- Oh, daddy!

       Чимин тихо спускается с лестницы и, придерживая левой рукой на груди красный халат, который стоит больше двух его почек, тянет милую улыбку, когда натыкается глазами на охранника около выхода.       — В сторону, сладкий, — Чимин кивает головой в сторону, надеясь, что его просьбу выполнят мгновенно.       — Господин Ким велел не выпускать вас из особняка. — Мужчина по кличке ≪ Шрам ≫ грозно возвышается над омегой и кивает в сторону лестницы, надеясь, что его просьбу мгновенно выполнят.       Чимин кусает нижнюю губу и глазами ведет по мужчине. На лице охранника уродливый шрам от брови до щеки, взгляд убийственный. Самый уродливый дядька, самый страшный во всех смыслах и из охраны господина Кима. Чимин ухмыляется, смеется про себя и, наклоняя голову вбок, видит на правом плече ружье. Лисьи глаза возвращаются к глазам чужим, а правая рука касается оружия.       — Я пожалуюсь папочке, что ты мне угрожал. Пристрелить хотел. — Ладонью поднимает ружье и прижимается к дулу лбом. — Он будет зол. Господину Киму не нравится, когда трогают то, что ему принадлежит, — дует губы и левую ладонь расслабляет, позволяя халату упасть к ногам. — Накликаю на вас беду и плевать мне, что с тобой сделают. — Чимин в грехах купается, что ему ложь во благо — удовольствие.       — Прошу меня извинить, но, господин Пак, я вас даже не трогаю и не смотрю на вас. — Мужчина резко отходит назад, вставая вплотную к двери и вырывает из чужих рук оружие. — Чего вы хотите?       — Отвезите меня к папочке, — щурится, смотря в темные глаза, и удивляется чужой силе воли. Его нагое тело похоже на роскошную картину, которую рисуют и дополняют каждую ночь. Тело Чимина аппетитно любому взгляду, и на него грех не смотреть, наверное, по этой причине Ким Намджун отправил на тот свет уже сотню человек.       Шрам тяжело вздыхает, сжимая челюсть, и левой ладонью тянется к заднему карману черных брюк. Чимин думает, что нож сейчас перед его лицом будет светиться, но раздраженный мужчина лишь телефон достает, набирая номер господина Кима. Пока беседа ведется, и Шрам тяжело вздыхает, Чимин подбирает с пола халат. Тело закрывает красной дорогой тканью. Не потому, что стыдно или смущен, а потому что зимний холод просачивается через открытую дверь, которую распахивает Шрам перед омегой.       — Сладкий, дай мне пять минут. Не поеду же я в таком виде, — пищит Пак, в то время как Шрам телефон на место убирает. — Что сказал папочка?       — У господина Кима Совет директоров. Он вас ожидает, но вам придется его ждать. — Шрам делает небольшой поклон в знак уважения и выходит из особняка, чтобы для омеги подготовили машину с водителем.                               ~~~~~        — Я вам уже все сказал. Вы меня должны понять, услышать и начать выполнять указания. Получаете огромные бабки, а работать кто будет? Я лучше поварам нашим заработную плату подниму, а вам срежу.       — Господин Ким, мы виноваты, но все исправим! Больше чем уверен, что поставщики успеют все доставить и тогда мы… — Мужчина в белом пиджаке и круглых очках сжимает потные ладони и взглядом мечется от поверхности дубового круглого стола до сжатой челюсти человека, что сидит во главе.       — Хисо, будь мил, скажи мне, пожалуйста, какого вшивого я нанял тебя? — Намджун готов стол перевернуть от злости, двум охранникам, которые за спиной стоят, дать указание достать пистолеты и лишить всех семерых жизни. — Вы забываетесь, господа. Думаете, что если у нас хорошая прибыль, сделки всегда в плюс идут, то можете свои животы спокойно чесать? — рычит альфа. — Три дня даю. Дело в самом поставщике из Мексики. Три груза с тайными веществами и холодным оружием. Вы хоть понимаете это?       — Господин Ким, не переживайте вы так… — Хисо словно один на один остался со своим палачом.       — Рот закрой, — хлопает ладонями по столу и встает с кожаного кресла. — Две поставки светлые и две темные. Три дня, господа придурки. Не делайте из себя проблему, вы ведь знаете, что я терпеть их не могу и одним выстрелом все решаю. Вопросы есть? — прищуренным взглядом проходится по каждому мужчине за столом и останавливается на том, который сидит напротив. — Юши, как нога? — ухмыляется Намджун.       — Иду на выздоровление, спасибо, господин Ким! — Мужчина в синей рубашке резко поднимется со своего места и делает поклон, касаясь лицом поверхности большого стола.       — Вот видите, не такой уж я и злой. Пощаду даю, если чувствую, что жить человек хочет, — усмехается Намджун и сразу возвращает на лицо серьезность. — И еще…       — Папочка!       Договорить Ким Намджуну не дают. Дерзко и некультурно перебивают, затыкают так, что дар речи пропадает. Намджун поднимает взгляд с альфы, смотрит ему за спину и выгибает бровь. Легкие прекращают работать, а глаза темные пламенем начинают пылать. Чимин подносит к губам электронную сигарету под громкий хлопок двери позади себя и затягивается. Из пухлых губ, на которых манговый бальзам сияет, через несколько секунд сладкий дым выходит. Омега левой ладонью касается кромки черного топика без лямок и скользит вниз, поправляя подол красной юбки.       — Па…       — Вышли все отсюда. Совет директоров закончен, — сжимая челюсть от резкого ощущения голода, Намджун выпрямляется, пряча ладони в карманы черных брюк. — Вышли, я сказал! — рычит альфа, не слыша поспешного удаления из его кабинета.       — Здравствуйте, — с ухмылкой провожает мужчин Чимин. — До свидания, хорошо отдохните! — машет последнему уходящему. Чимин языком лижет нижнюю губу и, впиваясь взглядом в чужие, темные, медленно подходит к столу. — Папочка… — тихо выдыхает.       — Что за неуважение? — слегка поднимает подбородок и строго отчитывает омегу. — Страх потерял?       — Я соскучился. Не злись, — дует губы и, отложив электронную сигарету на край большого стола, медленно залезает на него. — Те злые дяди в особняке меня очень напугали. Везде за мной ходят и не дают свободу. А в библиотеке один меня вообще потревожил. Представляешь, папочка, Шрам приказал быть тише…       — А чем ты там занимался? — Намджун следит за каждым взмахом длинных ресниц омеги и начинает тяжело дышать, когда Чимин медленно ползет к середине стола.       — Бесшумно игрался сам с собой. Вспомнил тебя, папочка. Как ты с книгой в руках сидишь, брови хмуришь, пробегаясь глазами по строчкам. Дико сексуально, — Чимин, сидя на коленях, кончиками пальцев обхватывает подол юбки и, смотря в глаза мужчине, медленно поднимает красную ткань. — Дико соскучился.        Намджун сжимает ладони в кулаки в карманах брюк и скрипит зубами. Этот омега с ума сводит своим пьяным и возбужденным взглядом, но альфу ведет и выбивает из колеи больше тот факт, что Чимин долго без Намджуна не может. Чимин не может долго находиться в состоянии покоя, если большие ладони не касаются его шеи, рук, бедер. Острая необходимость в чужом тяжелом запахе убивает Чимина. Ему бы коалой повиснуть на мощном и большом теле Намджуна, задницей ощущать жар ладоней альфы и губы чужие на своих пышных.       — Не знаю, что больше хочу с тобой сделать: задушить за твои выходки или заставить тебя выть, умоляя меня коснуться тебя. — Намджун толкается языком в щеку и наблюдает, как в глазах Чимина черти восстают.       — Опусти взгляд. Посмотри, как я соскучился. — Чимин ожидает, когда Намджун взглядом начнет прожигать пах омеги. — Ох, черт, так мокро. — Опускает правую ладонь на прикрытый черным кружевом пах, левой держит подол юбки и сжимает член, тихо простонав. Чимин смотрит на Намджуна, взгляда не сводит с поджатых губ. Все тело мелкой дрожью лихорадит от прищуренных глаз мужчины, уже начавшего думать над своими словами и выбором, который нужно сделать.       Плевать на все сейчас Чимину. Он видит только Намджуна, дышит этим мужчиной и боготворит за свободу, где омега может стирать границы дозволенного. Бедра плавно двигаются, ладонь нежно и мягко член омежий поглаживает. Чимин возгорается от мыслей, что за такие выходки сейчас пулю можно получить или задохнуться от больших рук, которые бывают на шее Чимина чаще, чем дорогое колье.       — Наглый, невоспитанный, совершенно не думаешь о том, что творишь, — злым и возбужденным голосом ласкает слух омеги. Намджун медленно, не сводя с него глаз, начинает обходить стол. Как хищник, загнавший добычу в центр, тихо кружит вокруг него. Но в сравнении добыча съедена и в проигрыше, а в настоящем времени Чимин, который сам в лапы демону отдается.       Чимин спиной ощущает, как на нем влажные узоры пытаются оставить. Запах тяжелый вокруг шеи кнутом оборачивается и душит, даря лишь удовольствие. Правая рука плавно скользит от члена вниз к ягодицам. Чимин приподнимает бедра и пальцами оттягивает тонкую полоску кружевных стрингов. Сзади дышать перестают. Намджун громко сглатывает и, ощущая дикий жар в теле, снимает пиджак, отбрасывая его на один из стульев. Альфа глазами въедается в длинные пальцы, которые медленно вынимают пробку, позволяя смазке густо вытекать из ануса.       — Нет, детка, — ухмыляется Намджун, наблюдая за тем, как омега пробку рядом с собой оставляет. — Оближи ее. Собери с нее языком свой вкус. — Губы альфы гореть начинают, стоит услышать звуки чавканья. Чимин, запрокинув голову назад, обвил плотно губами рыжую пробку и бессовестно, не имея никакого стеснения, посасывает ее, сглатывая слюни вперемешку со своей смазкой. — Еще, громче! — рычит Намджун, получая от такой картины настоящий кайф. Чимин — его личный наркотик, который своими глазами, голосом и действиями заставляет реальность исчезнуть.        Чимин слизывает с пробки взрывную смесь и медленно двигает бедрами, дразня мужчину. Под закрытыми веками омега вспоминает сладкие ночи. Там пытки удовольствия не заканчивались к утру. Намджун мог сутками ласкать Чимина, доводить до адского пламени. Тяжелое дыхание альфы ядом служит для слуха омеги. Горло дерет от жажды. Чимин выпускает из губ пробку, позволяя ей создать шум и правую ладонь опускает вниз. Скользит пальцами к ягодицам и приподнимает бедра выше, заставляя Намджуна задыхаться. Два пальца кружат вокруг ануса, собирают густые стекающие капли и резко проникают внутрь. Стены кабинета разбивают два звука: громкий стон Чимина и рык Намджуна.       — Блять! — Намджун ближе подходит к столу и левой ладонью накрывает свой пах. Сжимает свой член сквозь боксеры и ткань брюк, пытается сдержать желание и невольно думает, а кого он наказать своим бездействием собирается? Чимина, который скоро кончит от фантомных касаний к себе или себя, мужчину, который готов на колени перед длинными ногами упасть. Готов только перед этим омегой смотреть снизу вверх и только для Чимина готов показать темную грешную душу.       — Папочка, ты смотришь? — дрожащим голосом доводит альфу. Чимин опускает бедра, насаживается на пальцы с хлюпом и стонет. Губами воздух хватает и всем телом как кобра извивается.       — Не удивляешь, — лжет и громко сглатывает, въедаясь взглядом в правую ладонь Чимина, по которой стекает смазка омеги.       — Лжец, — ухмыляется Чимин и тихо смеется, слушая шаги. Мужчина продолжает обходить стол. Думает, что пугает добычу, в страхе биться заставляет, но Чимин лишь сладко стонет. Кусает нижнюю губу и быстрее проникает в себя. Желает большего. Желает, чтобы Намджун контроля лишился и набросился на него, но мужчина еще держится. Ходит по лезвию, позволяя Чимину издеваться над собой.       — Лжец? — зеркалит чужую ухмылку, возвращаясь к своему месту, и ладонями опирается на стол. Рассматривает приоткрытые глаза, губы надутые и вздрагивает от очередного громкого стона. — Детка, заставь меня извиниться за ложь в таком случае. И будь тише, людям работать мешаешь, — усмехается мужчина, когда видит в глазах Чимина злость.       — Тише? Мне обидно, что сейчас ты думаешь о других. Ты уже сделал выбор в мою пользу, не пригрозил молиться святым небесам, чтобы гнев твой избежать, — Чимин с адским пламенем в глазах смеется и вынимает пальцы. Подносит правую руку к губам и языком скользит по влажным пальцам, не переставая мучить Намджуна. — Демоны шепчут оставить тебя без сладкого, но разве я могу лишить нас удовольствия? Пусть все меркнет во тьме, ты только сильнее прижимай меня к себе. — Приоткрывает широко губы и проникает пальцами в себя. Мычит сквозь громкий стон и скользит кончиками пальцев по языку во рту.       — Хватит играть. Ползи ко мне, Чимин. — Дышит пламенем и языком проводит по нижнему ряду зубов. — Давай же, детка, не сопротивляйся. — Намджун тянется левой рукой к верхнему ящику стола и вынимает пистолет. Сжимает в ладони и, подняв руку, направляет дуло на омегу.       — Мне не страшно, — омега ухмыляется, кивая на пушку. Чимин уверен, что Намджун выстрелит. Пустит пулю без сожаления, если по его правилам игра не закончится. — Папочка, позволь мне быть громким. — Мокрой ладонью мажет по щекам, оставляет нити слюны. — Позволь показать желание. — Чимин опускает ладони на стол, вставая на четвереньки и медленно начинает ползти к альфе. Оставляет на темном дереве следы и ползет, разрушая Намджуна.       — Я уничтожил сотни людей за тебя. Думаешь, что можешь диктовать свои условия и правила по отношению ко мне? Корона на голове не жмет? — рычит мужчина, когда между их лицам дистанция сократилась до пяти сантиметров.       — Убьешь еще. Мне плевать на все, пока на моей коже горят твои метки. — Кончиком носа касается чужого и трется о мужчину. — Корона? Папочка, никакое колье и рядом не стоит с твоими руками на моей шее. Эта роскошь и есть мое великое состояние. Совесть потерял и страх, когда наш путь совместным стал к великому будущему.        Намджун на языке прокручивает слова, но озвучивать их не спешит. Его не слушают и не хотят. Чимин языком мажет по чужим, и Намджун слышит выстрел. Чимин вгрызается в губы альфы, языком скользит по чужому и влажной ладонью от слюней и смазки накрывает пах Намджуна.       — Промахнулся, — усмехается в поцелуй. Чимин сжимает член мужчины сквозь слои ткани и зубами обхватывает нижнюю губу Намджуна. — Второй попытки не будет. — Слышит громкий стук, когда левая ладонь Намджуна ослабевает, и пистолет приземляется на край стола.       — Детка, закрывай уже рот. — Намджун отстраняется, выпрямляясь и, смотря сверху вниз на мокрые приоткрытые губы омеги, резко обхватывает левой рукой волосы Чимина. — Я даю тебе много власти над собой, не зазнавайся вкрай. Шутить я умею, но знай границы дозволенного. — Тянет голову омеги ближе к себе, позволяя Чимину уткнуться носом себе в живот, и альфа медленно опускает его ниже. — Знай свое место, — низким голосом шепчет.       — Ох, папочка. — Чимин наклоняет голову вбок и вытаскивает язык. Широкими мазками лижет набухший член, дразнит мужчину.       — Заплачь еще. — Намджун правую ладонь просовывает между языком омеги и пахом, расстегивая ширинку. Медленно расправляется с пуговицей и чувствует, как губы Чимина скользят по его руке, фаланги пальцев посасывают. — Как же ты хочешь мой член, — ухмыляется и томно шепчет: — Хочешь ведь? — в ответ скулят. — Бери, детка. Не отказывай себе в удовольствии.       Как только брюки альфы с боксерами опускаются вниз, Чимин сразу обхватывает головку члена альфы и поднимает взгляд. Показывает Намджуну все: от желания до безобразного голода. Чимину всегда мало Намджуна. Он без этого мужчины дышать легко не может. Дрожит холодными ночами на черных простынях, когда альфа не в особняке. Воет от кошмаров во сне, где похоть шею душит, а Намджун вдалеке лишь взглядом скользит по нагому телу. Чимин просто существует, когда тяжелого дыхания не слышит над ухом.       — Не скромничай, покажи папочке, как сильно ты скучал. — Медленно двигает бедрами, проезжаясь головкой члена по высунутому языку.        В глазах Чимина пламя синим становится, ядом обливая горячую кожу. На языке ощущается приятная тяжесть, Чимин плотно смыкает губы вокруг головки члена и двигает головой, скользит медленно, принимая в себя половину длины. Это обычное для них поведение: разжигать друг в друге пламя и после медленно воссоединяться. Намджун держит себя в руках, дает возможность показать Чимину свой характер и думать, что у омеги есть над мужчиной власть. Она, бесспорно, есть. Намджун, только на Чимина смотря, ощущает спокойствие и комфорт. Мужчина знает, что его не предадут, не станут выносить мозг по пустякам и всегда будут на его стороне, какой бы кровавой и темной она не была бы. И они друг другу все простить готовы, ведь зашли уже слишком далеко. Туда, где сердце кровью налитое останавливается при виде глаз, в которых видно собственное отражение.        Чимин, расслабляя горло, насаживается ртом на член и, касаясь кончиком носа колючего лобка, застывает. Сверху шумное дыхание альфы трястись заставляет. Тело в агонии биться начинает, стоит Намджуну двумя ладонями обхватить голову Чимина и самому начать двигаться. Мужчина ненасытным взглядом смотрит на плотное кольцо из пухлых губ, и при каждом соприкосновении крупной чувствительной головки члена о стенки глотки омеги, мужчина низко стонет. Чимин на грани исчезновения, когда слышит эти стоны с рыками. Обычно альфы сдерживают себя, позволяя только внутреннему волку рычать, но Намджун идеален. Мужчина дарит Чимину низкие стоны, убивающие всю человечность. А на его большое тело, крупные бедра, ладони Чимин готов на коленях молиться.       Их обоих возбуждают до безобразия размеры друг друга. Намджун одной рукой может держать омегу, как маленького ребёнка, а Чимин, в свою очередь, ни дня не может не думать, что имея такую разницу, омега полностью может принять большой и крупный член. Каждую ночь, окунаясь в страсть, Чимин языком разукрашивает своего папочку. Ласкает татуированную грудь с темными сосками, бедра большие маленькими ладонями щупает и содрогается в оргазмах, стоит только Намджуну прижаться ближе, укрыть своим большим телом его маленькое. Слюнями обтекая от сладких воспоминаний, Чимин жмурится, позволяя налитым в слезах глазам с длинных ресниц уронить белый хрусталь. Челюсть горит, дышать нет возможности, но этот кайф и рядом не стоит с запрещенными веществами. Чимин навстречу толчкам скользит губами, принимая большой член в себя, и чувствует, как из ануса вытекает густыми каплями смазка.       — Весь стол испачкал, — ухмыляется Намджун. — Языком будешь вытирать за собой все. А ведь здесь папочка твой вопросы мирового масштаба решает. Пули виновникам дарит. Ни стыда, ни совести, детка. — Резко снимает омегу с члена и смотрит в горящие глаза. — Приступай скрывать следы преступления.       — Сейчас? — пытается сжать дрожащие колени вместе. Все тело горит страшным пламенем, задница смазку густую выталкивает густыми каплями. Чимин на грани того, чтобы выть не начать. Его желание простое, но такое необходимое. Его другие не поймут, осудить могут, но Чимин зависимый. Имеет нездоровый голод по чувству наполненности и ощущению удушья, при котором оргазм стрелами тело накрывает, позволяя испытать непередаваемую боль с неописуемым наслаждением.       — Разворачивайся. Сейчас, — кивает для убедительности.        Намджун поощряет омегу к действиям, тянет уголки губ в хитрой ухмылке и хлопает правой ладонью по мокрой щеке, смотря в глаза. В них слияние страшных вещей: безобразной страсти, похоти и желания чувствовать. Мужчина не скрывает и своего очарования. Не смеет лгать Чимину. У них есть особая связь и вечная правда перед собою же, где оба приняли друг друга. И каким бы Пак Чимин не был темным, как и его грязное прошлое, Намджун никогда не будет ласкать пулями ребра омеги, оставляя следы и дыры на коже, превращая сердце в прах. И каким бы не был строгим, до дрожи огромным злым дядькой, который решает вопросы и негодования смертями чужими, Чимин всегда будет падать перед ним на колени, зная, что его сразу после возьмут на руки. Возьмут и заласкают так волнующе, что слово ≪любовь≫ мгновенно теряет свою силу. Потому что то, что между ними — не рассказать. На такое только смотреть и слюнями обтекать, но они и никогда не покажут ничего и никому. Их связь не для СМИ и мира грешного, она раскрывается под темными куполами кровавых небес, в острые ливни бывает смела, позволяя творить наедине необходимую обоим похоть.       — Коснись меня, — умоляюще шепчет. С длинных ресниц град сыпется. Чимин нуждается, в агонии сердце ногтями чешет, не забывая кому себя отдал.        — Развернись и убери за собой, — рычит сквозь сжатые зубы и, обхватив ладонью подбородок Чимина, давит большим пальцем на нижнюю губу. — Побойся бога, если меня перестал бояться. Тебя сразу ко мне вернут после мучительных пыток, но ты ведь любишь гулять по стеклу босиком, — мужчина наклоняется и шепчет в пухлые губы, ощущая чужое дыхание: — Грешники только от моей руки дышать перестают. Не доводи меня до человечности, я не позволю тебе держать меня на поводке. — Хочет опустить, поставить на место, указать на грани пыльные, но вместо этого вгрызается в рот омеги.        Тьма, поглощающая их свет, заполняет душу. Реальность мгновенно растекается, а время подстраивается для них, заставляя тишину опуститься на мир. Чимин скулит, дрожит от власти над собой. Ким Намджун — уважаемый мужчина, на коленях к нему ползут и по щелчку пальцев приказы выполняют, но альфа лишь для одного омеги готов пистолет вверх поднять и выпустить обойму пуль в гуляющее пламя в рычащем небе. Готов сразиться с гневом природы и богами, действиями доказать свои чувства к омеге, что рядом проживает настоящее и будущее совместное кровью пишет.       — Я никогда не буду тебя бояться, — шепчет отстранившемуся мужчине Чимин и медленно на четвереньках переворачивается, вставая к мужчине задом.       — Помнишь день знакомства с моим дедом? Ты тогда явился в такой же юбке и белом пиджаке. — Намджун укладывает ладони на ягодицы и облизывает губы, ощущая кончиками пальцев нежный подол юбки.       — Я произвел настолько хорошее впечатление, что господин Сонхва бросил в меня толстую пачку денег. — Чимин опускает голову и смотрит на белые капли. Темная столешница в густой смазке испорчена, и если не убрать за собой, ослушаться, то похвалу получить от Намджуна будет невозможно. — Посчитал меня за шлюху, — ухмыляется, языком касаясь беспредела.       — За что и поплатился. — Сжимает до глухого стона ягодицы и, подняв правой рукой подол юбки, шлепает ягодицы. Блаженством является вид, где видна разница размеров. Намджун способен одной рукой носить Чимина и одним взглядом заставить кончить.       — Ты мгновенно подарил ему пулю. — Скользит языком по влажным пятнам, сглатывая свой вкус. Чимин до безобразия возбужден, поэтому от каждого шлепка вздрагивает с громким стоном. Плевать, если его услышат, он в агонии находится от любви к мужчине, который готов мир в крови утопить, лишь бы слезы несчастья на щеке Чимина не скользили.       — Никто не смеет так к тебе относиться и думать. Я лично в фарш обращу тела смелых. Ты — моя личная агония. — Шлепает по бедру Чимина, заставляя того корпусом опуститься вниз и, подняв выше задницу, заскулить. Слова альфы пламенем отдаются в паху, заставляя ощутить в теле яд, бурлящий внутри с кипящей кровью.       И все нарастающее вмиг убивает. Намджун наклоняется, приближаясь губами к теплой коже и языком дразнит ягодицы. Целует мягко каждую, ладонями держа бедра. Альфа знает, как правильно свет вытеснить из омеги, знает, как нужно довести до грани и, стирая границы, позволить Чимину перестать ощущать себя, без боязни упасть на холодную землю. Чимин не боится, потому что знает, что его всегда поймают и будут держать рядом. Намджун сердцем ощущает свою и чужую любовь. Они никогда не говорят друг другу ≪люблю≫. Им это не нужно, достаточно ухом прислониться к теплой груди и через слой кожи с ребрами услышать биение сердца. Любящее сердце всегда бьется по иному, и только любящие друг друга могут услышать в простых, ничего не значащих глухих звуках фразу ≪я люблю тебя, моя агония≫ и ≪я люблю тебя, папочка≫.       — Ох, папочка! — Громкий стон Чимина ласкает слух, когда Намджун большим пальцем поддевает тонкую полоску стрингов и губами присасывается к истекающему смазкой анусу.       — Детка, вычищай стол, — шлепает левой рукой омегу по бедру и толкается кончиком языка.       Тело пылает, легкие перестают насыщаться кислородом. Чимин шумно дышит, задыхаясь и прикрыв глаза, концентрируется только на удовольствии. Пламя горло сжимает, сердце начинает выть, шепча имя любимого мужчины. Чимин языком скользит по темному дереву, ощущая на языке свой вкус и стонет от толчков в себе. Намджун не ласкает, не пытается сделать Чимина разнеженным, их прелюдии — игры с грехами и запретами святых. Оба лишись света и дышат друг другом. Не стесняются голодать и насыщаться друг другом. Оба жаждут быть друг в друге настолько близко, чтобы сама тьма им уступала в страхе.       — Совершаешь преступление. — Щекой прижимается к столу и виляет бедрами, пытаясь почувствовать язык мужчины глубже.        — Тебе мало, знаю. Хочешь новых ощущений? — ухмыляется Намджун и отстраняется. — Хочешь большего, Чимин? — низким голосом шепчет, ближе доводя Чимина к краю. Намджун ладони укладывает на тонкую талию и сжимает ее. — Желаешь почувствовать меня?       — Ты злишь меня! — сквозь зубы и со стоном также тихо шепчет. Чимин чувствует сильные руки, гуляющие по спине, играющие с талией и бедрами. Чувствует и млеет. Огонь пламенем кишит, а Намджун с ним играет, ласкает языки пламени, контролирует, ведь хозяином полноправным является.       — Детка, ты лишь попроси меня. Расскажи мне о своем желании. Я ведь все сделаю, всего тебя в ласках утоплю. Кричать заставлю от оргазма. Давай, детка, только попроси. — Намджун касается маленькой молнии на юбке и тянет бегунок вниз. — Проси. — Обхватывает пальцами подол юбки с двух сторон и медленно тянет вниз. Чимин до страшного любит юбки, а Намджун до безобразия наслаждается каждый раз, когда стягивает их с пухлых бедер.       — Хочу чувствовать себя заполненным тобою. Желаю ощущать тебя в себе, — Чимин всхлипывает, дрожит от дикого возбуждения и думает лишь о том, что терпение скоро лопнет. Намджун нечасто так медлителен и спокоен. В стенах особняка обычно каждая комната и душевая впитывает в себя громкие стоны и шлепки горячих тел. Вся прислуга исчезает во дворе, лишь бы не слышать в эхе стальной голос Намджуна и упавшие о кафель слезы удовольствия Чимина.       Намджун понимающе кивает с ухмылкой на лице и, спустив ниже юбку, цепляется за кружевные стринги. В пальцах мнет кружево, прикидывает стоимость сией красоты и рвет. Кусок ткани выбрасывает на пол и усмехается. Чимин точно не с ним сейчас, не в этой реальности, ведь крика альфа не слышал с возмущениями. Намджун подарит ему еще дороже, самый лучший и роскошный комплект белья, чтобы снова в порыве страсти разорвать.       — Папочка никогда не сделает больно тебе. Никогда не даст упасть и познать беды. — Смотрит пытливо на двигающиеся бедра, мокрый анус, с которого густые капли смазки вытекают, и правой ладонью обхватывает свой член. Намджун размеренно и медленно ласкает себя, большим пальцем размазывает каплю смазки на головке и двумя пальцами левой руки касается ануса омеги. — Слышишь меня, детка?       — Намджун, пожалуйста… — в бреду крутит головой и ногтями впивается к столешницу.       Намджун обещал, что не даст Чимину одному бывать там, где холод и жар оружием служат. Обещал, что не даст одному бывать там, где пламя в щеки целует и глотку сжимает. Мужчина должен сейчас реальность также перестать ощущать, чтобы с Чимином воссоединиться. Должен, имеет необходимость слышать, видеть и ощущать только Чимина. Поэтому Намджун проникает резко двумя пальцами в анус омеги и резкими, глубокими толчками трахает Чимина, не прекращая правой ладонью ласкать себя. Мужчина доводит тело Чимина до максимального, за гранью возможного возбуждения и, терзая обоих, себя и его, пылает сам. Это их прелюдия. Способ испытать любовь на другом языке и достигнуть такого уровня удовольствия, чтобы связь с миром не имела значения.       — Глубже, папочка, — с громким стоном шепчет и задницей насаживается на пальцы. Чимин тяжело дышит, голову назад откидывает, не прекращая под закрытыми веками видеть их ночи и ухмылку на губах Намджуна.       — Пальцы лишь распаляют тебя. Держат на цепях наслаждения, не позволяют полностью перестать себя ощущать. — Сжимает правой рукой член у основания и, наклонившись, скользит губами по ягодицам Чимина. Языком оставляет мокрую дорожку на коже и, вытащив пальцы левой ладони, присасывается губами к анусу омеги.       Намджун сам себе не признается вслух, что его всего опаляет жаром от вида Чимина. Такого открытого, потерянного в реальном мире. Омега полностью доверяет мужчине, поэтому позволяет себе быть душой и телом нараспашку. Его громкие стоны, дерзкий взгляд и умение не терять уверенность при Намджуне, когда тот с ужасом и кровью дружит, всегда мужчину поражало. И сейчас снова все возобновляется. Каждый раз как в первый. В данную секунду, момент и мгновение Чимин готов на все, если ему предложить что-то. Только Намджун способен творить такие вещи, от которых голова кругом и дыхание тяжелым становится. Ощущать в себе язык мужчины и его большие ладони на своих бедрах настолько вкусно и прекрасно, что Чимин на грани воя. Нижняя пухлая губа зажата зубами, глаза от удовольствия закатились, а спина по кошачьи прогибается, сильнее подставляя задницу.       — Знаешь, моей заднице нравится твой язык, — ухмыляется Чимин, когда слышит рык мужчины на сказанный комплимент.       — Моему члену твоя задница тоже по вкусу. — Мужчина до красных отметин сжимает левой рукой бедро Чимина и глубокими толчками проникает в анус омеги. За каждый вздох и хныканье Чимина Намджун раскаляется и горит сильнее. Нужно иметь большую силу воли, чтобы не сорваться и не взять сразу омегу.       — У нас прекрасный вкус. Оба желанны и желаем. Ты и я… — распахивает широко губы, когда три пальца резко проникают в него вместе с языком мужчины.       Чимин дико болтлив. Порой его заткнуть просто невозможно. Но Намджун любит тишину и слышать в ней только громкие стоны из уст омеги. Все эти диалоги, как отрезвляющая пощечина, выбивающая из состояния возбуждения и пламени. Сразу хочется обласкать омегу, показать нежность, которую не каждый способен увидеть в мужчине.       — Ты ведь не будешь со мной играть и позволишь кончить? — Чимин чувствует, как капли пота стекают с висков, ощущает, как тело все горит изнутри. Желает большего, хочет почувствовать мужчину в себе, но грамм терпения еще есть, по этой причине ожидает, когда сладкая пытка закончится.       — Не дам. — Резко вынимает пальцы и, выпрямляясь, языком облизывает ладонь. Собирает каждую густую каплю своего омеги. Намджун топит за чистоплотность, чистоту везде и во всем, поэтому вычищает руку полностью. Не только ведь Чимину за собой убирать.       Больше не нужны слова и возмущения, оба это понимают. Чимин сжимает челюсть, опуская голову и нетерпеливо виляет задницей, ожидая. Не спорит с мужчиной, не грубит и не пытается дразнить. На это не хватает больше сил и энергии. Чимину нужно просто почувствовать, как в нем будет скользит головка крупного члена, как она будет касаться простаты и испытать небытие, когда ладонь Намджуна будет сжимать тонкую шею, не давая легким насыщаться кислородом.       Приоткрыв губы и вытащив кончик языка, Намджун позволяет ниточке слюны упасть на свой член. Правая ладонь медленно скользит по всей длине, размазывая слюну и капли смазки с головки члена. Намджун чувствует впереди себя жар, невероятное пламя, способное уничтожить мир, но знает, что языки огня не разлетятся по округу, потому что разрешения нет. Чимин будет гореть и возгораться столько, сколько терпения осталось у мужчины.       — Детка, ты со мной? — низким голосом опаляет и без того дрожащее тело. Шепот и бархатный спокойный голос Чимин со скулежом выносит.       — Умираю от жажды по тебе. — Лижет нижнюю губу и перестает дышать, когда чувствует головку члена альфы, проникающую в него. — Мы сегодня не спешим, — сквозь стон усмехается.       — Ты делаешь все, чтобы у меня не было времени на других. — Намджун одним резким толчком заполняет Чимина и обеими руками касается бедер омеги.       — Не делай из меня эгоиста. Будто ты не жаждешь быть со мной каждую секунду. — Шекой прижимается к столешнице и, кусая нижнюю губу, жмурится. Чимин плавится под этим мужчиной, получает необыкновенное удовольствие рядом с ним и только благодаря Намджуну.       — И я этого желаю. Поднимись. — Хлопает по бедру и помогает Чимину встать на колени. — Твой запах с ума меня сводит. — Носом ведет по щеке и правой ладонью касается шеи, ближе к себе прижимая. Нежно поглаживает огненную кожу и сжимает, слыша облегченный выдох. — Ох, как нравится. — Двигается в омеге и больше не смеет сдерживать себя. Не может ни себе, ни Чимину отказать в удовольствии.       В пространстве только они оба. Распаленные страстью и желанием, чувствами бурлящими под ребрами и громкими стонами Чимина. Намджун держит в руках лучшего омегу, за которого будет стоять до конца. Чимин не просто омега с темным прошлым, он личный мальбонте мужчины. Порой и ангелом бывает, а иногда и чаще всего — чертенок с убивающей ухмылкой. До Чимина не было возможности почувствовать вкус будущего, о котором говорят в семьях. Только с омегой Намджун знает, что в скором времени они станут семьей, где их маленькие копии будут продолжать дело отца, имея невероятную внешность благодаря Чимину. За того, кто сейчас так громко стонет, мужчина землю в честь омеги цветами плюмерии окрасит, высотки к небу возведет несуществующие, чтобы Чимин не видел кровавую землю, чтобы золото небес его встречало каждое утро.       Двигая бедрами, Намджун до пятен сжимает горло Чимина и, как только омега слегка поворачивает к мужчине голову, оба вгрызаются друг в друга животным поцелуем. Они близки, их связь крепка и нерушима. Чимин полностью в этом мужчине. Языком лижет чужой и сжимает внутри себя крупный член. Им не нужен воздух, они сейчас питаются друг другом, чувствами горящими делятся, показывая все открыто. Намджун левой ладонью тело изучает нагое, глубоко входит в Чимина и зубами ласкает пухлые губы. Пламенем они стали, горят только вдвоем и жизни другой друг без друга не представляют. Капли пота стекают с тел, шлепки и громкое дыхание режет стены помещения. Чимин на грани криков. Ему мало, хочется большего.       — Приручай. Глубже, сильнее… — скулит в губы мужчины.       — Громче, детка, — ухмыляется и шепчет низким голосом. В глазах Намджуна яркое пламя играет.       Мужчина резко выходит из тела омеги и, слыша разочарованный стон, накрывает губы Чимина своими. Тело нагое горит и пылает, дрожит и покрывается мурашками. Намджун его мучает сладко, оттягивает неизбежное. Отстраняя левую ладонь от бедра, Намджун лезет рукой под стол в ящик и достает на ощупь пистолет. Пугающая и небольшая вещь, способная уничтожить, может доставить удовольствие только одному человеку в этом мире. Намджун не проверяет пистолет на наличие патронов, их там и быть не может. Пистолет с гравировкой ≪JIMI≫ принадлежит омеге, подарком служит и проводником в мир наслаждения. Не таким способом мужчина хотел преподнести презент, но лучшего момента и быть не может.       — Задержи дыхание, — хрипло в губы.       Намджун касается пистолетом ануса омеги и кончиком собирает смазку. Густые капли попадают внутрь, стекают по основанию оружия. Чимин распахивает глаза, и мужчина видит в них свое пламя. Голод, восторг и дикий интерес с предвкушением. Вот что Чимин показывает своему мужчине, давая немое разрешение. Мужчина медленно проникает в анус омеги и прищуренным взглядом следит за реакцией Чимина. С приоткрытых губ стоны тихие слетают, набирая громкость. На устах мужчины ухмылка появляется и понимание:       — Тебе нравится.       — Глубже, папочка. — Двигает бедрами и со стоном насаживается на пистолет.       Чимин хорошо растянут, безумно сильно истекает от возбуждения смазкой, поэтому никакого дискомфорта не ощущает. Сказать по правде, то это не первый эксперимент подобного рода. Чимин в третью встречу был трахнут пистолетом отца своего мужчины. Что Намджун, что Чимин — влюбленные сумасшедшие, которые живут в своем мире и кровь грешников в бокалах с вином испивают. Мир может ненавидеть их, осуждать за образ жизни и тыкать пальцами за иной вкус, но Чимин никогда не увидит этого, потому что омега смотрит только на ухмылку своего мужчины и знает, что любая пуля пролетит мимо него.       На грани. Чимин сладко и громко стонет в губы мужчины. Сжимает внутри себя пистолет и самостоятельно насаживается на него. Носом вдыхает запах из двух смешанных ароматов и начинает задыхаться от удовольствия. Чимин в диком наслаждении пребывает. Его горло сжимают, трахают вкусно и смотрят так, словно омега и есть смысл всей жизни Ким Намджуна.       — Детка, кончай. Не сдерживай себя. — Носом ласкает влажную щеку и головкой члена трется о спину омеги.       — Ох, папочка! — хрипит и жмурится. Все тело током пробивает. Языки пламени плетью кожу ласкают, сердце прекратило биться. Чимин мгновенно испаряется, исчезает из рук Намджуна. — Папочка… — Кончает, содрогаясь в безумном оргазме. Слезы брызжут из уголков глаз, стекая по лицу и разбиваясь о руку мужчины, которая сжимает горло.       Намджун ласков. Мужчина нежно губами опаляет висок Чимина и медленно вынимает пистолет из ануса омеги. Откладывает оружие в сторону, к своему ранее упавшему пистолету и обхватывает свободной рукой свой член. Двигает размашисто ладонью, рассматривает длинные ресницы Чимина и губами скользит к чужим.       — Детка, ты со мной? — шепчет в ухо и вздрагивает, когда руки мужчины касается ладонь омеги. — Хочешь мне помочь?       Чимин хочет, чтобы они все проживали вместе. Заводит сильнее руку за спину и помогает своему мужчине в наслаждение упасть. Намджун всегда думает в первую очередь о Чимине, его состоянии и удовольствии. Пока омега не кончит, то Намджун о себе даже не вспомнит.       — Молчи, — тихо шепчет и кусает нижнюю губу, не пытаясь открыть глаза.       Любят друг друга своей искренней любовью и темными чувствами. Они два пазла, что вместе создают картину. Цветок плюмерии рядом с ними может расцвести за считанные секунды, потому что такой любви, такой сумасшедшей и искренней нет. Их история написана кровью ножом, приправлена доверием и тьмой родной. Намджун редко улыбается, но ему тепло. Тепло по-человечески рядом с этим омегой, и что это, если не любовь? Они не говорят об этом, просто чувствуют. У чувств нет словаря и звуков. У любви есть связь, которую чувствуют двое, и важно ее лишь признать, чтобы не ощутить вкус боли. Потому что отрицая любовь, она может ранить, уничтожить изнутри, проливаясь кислотой под ребрами.       — Кончай, папочка, — слышит тяжелое дыхание и тихие рыки. — Я люблю тебя.       Тело словно обойму пуль словило. Намджун сжимает челюсть, кончая на спину Чимина, и медленно разжимает правую ладонь, больше не смея причинять дискомфорт омеге. Они вдвоем друг у друга и в любви роскошной вместе. Мужчина приоткрывает глаза, встречая свет чужих. Губами мажет по пухлым, без слов все показывая.       — Я люблю тебя. — Громче. Без тени сомнений. — А ты, Намджун, любишь…       Мокрый и страстный поцелуй. Мужчина со всеми своими горящими чувствами сминает пухлые губы, сосет кончик чужого языка и задыхается от ощущения счастья.       — Люблю. Люблю … — десятки раз повторяет, пока целует любимые губы и ощущая своими улыбку, не сдерживает ухмылки. — Люблю тебя, детка. Поехали домой, покажу все в действиях.