Коматоз (Comatose)

У меня возникло острое желание побыть в тишине, в одиночестве. Виски неприятно пульсировали, будто перегруженный мозг одолела мигрень. Вбежав в пустовавшую гостиную, я бухнулся прямиком на диван, запрокинув одну лапу на подлокотник. Приятное покалывание в сердце вызывало тревогу и эйфорию, и объяснения этому я найти не мог. Покопавшись в своих мыслях, у меня перед глазами снова возник её взгляд. Раньше мне было противно даже смотреть в её сторону, но сейчас… сейчас, представляя эти глаза, я тонул в них, как в море алых роз. Вечером меня застала мама. По какой-то причине я отключился прямо на диване, хотя всё произошло рано утром. Тут я подумал, что раз весь день я проспал, а матери не было дома с обеда, то кто же тогда присматривал за девушкой? Неожиданно для матери, я подскочил с дивана, как ужаленный, и быстро направился к своей комнате. Войдя внутрь, я тут же столкнулся с девушкой, которая по какой-то причине была не в постели. Под моим весом она резко упала на пол, а следом за ней, по инерции, упал и я. Вовремя выставив руки, я тотчас уперся ими в пол, застыв прямо перед её ошарашенным лицом. Девушка зажмурилась, ожидая, что я свалюсь прямиком на неё, однако этого, к счастью, не произошло. Почувствовав моё сбитое дыхание, она тут же широко раскрыла свои глаза. — Ты почему не в постели? — на удивление, её состояние действительно улучшилось. Когда же я встал и попытался ей помочь, то она сумела подняться самостоятельно. Хромота на правую ногу объяснялась недавним переломом, но даже с ним девушка двигалась без всякого дискомфорта. — Что у вас тут сл-.. Боже, дорогая, ты почему не в постели! — мама подошла в комнату намного позже, а потому не видела нашего столкновения. Как только она уложила девушку обратно в постель, то я тут же покинул комнату по просьбе матери. Между тем, после нашей неожиданной встречи, приятное ощущение на сердце только усилилось. Глубоко в подкорках моего сознания я понимал, почему все так происходит, однако всеми силами отрицал эти чувства. Это ничего не значило, мой уход за ней ничего для меня не значил. Я ощущал вину за то, что хотел убить её, да. Но мне не хотелось идти в тот момент дальше. С иной стороны, глупо было отрицать тот факт, что с момента нашего моно-диалога настроение девушки стало лучше. Когда я нависал над ней, то не мог оторвать взгляда от её губ и её глаз. Они казались мне чем-то невообразимым, чем-то совершенно новым. В то же время она неловко улыбалась мне, пока её лицо багровело прямо на глазах… — Идиот! — отвесив себе сильную затрещину, я вышел из передней во двор. Там же меня неожиданно встретил отец. И, по всей видимости, был очень удивлен, завидев меня в подобном состоянии. Объяснить отцу всё произошедшее за время его отсутствия было крайне сложно. Мы с мамой не стали ходить вокруг да около, сказав, как оно есть. Папа же в свою очередь сильно удивился такой новости и пожелал увидеть девушку воочию. К счастью для меня, время было позднее, а поэтому встречу пришлось отложить на утро. На следующий день, когда все уже попросыпались, я зашел за девушкой. Исходя из её реакции, она уже понимала, что отец вернулся. Мама не раз упоминала его за разговорами и для девушки это не стало каким-то сюрпризом. В то же время мне было тревожно. Нам обоим было тревожно. Медленно мои ограничители и неверие стали меркнуть. Теперь я всецело переживал за то, как пройдет их с отцом встреча и каков будет его окончательный вердикт. Здесь свою лепту, понятное дело, вносила политика. Утаивать человека ото всех никто не собирался, и я в том числе. Худшее, что могло произойти в таком случае, так это решение отца об отправке девушки в Столицу, где её дальнейшую судьбу определял бы уже не он, а совет правящих семей. Наши с матерью беседы уже дважды перетекали в это русло, однако происходило это еще тогда, когда моё сердце было окутано льдом. И если раньше я занимал нейтральную позицию и даже про себя желал такого исхода, то теперь же мне хотелось всем сердцем вступиться за неё. Пока я сопровождал её в гостиную, то прекрасно чувствовал, как же сильно она дрожала в страхе. Мои же руки наоборот стали источать тепло, вера в лучшее не давала мне упасть духом, и этот факт меня и радовал, и удивлял одновременно. Это нельзя было назвать дружелюбием или радушием. Скорее, актом эмпатии. Когда же разговор начался, то Азгор удивился еще больше, узнав о том, что девушка немая. Радовало здесь лишь то, что она всё слышала и всё понимала. Уже ближе к концу нашей семейной беседы, отец ответил, что не знает, что делать с девушкой. Мама также растерялась и ничего не могла сказать. Её взгляд был устремлен на меня, в то время как я смотрел на раздосадованную девушку. Переживания матери основывались на той неприязни, что я выказывал каждый день, что красноглазка здесь находилась. Ей было тяжело наблюдать за тем, как все эти дни я уходил из дома, сутками напролет сохраняя ледяной и отрешенный взгляд. Её стала пугать моя излишняя вспыльчивость и резкость. Но… каково же было её удивление, когда я так же резко выступил в защиту человека.