Я просто тебя хочу

Шум района на окраине Лондона заставляет Гермиону прибавить звук на телефоне, что отдаётся в беспроводных наушниках. Экран смартфона тут же покрывается мелкими каплями, сбивая очередь в плейлисте, когда включается рандомная песня из новинок. Поморщившись, Гермиона быстро прячет смартфон в карман и прибавляет шаг, натянув капюшон пониже. Правда, абсолютно бесполезно. Повезло ещё, что она спрятала волосы за ворот куртки, а потому, возможно, укладка и не пострадает. А вот макияж придётся наносить заново. На что у неё катастрофически не хватает времени. Дойдя до нужного здания и нырнув в проулок, она моргает пару раз, привыкая к темноте, но следуя на автомате. Чёрная дверь заднего входа клуба практически сливается со стеной, потому ручку она находит на ощупь. Открыв дверь и встретившись глазами с одним из вышибал, Гермиона кивает и сдёргивает с головы промокший капюшон, чувствуя, как не приспособленная к такой погоде ткань мерзко липнет к рукам. В нос ударяет практически привычная смесь запахов: пот, сигареты, алкоголь и духи. Причём духи не какой-то марки, нет. Ужасный микс из всего, что могут себе позволить клиенты и работницы. Такой, что душит именно он, а глоток свежего воздуха становится буквально радостью. Гермиона идёт по коридору, погруженному в полумрак, кивает Падме — одной из близняшек-индианок, которые приехали в Англию на заработки, но в итоге сводят концы с концами в этом заведении, — и морщится при беглом взгляде на зал. Пэнси опять в своём репертуаре. Устроила день Святого Валентина даже стриптизёршам и их клиентам. Много дыма и розового цвета. — Ты опоздала, — заявляет Паркинсон, стоит Гермионе объявиться на пороге полупустой гримёрки. Высокая и очень худая брюнетка в своём излюбленном жесте складывает руки на груди, выражая недовольство. Краем глаза она замечает, как усмехается Парвати, сестра Падмы, прихорашиваясь в зеркале, но ничего не говорит. Только бросает сумку в свой привычный угол и стягивает с плеч промокшую куртку. — До твоего выхода десять минут! — Я успею, — бормочет Гермиона, стаскивая такую же мокрую, как и её верхняя одежда, юбку. За ней следует и бесформенные свитер, и простые хлопковые носки. Она остаётся только в рабочем белье, которое озаботилась надеть дома, на что Паркинсон довольно хмыкает и идёт к общей вешалке. — Надень вот это! — в Гермиону буквально летит серебристое платье и пара босоножек на шпильках, которые ей удается поймать с трудом. Она хмурится, понимая, что по её телу бегут мурашки от разницы температур в помещениях, что совершенно несексуально будет смотреться вместе с откровенным платьем и шпильками. Вот только делать нечего. Гермиона тяжело вздыхает и натягивает платье через голову. Ей повезло с размером и вырезом. У Пэнси на одежду и дизайн всегда намётан глаз. Девочки под её шефством всегда одеваются соблазнительно, а зал смотрится менее безвкусно, чем в других подобных заведениях. Талант. Жаль, что прозябает в таком месте. Ткань собирается небольшой складкой, прикрывая её грудь, а цепочки щекочут спину. В зеркале Гермиона убеждается, что всё смотрится как надо, и с трудом натягивает босоножки, в которых ноги начинают ныть практически сразу. Но ничего. Она забудет об этом ровно до конца своей смены. Ровно до тех пор, пока не придётся стянуть их с гудящих ступней и обуться в свои старые добрые стилизованные под берцы полусапожки. — Миона, пять минут до выхода! — Гермиона морщится от идиотского сокращения и тона Паркинсон, но послушно приземляется на пуфик и начинает поправлять макияж. Благо, тушь водостойкая, а потому остаётся лишь нижняя часть лица. Главное — красная помада, которая будет привлекать больше внимания, чем осыпавшиеся с теней блёстки на щеках. В отражении зеркала она видит Паркинсон, когда заканчивает обводить контур губ карандашом, визуально делая их больше, и достаёт любимый оттенок девушки из общей косметички. Пэнс одобрительно усмехается её выбору и кладёт руку на бедро, но Гермиона никак не реагирует. Привыкла. Да и прикосновения Паркинсон всяко поприятнее тех, которые она частенько испытывает в работе. — Всё идеально, — тихо произносит Пэнс, ловя её взгляд в зеркале. Гермиона прищуривается, замечая, что Паркинсон поджала губы, а в болотно-зелёных глазах что-то промелькнуло. — Твоя смена до двух, — произносит она странным тоном, на что Гермиона приподнимает выщипанную с утра бровь. — Я в курсе, — отвечает она и вновь сосредотачивается на губах. Оттенок густого красного вина слишком коварен и может испортить весь макияж при неправильном нанесении. Но в этот раз обходится без эксцессов, а потому Гермиона довольно усмехается. — Я поговорила с Томом, — вновь говорит Пэнси, на этот раз привлекая больше её внимания. — Он не против выдать тебе аванс. Естественно, под расписку. С плеч Гермионы словно падает камень, и впервые за этот вечер расслабляется. По-настоящему. Шумный выдох срывается с её губ, вызывая ответную улыбку у Паркинсон. — Спасибо, — тихо произносит она, с настороженностью поглядывая на вход в гримерку. За закрытой дверью слышатся голоса сестер Патил. А денежный вопрос при них она обсуждать совершенно не хотела. Да и знала, чего это наверняка стоило Пэнс. Но та шла навстречу лишь по одной причине — обе работали в заведении у Тома Реддла, чтобы оплатить учебу. — Взнос нужно внести завтра? — интересуется Паркинсон, пока Гермиона убирает за собой косметику и поправляет платье. Она разглаживает непослушные каштановые локоны за её спиной, касаясь практически невесомо. Оттого и успокаивающе. — Нет, я поговорила с деканом и куратором. Дали отсрочку до следующей недели. Дверь в гримерку резко распахивается, являя им обеих сестер. Гермиона передергивает плечами, понимая, что время истекло. Её выход. И действительно, она слышит знакомую мелодию, под которую обычно её представляет их местный заводила и диджей, а по совместительству и ведущий — Дин Томас. Она спешит на выход, но, прежде чем скрыться в коридоре, успевает услышать Пэнси: — Миона, — резко развернувшись, Гермиона хватается за косяк, чтобы не рухнуть на чудовищных каблуках и не переломать все ноги. На лице Пэнси все то же, как ей кажется, недовольное выражение. И причина ему находится после следующей же фразы. — После выступления у тебя приват. Он уже в зале. Гермиона рвано кивает, чувствуя, как перехватило дыхание. Она все-таки выскальзывает в коридор, но напоследок слышит злой смешок завистливой Парвати. Хотя… Гермиона совершенно не видит повода для зависти. Но индианке не понять. Она мерит каждый приват деньгами, а вот Гермиону он привел к не самым радужным перспективам. Она идёт по коридору, пытаясь успокоить пустившееся в пляс сердце, а словно сквозь толщу воды до неё доносятся слова Дина, который уже знает, кто вот-вот выйдет на сцену. — Вы готовы? А теперь встречайте, наша невероятная малышка МиМи! — Гермиона слышит свист, когда появляется в свете софитов. Обычно здесь не так. Всё более приглушенно, играет музыка. И снова — не слишком громко. А посетители сидят на диванах вокруг небольших сцен, наблюдая за танцами. Но сегодня ведь этот ебанутый праздник, который мужики решили справить вот таким образом. А потому Пэнс, Дин и хозяин заведения, Том, подготовили очередную программу. Софиты слепят, но она знает этот подиум и сцену, как родную. Улыбка растягивает её губы, а все волнение уходит на задний план. На сцене не место ничему личному. Иначе ты идешь с неё вон. Главная задача — завлечь, понравиться, соблазнить. Заставить хотеть. А ещё, оставить побольше денег. Именно поэтому она улыбается не широко, как обычно это делает Парвати. Не показывает зубы, лишь словно лениво растягивает губы и мягко хватается за шест. Её программа начинается вполне классически. Гермиона отключает голову, как делает это всегда. Взгляд либо в пол, либо в зал, но ни на кого конкретного. Раньше она боялась встретить тут кого-нибудь из знакомых, но уже два года судьба была к ней благосклонна. Оставалось лишь надеяться на удачу и дальше. Она не вслушивается в музыку, когда цепляет ножкой шест и делает пару оборотов. Давит в себе желание брезгливо поморщиться, когда скользит по прохладному металлу сначала вверх-вниз, имитируя движения, как во время секса. А затем отклоняется назад так, что ткань разъезжается настолько, что грудь практически становится видна. Но в её голове ничего сексуального. Гермиона лишь подмечает, насколько глупо в стриптиз-клубе смотрятся украшения в честь праздника, который символизирует любовь. Слишком много дыма, софитов и розового. Но потных, пьяных и возбуждённых посетителей это не смущает. Гермиона становится к шесту спиной и облокачивается на него. Она ведёт рукой от бедра, собирая ткань и обнажая гладкую кожу и ткань сексуального белья, вызывая в зале одобрительный свист. Но Гермионе плевать. Привыкла. Она лишь прикрывает глаза, делает глубокий показной вдох, когда ладонь скользит выше и слегка сжимает грудь. Обычно они танцуют более скромно, но Том высказал свои пожелания на этот вечер более чем четко. «Я хочу увидеть, как касса заполнится наличкой» А что может привлечь лучше, чем слишком банальное откровение и пошлость? Гермиона окидывая диваны вокруг сцены взглядом из-под ресниц. Приоткрывает губы, подавшись грудью вперед, но сама цепляет ногой шест и делает пару оборотов. Однако, прежде чем начать крутиться, перехватывает пронзительный взгляд серых глаз и держать на лице маску становится в разы сложнее. Его взгляд другой. Она всеми фибрами души надеется, что ей это не кажется. Его взгляд всегда был таким. Он не был мерзким, оценивающим или чересчур пошлым. Он был скорее слишком собственническим и наполненным восхищением. Ей. Малышкой МиМи, не Гермионой, разумеется. Знакомый ей много месяцев блондин сидел не в первом ряду. Заняв в гордом одиночестве целый диван, он, как и многие в зале, курил, но не исходился энергией, криками и пошлостями. Нет. Он наблюдал слишком спокойно. Так, словно кроме него никого не было в этом чертовом зале. Он слишком выделялся на фоне других посетителей, хоть и не чрезмерно. К ним периодически захаживали брокеры или банковские служащие, но, в основном, — обычные работяги, которые компаниями коротали время, пока не припрёт идти домой. К жене и детям. И это выводило Гермиону из себя больше всего. Она не ханжа и принимает образ жизни многих. Но большинство этих людей в зале не были одиноки. И причины находиться в этом зале в День всех влюблённых у них тоже не было. А уж шептать то, что они обычно шептали ей во время приватов… Гермиона улавливает знакомые аккорды песни и понимает, осталось совсем немного. А потому она плавно опускается на колени. Сначала делает выпад вперед, становясь на четвереньки и перехватывая взгляд некоторых посетителей. Она позволяет себе усмешку, прежде чем вновь сесть на колени и облокотиться спиной на шест. Слабое движение плечом и лямка платья соскальзывает, под одобрительный свист толпы. Вот только раздеваться она не собирается. Об этом Том тоже дал ясные указания. Это предстоит девчонкам в конце шоу, а те, кто выступал в начале являлись ничем иным, как затравкой на приватные танцы. Её песня кончается и начинается нейтральная мелодия, под которую вновь вступает Дин. — Нет, ну вы это видели? Малышка МиМи готова показать намного больше и станцевать приватно любому из вас! Ну, а остальные, прошу, встречайте, нашу следующую звездочку!.. Гермиона резко поднимается с колен, наблюдая, как парочка мужиков в зале подорвались со своих мест и направились в сторону стойки администратора. Выражение лица Пэнси она разглядеть не может, но уверена — хорошее настроение Паркинсон увеличивается с каждой записью на приватный танец и шелестом купюр. Она бросает мимолетный взгляд в центр зала, туда, где видела его, но лишь выдыхает. Место уже пустует. Гермиона знает, что он уже ждет её в дальнем зале клуба. Как и всегда. Она спускается в темный коридор и чуть было не сталкивается с Полумной, которая вовремя отступает. Эта девушка ей нравится. По правде, Гермиона знает, что днями Полумна работает кондитером в одном милом кафе, и совершенно не понимает, почему эта добрая, но чудаковатая, волосы которой напоминают белоснежный ареол, ночами танцует в таком месте. — Извини, — бросает Гермиона, на что Полумна слегка наклоняет голову и улыбается. Так, как может только она. Ярко-розовые губы расплываются в блаженной улыбке, а голубые глаза смотрят в самую душу, заставляя слегка поежиться. — Ничего страшного, — тянет она. — Торопишься? — У меня еще приват сегодня, — пожимает плечами Гермиона. — Если не закажут еще, то возьму на себя малый VIP-зал, там вроде тоже сегодня много народу. — Не думаю, что это потребуется, — загадочно тянет Полумна и начинает подниматься на сцену. Гермиона хочет спросить, что же это значит, но просто не может, так как Дин запускает новую песню, а толпа приветствует танцовщицу улюлюканьем. Гермиона залетает в гримерку и стаскивает с себя платье. Сестер Парвати уже там нет, а значит она лишь теряет время. Переодевание не занимает много времени. Она натягивает комплект черного белья, который выглядит пусть и сексуально, но достаточно закрыто. Серебряные цепочки приходятся в тон босоножкам, а потому Гермиона не переобувается. Идет в закрытый зал для приватов так. И думает, что ему понравится… Черт. Слишком ненужные мысли, которые выбивают её из колеи. Уже не в первый раз. Когда это началось? Она не знает. Драко, так он представился ей спустя лишь несколько месяцев, начал приходить примерно в то же время, как она устраивается в клуб. Он был её клиентом ещё тогда, когда приваты танцевать было неловко. Потому что клиенты попадались слишком разные. Том её не щадил. Этот пугающий мужчина никогда никого не щадил. Её и лапали, и пытались изнасиловать, и демонстрировали свои вставшие члены, теребя их во время её танца, что было совершенно не запрещено правилами заведения, а потому приходилось терпеть. Слушать сбитое дыхание и стоны, всякие мерзости, что шептали ей, а ещё учиться держать дистанцию. Драко оказался не таким. А так как адекватные клиенты в её профессии попадаются редко, не стало удивительным, что она обратила на него внимание. Красивый. Высокий. Статный. Одет с иголочки, причем не просто стильно, а в брендовые вещи. На это глаз был наметан у Паркинсон, о чем она и сообщила ей однажды. Он не много пьёт, причем только виски, да ещё и самый дорогой из их бара, часто курит и не позволяет себе лишнего. Мечта, а не мужчина. Причем не только для неё, как для танцовщицы, но и для Тома, как для хозяина этого заведения. А потому Реддл часто хвалит её, особенно когда сам воочию наблюдает, что Драко объявляется в зале во время смен Гермионы. Она сама не сразу замечает, что он начинает приходить каждую её смену. И это становится фатальным для неё. Потому как, когда к ней приходит озарение, становится слишком поздно. Драко не позволяет себе лишнего, но ей этого хочется. Она видит его в своих снах и то, что они там делают, нельзя подавать без пометки «18+». А когда однажды Гермиона буквально кончает от своего эротического сна после особо горячего привата, Пэнси на её рассказ лишь смеется и советует: — Просто трахнись с ним! Просто… И ведь ни черта не просто. Нет, в клубе были девочки, которые соглашались предоставлять интимные услуги. Для этого Том даже арендовал часть второго этажа здания, где была всего пара комнат. Но так как дело было незаконным, это не афишировалось, да и не слишком практиковалось основной частью танцовщиц. И Гермиона не хочет этого. Не так. Не хочет переступать ту грань, которая уничтожит её морально, даже если она как безумная желает этого мужчину. С потребностями она может справиться и своими силами, а вот себя по кусочкам собирать совершенно не хочется. Но стоит ей войти в небольшую комнатку в дальнем зале клуба и вновь попасть под пристальный взгляд стальных глаз, как чувствует собственное желание каждой клеточкой тела. Гермиона нетерпеливо облизывает губы, надеясь, что помада не смазалась, а затем идет к пульту управления, через который можно запустить музыку, чувствуя, что он следит за ней. Как удав за мышкой. Он не любит, когда много говорят. Когда задают лишние вопросы. Если что-то потребуется, закажет сам. Он четко обозначает эти правила поведения с ним в первый же день, по сути облегчая ей работу. Молча танцевать и ждать, пока выйдет время. Раз за разом. Каждую её смену. Гермиона включает первый попавшийся трек на устройстве и дергает уголком губ, когда по залу раздается не что-то пошлое и резкое. Скорее наоборот. Медленное, тягучее и сексуальное. Как раз, чтобы успокоить нервы и поиграть с обоюдным возбуждением. А то, что он её хочет, она не сомневается. Драко сидит на небольшом диванчике, прямо рядом с шестом, чем она и пользуется. Начинает издалека, повиливая бедрами, приближается к своему, как любит выражаться Пэнс, «рабочему» инструменту. Обходит его вокруг, встряхивая волосами и прогибаясь в спине. А затем, чувствуя голодный взгляд, делает несколько оборотов, цепляясь то одной ножкой, то другой, стараясь держаться сильнее. Стоит каблукам соприкоснуться с землей, как Гермиона широко расставляет ноги, и хватается за мужское плечо. Стоит встряхнуть головой и немного наклониться к Драко, как она ощущает его дыхание. Он поворачивает к ней голову и словно пытается впитать каждый миг танца. Слишком жадный взгляд. На стриптизерш обычно смотрят иначе. Уж она-то знает. Танцует перед такими каждые два дня. Но он не такой… И эта слишком неподходящая мысль для такого момента. Гермиона все понимает. Но остановиться не в силах. Не может сдержать собственный взгляд. Не может справиться с дыханием, нарушить привычный танец. Она облизывается, закусывает нижнюю губу и ведет рукой по своему телу. Как совсем недавно, на сцене. Вот только этот миг лишь для него. И одежды на ней меньше, отчего становится жарче. От тех картинок, что возникают в голове. От вида бугра на его штанах между разведённых ног. Ей бы хотелось оседлать его здесь и сейчас. Впиться в эти плотно сжатые губы, оставляя следы алой помады на бледной коже. Почувствовать болезненную хватку на своих бедрах, прижимающей её к скрытой твердой плоти сильнее. Но она лишь ведет ладонью по его плечу. Привычно заходит за спину, краем глаза наблюдая, как он опускает руки. Чтобы не коснуться её… Это бы может и обидело, если бы не красный огонек камеры, что горит под потолком. Том слишком бдительно следит за всем, что творится в его заведении. И девочек своих в обиду никому не дает. Вот только Гермионе самой этого хочется. Она ласкает пальцами его шею, слегка проводит ногтями по тонкой коже. Нарушение с её стороны, но слишком маленькое и вряд-ли так заметное через объектив. Гермиона прижимается грудью к его спине, ведет руками вниз, по мужской груди, с удовольствием замечая, как твердеют его мышцы. Доходит до границы брюк и останавливается, зная, как это выводит из себя. Любого мужчину, который не получает желаемое. Но на то ведь и расчет? Усмехается и вновь появляется в поле его зрения. Прежде чем мягко обвести его ногу своей, успевает перехватить потемневший взгляд и прикрывает глаза. Наслаждается. Зарывается пальцами в собственные волосы, приближаясь слишком близко. Практически на грани. Извивается перед ним, почти седлая мужское колено и ощущая дыхание, что следует по её телу. Горячее, частое. От бедер к груди и обратно. Вслед за её движением. Становится немного тяжело держать вес своего тела, когда её попка нависает в считанных миллиметрах над мужским коленом, но Гермиона хватается за спинку дивана. Глаза в глаза. Ровно до тех пор, пока она не извивается вновь, а взгляд серых глаз неумолимо обводит её выпяченную и приподнятую в белье грудь. Прежде чем встать, Гермиона вновь проводит по плечам Драко пальцами, и от ощущения напряженных мышц под руками чувствует, как лоно сводит от возбуждения. Она бы хотела почувствовать его силу. Даже, чёрт возьми, власть. Хотела бы вкусить запретное, отдаться так, как не позволяла своим парням в реальной жизни и отношениях никогда раньше. Она хочет его. Черт возьми, с каждым днем, погружается в эту пучину сильнее, начиная думать о том, кто он в реальной жизни за этими стенами, чем живет, какой он в иных обстоятельствах. Её фантазии подстегиваются тем, что у Драко нет обручального кольца или следа от него. И то, что начинается как желание тела и ауры силы постепенно превращается… Не во влюбленность, нет. Скорее идею-фикс. Что подогревается голодным взглядом и напряжением на мужском лице. К сожалению, большего он себе не позволяет. Да и она не может. Гермиона разворачивается к нему спиной и опирается на сиденье по бокам от разведенных ног Драко, а плечами опирается на его грудь. Так, чтобы её была на виду. Так, чтобы можно было скользить вверх-вниз вдоль его тела, вновь чувствуя дыхание в районе декольте. Сквозь полуопущенные ресницы Гермиона видит, что её соски затвердели. Его взгляд становится жестче, и она с трудом сгладывает ком в горле, сводя на секунду бедра. Что не укрывается от мужчины. И виском она чувствует его усмешку. Да, она знает, что он её хочет. Но и он знает о её желании… Они словно играют в «кошки-мышки». Только порой непонятно, кто и за кем гонится. Кто главный в их игре. Знают, что сладко страдают оба. Так сильно, что Гермиона не знает насчет Драко, но сама она часто ласкает себя дома с мыслями и фантазиями о нём. Словно пытаясь доказать свое главенство, она плавно опускается на пол, проводя напоследок ладонями по его бедрам. Становится на четвереньки, выпячивает попу и бросает призывной взгляд через плечо. И это работает. Потому что, когда она оборачивается, садясь на колени и откидываясь назад, Драко наклоняется вперед, словно завороженный, следует за ней. Чтобы ничего не упустить. Чтобы быть ближе. Гермионе это нравится. Что пришло время её власти. Она ведет рукой от самой шеи, обводит грудь, дальше, по плоскому животу, почти касаясь намокших трусиков. Но не перегибает, пальцы скользят ниже, по внутренней стороне бедра и соскальзывают у колена. Она заводит руки за голову, опускается практически полностью, но лишь на короткий миг. В такт музыке, резко садится вновь, оказываясь с ним лицом к лицу. Так, что при желании, можно поцеловать Драко, но она лишь усмехается вновь, наблюдая, как мужчина сцепляет руки перед собой, опираясь на колени. Чтобы не сорваться. Не тронуть её. Не нарушить гребанные правила, которым они должны подчиняться. Потому что помимо их игры есть еще другая. Та, где им ничего не подвластно. Гермиона наклоняется ближе. Пока она ведет ладонями по его бедрам, Драко отклоняется, опираясь спиной на диван, и закидывает на спинку обе руки. Ткань пиджака слегка задирается, неудобно наверняка, но ему, кажется, все равно. Её лицо оказывается слишком близко к его паху. При этом Гермиона не разрывает зрительного контакта. Наклоняется так близко, как может, чувствуя под ладонями напряжение, и почти проходится губами по черной ткани. Почти. Она резко перекатывает назад, а после скользит к шесту. Драко не единственный, кого танец держит в напряжении. В её голове абсолютно пусто, а дыхание слишком частое. И пара десятков секунд на шесте позволяют немного привести себя в норму. Немного. Ровно настолько, чтобы вспомнить окончательно о чертовых камерах. Чтобы холодный голос Реддла в её голове прочел ей очередные нотации, а между ног перестало пульсировать так сильно. Черт! Гермиона вновь бросает на Драко взгляд и видит, что мужчина тоже немного успокоился. Мелодия подходит к концу, и она понимает, что должна закончить этот танец практически на его коленях. И это пытка. Практически сладкая, если бы кожа не горела сильнее обычного, стоило ей опереться на прохладный металл и ощутить всю плачевность ситуации. Она подходит ближе. Лениво, под стать замедлившейся мелодии. Упирается коленом в сиденье диванчика и быстро седлает мужчину. Не опускается на него, не опирается. Слишком близко, практически в миллиметре, но без прикосновений. Касается его напряженных плеч, слегка выгибается так, чтобы грудью ощутить его дыхание, а в мечтах уйти намного дальше. Она рисует в своей голове запретную картинку и понимает, что не одинока. Краем глаза замечает, как длинные пальцы впиваются в обивку дивана. Музыка начинает звучать тише. Мелодия ещё льется из колонок, но с каждой секундой кто-то будто убавляет громкость. Потому одним движением она соскакивает с дивана, благо каблуки позволяют это сделать без проблем, и огибает мужчину, вновь становясь за спиной. Она вновь ведёт рукой по его груди, ощущая, как та неистово вздымается, а сердце отбивает безумный ритм. Это придает ей немного морального удовлетворения, прежде чем мелодия окончательно смолкает и кабинет погружается в полную тишину. Она всё ещё держит руку на его груди. Очередное нарушение, которое Гермиона позволяет себе, зная, что на такое Том сильно злиться не будет, но палку все равно не перегибает. Дает себе лишь несколько секунд, прежде чем убрать пальцы. Гермиона прикрывает глаза и делает глубокий вдох, в надежде быстро восстановить дыхание, когда слышит шелест ткани. Драко поднялся со своего места и повернулся к ней. В камеру наверняка не видно выражение его лица, но оно сводит её с ума. То, как он вновь скользит взглядом по её телу, задерживаясь между ног, на груди и губах. А затем — глаза в глаза. Вновь посылая электрические импульсы от кончиков пальцев до самой макушки. — Вам понравилось? — хрипло и тихо спрашивает она, на что мужчина усмехается. Он рвано кивает и стремительно покидает кабинет, оставляя её в смешанных чувствах. Раньше он привычно бы бросил ей пару язвительных фраз, но сегодня что-то словно было не так. Гермиона несколько секунд смотрела ему вслед, а затем обратила внимание на мигающий огонек камеры. Ей остается лишь сглотнуть вязкую слюну и отправиться на выход, на стойку к Паркинсон, которая должна дать следующие указания. — Ты чего? — Пэнси кажется удивлена при виде Гермионы. Она отрывается от пересчета налички и сверки записей в своей учетной книжке, прячет деньги и хмурится, глядя на неё. — Что-то случилось? Почему не позвала через «кнопку»? Теперь приходит очередь Гермионы удивляться с вопросов девушки. Каждый такой кабинет для приватов был оснащен двумя кнопками. Одна была тревожной, а второй вызывался администратор, в случае если не работала техника или нужно было что-то заказать. — Зачем мне нажимать на «кнопку»? — спрашивает Гермиона, вцепляясь в стакан воды на стойке Пэнс и делая пару жадных глотков. — Том тебя убьет, если ты оставила посетителя одного, — шипит Паркинсон, вставая со своего места. В болотно-зеленых глазах сверкают молнии, потому что Пэнси тоже попадет за выходку Гермионы. Которой не было. — Ау, о чем речь? — недоуменно хмурится она, ставя локти на стойку. — Я оттанцевала приват, пришла за дальнейшими указаниями… — То есть? — они словно играют в пинг-понг. Кто больше удивится и почему. Гермиона искренне недоумевает от чего Пэнси в таком смятении. Особенно когда та тянется к своей заветной книжке и начинает вести наманикюренным ноготком по строчкам. — Но у тебя не один приват! — То есть? — Гермиона наваливается на стойку и пытается вчитаться аккуратные строчки. — Он заказал два? — Нет, — язвительно произносит Пэнси и облегчает ей задачу — поворачивает книжку и ногтем указывает на нужную строчку. — Он оплатил приваты до конца твоей смены! Гермиона недоуменно вчитывается в написанное, но информация никак не доходит. Она видит сумму, которую Драко заплатил и ей становится плохо. Приваты на всю ночь? Она не помнит, чтобы кто-то делал так. Девочек бывало заказывали компании на час или два, или «снимали» тех, кто занимался этим. Но тоже на пару часов, не больше. Все-таки, пусть они и находились в старом районе на окраине, но цены Том ломил не маленькие. Гермиона на секунду отрывает взгляд, пораженно смотрит на усмехающуюся Пэнс, а затем вновь опускает взгляд. От вида суммы с несколькими нолями становится не по себе, хотя бы потому, что раньше она никогда за вечер столько не получала, а ведь процент отойдет в её руки. — Поэтому возвращайся к своему блондинчику, пока Том не сообразил и не отвесил нам звездюлей, — Паркинсон захлопывает книжку и довольная садиться обратно за стойку. Гермиона и рада бы выполнить её распоряжение, вот только… — Но он ушел… — растерянно произносит она. — То есть? — То и есть, — раздраженно отвечает Гермиона и запускает руку в растрепанные волосы. — Танец закончился, и он ушел, — последнее слово произносит с напором, чтобы до Паркинсон наконец дошло. Так и происходит, на что Пэнси удивленно приоткрывает рот и пару раз забавно моргает. — Уверена? — Пэнси-и-и… — стонет Гермиона упираясь лбом в сложенные на стойке руки. — Ну, а что? — откликается Паркинсон, и Гермиона словно воочию видит, как она пожимает плечами. — Мало ли. — Что здесь происходит? — негромкий шелестящий голос Тома доносится до нее, заставляя вздрогнуть и резко поднять голову. Краем глаза она замечает, как застывает на своем месте Пэнси. Сама же чувствует, как внутри все сковывает льдом от пристального взгляда голубых глаз, которые внимательно смотрят на неё. Встреть она этого мужчину где-нибудь на улице, и не подумала бы, что когда-то он имел связи с мафией, руководил небольшой группировкой. Немного вытянутое и привлекательное лицо, высокий рост, располагающая к себе улыбка, в которой лишь знающий мог разглядеть фальшь. — Малышка, — обращается он к Гермионе. — И чего ты прохлаждаешься? — он говорит негромко. Практически на грани слышимости, но она разбирает каждое слово. Его тон обещает боль, если ответ ему не понравится. Такого не будешь переспрашивать. Просто побоишься. — У нас тут сложилось нечто непонятное, — в голосе Пэнси появляются мурлыкающие нотки. Она подскакивает со своего места, открывая свою учетную книгу на нужной странице, прежде чем полностью повернуться к заинтересованному Реддлу. — Кажется малышка МиМи принесла нам кучу денег, оттанцевав всего один приват. Да, Паркинсон слишком долго работает с Томом, чтобы знать, на что давить. При упоминании денег, тонкая тёмная бровь Реддла ползёт вверх, а он делает несколько шагов к стойке и замирает, жадно вглядываясь в аккуратный почерк Пэнси, а затем переводит внимательный взгляд на Гермиону, которая дышит через раз, ожидая реакции Тома. — Неплохо, малышка, — полные губы растягиваются в ободряющей улыбке, но она знает, за ней слишком много яда. — Не понимаю только, в чём проблема? — Клиент посмотрел только один танец и ушел, — хлопая ресницами произнесла Пэнси. Однако Реддл не обращает на неё внимание. Его губы чуть сжимаются, а улыбка уже не светится былым радушием. — Что ты сделала? — холодно спрашивает он, а Гермиона быстро качает головой. — Ничего, — хрипло произносит она, чувствуя, как от страха в груди всё сжимается. — Я оттанцевала, и он ушел, все как обычно. Я думала, он оплатил один приват, поэтому и пришла к Пэнси… — Понятно, — Том загадочно замолчал, отведя взгляд. — Твой постоянный? — Да, — слабо кивает она, на что на губах мужчины вновь расцветает весьма доброжелательная улыбка. — Что же… Молодец, — произносит он, а затем резко разворачивается и идет к небольшому коридору, в конце которого располагается его кабинет. Они с Паркинсон молчат, провожая Реддла взглядом и выдыхают только тогда, когда до их слуха доносится тихий щелчок закрывшейся двери. — Брысь отсюда, — шипит Паркинсон, резко открывая свою кассу и отсчитывая несколько крупных купюр. Намного больше, чем Гермиона обычно зарабатывает за смену, но и случай получился нестандартный. Пэнси впихивает в её похолодевшие пальцы деньги и указывает на выход. — Чтобы два дня я тебя тут не видела! — Но как же?.. — Он приват заказал? — тихо спрашивает Паркинсон, наклоняясь ближе. — Заказал. Услугу получил? Получил! Его проблемы, что решил свалить пораньше. А ты получила деньги за всю свою смену. Не твой косяк, что освободилась раньше. Всё. Живо домой! Гермионе ничего не остается, кроме как сжать деньги и кивнуть. В животе всё еще крутит от пережитого волнения, но она смело идет в зал, при одном взгляде на который вновь морщится. На сцене все ещё идет программа, зрителям на Гермиону наплевать. Её даже не замечают. Она слегка кивает Дину, который ловит её взгляд, и проскальзывает в коридор для персонала. Туда, где и намека нет на мерзкий розовый цвет. Туда, где темно, слегка прохладно и пахнет больше плесенью, чем тем тошнотворным миксом ароматов, что стали почти привычны. В гримерке пусто, но оно и понятно. Рабочая смена у всех заканчивается по-разному, но стрелка часов только приближалась к одиннадцати, а это было время, когда заведение переполнялось посетителями. И девочки, как правило, присутствовали всем составом. Она быстро прячет заветные купюры в карман лежащей в углу сумки, стягивает рабочее белье, босоножки и ежится от холода. А когда вспоминает, что надевать придется мокрую одежду, стонет в голос. Но делать нечего. Белье, свитер и теплые носки были сухими, но вот юбка мерзко липла к бедрам, заставляя морщиться. Кожа тут же покрылась противными мурашками, а Гермиона передернула плечами от ощущений. Но слова Пэнси вновь вспыхивают в голове, от чего она хватает куртку, прячет волосы за воротник, а затем обувается и хватает с пола сумку. За ней никто не гнался, но она ощущала, что времени было в обрез. Словно Том мог в любой момент очнуться и отправить её обратно в зал. А потому Гермиона натягивает капюшон на голову и идет к выходу. Вышибала лишних слов не задает, лишь смеряет её внимательным взглядом, который ощущается даже между лопатками, пока дверь черного хода не закроется. Оказавшись в темноте переулка, Гермиона жадно втягивает свежий воздух и на секунду прикрывает глаза. Плевать на мерзкий дождь, что до сих пор моросит. Легкие болезненно заполняются кислородом, но это приносит внутреннее удовлетворение. А она вздрагивает, когда слышит звук хлопнувшей двери машины. Резко повернувшись, удивленно приоткрывает рот. Драко стоит у черного джипа, припаркованного у самого въезда в проулок. Держа руки в карманах черного пальто, он напряженно смотрит на неё, а в голове у Гермионы пролетают одна мысль за другой. Но главная из них: что он, блять, здесь делает? Она неторопливо подходит к нему, не отводя пристального взгляда, замечая, что он явно нервничает. — Ты отсидел всего один танец, — произносит она. — Переоценил свои силы, — усмехается мужчина. — Да и подумал, что все же перегнул. Несколько часов танца — то ещё испытание. — Это моя работа, — иронично замечает она, приподнимая брови. Её накрывает паника. Легкая. Она не знает, как вести себя с ним вне стен клуба. Чего он ждет? Как ей стоит поступить? В голове вновь вспыхивают слова Пэнси. «Просто трахнись с ним!» Нет, не просто. Хотя намного легче, чем было. Она не в клубе, тут нет власти Реддла, но как Гермиона будет потом смотреть в глаза Драко? Стоит ли секс того? Облегчение или совесть? Выбор был крайне сложный и в домашней обстановке, без лишних глаз и ушей. Что говорить о сложившейся ситуации? Но Драко лишь усугубляет. Он делает шаг к ней, становясь вплотную и заставляя вскинуть голову. Ей сложно разглядеть что-то в его глазах. Особенно когда Драко поднимает ладонь и стягивает с нее капюшон, оставляя их в равных условиях перед стихией. — Что ты делаешь? — хрипло спрашивает она, облизывая губы. Больше специально, чем нет. Чтобы отследить его реакцию. Которая следует сразу же. Его взгляд перемещается на всё ещё алые губы, а в серых глазах читается жадность. — Ты знаешь, — отвечает он. — Я не сплю с клиентами за деньги, — зачем-то говорит она, на что Драко усмехается и справедливо отвечает: — Я не платил тебе за секс. — Неужели? — язвительно спрашивает она, сокращая расстояние между ними до минимума. Чувствуя дыхание на своих губах. Мята с запахом сигарет. И тонкая нотка неизвестного ей парфюма. Притягательного. Практически невесомого. — Я заплатил лишь за танец, — практически шепчет Драко в её губы. И Гермиона чувствует это. Лишь невесомое прикосновение. Ничего более. Легкая провокация. Нарушение её границ, которые она сметает одним уверенным движением, когда приподнимается на носочки и впивается в его губы. Проникая языком, чувствуя его усмешку и хватку, что не даст вырваться. Но Гермиона и не захочет. Она стонет ему в губы, когда Драко прижимает её ближе к разгоряченному телу, давая почувствовать собственное желание. Гермиона борется с желанием просто запрыгнуть на него, попросить прижать её к машине и сделать все, что заблагорассудится. Пускай в этом чертовом переулке. Пускай под треклятым дождем. Она хотела его. До дрожи в коленях и покалывания в кончиках пальцев. И лишь надеялась, что его желание сводит с ума не меньше. — Садись в машину, — хрипло произносит он ей в губы, стоит им оторваться друг от друга. В голове лишь на секунду проносятся мысли о том, что Драко вполне может оказаться маньяком или убийцей, но Гермиона быстро отмахивается от этой мысли. Они не в романе, не в кино. Она всего лишь обычная студентка, которая зарабатывает на учебу и жизнь танцами у шеста. Не та добыча, ради которой обычно марают руки. А потому она сама резко отталкивается от него и без стеснения обходит машину приземляясь на пассажирское сидение. В салоне тепло, сухо и тихо. Только горит приборная панель, и тихо жужжит кондиционер, сохраняя температуру выше уличной. Гермиона распахивает куртку, бросает сумку в ноги, и притягивает Драко к себе сразу же, как только он захлопывает дверь. Идеально. Весь мир словно остался за пределами машины и на него абсолютно плевать. Только в этот миг. Плевать на последствия. Плевать на то, что возможно этот мужчина больше не объявится в её жизни. А если и объявится, она научится, как не краснеть и не робеть, танцуя перед ним. Плевать. Все потом. Сейчас же были лишь его твердые губы, настойчивый язык и горячие пальцы, которые оглаживали ребра, забравшись под свитер. Гермиона не выдерживает, и сама седлает его. Черт, если бы те, с кем она встречалась, или кто в университете увидел её сейчас, то явно не поверил в то, что она трезвая или не под кайфом. Ей часто сложно находить общий язык, а сексом она предпочитает заниматься не раньше третьего свидания. Но Драко… Черт. Это была гребанная влюблённость и желание лишь тела и образа, не более, но сводило с ума так, как никогда во время любых её отношений. Его широкие ладони обхватываются её попку. Мнут, не жалея ткани юбки, прижимают ближе, вырывают из её горла тихие стоны. Гадство. Драко вновь усмехается ей прямо в губы, но затем легонько прикусывается, когда Гермиона жмется ближе, елозит вверх и вниз по вставшему члену сквозь ткань брюк. А стоит ей оторваться от его губ и запрокинуть голову, чтобы сделать жадный вдох, он впивается в её шею, одной ладонью зарываясь в непослушную гриву. Сжимает, тянет. Вроде и больно, но слишком приятно. Слишком острые ощущения, которые сносят крышу капитально. И когда Драко второй рукой пробирается под ткань свитера и скручивает сосок сквозь тонкую ткань лифчика, она не сдерживает всхлип. — Драко… — тихо, но искренне, черт возьми. То ли приказ, то ли мольба. По крайней мере то, чего он явно ждет. Потому как останавливаться и не думает. Переключается на другую грудь, тянет её голову немного назад, прикусывая, зализывая, посасывая тонкую кожу. А Гермиона не прекращает двигать бедрами, с удовольствием слушая его тихие редкие стоны и наслаждаясь от давящих ощущений. Но ей хочется большего… — Скажи мне, — требует он, опаляя дыханием её ухо. Но ответить не дает. Впивается в зацелованные губы. — Что? — срывается напряженно с её губ. В голове пусто и его вопрос кажется странным. Точнее… Требование? Она не понимает, что ему нужно, а потому разрывает поцелуй и выпрямляется в его руках, встречаясь с Драко взглядом. — Как тебя зовут? — на его вопрос она усмехается. Точно. Он же знает её лишь по псевдониму стриптизерши из клуба. А Гермиона не понимает, как реагировать. Стоит ли сейчас задуматься о собственных моральных принципах, обратить ли внимание на странное ощущение, что стягивает в груди. Но она лишь слабо улыбается и отвечает ему: — Гермиона, — тихо, с придыханием. Словно открывает ему большую тайну. Но это просто имя. Не слишком оригинальное, но и не особо распространенное. Просто набор букв, к которому она относится обыденно. Но Драко произносит его так, словно смакует что-то пикантное и вкусное во рту, от чего она не выдерживает и быстро наклоняется, впиваясь в мужские губы. Его руки повсюду. Он не пытается её раздеть, но проникает под ткань, заставляя выгибаться в собственных руках и стонать в голос. К черту. Ей не нужно сдерживаться. И как только Гермиона это понимает, становится легче. Даже дышать. Ровно до того момента, как длинные сильные пальцы не отодвигают её трусики и не проходятся по влажным складочкам. Гадство! Гермиона дергается, прикрывая глаза, пытаясь слишком позорно не заставить его умолять продолжить. Но Драко и не нужны её слова. Как только Гермиона упирается лбом в подголовник, он продолжает действовать. Неторопливо. Спокойно. Аккуратно. Словно знает, как к ней прикоснуться. Он раздвигает складки, собирает влагу подушечками пальцев, проходится ими по пульсирующему клитору. Раз, два, три. Ровно столько, чтобы она начала двигать бедрами в такт. И как только она забывается в своих мыслях и движениях, Драко погружает в неё сразу два пальца, а её лоно тут же откликается на это. Она чувствует, как внутренние мышцы сжимаются. Слишком жадно, ведь нормального секса у неё не было уже очень давно. И его движения внутри приносят сладкое облегчение, но и желание почувствовать в себе нечто более весомое. А потому она кладет ладонь на вставший член и начинает поглаживать его сквозь ткань. Драко сбивается со своего ритма, что ей, конечно, льстит, но Гермиона, чуть отклонившись, смотрит ему в глаза и начинает медленно шевелить рукой. Мужчина сразу подхватывает её ритм. Движение за движением. Глаза в глаза. Она до боли закусывает губу, не желая сдаваться, но проигрывает, как только пальцы покидают её лоно, и начинают тереть клитор. — А-ах! — она срывается сама. Впивается пальцами в его плечи, старается раздвинуть ноги еще шире, но лишь терпит неудачу, когда коленом упирается в дверь. Черт. Этот мужчина сведет её с ума. — Кажется, только пальцев тебе недостаточно, — задумчиво и довольно тянет он, наблюдая за её извиваниями. Как будто бы не стонал совсем недавно и не подавался бедрами навстречу её движениям. Но Гермиона молчит, наблюдая за Драко сквозь полуопущенные ресницы. — Хочешь большего? — Да, — признается она, но он это и так знает. Однако Гермиона играет по его правилам, чувствуя, что это подстегивает её возбуждение. — Скажи, чего именно ты хочешь, — приказывает Драко. И это не было бы так мучительно, если бы он не продолжал массировать её клитор, а второй рукой ласкать бедра. И это новый виток пытки, который ни с чем не сравнится. Слишком сладкая, слишком желанная. Но Гермиона знает, как он поступит, если она будет молчать и получать удовольствие. Чувствует. Потому что властность Драко проявляется в каждом движении и слове. И это заводит еще сильнее. — Твой член, — хрипло выдыхает она, глядя ему прямо в глаза. — Не хочу, чтобы ты медлил… — последнее слово срывается стоном с её губ. Больше протестующим, нежели сладостным. Потому как его пальцы покидают её промежность, а Драко подносит руку прямо к ее лицу. — Развратная девочка, — тянет он, касаясь пальцами, что только ласкали её, прямо к приоткрытым губам. Не давит, скорее проверяет. Но Гермиона будто бы обезумела. Не разрывая зрительный контакт, втягивает два пальца в рот, проходясь по ним языком и чувствуя собственный вкус. Слишком необычно и непривычно. Но ей нравится, как заостряются в полумраке черты его лица, стоит ей сделать это. Он даже замечает её улыбку, сквозь это действие, а потому легонько шлепает Гермиону по заднице, после сжимая мягкое полушарие. Он отнимает пальцы от её губ и тянется в карман пальто. Она удивленно приподнимает брови, когда в его руках мелькает фольгированный квадратик, который Драко зажимает губами и тянется к собственной ширинке. И вновь её мораль и принципы поднимают опущенные головы, но она снова шикает на них. Позже. Она сожрёт себя позже. И все поймет, все осознает. Но не сейчас. Потому что, почувствовав впервые в жизни то желание, о котором говорили в книжках, Гермиона понимает, почему там все так бурно. И считает, что ей даже везёт. Она не сходит с ума от любви, а со всем остальным сможет справиться. Зубами Драко рвёт упаковку презерватива и раскатывает податливый латекс по вставшему члену. Гермиона усмехается, видя, что мужчина не стал снимать или приспускать брюки. Лишь расстегнул ширинку и достал член. Не более. Что же… Она старается отключить все мысли, когда опускается на его член. В ней словно что-то переключилось, удовольствие не такое острое, как прежде, но Гермиона не сдается. Направляет в себя горячую плоть, стонет и запрокидывает голову, когда чувствует его размер. Наслаждается сдавленным стоном Драко и его словами: — Черт, ты такая узкая… Она насаживается полностью, замирая на миг. Но насладиться всем спектром ощущений не может. Словно наблюдает за тонким стеклом. Все слышит и видит. Но уже не то. Ровно до тех пор, пока не чувствует его ладонь на своей шее. Пока не поддается его движениям и не опускает голову, встречаясь с Драко взглядами. В нем тоже словно что-то изменилось. Или же он понял, о чем она думает?.. В нем нет того напора, что пару минут назад. Ласки легкие, нежные, успокаивающие. Он тянет Гермиону на себя, целуя припухшие губы, не брезгуя её вкусом. Ласкает языком, играет с ней, словно заново распаляя. И проходят считанные минуты, прежде чем напряжение покидает девичье тело, а Гермиона полностью растворяется в его объятиях. Это был её выбор. И раз уж она перешагнула эту черту, то стоит получить максимум удовольствия. Она начинает двигаться первой. Размеренно и медленно поначалу. Вверх и вниз, в древнем, как само мироздание танце. Ощущая, как внутренние мышцы сжимают крепкую плоть. Чувствуя твердые губы на своей шее и требовательные ладони на попке, что начали задавать ритм. Она не контролирует дыхание и стоны. Не знает сколько прошло времени, что творится в мире за пределами машины. В какой-то миг её сознание сужается лишь до этого мужчины. До его члена в ней. До его ладоней и пальцев. До его губ. Он везде и сразу, и она пытается ответить тем же. Периодически сбивается с ритма, но Драко её направляет. И это похоже на настоящее безумие. Наваждение. Такого она никогда не испытывала. — Гермиона, — и когда её имя срывается с его губ, это походит на взрыв. Она сама не понимает, как внезапно оргазм словно накрывает. Внутренние мышцы начинают часто сокращаться, а её пальцы сжимаются в его волосах. Гермиона застывает. Не может справиться с собственным телом и тогда Драко перехватывает инициативу. Притягивает к себе ближе, целует и начинает двигать бедрами, продлевая её удовольствие. И кончает, спустя десяток фрикций, сжимая её так, что становится даже немного больно. Но ненадолго. Ровно до того момента, как напряжение покидает их обоих… Гермиона тяжело дышит и пытается привести собственные мысли в порядок. Они роятся словно надоедливые мухи, но все, чего ей сейчас хочется, слушать тяжелое дыхание этого мужчины и наслаждаться запахом мяты и сигарет, исходящим от него. Ровно до того момента, как она с трудом разлепляет веки, а её взгляд падает на заднее сидение. В свете фар проезжающей машины алые лепестки особенно прекрасны. И все бы ничего, если бы не прикрепленная к ним открытка с золотыми буквами, от которой внутри у Гермионы все скручивается, а слюна во рту становится вязкой. Она чувствует, что её начинает подташнивать, причем неизвестно от чего сильнее. От ситуации, мужчины под ней или себя самой. Ей нужно секунд тридцать, чтобы шумно выдохнуть и резко привстать. Член Драко выходит из неё, оставляя после себя щекочущее ощущение от наполненного презерватива. Еще миг, и она уже на соседнем кресле, ловит его удивленный взгляд. — Все нормально? — спрашивает он и хмурится, а её от этого вопроса пробирает. Что же, сама виновата. Позволила себе слишком много думать и мечтать. Посчитала его хоть немного другим, но вот незадача, какой бы мерзкой Гермиона не казалась самой себе в этот момент, Драко вызывал не меньшее омерзение. — Нет, — качает она головой, а затем усмехается. — Езжай домой, Драко, — она произносит это мягко, не желая впадать в истерику и показывать ему больше, чем этот мужчина заслуживает. — Жена тебя заждалась. После этой фразы Гермиона успевает заметить, как в удивлении он широко распахивает глаза, но ей уже всё равно. Она хватает с пола сумку, и отворяет дверь машины, погружаясь из жаркого салона в мерзкую сырость и прохладу, которые мгновенно отрезвляют. Гермиона натягивает на голову капюшон и отходит от машины на несколько шагов. Так, чтобы её не было видно в зеркале заднего вида. И приходится простоять так пару минут, прежде чем автомобиль мигает задними фарами и срывается с места. Прекрасно… Запах сигарет заставляет обернуться и наткнуться взглядом на наблюдающую за ней Пэнси. Паркинсон лениво покуривает свои любимые тонкие сигареты, не сводя с нее взгляда и совершенно не удивляется, когда Гермиона подходит ближе. Даже понимающе протягивает приоткрытую пачку. — Ну и как? — спрашивает негромко, чиркая зажигалкой. Гермиона, закидывает сумку на плечо, наклоняется ближе, прикуривая сигарету, и давит желание откашляться. Она практически не курит. Пробовала, когда поступила в университет, иногда коротала время с Пэнси у этих самых дверей. Но это не привычка, нет. Это всегда гребанный способ кому-то что-то доказать или закрыться от чертового мира. — Паршиво, — коротко отвечает Гермиона, на что Паркинсон усмехается. — Что такое? Молодой и сильный слишком рано кончил? — она морщится от дождя и холодно и запахивает куртку посильнее, вот только вряд-ли это помогает. С учетом того, что задницу Пэнси обтягивают короткие джинсовые шорты, а на ногах обуты босоножки. — Нет. Он оказался женат, — признается Гермиона и делает большую затяжку. — Удивлена? — лениво интересуется Паркинсон. — Ты знала? — немного удивленно спрашивает Гермиона, поворачиваясь к девушке, и ловит её кивок. — Видела у него пару раз кольцо, когда он оплачивал, — пожимая плечами отвечает она, а Гермиона лишь выдыхает. Идиотка. Чего требовать от Паркинсон, когда она сама облажалась. — Что будешь делать? — Ничего, — бурчит Гермиона, откидывая недокуренную сигарету в сторону и кутаясь в собственную промокшую куртку сильнее. — Что такое? Не вспыхнула великая любовь в этот чудесный день всех влюбленных? — с сарказмом произносит Пэнс, но её глаза говорят о другом. Там она читает сочувствие и понимание, вот только… Нет, вряд ли она понимает. Потому что Гермиона не слишком разочаровывается в Драко. Рушится лишь его образ в её голове. К мыслям и фантазиям о нём пририсовывается безликая женская фигура, которую жаль даже больше, чем себя — горе-идиотку. А еще липкое ощущение разливается в груди. Отвращение. К себе. К тому, что сама же и перескочила через эту черту. Непонятно зачем. Да и стоило ли оно того?.. — Что будешь делать? — тихо спрашивает Пэнси и откидывает свой бычок куда-то в темноту переулка. — Ничего, — отвечает Гермиона и, развернувшись, идет домой, не желая больше ни во что вникать, мерзнуть и мокнуть. Нет, любовь между ними не вспыхнула. Желание исчезло так же стремительно, как и разожглось в ней. Словно зажженную свечку кто-то потушил целым ведром. Она просто хотела его. Он хотел её. А этот грёбанный мир продолжал свое существование, несмотря на то, что в её душе разверзлась пустота…