы на теле возлюбленного, чтобы все знали, кому он принадлежит. К сожалению, пока это было невозможным. Хватка на боку младшего усиливалась, и он решил, что пора переходить дальше. У него получается развязать завязки на чужих штанах в считанные секунды, при этом он не прекращает оставлять поцелуи на груди Хёнджина. Тот, взяв пример, помогает Сынмину развязать завязки на его собственных штанах. — Это… это ведь не больно? — Ну что ты, конечно, нет. Обещаю, тебе понравится. Сынмин спускает штаны и белье сначала с Хёнджина, а затем с себя. После он вновь наваливается на старшего, удерживая свой вес одной рукой. Другой же он, наконец, обхватывает их возбужденные члены. С губ старшего срывается тихий стон, и Сынмин сам облегченно выдыхает. По крайней мере, он все делает правильно. Сперва движения были медленные, осторожные. Младший следил за каждой эмоцией на лице возлюбленного. И, наконец, убедившись, что все в порядке, он стал двигать рукой быстрее. Хёнджин нетерпеливо ерзает на траве и сам тянется, чтобы поцеловать Сынмина. Для обоих все это было впервые, ощущения были слишком сильными, поэтому, чтобы подойти к краю, потребовалось слишком мало времени. Когда первичная эйфория спадает, оба краснеют от смущения и стараются друг на друга не смотреть. Сынмин освобождает Хёнджина из своего плена и быстро вытирает руку о лопухи, которых, к счастью, здесь было полно. Ощущение, признаться, не самое приятное. После он как можно быстрее завязывает свои штаны. — Нам пора возвращаться. Старший кивает, и они направляются назад. Смотреть друг на друга было до ужаса стыдно, и между ними повисла неловкая тишина. Когда они прошли больше половины пути, напряжение немного спало, и Хёнджин взял Сынмина за руку. Вскоре они вышли из леса, где их дожидалась лошадь. — Увидимся через неделю? — Конечно. Я буду с нетерпением ждать. — Я тоже. — Тогда до встречи? — До встречи. Хёнджин наклоняется и целует Сынмина в щеку, а затем едва слышно шепчет: — Спасибо, мне очень понравилось. И пока Сынмин приходит в себя, Хёнджин убегает.***
После второй встречи все изменилось. Они начали видеться чаще. Отдых больше не имел значения. Единственное, что имело значение, это время, проведенное друг с другом. Сынмин сам настоял на том, чтобы приезжать к Хёнджину послу учебы, а он и не сопротивлялся. — Я купил пиццу! — Не дай боже, я увижу там хотя бы кусочек лука… — Не волнуйся, я несколько раз напомнил им, что никакого лука быть не должно. Хёнджин счастливо улыбается и идет в гостиную, чтобы все подготовить, пока Сынмин моет руки. Он гасит свет и включает гирлянду. Коробка с пиццей оказывается на журнальном столике вместе с разлитой по бокалам для шампанского газировкой. — Устал? Сынмин кивает и заваливается на диван, тут же устраиваясь головой на коленях старшего. Хёнджин нежно улыбается и проводит рукой по шелковистым волосам своего соулмейта. — Это что, шампанское? — Не, газировка. — А почему в бокалах? — Для атмосферы. Усмехнувшись, Сынмин тянется к бокалу и пробует содержимое на вкус. Убедившись, что это действительно не алкоголь, он выпивает все до дна. Хёнджин начинает рассказывать, как сегодня перепутал аудиторию и понял это, только когда прошла уже половина пары. Подозрения закрались в его голову лишь тогда, когда он случайно бросил взгляд на доску и увидел какие-то непонятные формулы. А потом, оглядевшись, он не увидел ни одного знакомого лица. Сынмин слушает эту историю и заливисто смеется, прикрывая рот рукой. И делает он это далеко не в первый раз. Хёнджин почти сразу заметил эту привычку у младшего. — Почему ты всегда закрываешь рот рукой? У тебя красивая улыбка. — Неправда. Я выгляжу странно, когда смеюсь. — Вот как раз это неправда. Кто тебе сказал эту глупость? — Много кто. — Значит они идиоты. Не слушай их. Слушай только меня. Ты красивый. И улыбка у тебя замечательная. Младший смущенно улыбается и опять тянется рукой, чтобы прикрыть рот, но Хёнджин ему не позволяет. Сынмин вздрагивает и распахивает глаза от неожиданности. Хёнджин понимает, что их лица находятся слишком близко друг к другу. Взгляд невольно опускается на чужие губы. Желание поцеловать младшего становится как никогда сильным. — Можно я тебя поцелую? Сынмин заторможенно кивает, но стоит ему это сделать, как в ту же секунду Хёнджин его целует. И на полном серьезе он готов заявить, что ничего лучше он не испытывал. Это далеко не первый его поцелуй, потому что в свое время они с Минхо не раз целовались ради развлечения. Но никогда это не ощущалось так… правильно? Да, именно правильно. Словно все встало на свои места. — Я тебя люблю. Слова сами слетают с языка, но это именно то, что Хёнджин чувствует. Да, они знакомы всего два месяца, но разве существует определенный срок, чтобы влюбиться? Вряд ли. — Я тебя тоже. Хёнджин счастливо улыбается и вновь припадает к чужим губам.***
Сынмин не надеется, что Хёнджин его до сих пор ждет. Они должны были встретиться много часов назад, но ему все никак не удавалось избавиться от Дахён. В конце концов он попросил ее принести чай, а сам вскочил на лошадь и попросту сбежал. Он определенно получит за это выговор от матери, но это не имело никакого значения. Не тогда, когда Хёнджин до сих пор ждал его на их месте. — Я думал, ты не придешь. — Прости, любовь моя. У меня все никак не получалось найти подходящий момент, чтобы уйти. — Ты опять был с ней? Хёнджин отстраняется и смотрит с недовольством. Сынмин тут же раздражается. Старший ведь прекрасно знает, что у него нет выбора, так зачем каждый раз поднимать эту тему? Он любит только его и говорит об этом при каждой встрече, так почему Хёнджин продолжает его ревновать? Ему и так каждый день надоедают разговоры с матерью о Дахён, так еще и старший туда же. — Да, с ней. И ты прекрасно знаешь, что я не хочу этого. Ты уже надоел со своей ревностью. Взгляд Хёнджина с раздраженного меняется на взгляд, полный боли. Он вздрагивает и делает несколько шагов назад. Сынмин моментально жалеет о своих словах. Он не должен был срываться. Он не должен был говорить такие ужасные слова своему возлюбленному. — Нет, нет, прости, пожалуйста. Я не это хотел сказать. Хёнджин, прости, пожалуйста. Ты вовсе не надоел мне. Но слова уже были сказаны, и в глазах Хёнджина блестели слезы. В этот момент Сынмин ненавидел себя, как никогда раньше. Он попытался взять старшего за руку, но тот не позволил. — Любовь моя, моя душа, прости. Я люблю тебя. Только тебя. Мне никто больше не нужен, понимаешь? И я не хочу, чтобы ты думал о ней. Потому что она не имеет для меня никакого значения. Пожалуйста, Хёнджин. Я не должен был это говорить. Сынмин пытается обнять Хёнджина, и в этот раз он не сопротивляется. Наоборот, он утыкается в чужое плечо и начинает плакать. Горькие слезы насквозь пропитывают рубашку младшего. Сердце Сынмина невыносимо болит от того, что он причинил своему возлюбленному боль. — Люблю тебя. Больше всего на свете люблю. Сынмин отстраняется и, как и всегда, сцеловывает его слезинки, чтобы успокоить. Чтобы тот перестал плакать. Старший слабо улыбается и тихим-тихим голосом спрашивает: — Я правда тебе надоел? —Нет, нет, конечно нет. Я сказал сгоряча, не подумав. Такого просто не может случиться. Хёнджин вглядывается в чужие глаза и в конце концов кивает. Сынмин облегченно выдыхает, и они садятся на землю. — Поцелуешь меня? Стоит Хёнджину попросить, и Сынмин тут же исполняет его желание. Он целует медленно и до невозможного нежно. Иногда его так сильно переполняла любовь, что он просто не знал, как ее выразить еще больше. Отстранившись, он видит, что старший слабо улыбается, но его глаза все равно наполнены грустью. — Скоро похолодает. Одевайся теплее, хорошо? — Ты тоже. — Обо мне не беспокойся. Я буду в порядке. Сынмин обнимает Хёнджина, чтобы укрыть его от ветра. Днем было не так холодно, но к вечеру температура понизилась, и появился холодный ветер. Как бы ему ни хотелось еще побыть со старшим, он не мог допустить, чтобы тот заболел. — Дорогой, тебе лучше пойти домой. Сейчас совсем похолодает. — Но мы так мало побыли вместе… мне тебя не хватает. — Мне тебя тоже. Я каждый день думаю о тебе. Они проводят еще несколько минут в объятиях друг друга, а затем прощаются, уже отсчитывая минуты до следующей встречи.***
— Ты в порядке? Выглядишь замученным. — Спал плохо. Еще и на парах все преподы на меня словно накинулись. — Кошмары снились или просто не мог заснуть? — Кошмары. — О чем? — Не помню. Хёнджин целует Сынмина в родинку на щеке и притягивает в свои объятия, накрывая пледом. Младший расслабляется и прикрывает глаза. Пару минут они молчат, и Хёнджин от скуки разглядывает лицо соулмейта. — Ты веришь в то, что нас в прошлой жизни чаще всего целовали туда, где у нас сейчас родинки? — Никогда не думал об этом. — А я вот верю. — Ты видимо много плакал. — Почему это? — У тебя родинка под глазом. Наверное, если бы ты плакал, я бы тебя целовал именно туда. Черт… нет, забудь что я сказал. Сынмин обреченно стонет и прячется под пледом. Хёнджин же чувствует разливающееся по его телу тепло от любви к младшему. Он убирает ткань с чужой макушки и с нежностью проводит по волосам. — Это очень мило. — Это странно. — Это не странно. Поэтому, если я заплачу… — Не продолжай, умоляю. Хёнджин хихикает и выполняет чужую просьбу. Спустя какое-то время он замечает, что Сынмин уснул. Старший натягивает плед повыше, чтобы его соулмейт точно не замерз, и после этого берет в руки телефон. Сам он еще не горел желанием спать, поэтому решил скоротать время за просмотром бессмысленных видеороликов. Проходит едва ли полчаса, прежде чем Хёнджин замечает, что Сынмин хмурится во сне. Ему явно снится что-то не очень приятное. Старший не хочет его будить, поэтому начинает осторожно гладить его по плечам в надежде, что это поможет. К сожалению, нужного эффекта это не дает, и через пару минут, вздрогнув, Сынмин просыпается. Он испуганно оглядывается, но, заметив лицо Хёнджина, немного успокаивается. — Опять кошмар? — Да. Ничего не помню. Только чувство такое… Не знаю, как описать. Будто что-то очень плохое случилось. — Заварить тебе чай? — Нет, не уходи. Хёнджин ложится на бок, и Сынмин утыкается ему в грудь. Его дыхание все еще было неровным, и даже был слышен сумасшедший стук сердца. — Все хорошо, я рядом. Ничего не случилось. Сынмин кивает, но ничего не отвечает. Хёнджин покрывает его лицо поцелуями и успокаивающе гладит по спине. Ему самому кошмары снились крайне редко, а если и снились, то чаще всего в них он находился на парах по английскому. Что же беспокоило младшего было загадкой. — Давай пойдем попьем чай. Все равно ты сейчас не уснешь. — А конфеты есть? — Есть, сладкоежка. Повторять дважды было не нужно. Сынмин уже торопился на кухню. По-доброму посмеявшись над младшим, Хёнджин направляется за ним.***
Хёнджину нравится видеть, как с каждым днем Сынмин все больше приобретает уверенность в себе. Он все реже прикрывает свое лицо во время того, как улыбается, и еще реже говорит вещи, касательные принижения своей внешности. Старший им безумно гордится. Но вот что Хёнджину не нравится, так это синяки под глазами младшего и его замученный вид. Чтобы хоть как-то облегчить его нагрузку, он предлагает съехаться. Три месяца не слишком большой срок, чтобы принимать такие важные решения, но старший решает, что они все же достаточно друг друга знают для этого шага. Тем более это значительно облегчит Сынмину жизнь. — Я думал, у тебя гораздо больше вещей. А так мы даже быстро управились. — Мы бы управились еще быстрее, если бы Чонин, ленивая задница, нам помог. — Не сердись на него. У человека травма. — Какая травма? Я уверен, он рад, что я съехал. — Неправда. Он был расстроен. Ближе к ночи все вещи младшего уже лежали на своих местах. Хёнджин чувствовал нечто похожее на удовольствие. Он был рад перспективе жить вместе с Сынмином. Все словно встало на свои места. — Ты идешь спать? — Ммм… позже. Мне нужно кое-что доделать. Старший пожимает плечами и уходит в спальню. Он засыпает в ту же секунду, как только его голова касается подушки. Но спит он не долго. Проснувшись через пару часов от сильной жажды, Хёнджин встает, чтобы выпить воды, и обнаруживает, что Сынмин до сих пор не спит. — Долго ты еще? Ночь на дворе. — Не знаю. Хёнджин чувствует, что что-то не так, и садится рядом с Сынмином, обнимая его за плечи. Он подозревает, что это связано с кошмарами, но предположение свое озвучивать не спешит. Младшему и без лишних напоминаний хватало стресса. — Хочешь, я буду тебя всю ночь обнимать? Или сказку расскажу. Могу колыбельную спеть. — Хочу. — Тогда идем. Как и обещал, Хёнджин заключает Сынмина в свои объятия и начинает петь колыбельную, которую когда-то в детстве ему пела мама. Сынмин, сильно вымотанный всем происходящим, засыпает практически сразу, но старший все равно продолжает напевать незамысловатую песенку, надеясь, что хотя бы эта ночь пройдет спокойно.***
Сынмин смотрит на Дахён, которая кружится перед ним в своем новом платье, и вздыхает. Если честно, он не понимает, чем оно отличается от предыдущих двух. У них и цвет одинаковый, так в чем разница? В любом случае он даже не пытается понять. Все его мысли занимает Хёнджин. Он не пришел ни в прошлое, ни в позапрошлое воскресенье, а Сынмин даже не знал, почему. Он всем сердцем надеялся, что с его возлюбленным все в порядке. — Тебе нравится? — Да-да, очень красиво. — Ты даже не смотришь! — Прости, Дахён, я не очень хорошо себя чувствую. Пойду прилягу. На самом деле это не совсем ложь. Сынмин и вправду чувствовал себя ужасно. Дата свадьбы была назначена. Это случится через месяц в воскресенье. Он ненавидел, что был выбран именно этот день. Воскресенье принадлежало только им с Хёнджином. Но мать была непреклонна. Она не понимала почему ее сын настаивал на другой дате. А у Сынмина не было веских аргументов. — Пожалуйста, будь в порядке. Сынмин шепчет эти слова, глядя в окно. Вдалеке можно было разглядеть деревню, в которой жил Хёнджин. И это наталкивает его на одну безумную мысль. В считанные секунды он одевается и выбегает на улицу. Конюх быстро готовит его лошадь, и уже через несколько минут Сынмин мчится в деревню. Найти дом его соулмейта не составило труда. Хёнджин как-то упоминал, что у них есть черная собака с белым пятном на лбу. Жители деревни смотрели на него, разинув рот, и кланялись. Дети визжали и кричали, что приехал барин. Вскоре на него собрались посмотреть все жители деревни. Сынмин остановился перед нужным домом и постучал. Дверь ему открыла приятная на вид женщина. Он сразу отметил, что Хёнджин сильно похож на мать. — Добрый день. Надеюсь, я не сильно побеспокою вас, если попрошу пустить меня погреться и напоить мою лошадь? — Ох, конечно-конечно! Проходите, барин! Сынмин улыбается и заходит в дом. Почти сразу он видит Хёнджина, который сидел у печи и чистил картошку. При виде младшего он открывает рот от удивления. — Хёнджин, напои барина чаем! — Да, матушка. — Я пойду принесу воды для лошади. — Давайте я! Негоже вам тяжести таскать. — Сиди уж. А то опять простудишься, и что я с тобой делать буду? Если отец с братьями вернется, скажи, чтоб лошадь почистили. Хёнджин кивает и начинает суетиться. Он наливает воду в чайник и ставит его на печь. Из шкафа достает бочонок с медом, варенье и калачи. На Сынмина он не смотрит даже мельком. Но как только женщина уходит из дома, он практически бросается ему на шею. — Что ты здесь делаешь? — Я волновался. Боялся, что что-то случилось. Не мог сидеть в неведении. — Я заболел сильно. Никак не мог прийти. — Тебе сейчас лучше? Старший кивает и жмется к чужой шее. Сынмин его крепко-крепко обнимает и покачивает в своих руках. Времени у них совсем немного. — Мне нужно тебе кое-что сказать. — Я знаю. Все знаю. Конечно же, Хёнджин знает. Слухи распространяются очень быстро. Сынмин целует его в макушку и прижимает еще крепче. — Я тебя люблю. Не забывай, ладно? Вновь получив кивок, Сынмин отстраняется и заглядывает в глаза возлюбленного. Конечно же, он плакал. — Все будет хорошо. Сынмин сцеловывает слезы с глаз Хёнджина, а после оставляет нежный поцелуй на его губах. Вода в чайнике закипает, и старший усаживает Сынмина за стол, начиная заваривать чай. — Спасибо, что приехал. — Я не мог иначе. Ты мое все. Дверь в дом открывается, и Хёнджин тут же перестает улыбаться. Женщина сообщает, что лошадь напоили и сейчас чистят. — Благодарю вас. — Ну что вы, барин. Это честь для нас. Больше всего Сынмину хотелось остаться, но, к сожалению, он понимал, что у родителей и Дахён возникнут вопросы. Поэтому, выпив чаю, он был вынужден попрощаться. Больнее всего было видеть Хёнджина, который смотрел на него с тоской в глазах.***
Хёнджин чихает, кажется, в сотый раз за вечер и высмаркивается в платок. Кожа вокруг носа покраснела от постоянного контакта с тканью и болела. Больше всего сейчас хотелось завернуться в одеяло и уснуть вечным сном. А еще бы супчика куриного. Но все это было лишь в мечтах. В реальности же необходимо было доделать курсовую. До конца семестра оставалось совсем немного. — Много тебе еще? — Только оформление. Но я тебе отвечаю, это еще часа на три. — Давай я доделаю? У тебя ведь есть методичка? — А тебе не сложно? Ты же тоже устал. — Я хотя бы не болею. Иди в постель, ладно? — Спасибо. Правда, спасибо. Сынмин тепло улыбается, целует старшего в макушку и садится за ноутбук. Хёнджин же наконец направляется в спальню и кутается в одеяло. Скорее всего, у него поднялась температура, но проверять это сил не было. Через пару минут он уже спал крепким сном. Хёнджин просыпается от мягкого поглаживания по плечу. Он нехотя открывает глаза и щурится от мягкого света настольной лампы. — Сколько времени? — Девять вечера. Я приготовил тебе суп, поешь? — Какой? — Куриный. — Как ты узнал? Я весь день о нем мечтал. — Не знаю? Догадался. Сейчас принесу. Курсовую доделал, так что можешь отправлять. Суп оказывается даже вкуснее, чем у мамы, о чем Хёнджин сразу же и сообщает Сынмину. Тот лишь улыбается и говорит, что нашел рецепт в записной книжке на холодильнике, так что это не удивительно. После ужина старший чувствует себя немного лучше, хотя температура так и держалась на противной отметке тридцать семь и три. — Пей таблетки и ложись обратно. — Посмотрите, как раскомандовался. Сынмин качает головой и подает стакан с водой. Хёнджин выпивает таблетки и ложится в постель. Его тут же накрывают одеялом до самого подбородка и целуют в лоб. — Ты не ляжешь со мной? — Я еще немного посижу. — Сынмин. — М? — Может ты к врачу сходишь? Или не знаю, успокоительные там попьешь. Сколько ты уже нормально не спал? — Я в порядке. — Неправда. Давай, ложись ко мне. Нехотя, но Сынмин ложится рядом. Хёнджин гладит его по волосам и вздыхает. Не может быть, чтобы младшего мучили кошмары просто так. За этим должно было что-то стоять. — Ты совсем ничего не помнишь из своих снов? — Все, что я помню, это какое-то дерево. — Дерево? — Да… — Сынмин хмурится, — бред какой-то. Я не знаю, мы можем об этом не говорить? — Эй, дорогой, конечно. Я просто думал, может, смогу как-то помочь. Сынмин качает головой, и Хёнджин вздыхает. Он заботливо накрывает младшего одеялом и целует в висок. По-хорошему, им бы не стоило спать вместе, пока он болеет, но кого это волновало? Да и спать теперь вовсе не хотелось. Ни ему, ни тем более Сынмину. — Тебе завтра к какой паре? — К третьей. — Ну и славно. У нас там как раз новые серии вышли. Хёнджин тянется к ноутбуку и включает сериал.***
До свадьбы оставалась неделя. К счастью, Сынмину легко удалось улизнуть, так как в связи с суматохой в доме никто этого не заметил. Хёнджин ждал его на их месте и переминался с ноги на ногу от холода. Подойдя ближе, младший заметил покрасневшие глаза и нос, говорящие о том, что его возлюбленного что-то расстроило. — Любовь моя, что произошло? Хёнджин жмурится и утыкается лицом в шарф Сынмина. Младший его тут же обнимает и шепчет, что все хорошо. — Матушка нашла подвеску. Мне пришлось сказать, что ты мне ее в благодарность подарил. Родители ее забрали и продали в городе. — Я куплю тебе другую, не расстраивайся. — Неужели ты не понимаешь? Это плохой знак! Вдруг что-то случится? — Ничего не случится. — Давай сбежим? Убежим далеко-далеко, где нас никто не найдет. — Как ты это себе представляешь? Нам некуда идти. У нас нет денег. К тому же сейчас зима. — Мы что-нибудь придумаем. — Это плохая идея. Хёнджин поджимает губы и опускает взгляд. Конечно, ему хотелось сбежать, но это было бы слишком безрассудным поступком. Он безумно любил Хёнджина и хотел быть с ним, но все это было слишком сложно. — После свадьбы я перееду в другой дом. Я могу нанять тебя как конюха, и тогда мы всегда будем рядом. — Нам все равно придется прятаться. Мы не сможем жить вместе. — У нас нет выхода. — Есть! Мы можем сбежать. — Хёнджин. — А что, если ты полюбишь ее? У вас родятся дети, и я стану тебе совсем не нужен? Что я буду делать? Как я буду без тебя жить? — Этого не произойдет. — Откуда ты знаешь? Старший опускается на колени и закрывает глаза, начиная рыдать. Сынмину больно от того, что он ничего не может с этим сделать. Он обнимает возлюбленного и целует в висок. — Подождем до весны, хорошо? Я накоплю денег, и мы что-нибудь придумаем. — Обещаешь? Хёнджин поднимает заплаканные глаза на Сынмина, и тот тут же его целует. — Обещаю. У нас все будет хорошо. Мы обязательно будем вместе. Веришь? — Верю. Сынмин вновь прижимает Хёнджина к себе и тихо шепчет: — Приходи в субботу. Хочу тебя увидеть перед всем этим. — Хорошо.***
Хёнджин первым выходит из машины и восхищенно оглядывается. Дом выглядел просто чудесно. Он был полностью украшен гирляндами, которые даже при дневном свете выглядели волшебно. — Вау… какая… ай! Ты что делаешь? — В снежки играю. Минхо смеется и кидает еще один снежок в Хёнджина. Тот взвизгивает и наклоняется, чтобы тоже схватить снег, и в этот же момент старший запускает третий финальный снежок прямо ему за шиворот. — Да ты! Хёнджин бросается на Минхо и валит его в сугроб. Между ними завязывается шуточная борьба, в ходе которой они с головы до пят оказываются в снегу. Сынмин с Джисоном какое-то время наблюдают за своими соулмейтами, а потом, не сговариваясь, берут пакеты с продуктами из машины и заносят их в дом. Когда оба закоченевшие наконец заходят в дом, Сынмин с Джисоном как раз заканчивают готовить ужин. Простые спагетти с фрикадельками и соусом, никаких изысков. Голодные Хёнджин и Минхо сметают все со своих тарелок за пару минут. — Итак, какие у нас планы? — Мой план это лежать на кровати и есть. — Ну нет. Завтра мы идем гулять. Тут потрясающие виды. — Мне лень. — Я видел на улице санки. Если хочешь… — Хочу! Сынмини, ты самый лучший! Сынмин хихикает, а Джисон начинает ныть, что тоже хочет покататься на санках. За столом начинается хаос.***
До сегодняшней ночи Сынмин никогда не кричал во сне. Поэтому, когда Хёнджин просыпается от крика, то пугается до ужаса. Он тут же будит младшего и включает свет. — Минни, посмотри на меня. Все хорошо, слышишь? Сынмин кивает и прикрывает глаза, хватаясь за голову. Хёнджин нервно хватает его руку и целует костяшки, чтобы хоть как-то успокоить. — У вас все нормально? Минхо заглядывает в комнату и с беспокойством смотрит на пару. Хёнджин качает головой, и старший заходит в спальню. С разрешения Сынмина он рассказывает обо всем происходящем, и Минхо как-то странно смотрит на младшего. Словно он что-то знает. — Когда именно это началось? — Где-то пару месяцев назад. — После того, как вы впервые поцеловались? Хёнджин немного смущается, хотя, казалось бы, все они здесь взрослые люди. Но вопрос старшего заставляет его задуматься. Кажется, это действительно началось после этого. Сынмин кивает, чем подтверждает догадку. — Ты что-то знаешь? — Я… не могу утверждать, но возможно тебе снятся твои прошлые жизни. — С чего ты взял? — Потому что у меня было то же самое. Эту информацию Хёнджин слышит впервые. Ему, конечно, нравилось думать о том, что прошлые жизни существовали, в этом была какая-то романтика. Но он не думал, что это действительно так. — Ты мне не рассказывал… — Прости. Это… тяжело. Потом поговорим, ладно? — Конечно. Но ты не мог бы рассказать подробнее? Я первый раз слышу о том, чтобы кто-то помнил свои прошлые жизни. — Это неудивительно. Потому что встречается очень-очень редко. Грубо говоря, в каждой из наших жизней нам предназначены разные люди. Потому что мы и сами разные. Нельзя родиться тем же человеком, которым ты был в прошлой жизни. Но иногда случается так, что из раза в раз нам достается один и тот же человек. Одна и та же родственная душа. И в таком случае кто-то один, либо же оба вспоминают каждую из жизней, которую проводили вместе. — И долго это будет длиться? — В зависимости от того, сколько жизней вы провели вместе. — Ты тоже в начале ничего не помнил? — Да. Но не так долго. Я не знаю, почему так происходит. Все это время Сынмин сидел, уставившись в собственные колени. Хёнджин не мог его винить. Наверное, на его месте он чувствовал бы себя схожим образом. — У меня есть хорошее снотворное. Выпьешь и будешь спать как убитый. Ничего сниться не будет. Принести? Сынмин кивает, и Минхо уходит за таблетками. Хёнджин берет младшего за руку и сжимает ее. — Как ты? — Нормально. Просто сильно устал. — Я понимаю. После того, как Сынмин выпивает снотворное, он засыпает практически сразу. Хёнджин заботливо поправляет на нем одеяло и после бесшумно выходит из комнаты. Минхо ждал его внизу. При виде младшего он слабо улыбнулся и похлопал по дивану рядом с собой. Хёнджин сел рядом и тут же оказался под пледом. — Не думай, пожалуйста, что я тебе не доверяю. Просто я привык справляться со всем сам. — Я знаю, хён. Я не сержусь. Минхо кивает и кладет голову на плечо Хёнджина. Какое-то время они молчат, а потом старший начинает рассказ. — Первый сон мне приснился в ту же ночь после того, как мы с Джисоном впервые поцеловались. Тогда я ничего не запомнил. Но этот сон повторялся каждую ночь. И в конце концов я вспомнил. А потом это повторилось снова. И снова. — А сколько жизней ты вспомнил? — Девять. Это десятая. — А Джисон? Он знает? — Нет. — Почему? — Потому что ни в одной из этих жизней мы не были счастливы. Я не хочу, чтобы он знал. Кому от этого станет лучше? Хёнджин вспоминает весну прошлого года. Минхо и вправду тогда был подавленным, что, конечно же, не скрывалось от глаз младшего. Но тогда он поверил словам о том, что это все из-за приближающегося диплома. Как оказалось, дело было вовсе не в этом. Возможно, ему стоило быть более внимательным. Теперь, зная, что старший проходил через все это один, Хёнджин чувствовал себя отвратительно. Ему стоило лучше заботиться о Минхо. — Я хуевый друг, да? — Что? Хённи, нет, это совсем не так. Это скорее из меня хреновый друг получился. Я знаю, что могу доверять тебе, просто… я так боюсь сглазить. Я знаю, что это все глупости, и то, что в прошлом наши несчастливые финалы были результатом того, что мы родились не в том времени. Но мне так страшно, Хёнджин. Я каждый день живу со страхом, что могу потерять Джисона. И я не знаю, что мне делать. — Поговори с ним. Он заслуживает это знать. К тому же сейчас у вас все хорошо. И я думаю, когда он узнает, это только укрепит ваши отношения. Но в любом случае какое бы решение ты ни принял, я тебя поддержу. Я всегда буду рядом. — Спасибо, Хённи. Какое-то время они тихо переговариваются о всяких мелочах в объятиях друг друга. Когда противиться желанию уснуть становится невозможно, каждый возвращается в свою спальню.***
Хёнджин просыпается от едва ощутимых поцелуев в плечо. Он довольно мычит и переворачивается на спину. Сынмин тепло улыбается и сообщает: — Я принес тебе завтрак в постель. Завтрак в постель, конечно же, очень заинтересовал Хёнджина, и он посмотрел на тумбочку около кровати. На небольшом серебряном подносе стоял горячий шоколад и шоколадное печенье с шоколадной крошкой. — Идеально. Спасибо. — Честно, я бы не стал тебя будить, если бы нам не нужно было выходить через час. Хёнджин кинул вопросительный взгляд на Сынмина, так как задать вопрос он не мог по причине того, что уже набил рот печеньем. — Минхо сказал, что мы идем гулять, и возражения не принимаются. Ну, это было в стиле Минхо. И как только этот засранец умудрился встать в такую рань? В любом случае выбора действительно не было. Поэтому Хёнджин быстро доел свое печенье, запил это все шоколадом и пошел умываться. Когда они с Сынмином спустились на первый этаж, Минхо с Джисоном уже сидели за столом. — Наконец-то. Садитесь завтракать. — Я не буду, я уже наелся. — Чем это ты наелся? Минхо прищурил глаза и сжал в руке вилку. По спине Хёнджина пробежали мурашки, но он старался не выдавать свой страх. — Печеньем? И горячим шоколадом. — Хван Хёнджин, ты что, не знаешь, что завтрак это самый важный прием пищи? Нельзя завтракать печеньем. Если ты хочешь дожить хотя бы до сорока… Джисон не выдерживает и начинает смеяться. Минхо кидает на него злобный взгляд, и Хёнджин пользуется моментом, чтобы рвануть на второй этаж. Это не скрывается от глаз старшего, и он в ту же секунду бросается за ним. Джисон начинает хохотать еще сильнее и в итоге падает со стула. Сынмин наблюдает за этим со стороны и качает головой. После он хватает со стола сырник и уходит в ванную. Через полтора часа всем все же удается собраться, и они выходят на улицу. Хёнджин тут же бежит к санкам и с трудом залезает в них. Сынмину приходится выполнять свое обещание и везти своего соулмейта. Как и Минхо, который был не в состоянии отказать даже на малейшую просьбу своего парня. — Давайте наперегонки? — Да вы охренели! Сидите и помалкивайте. — Хён, а я тоже хочу. Минхо поворачивается и с нечитаемым выражением лица смотрит на Джисона, который сидит на санках и невинно улыбается. Потом он тяжело вздыхает и переводит взгляд на Сынмина. — Надеюсь, ты готов проиграть. Бросив эти слова, Минхо тут же сорвался с места. Джисон взвизгнул и крепче схватился за санки. Сынмин проигрывать вовсе не собирался, поэтому бросился вдогонку за старшим. Потребовалось каких-то сорок секунд, чтобы Сынмин догнал и даже обогнал Минхо. Он показал ему язык и побежал еще быстрее. Победа оказалась за ним. — Мой герой! Хёнджин победно вскакивает и целует Сынмина в губы, забыв о правиле не поворачиваться к врагу спиной. Минхо не упустил возможности и толкнул пару в сугроб. Но даже это не остановило их, и они продолжили целоваться. — Какие же вы мерзкие. — Умей проигрывать. — Да я просто поддался вам. — Как скажешь, хён. Полежав еще немного на снегу, Хёнджин поднимается и подаёт руку Сынмину. После они направляются вперед, и вскоре перед ними возникает холм. Джисон заявляет, что они обязаны на него подняться, а после скатиться на санках. Возражений ни у кого не было, и они начали подниматься. Это оказалось не так-то просто, но в конце концов им удалось забраться на самый верх. — Как красиво! Хёнджин достает телефон и начинает фотографировать открывшиеся виды. Минхо делает то же самое. Когда они заканчивают с фотографиями по причине замерзших рук, они решают спуститься на другую сторону холма. Минхо и Сынмину удается втиснуться на санки к своим соулмейтам, и они вчетвером чуть ли не со скоростью света скатываются вниз. — Нам надо это повторить! Чуть ли не прыгая от восторга, Хёнджин уже собирается начать подниматься, но замечает странный взгляд Сынмина. — Ты в порядке? Сынмин не отвечает и направляется в противоположную от холма сторону. Все трое непонимающе переглядываются и, не сговариваясь, идут за ним. Попытки добиться ответа от младшего ни к чему не приводят. Он останавливается там, где остается пройти около двухсот метров до гигантского дуба. Хёнджин собирается задать очередной вопрос, но Минхо закрывает его рот рукой и качает головой. Так они и стоят, ожидая неизвестно чего. Проходит буквально пара минут, прежде чем Сынмин хватается за голову и опускается на снег. Хёнджин тут же к нему бросается и обхватывает за плечи. — Сынмин? — Не трогай меня. — Ч-что? — Уйди. Хёнджин замирает, распахивая глаза от шока. Он не ожидал, что Сынмин его оттолкнет. Минхо осторожно берет его за руку и заставляет встать. — Оставь его. — Н-но… — Я сам с ним поговорю. Минхо отводит Джисона с Хёнджином в сторону, а сам опускается перед Сынмином на корточки. — Ты все вспомнил? Кивок. — Что-то плохое? Кивок. — Я знаю, каково это. Я понимаю тебя, правда. Давай сейчас пойдем домой, хорошо? Если захочешь, мы поговорим. — Здесь. — Хочешь поговорить сейчас? — Это произошло здесь.***
На улице была такая сильная метель, что Сынмин не видел практически ничего дальше своего носа. Он ехал и молился Богу, чтобы Хёнджин добрался в целости и сохранности. Было бы еще лучше, если бы он остался дома, но сердце подсказывало, что сегодня он точно этого не сделал. — Сынмин! Стоит Сынмину спрыгнуть с лошади, как он тут же оказывается в объятиях Хёнджина. Старший тычется носом в его щеку и шепчет что-то неразборчивое. — Пожалуйста, Сынмин, давай уйдем. — Хёнджин… — У меня есть немного денег. Мы что-нибудь придумаем. Сынмин, пожалуйста, давай уйдем. — Хёнджин, мы ведь договорились. Зачем ты опять начинаешь? Хёнджин отталкивает Сынмина от себя и разочарованно смотрит. — Ты любишь меня? — Ты ведь знаешь, что люблю. — Тогда почему ты не хочешь уйти? — Я объяснил тебе. — Нет, — Хёнджин качает головой, — это все отговорки. Тебя все устраивает. Ты не хочешь ничего менять. Ты хочешь, чтобы до конца жизни я так и оставался твоим грязным секретом. Ну еще бы. Если бы на моем месте была девушка, ты бы все сделал, чтобы быть вместе. — Послушай, я знаю, что ты расстроен. Но я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы мы больше не расставались. Дай мне время. Прошу, Хёнджин… Сынмин не успевает закончить предложение. Его прерывает оглушительный звук выстрела. Он испуганно смотрит на Хёнджина и видит, как на его пальто расплывается кровавое пятно. Младший тут же хватает его за плечи и оседает вместе с ним. — Х-Хёнджин… Он наконец догадывается обернуться и к своему ужасу видит Дахён. Та стояла с ружьем в руках и улыбалась. — Сынмин… прости меня… я не хотел… — Тише, любовь меня, тише. Я знаю. Я не сержусь. Все будет хорошо. Мы убежим, как ты и хотел. Только, пожалуйста, не умирай, слышишь? Что же я буду без тебя делать? — Я люблю тебя. Не забывай, ладно? — Нет-нет, Хёнджин, не оставляй меня, пожалуйста. Я люблю тебя. Люблю тебя больше жизни. Сынмин пытается остановить кровь, зажав рану руками, но это не имеет никакого смысла. Снег вокруг Хёнджина багровеет с каждой секундой все больше. Старший пытается сделать вдох, но из его груди вырывается лишь хрип. — Хёнджин, пожалуйста… не покидай меня. Хёнджин затихает спустя несколько минут. Сынмин неверяще смотрит в его остекляневшие глаза и касается его лица, оставляя кровавые следы. Он мотает головой не в силах принять произошедшее. Это все сон. Это просто страшный сон. — Может хватит разводить драму? Дахён спрашивает это таким тоном, словно ей скучно наблюдать за происходящим. Сынмин оборачивается и смотрит на свою невесту. — Зачем? — Зачем? Ты серьезно задаешь такой глупый вопрос? Все ведь очевидно. Он мне мешает. Сынмин встает на ноги и подходит к девушке. Ему больше нечего терять. — Ты думаешь, что теперь я женюсь на тебе? После того, что ты сделала? Это шутка какая-то? — Ну, а почему нет? — Потому что я тебя не люблю. Я тебя ненавижу. Ты мне омерзительна. Ты… — Замолчи! Замолчи сейчас же! — Иначе что? Дахён направляет ружье на Сынмина, и он ухмыляется. Это то, чего он и добивался. — Думаешь, мои родители захотят, чтобы я женился на убийце? — Замолчи! Ты ничего не докажешь! Ты женишься на мне! Или я… или я. — Я на тебе не женюсь. Я тебя не люблю. Ты не мой соулмейт. Ты для меня никто… Этих слов хватает, чтобы вывести Дахён из себя. Девушка теряет над собой контроль и случайно нажимает на курок, попадая Сынмину прямо в грудь. Обжигающая боль распространяется по его телу, но это даже близко не сравнимо с тем, что он чувствует из-за потери возлюбленного. Сынмин падает на снег рядом с Хёнджином и наощупь находит его ладонь, сжимая в своей. Воздуха в легких катастрофически не хватало. Глаза заволокла белая пелена. И все же ему хватило сил прошептать в последний раз едва слышное: — Я тебя люблю…***
— Хёнджин, дай ему время. Хёнджин не обращает никакого внимания на слова Минхо и продолжает наворачивать круги по гостиной. Как он может находиться вдали от Сынмина, когда тому очевидно плохо. — А мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — Не сейчас, Джисон. Джисон поджимает губы, и Хёнджин наконец останавливается. — Поговорите. Я в порядке. — Хёнджин… — Хён, я правда в порядке. А вам надо поговорить. Нехотя Минхо уводит Джисона в спальню. Хёнджин же продолжает наворачивать круги по гостиной, но останавливается после тридцать седьмого из-за того, что начинает кружиться голова. Он не выдерживает и поднимается на второй этаж, замирая у ванной. — Сынмин? Не дождавшись ответа, после еще нескольких попыток Хёнджин садится на пол прямо у двери. — Сынмин, давай поговорим? Если не хочешь, можем помолчать. Пожалуйста, позволь мне быть рядом. Пять минут спустя младший все же открывает дверь. Сердце Хёнджина разрывается от вида заплаканного лица Сынмина. Он тут же заключает его в свои объятия, и практически сразу тот начинает плакать. — Расскажешь мне? — Прости меня, я так виноват. — В чем? Дорогой, ты ничего не сделал. Сынмин мотает головой и начинает рыдать лишь сильнее. Хёнджину удается довести его до спальни, после чего он наливает воду в стакан и передает его младшему. — Выпей, пожалуйста. С трудом, но тот делает пару глотков, едва не уронив стакан. Хёнджин не знает, как успокоить Сынмина, и пока он экстренно пытается придумать хоть что-то, младший опускается перед ним на колени. — Прости меня. Я так виноват… мне так жаль. Прости, прости, пожалуйста… — Дорогой, пожалуйста, скажи мне, за что ты извиняешься. Ты ничего не сделал. — Я ничего не сделал… Хёнджин садится на пол рядом с Сынмином и вновь обнимает. Он шепчет младшему на ухо успокаивающие слова, даже не задумываясь о том, что именно он говорит. Если честно, ему самому хочется разрыдаться от безысходности. Ему так чертовски больно от того, что он не знает, что творится на душе у Сынмина. Это ведь и его тоже касается. — Я расскажу. Я в-все расскажу. Только обещай мне, что не уйдешь. Пожалуйста… — Ну что ты, конечно, я не уйду. Зачем мне это делать? — Потому что ты разочаруешься во мне… — Давай я сам решу? Сынмин кивает и немного погодя начинает рассказ. Он запинается через каждое слово, и время от времени ему начинает не хватать воздуха, потому что он все никак не может успокоиться. Хёнджин слушает его, не перебивая. Он честно пытается вникать во все, что ему говорят, но гораздо больше его волнует состояние Сынмина. Не нужно быть экспертом, чтобы заметить, что это все было слишком травмирующе. С каждым сказанным словом сердце старшего обливалось кровью. Если бы у него был выбор, он бы предпочел быть на месте Сынмина, лишь бы тот не проходил через все это. — Сынмин-а, посмотри на меня. Все закончилось. Я здесь. Мы оба здесь. Все хорошо. Сынмин мотает головой, словно не верит словам старшего. Хёнджин прижимает его к себе еще ближе, хотя ближе было просто некуда. — Не уходи. Хёнджин несколько раз повторяет, что он никуда не уйдет и что все в порядке. Параллельно он достает телефон из кармана и пишет Минхо, чтобы тот принес какое-нибудь успокоительное. Старший приходит со стаканом воды меньше чем через минуту. — Сынмин, выпей это, ладно? Обещаю, станет легче. Уговаривать его не приходится. Сынмин выпивает содержимое стакана, вновь прижимаясь к чужой груди. Старший не перестает гладить его по плечам и шептать, что все хорошо. В конце концов еще через несколько минут Сынмин засыпает под действием успокоительного и в край перегруженной нервной системы. Хёнджин аккуратно перекладывает его на кровать и укрывает одеялом. Вскоре Минхо вновь заглядывает в комнату. — Мне казалось, еще немного, и у него сердце разорвется. Хёнджин на долю секунды бросает взгляд на Минхо, а затем возвращает все внимание Сынмину. Младший лежал на шелковых простынях бледный, словно мертвец. Но даже во сне его лицо не выглядело умиротворенным, все было ровно наоборот. В который раз Хёнджин повторял про себя, что Сынмин не должен был проходить через все это в одиночку. Он не должен был быть единственным, кто все помнит. — Пойдем, поговорим. — Я не могу его оставить. — До завтрашнего утра он точно не проснется. Может, даже до вечера. — Я обещал ему, что не уйду. Минхо вздыхает и садится рядом. Он сочувствующе смотрит на Сынмина и тихо говорит: — Мне было еще хуже. Помнишь, когда я пропал на пару дней? — Мне типа легче должно от этого стать? — Я хочу сказать, что он справится. Просто нужно время. Хёнджин невесело усмехается. Время. Как же много зависит от времени. — Как Джисон? — Ты был прав. Я его недооценивал. Он назвал меня дураком и сказал, что надо было раньше рассказать. — Ну еще бы. Немного помолчав, Хёнджин решается сказать: — Меня убила невеста Сынмина. — Чего? — Ну, Сынмин был знатным человеком. У него была, как и положено, невеста. Для таких людей самое главное положение и деньги, а до родственных душ им дела нет. Ну а я был простым крестьянином. И каждую неделю мы встречались под дубом. Ну под тем, где… он все вспомнил. Я умолял его сбежать, но он отказывался. Мы встретились за день до его свадьбы. Я снова его умолял, и мы поссорились. А потом появилась его невеста и застрелила меня. Хёнджин не понимал, почему он принял эту информацию так спокойно. Вероятнее всего, потому, что он не помнил этого сам. И воспринимать эту информацию как собственную биографию было слишком странно. Это звучало, скорее, как сюжет книги. — Я не представляю, что он чувствовал… Минхо никак это не комментирует, и на какое-то время они замолкают. Подходящих слов не находилось. Да и не так уж они были нужны. — Хочешь выпьем? Я тоже могу тебе парочку историй рассказать. Хёнджин поворачивается к Сынмину и вглядывается в его лицо. Затем вздыхает и говорит: — Пошли.***
Голова болит так, словно по ней ударили кочергой. Хёнджин мычит и клянется себе, что больше и капли алкоголя в рот не возьмет. А затем его словно током прошибает, и перед глазами проносится тысяча картинок. Он вспоминает, как встретил Сынмина. Как впервые коснулся его руки, как впервые обнял и как впервые поцеловал. Вспоминает с какой нежностью на него смотрел младший и с какой искренностью шептал слова о любви. Он вспоминает все. Вот только все эти воспоминания не из этой жизни. Хёнджин подрывается с кровати и прижимает руку к груди, пытаясь отдышаться. Через пару секунд он вспоминает, где находится, и бросает взгляд на Сынмина. Тот растерянно хлопал глазами и непонимающе смотрел на старшего. — Я помню. Сынмин, я все помню. Сынмин распахивает глаза, но не успевает ничего ответить. Хёнджин целует его отчаянно, боясь, что это всего лишь сон. Что он сейчас проснется, и никакого Сынмина рядом не будет. Потому что все воспоминания смешиваются, и невозможно понять, где реальность. Они целуются и сжимают друг друга в своих руках так сильно, что оставляют синяки. От недостатка воздуха начинает кружиться голова, но никто не решается отстраниться даже на секунду, чтобы сделать вдох. Страх потерять возлюбленного сильнее даже потребности в дыхании. Хёнджин не знает, сколько проходит времени, прежде чем они уставшие, но так и не насытившиеся друг другом, замирают. Он умиротворенно лежит на груди Сынмина, пока не вспоминает одну вещь. Не в силах сдержать эмоции он буквально кричит: — Сынмин! Сынмин, смотри! Сынмин непонимающе хмурится, а Хёнджин достает из-под футболки кулон. Тот самый кулон, который младший подарил ему в знак своей любви. — Но… откуда? — Года три назад Минхо потащил меня на ярмарку. Я даже идти не хотел, но он меня заставил. И там была палатка, где женщина продавала украшения. Я подумал, что это выглядит симпатично, и купил его! Ты понимаешь, да? Это судьба! Неверяще покачав головой, Сынмин утыкается в плечо Хёнджина. Тот в свою очередь берет его руку в свою и оставляет поцелуй на костяшках. — Ты можешь в это поверить? Сколько лет прошло? Двести? Триста? И вот мы здесь… вместе… и мы счастливы. Никто нас больше не разлучит. — Я будто во сне. Я так боюсь проснуться… — Это не сон, милый, обещаю тебе. Хёнджин позволяет себе еще несколько минут понежиться в руках Сынмина, наслаждаясь его поцелуями. Теперь, помня о своем прошлом, это казалось необходимостью. — Я был прав. — В чем? — В том, что ты много плакал. — У меня вообще-то были поводы. Сынмин мрачнеет, и Хёнджин тут же жалеет о своих словах. Он обхватывает лицо младшего руками и утыкается своим лбом в его. — Прости. Я тебя ни в чем не виню. Пусть прошлое остается в прошлом. Главное, что сейчас все хорошо. Лучше пойдем поедим. Не знаю, как ты, а я голодный. Эти слова вызывают улыбку на лице младшего, и Хёнджин облегченно выдыхает. Они выбираются из постели и спускаются на первый этаж. Минхо бросает на них заинтересованный взгляд, но ничего не спрашивает. Вместо этого наоборот равнодушным тоном сообщает: — Мы оставили вам запеченую картошку. — О, спасибо! — Но вы долго спали, поэтому мы её доели. Хёнджин кисло улыбается и лезет в холодильник, чтобы съесть хотя бы шоколадный пудинг, но его не оказывается на месте. Окончательно расстроившись, он садится на стул и вздыхает. Минхо лениво встает с дивана и потягивается. — Ну что, ребятки, мы праздновать-то будем? Если да, то пора начинать готовить. Сначала Хёнджин не понимает, что имеет в виду Минхо, а потом вспоминает, что сегодня Новый год. Они вообще-то для этого и сняли этот дом, но судьба немного подкосила их планы. — Черт, да, конечно мы будем праздновать! Я планирую выпить весь алкоголь в этом доме. — Только после меня, дорогой. Минхо самодовольно улыбается, и в Хёнджине тут же разжигается азарт. Который старший моментально приструняет, заставляя его чистить картошку. Остаток дня проходит за бесконечной чисткой этой самой картошки, которая входила в состав всех блюд. — Сынмин, я хочу пить. — Ну так попей. — Я не могу шевелить пальцами. Сынмин отрывается от разделывания тушки курицы и наливает в стакан воды, после чего без лишних вопросов даже подносит её к губам старшего. — Спасибо, обожаю тебя. Пока Минхо с Сынмином заканчивают готовить, Джисон благородно соглашается сделать Хёнджину массаж. Спина после многочасовой чистки картошки болела просто адски. Разморенный умелыми руками и теплом от камина, он на какое-то время засыпает, а будят его все те же Минхо с Сынмином, которые что-то не поделили и теперь разругались. — Ни минуты спокойствия. Хёнджин встает и подходит к парням, повисая на плечах Сынмина. — Он не отдает мой йогурт. — Это не твой йогурт. — Я положил его в корзину, значит он мой. — А я за все платил, значит он мой. И пока Минхо с Сынмином продолжают препираться, Хёнджин забирает упаковку и съедает йогурт вместо пудинга, который у него украли. Когда причина конфликта исчезает, то исчезает и сам конфликт. Как раз настает время доставать курицу из духовки, и начинаются последние приготовления. Не без труда, но все наготовленное оказывается на столе в гостиной. — Давайте быстрее! Две минуты осталось. Хёнджин открывает бутылку игристого вина и разливает его по бокалам. Парни подходят к столу и в мгновение ока его разбирают. Минхо прокашливается и начинает: — Я не буду говорить долго, просто хочу сказать, что я рад тому, что мы все нашли друг друга. Джисон мой соулмейт, и я люблю его всей душой, но, детка, прости, ты не единственный. Хёнджин моя платоническая родственная душа. Моментами он, конечно, меня раздражает, но я все равно его люблю. — Хён… — Заткнись. Так вот, я предлагаю выпить за нашу встречу и за то, чтобы в следующей жизни мы вновь нашли друг друга. И отныне каждую из последующих жизней будем жить счастливо. С новым годом! — С новым годом! Хёнджин делает пару глотков и ставит бокал на стол. Сынмин тут же прижимается к нему со спины и раскрывает ладонь, на которой находилась небольшая коробочка в подарочной упаковке. — Лучше сядь. Слова Сынмина настораживают, поэтому Хёнджин делает так, как ему и посоветовали. Он аккуратно избавляется от упаковки и открывает коробку. От взгляда на содержимое в прямом смысле перехватывает дыхание. Хёнджин неосознанно тянется к своей шее и бросает на Сынмина взгляд, полный непонимания. В коробке лежали серьги, которые абсолютно точно шли в комплекте с его подвеской. — Я их увидел в антикварном магазине где-то месяц назад. И сразу вспомнил про тебя. — Я не понимаю, как это возможно? — Тогда я, конечно, не понимал, но сейчас я вспомнил. Они шли в комплекте с твоей подвеской. Тогда я не стал их покупать, потому что они были тебе ни к чему, ты и сам понимаешь. Но они все равно нашли тебя. Хёнджин смаргивает слезы. Это не укладывалось в его голове. Сынмин целует его в лоб и тепло улыбается. Старший снимает свои серьги и надевает те, которые ему подарили. Это ощущалось слишком волнительно. Будто прошлая жизнь его преследовала. — Тебе идет. — Спасибо. Я даже не знаю, что сказать. Это так… удивительно? Будто это действительно для меня предназначено. Сынмин собирается ответить, но не успевает. На Хёнджина налетает Минхо и заинтересованно рассматривает его серьги. Потом ухмыляется и едва слышно шепчет на ухо: — Мой подарок в вашей спальне. Щеки Хёнджина тут же алеют от смущения. Зная старшего, он даже боялся представить, что там могло быть. Минхо это замечает и начинает смеяться. — Хёнджин-а, о чем ты подумал? — Ни о чем. Отстань. Минхо ухмыляется, но ничего не говорит и возвращается за стол к салатам. Хёнджин расслабляется и, улыбнувшись, шепчет Сынмину, что тот получит свой подарок позже. — Мы идем петь! У Хёнджина не было права на отказ. Минхо включает музыку и частично выключает свет. Он тянет младшего на середину комнаты, вручая ему импровизированный микрофон из бокала для шампанского. Джисон с Сынмином остаются на своих местах, предпочитая смотреть на своих возлюбленных со стороны. Песни сменяли друг друга. Временами Хёнджин не попадал в ноты и фальшивил. Он забывал слова и путал их местами. Но из раза в раз, глядя на Сынмина, Хёнджин видел в его глазах лишь безграничную любовь.