Любовь в глубине наших ран

      Что-то за спиной хлопнуло, и в спину дунул холодный ветер. Она завертелась по сторонам, в попытке понять, где находилась и вдруг замерла, когда увидела проблеск света. В бездонной глубине тьмы, искаженные фигуры окутывали комнату  словно призраки, неся с собой угрозу и опасность. Их лица покрывали мерцающие в свете луны маски. Они приближались к колыбели, где спокойно спал малыш, ни о чём не подозревая. Жуткая атмосфера нарастала, уплотняя воздух вокруг.  Сердце  забилось сильнее, а  руки потели. Хотелось крикнуть, накинуться,  остановить, но паралич пронзил каждую клеточку тела. Всем естеством она бунтовала, желая освободиться, только на деле лишь безмолвно приоткрывала губы и не могла издать даже вздох.       И вот над ребёнком вознесли острый, блестящий клинок. Из-под капюшона на неё смотрели злые глаза. Горячие слёзы обожгли холодные щёки. Ох, как же она сейчас беспомощна! Отчаяние оставляло неизгладимые отпечатки, а время будто замерло. Горло до боли сдавило спазмом, когда через минуту тишину пронзил последний, донельзя короткий писк ребёнка. Кровь брызнула на безжалостного палача, а он даже не вздрогнул, всё продолжая пристально наблюдать за ней. Внутренний зверь рвал её в клочья, подначивая действовать во что бы то ни стало. И невидимый барьер спал... С отчаянным рыком она кинулась прямиком к колыбели, желая растерзать ублюдка, однако внезапно всё вокруг начало исчезать. Фигура растаяла, а пространство начало приобретать реальные формы.       Рассеявшись, мрак уступил место свету, и она могла видеть реальность – свои покои. Сердцебиение становилось размеренным, а зловещий туман, что окутывал душу, растворился. Только девушка поняла, что всё это время не дышала... А как только подумала об этом, то будто до конца вышла из забвения. Резко поднялась и схватила ртом воздух, после чего громко закашляла. Она хотела кого-нибудь позвать, но могла лишь издавать бессвязные хрипы и вздохи, поэтому сама потянулась за кувшином и осушила до дна.       Когда приступ отпустил её окончательно, то девушка задумчиво погладила шею, только смятение оставалось в мыслях. Этот кошмар мучил не первый раз, но после она всегда просыпалась по-разному: то в слезах, то в поту, то с болью потому что сильно сжимала челюсть, то с криком или совсем обычно, как после простого сна.       Девушка дёрнула головой, привычно отгоняя от себя отголоски сна. Неприятное чувство всё равно оседало в ней, но она постаралась скрыть своё внимание к нему под толщей равнодушия. Подумает об этом вечером, попивая салеп , как делала всегда.       Сейчас девушка поднялась и прошла к окну, щурясь из-за солнечных лучей. Вид открывался восхитительный: небольшой дворец возвышался на живописном мысе, окружённый  проливом  Дарданеллы. Бирюзовая вода простиралась до горизонта, казалась бесконечной и загадочной и можно было видеть, как по ней скользили парусники. Слабый шум прибоя и шепот ветра вносили нотки меланхолии и спокойствия. Это место помогало на миг забыться. И являлось единственным, за что она могла бы сказать спасибо.       В двери постучали, выдёргивая девушку в реальность и одним движением по инерции она спрятала руки в длинных, свободных рукавах ночной одежды, скрестив их на груди. — Госпожа, доброе утро, — в покои прошла служанка, неся поднос с приспособлениями для умывания и как всегда приветливо улыбалась, а за ней вереница остальных с одеждой и украшениями.  Даже когда в душе госпожи царили лютые холода, эта улыбка могла немного согреть.       После умывания, когда госпожа начала выбирать наряд, то заметила, что джарийе как-то мнётся, словно хочет что-то сказать, но не решается. Указав на тёмно-синее платье с небольшим воротничком и шлейфом, девушка не могла делать вид, будто ничего не видит. — Нигяр, ты точно хочешь мне что-то сказать, — она не стала ходить вокруг да около, поэтому просто поставила перед фактом, что служанка аж вздрогнула и поджала губы, а после смиренно выдохнула. Какой смысл томить? Госпожа бы рано или поздно узнала, а чем быстрее, тем лучше. Очень уж она не любила узнавать о чём-то не среди первых... Тем более о таком. — Д-да... Рустем Паша примерно час назад письмо из столицы получил, — по телу госпожи словно прошёл невидимый разряд, что она даже вытянулась, явно сильно заинтересованная словами служанки. — Когда прочитал, то приказал готовиться к отъезду в Стамбул. Тут она выпала в осадок, а потом в ней поднялась необъяснимая волна гнева. Настроение госпожи в тот час изменилось, что ощутили на себе бедные джарийе. Пришлось собирать её быстро, но аккуратно. В спешке одна из девушек, которая занималась причёской, нечаянно дёрнула рыжий локон и готова была провалиться под землю от злого взгляда в отражении зеркала. Благо госпожа не зациклилась на этом...       Как только рабыня отошла в поклоне, безмолвно оповещая, что всё готово, девушка подорвалась с места и оставила после себя лишь мятный шлейф. Она мчалась по коридорам то и дело воспроизводя в голове: отъезд в столицу. И даже сама сразу не поняла, как ворвалась без церемоний в кабинет, где за столом задумчиво восседал мужчина и спокойно перебирал бумаги. Его не колыхнул её внезапный визит, будто ждал... — Объясни мне, почему о таких важных вещах я узнаю в последнюю очередь?!  — голос дрожал, потому что она изо всех сил пыталась говорить размеренно, но ходила по тонкой грани, готовая сорваться на крик. Даже малейшая и безобидная утайка могла без усилий вывести из равновесия. — Я не хотел тревожить ваш сладкий сон, госпожа. Тем более выдвигаемся мы только после обеда, — бесстрастно ответил Рустем, лишь мельком взглянув на жену.       Хюррем выдохнула и попыталась наконец-то успокоиться. Всё-таки действительно ничего уж сверхсерьёзного не случилось, но вот это показное безразличие... Будто специально играл на без того пошатанных нервах. — Допустим. И что же потребовалось от нас?       Рыжеволосая привычно скрестила руки на груди и мысленно чертыхнулась, когда заметила отсутствие перчаток. Стало неуютно, что она повела плечами и пристальный взгляд сменился на беспокойный. Девушка взглянула на окно. — Приедем и узнаем. О причинах в письме ни слова, — пожал мужчина плечами и наконец-то посмотрел в сторону госпожи пристально, а после как-то хмыкнув, поднялся и медленно оказался рядом.       Какое-то смутно знакомое, но давно похороненное в глубинах чувство пронзило ее, когда над ухом раздался голос: — Придется постараться, госпожа, чтобы никто ничего не понял и за спинами не возникло разговоров.       Хюррем понимала, что он имел в виду... Возрастить любовь в обледеневшем сердце сложно. Проще сделать лёд толще и жить так долгие семь лет – столько длится их брак. — Пойду проконтролирую слуг...       Рустем сделал лишь шаг в сторону, давая госпоже пройти, а та упорхнула даже слишком быстро. Мысли сплели из себя в голове паутину, что в памяти стёрся за ненадобностью путь обратно.

***

      Хюррем ворвалась к себе вихрем, попутно приказав всем выйти. Она рухнула на тахту, словно разом лишилась сил и возник только один вопрос: почему? Долгие годы девушка вынашивала стремление и желание оказаться в Стамбуле, а сейчас, когда шанс внезапно возник на ладони, то хотелось убежать и спрятаться. Но чего рыжеволосая боялась? Может того что фантазии не оправдаются? Или тень собственного отца? Она ни раз представляла его образ, только далеко не светлый и приятный, как, наверно бы, следовало. Он был великим, непростым. Султан Селим Явуз Грозный. Хюррем никогда не видела мужчину при жизни, слышала лишь рассказы из уст кормилицы или обычных слуг. К сожалению, почему-то отец ее не полюбил. Другой причины, почему госпожа оказалась сослана ещё в младенчестве и лишилась матери, не было. Или эта причина не единственная...       Когда она стала сознательнее, то с того момента в душе копилась и росла вместе с ней обида. Пока брат и сёстры жили в полной семье, не зная горестей, рыжеволосая томилась в стенах дворца самой дальней провинции. Позабытая и ненужная. Порой «родные» навещали, только это было так редко, что уже не отложилось толком в сознании. — Госпожа, на вас совсем лица нет. Но я знаю, что поднимет вам настроение. Вот, — Нигяр вошла тихо, а может Хюррем настолько погрузилась в себя, что просто не услышала и поставила на столик тарелку с ореховым лукумом. — Ваш любимый. — Спасибо...— госпожа улыбнулась лишь краешками губ, но больше благодарности было в глазах. Нигяр знала ее как никто другой.       С самых малых лет они были вместе, и Хюррем даже могла бы назвать девушку своей подругой. Не нужно было лишних слов, чтобы Нигяр поняла ее бесспорно, они чувствовали друг друга, как если бы имели родственную связь, безгранично было доверие и много хранилось секретов. — Приглашение в Стамбул вас гложет? — Нигяр присела рядом, не без удовольствия наблюдая, как кусочек за кусочком лукум отправлялся в рот госпожи. В моменты сильных переживаний рыжеволосая очень уж любила заесть его сладким. — Ты ведь знаешь, как ещё с детства я мечтала там побывать. Только будто назло мне всегда препятствовали. Не пригласили когда Сулейман восходил на престол. Даже свадьбу мою сыграли в Эдирне. Наверняка змея Хафса руку приложила...       Благодаря своему упорству, кое-что всё-таки выяснить ей удавалось. Например, что нынешняя Валиде Султан имела некое влияние на покойного Селима Явуза, а значит могла приложить усилия, чтобы избавиться от соперницы, то есть матери рыжеволосой и не только... Не проходило ни дня, чтобы она не раздумывала об этом, из-за чего каждую ночь видела кошмары. — Вот и появится возможность выяснить. Что-то мне подсказывает, что в столице мы задержимся...       Конечно девушки были вдобавок неразлучны, поэтому Нигяр собирала так же и свои вещи, чтобы быть опорой и поддержкой для госпожи, а иногда охлаждать её пыл. Временами рыжеволосая была импульсивной, когда эмоции слишком уж яро переполняли внутри. — Найди лучше мои перчатки. В спешке совсем забыла о них, — Хюррем с тревогой косилась на свои руки, пытаясь спрятать их, хоть это было не так нужно сейчас, потому что секретов от близкого человека не было... Но все же было крайне некомфортно. Этот элемент был неотъемлемой частью ее образа с рассвета и до захода солнца...

***

      Золотистые лучи проникали сквозь нежные облака, распускаясь на небе словно цветок. Жизнь давно бурлила в величественном городе, а особенно в резиденции Султана. Слуги, как всегда, зная свои обязанности, суетились с первыми проблесками рассвета, пока спокойную обитель Валиде Султан окутывал аромат фруктового щербета. Долгие годы она шла к тому, чтобы выстроить вокруг себя иллюзию гармонии и безмятежности и вроде бы наконец-то получилось добиться желаемого, если бы всё одним разом, а точнее приказом, не полетело в тартар . Вот уже пару дней женщина не могла найти покой, из-за чего нарушился привычный темп жизни, что не укрылось от самых приближённых слуг и родных сердцу людей. — Валиде, так может всё-таки расскажете, что с вами происходит? — Хатидже мягко коснулась ладони матери, вынуждая ту сосредоточиться на реальности. В последнее время у них вошло в привычку завтракать вместе, ради чего госпожа порой оставалась на ночь в Топкапы, либо же приезжала специально. Для неё это было даже лучше... — Сулейман что-то задумал... Приказал вдруг приехать в столицу твоей сестре с мужем, — с тяжёлым вздохом поведала Хафса, с неприятным чувством в груди вспоминая, как из-за этого решения повздорила с сыном. — Какой из? — Хатидже расслабилась, так как новость не была уж такой плохой... до поры до времени... В памяти вечно стирался словно за ненадобностью ещё один член семьи... — Хюррем... — желчно выплюнула Валиде имя девушки, а дочь сразу выпала в осадок. — Вот так новости... — проворчала сестра Султана, отпив большой глоток щербета и припоминая так называемую сестру. — Хюррем? Кто она? Я не слышала...       Будто только сейчас мать и дочь в полной мере осознали, что с ними так же находилась любимица Сулеймана. Первая вовсе запамятовала, что пригласила её. — Самая младшая дочь ныне покойного Султана Селима – это всё что тебе нужно знать, — со снисходительной улыбкой елейно ответила Хафса, а взгляд так и кричал, чтобы даже не пробовала лезть в это дело дальше.       Турна Султан – так звали фаворитку – намёк прекрасно увидела и поняла, поэтому безропотно замолкла, совершенно чётко уяснив за прожитые годы здесь, что лучше играть удобную роль для матери Султана. Собственно, так она и понравилась женщине, а ещё получила полную поддержку в отличие от бывшей соперницы... Девушка была не глупа, быстро училась, не вызывала особо проблем; талантлива, потому как имела прекрасный мелодичный голос; красива, вознаграждённая от природы вьющимися, светлыми волосами и яркими, янтарными глазами. Вот и несколько лет назад покорила сердце Повелителя, позже подарив ему двух наследников близнецов. — Да ещё приказал празднество устроить, будто мы ждали это событие год в нетерпении!  — продолжала жаловаться Валиде, покачивая раздосадовано головой. — Чую беду эта девчонка принесёт. — и добавила совсем тихо. — Пожалела себе на голову... — И почему отец официально не отрёкся от неё?... — хмыкнула Хатидже, мысленно соглашаясь со всем, что сказала доселе мать, пока атаковали старые воспоминания...

***

— Афифе, как мне жаль, что ты не поедешь со мной...       Стоя у экипажа, две женщины держались за руки и дышали ровными вздохами, пытаясь сдержать навалившуюся грусть и тревогу. Приходилось прощаться. — Нигяр прекрасно присмотрит за вами, госпожа, а я уже не в том возрасте, чтобы так далеко уезжать,  — бодро ответила Афифе, хотя на самом деле горечь разливалась в сердце.       Эту женщину Хюррем бесконечно любила, смело про себя называя мамой. Кормилица была рядом с самого рождения, растила, любила, заботилась как о собственном ребёнке. С ней она была настоящей, уязвимой.  И расставаться на неизвестный срок было невыносимо, но она понимала, что этот день неотъемлемая часть жизни, нужная, желанная, сокровенная. Чувствовала: что-то изменится, приобретется новое. Вот он шанс сделать для себя другой расклад... — Береги себя. Внимательно следи за здоровьем, — строго наказала Хюррем, чем только порадовала напоследок кормилицу. Та тепло улыбалась и крепко обняла. — Вы всегда будете моим сокровищем, моей радостью. Я буду скучать по нашим разговорам, смеху и слезам, но верю, что вы преуспеете во всём, что предпримите. Только не теряйте себя... — прошептала Афифе на ухо, пока Хюррем на миг забыла даже как дышать. — Простите, что прерываю, однако уже пора отправляться, — вмешался Рустем, потому как терпение подходило к критичной точке. Он не любил всех этих соплей, но и с пониманием отнёсся к необходимости в этом для жены. Только они итак задерживались. Путь предстоял долгий.       Сделав шаг на ступеньку, Хюррем обернулась напоследок и на лице расцвела улыбка та, которую мало кто видел. Так искренне госпожа улыбалась в самые редкие моменты.       Терзать душу больше не хотелось. Рыжеволосая скрылась внутри и через несколько минут экипаж тронулся, унося её в новую реальность. Больше со своей судьбой она мириться не собиралась...