everything has changed

             Ночь перед первым днем в детском саду похожа на канун Рождества. Уилл не спит дольше положенного времени. Каждый сантиметр его тела вибрирует от предвкушения, и ему интересно, каким будет утро. Он еще не общался с детьми своего возраста. Иногда по библиотеке бегают малыши, но Уилл не ребенок. Ему только что исполнилось пять, и он уже не вписывается в их компанию. Но это не страшно. Обычно он просто прижимается к маме, пока она идет по проходам, напевая и постукивая пальцами по толстым корешкам книг. Ему нравится.              А еще есть Джонатан, которому семь — почти восемь, и он тоже единственный настоящий друг Уилла. Но это тоже другое, потому что Джонатан — его брат, и технически он должен с ним дружить. Это типа правило. Но Уиллу нравится общаться с братом. Может быть, это немного странно, потому что те дети по телевизору всегда говорят, что их братья — отстой, а потом устраивают глупые выходки вроде приклеивания друг друга к стульям или стрижки волос во сне. Уилл считает это глупостью. Он бы никогда не сделал ничего подобного с Джонатаном. Джонатан классный. Он тихий, умный, задумчивый. Он слушает крутую музыку и всегда выносит пауков на улицу, а не раздавливает их, как это делает папа. Уилл считает, что его брат вырастет и займется чем-то очень важным. По-настоящему особенным. Он уже сейчас очень талантлив: бегает с маленькой одноразовой камерой и делает множество снимков природы. Уилл расклеивает их по стенам, просто чтобы поддержать брата.              Уилл надеется, что детский сад принесет в его жизнь положительные изменения. Там он познакомиться с новыми детьми. С детьми его возраста, которые ничего о нем не знают. Они не видели, как он поцарапал коленку на днях, не слышали, как он плакал после этого, не ощущали волны смущения и грусти в воздухе после того, как папа накричал на него за это.              Если завтра Уилл возьмет себя в руки, возможно, он понравится другим детям. Как всегда говорит папа: Держи подбородок выше. Не позволяй им видеть, как ты плачешь. Правда, обычно эти слова произносятся не слишком приятным тоном, но Уилл все равно воспринимает их очень серьезно. Он большой ребенок. Он не будет плакать. Он проснется утром, наденет доставшуюся от Джонатана одежду — его старую счастливую куртку и самые прочные теннисные туфли, съест хороший плотный завтрак, как сказала мама, и пойдет в детский сад Хоукинса.              Возможно, это немного глупо, но он тренировался. Ну…знакомиться с людьми. Представляться. Папа рассказывал ему о том, как важно, чтобы у него было крепкое рукопожатие, но Уилл не может научиться этому самостоятельно, поэтому Джонатан помогает ему довести его до совершенства. Это первая часть. Затем идет знакомство. Уилл практикуется самостоятельно, стоя перед своим отражением в зеркале в ванной, потому что немного неловко делать это при Джонатане или, что еще хуже, при маме. Это стоит тех странных взглядов, которые он получает в последнее время за то, что проводит слишком много времени в ванной, потому что это важно. Так он собирается завести друзей.              Каждый раз, когда он тренируется, он говорит одно и то же. — Привет, я Уилл! Хочешь быть моим другом?              Это ночь перед самым важным днем в его жизни, и веки Уилла тяжелеют. Хочется спать. Вместо того чтобы считать овец, потому что это никогда не помогает, он репетирует свои реплики.              — Привет, я Уилл, — бормочет он устало и прерывисто. — Хочешь быть моим другом?              В его воображении кто-то откликается. Возможно, мальчик: кто-то с красивыми глазами, крутыми волосами и яркой улыбкой. — Конечно! Очень хочу!              — Хорошо, — шепчет Уилл, как будто это секрет. Он зарывается щекой в прохладную мягкость наволочки. — Это хорошо.              Уилл засыпает, не дождавшись ответа своего нового друга.              Он надеется, что это было что-то приятное.                     

***

             — Ты рад?              Уилл запихивает в рот очередную ложку размякших хлопьев. Его руки чуть ли не дрожат от предвкушения, и он улыбается так широко, что ложка сначала стукается о зубы, не успев пролететь мимо губ. Это такой глупый вопрос, как мама может не понимать?              — Конечно! — с восторгом восклицает он, чуть ли не проглатывая свой завтрак, настолько он взбудоражен. — Уверен, это будет так круто!              Мама улыбается ему, что кажется Уиллу немного странным, ведь он не сказал ничего особенного. — Очень круто, — соглашается она, серьезно кивая. Затем берет салфетку и протирает его подбородок: — У тебя над губой немного молока, малыш.              Уилл краснеет и уворачивается. — Мама, — стонет он, слегка выпячивая нижнюю губу. — Я не ребенок!              Она невинно поднимает руки, комкая влажную салфетку. — О, конечно, — соглашается она, но так, что кажется, будто она не совсем согласна. — Как глупо с моей стороны.              — Глупо, — подтверждает Уилл, надуваясь еще больше. Он зачерпывает еще одну ложку хлопьев, на этот раз более осторожно. Он даже наклоняется над миской, гордясь тем, что не забыл. Он частенько забывает об этом.              Дзиньканье тостера означает, что завтрак Джонатана готов, и он молча принимается намазывать бублик маслом, с трудом удерживаясь от зевков.              — Тебе помочь с ножом? — спрашивает мама слегка нервно. Она с тревогой глядит на Джонатана, но тот качает головой, отвергая ее предложение.              — Я справлюсь, мам.              — Хорошо, — говорит она, слегка моргая от удивления. — Мои мальчики такие взрослые, ходят в детский сад и… намазывают бублики маслом…              — Маааам, — стонет Джонатан, но уголок его губ подрагивает. Он осторожно несет свою тарелку к столу, пальцы аккуратно обхватывают края блюда.              За столом ощутимо пусто. Незанятый стул бросается в глаза.              Уилл не знает, где отец. Вчера вечером он так и не вернулся, но в этом нет ничего необычного. Чаще всего он просто отлучается по делам, которые делают отцы, а потом снова возвращается. Все нормально. Уилл к этому привык.              К тому же, так даже лучше, когда его здесь нет. Даже если немного подло с его стороны так думать.              Завтрак проходит в теплой обстановке, непринужденно и уютно, со звоном столового серебра и хрустом хлеба, бездумной болтовней и едва сдерживаемыми зевками. Солнечный свет проникает через окно прямо над раковиной, а занавески развеваются от утреннего бриза. Мамины растения, лишь немного завядшие, гордо высятся на подоконнике неровной шеренгой зелено-коричневых солдат.              Это будет хороший день. Уилл это чувствует.              С каждой минутой это чувство только усиливается. В эйфории Уилл пристегивается на заднем сиденье маминой машины и трижды проверяет, все ли канцелярские принадлежности он взял. Убедившись, что все на месте, он сосредоточенно застегивает свой рюкзак с R2-D2 и C3PO. Мама купила его на барахолке, и ткань лишь немного выцвела. Он выглядит так круто!              Он гадает, нравятся ли «Звездные войны» ребятам в его группе. Решат ли они, что его рюкзак крутой. По его мнению, он невероятно крутой!              Он не сразу видит, насколько тихим стал Джонатан. И это только потому, что Джонатан всегда молчит по большей части. Просто он такой. Он все замечает. Он отличный слушатель. Но он не говорит много, и это устраивает Уилла. Это устраивает их обоих.              Но сейчас тишина совсем другая. Это какая-то… нервная тишина. Боязливая тишина.              Джонатан боится идти в школу?              Уилл прочищает горло, стараясь говорить достаточно громко, чтобы перекрыть мамину музыку, но достаточно тихо, чтобы она не услышала его слова. — Ты в порядке?              Джонатан отрывается от окна и подпрыгивает на своем сиденье, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Уилла широко раскрытыми глазами, как будто он совсем забыл о его присутствии. — О… Я… Да, я в порядке.              Уилл хмурится, пытаясь понять. — Ты нервничаешь? — спрашивает он. — Потому что нервничать — это нормально. Так говорит мама.              Джонатан бросает взгляд на маму, которая рассеянно покачивает головой на водительском сиденье, сканируя глазами дорогу. — Я знаю, — говорит он. — Я… я в порядке. Я в порядке.              — Ты уверен? — спрашивает Уилл.              Наступает долгая тишина. Джонатан сглатывает, выглядя напряженным и понурым одновременно.              Он не отвечает.              Тогда Уилл делает единственное, что приходит ему в голову — протягивает Джонатану руку через свободное сиденье посередине. Они всегда так делают.              На лице Джонатана появляется улыбка, и он сжимает руку Уилла. Кровь приливает к его ладони и поднимается по предплечью. — Я уверен, — говорит он наконец, уже более уверенно. — Уверен. Знаешь почему?              Уилл с любопытством покачивает головой. — Почему?              Улыбка Джонатана превращается в полноценную ухмылку. Его недавно выросшие коренные зубы гордо торчат. — Потому что у меня есть ты.              Уилла буквально распирает от счастья. Он с радостью смотрит на брата и сжимает его руку в ответ. — Да, у тебя есть я!              В этот момент он думает, что братья Байерс могут сразиться со всем миром и победить.       

***

      

      — Эй, осторожно!              Уилл отпрыгивает в сторону. Сердце отчаянно колотится, когда мимо на велосипеде проносится ребенок постарше. Его лицо абсолютно непроницаемое, словно ему абсолютно безразлично, что только что он чуть не сбил человека. Уилл испуганно прижимается к боку Джонатана, все еще с силой сжимая его руку.              — Ведите себя хорошо, дети! — радостно восклицает мама. — Увидимся в три тридцать, хорошо?              — Хорошо! — отвечает Джонатан, махая ей рукой. Уилл тоже нерешительно машет рукой, хотя на самом деле ему почему-то хочется плакать от того, что она уходит. Но папа говорит, что настоящие мужчины не плачут, поэтому Уилл не собирается этого делать. Он не будет плакать.              Джонатан обхватывает его за плечи, притягивая к себе.              — Люблю вас, мальчики! — добавляет мама и шлет им на прощание воздушный поцелуй.              Уилл ловит его, как и всегда, слегка хихикает и прикладывает к своей щеке.              — Господи, какая размазня! Смотри, Трой. Машет на прощание своей мамочке.              Уилл вздрагивает, быстро моргая в поисках источника насмешек. Рука Джонатана крепко обхватывает его плечи, и он тут же снова напрягается.              Двое мальчишек примерно возраста Уилла стоят у велосипедной стойки, держа в руках шлемы, и пристально смотрят на его рюкзак со «Звездными войнами». Может быть, им не нравится C3PO.              Может быть, им не нравится Уилл.              С каждой минутой становится все более очевидно, что это именно так. Мальчики издеваются над Уиллом, поймавшим поцелуй мамы, преувеличенно дергаясь и строя друг другу чмокающиеся рожицы, а затем разражаются хохотом. Уилл еще больше прижимается к брату, чувствуя себя неловко и смущенно, как будто он сделал что-то плохое, даже не осознавая этого. Он всегда так прощается с мамой. Раньше это никогда не было проблемой.              — Эй! — кричит Джонатан, сердито нахмурив брови, и мальчики переглядываются, почему-то удивленные такой реакцией. Как будто не они только что смеялись над Уиллом.              — Чего надо, Байерс? — усмехается мальчик покрупнее, выходя на тротуар. — Ты собираешься защищать своего младшего брата? — Он делает вид, что сосет большой палец, подбадриваемый громким смехом своих друзей позади него, и все это время таращиться прямо на Уилла. — Знаешь, — задумчиво говорит он, — мой брат рассказал мне все о вас двоих. О вашей семье. — Его глаза сужаются. — Готов поспорить, ты вытащил этот рюкзак из мусорного бака.              Уилл вздрагивает, пальцы крепче сжимают лямки рюкзака. Неужели его рюкзак выглядит так, будто его вытащили из мусорного бака? Уилл думал, что он крутой. Он даже не такой уж и выцветший.              — Вообще-то, я получил его… — начинает Уилл, тихо и робко, но Джонатан сжимает его плечо, давая понять, что нужно остановиться.              — Кто твой брат? — спрашивает он грубым голосом. Его глаза блуждают по чертам лица мальчика, выискивая что-то. — Дай угадаю — Джейк? Где он сейчас, в кабинете директора?              На лице мальчика мелькает удивление, как будто он не ожидал такого ответа. — Он дома, — бормочет он, оборонительно скрещивая руки. — Болен.              Джонатан медленно кивает с таким видом, будто ему все равно. — Отлично. Одним поводом для беспокойства меньше. — Он смотрит на Уилла, его взгляд тут же смягчается. — Давай, приятель. Пойдем, хорошо?              Уилл идет следом, чувствуя, как Джонатан ведет их прочь. Наконец он немного расслабляется, и его губы разжимаются настолько, что он может говорить. — Кто это был?              Джонатан хмурится. — Похож на младшего брата моего знакомого. Джейка Миллера. Их семья… они нехорошие люди, Уилл. Много денег. Большой дом. Большое эго.              Уилл кивает, обдумывая сказанное. — …Он плохо к тебе относится? — нерешительно спрашивает он. — Джейк?              Молчание Джонатана — единственный ответ, который ему нужен.              — Я справлюсь с этим, — говорит он после нескольких напряженных мгновений. — Все в порядке, Уилл. Правда. Я просто… я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, хорошо?              Обескураженный, Уилл опускает взгляд на свои ботинки. Они достались ему от Джонатана. Теперь он видит все их недостатки — небольшие дыры, выцветшие пятна, грязь и пятна краски, которые мама никогда не могла вывести.              Ботинки Троя были идеальными. Новыми.              — А что, если так и будет? — тихо говорит он.              Джонатан хмурится, между бровями появляется маленькая складка. — Не будет, — говорит он, но это звучит скорее как молитва, чем как обещание. — Не будет, Уилл. Все полюбят тебя.              — Хорошо, — тихо отвечает Уилл, совсем не веря в это. И с каждой секундой приближаясь к своей детсадовской группе, он верит в это все меньше. Залы такие большие. Все дети, кажется, уже знают друг друга. У всех новая одежда, обувь и рюкзаки. Смущаясь, Уилл видит такой же рюкзак, как у него, только совсем новый. Купленный в магазине. В сравнении с ним его собственный выцветший рюкзак выглядит еще более грязным и старым, и он слегка опускает руки в надежде пройти по коридору незамеченным.              Впервые в жизни он осознает, что не все любят его старшего брата. Это кажется невозможным, но это действительно так: люди смотрят на него, перешептываются и даже показывают пальцем, что, по мнению Уилла, бывает только в кино.              Людям не нравится Джонатан. И Уилл им тоже не нравится.              Как будто еще до того, как они что-то сделали, еще до того, как открыли рот, их уже осуждают. За мамины двойные смены в «Мелвалде». За их забеги по магазинам в поисках скидок. За яркую одежду. За изношенную обувь. За выцветший рюкзак со «Звездными войнами».              Будто все не то.              Это ощущается как клеймо.              

***

             Дальше ситуация не улучшается. На самом деле, она становится хуже. Учительница Уилла — пожилая женщина с поджатым ртом и злым выражением лица, от нее пахнет нафталином и черносливом. Его место находится в самом конце класса, и ему очень трудно разглядеть доску. Мальчик рядом с ним ковыряется в носу (а потом это ест, что еще хуже), а девочка перед ним постоянно стучит ногтями по парте.              Он не может сосредоточиться.              К счастью, думать приходится не так уж много. Они занимаются простыми вещами, например, отработкой букв и форм. Уилл заканчивает свою работу раньше, поэтому ему разрешают выбрать книгу для чтения. Он выбирает «Зеленого рыцаря», потому что на обложке изображен крутой парень в доспехах. В книге в основном картинки, но Уилла это устраивает. На самом деле ему даже нравится.              Он продолжает репетировать в голове свою единственную реплику: — Привет, я Уилл! Хочешь быть моим другом?              Хочешь…              Хочешь быть…              Но, оглядевшись вокруг, становится ясно, что ему не стоит даже пытаться. Никто из этих детей не хочет с ним дружить. Они все уже разбились на пары, или слишком своенравны, или слишком злы. Дети постоянно смотрят на Уилла, как будто он сделал что-то не так. Но он не знает, что именно. Он не сделал ничего дурного. Он просто старался следовать за группой, но даже тогда все равно выделялся.              Это смущает. Ему стыдно. Стыдно так, что Уиллу становится нестерпимо жарко, ему кажется, что из его глаз вот-вот прольются слезы, и от этого ему становится еще более стыдно. Если он заплачет, это будет последней каплей. С ним будет покончено. Трой и его приятели никогда не позволят ему пережить это.              К перерыву Уилл уже почти готов сдаться. Он чувствует себя подавленным и грустным, как будто этот день избил его и оставил синяки по всему телу. Никто не пытался с ним поговорить. Никто даже не спросил, как его зовут. Все только смеялись над ним.              Но перерыв — это время, когда можно пообщаться с друзьями. Так что Уиллу, наверное, стоит попробовать их завести.              Он достаточно насмотрелся, чтобы понять, что ему придется держаться подальше от Троя и его маленькой группы, поэтому он обходит стороной брусья. Вместо этого он направляется к большому дубу, где сидят и ковыряются в траве несколько более спокойных детей. Джек Си выглядит так, будто давит муравьев.Теперь, когда Уилл достаточно близко, он понимает, что он действительно их давит. Этого почти достаточно, чтобы заставить его тут же повернуть обратно. Но он проделал весь этот путь, и они явно видели его, и теперь было бы очень странно просто отступить.              Как только Уилл ступает в тень дерева, все три головы поворачиваются и смотрят на него. Они не выглядят осуждающе, скорее…глядят на него с ожиданием. Ждут, чтобы узнать, чего он хочет.              Уилл старается не смотреть на липкие пальцы Джека. Он прочищает горло. — Привет, — выдыхает он, проклиная то, каким высоким стал его голос. Он звучит как ребенок, а с ребенком никто не захочет дружить. Когда он продолжает, его голос становится более ровным, чему он несказанно рад. — Я Уилл.              Сьюзи растерянно моргает. — Привет, Уилл.              Джек Си зевает, прикрывая рот грязными руками. Уилл вздрагивает. — Аа, привет, — ворчливо отвечает Джек, после того, как его долгий зевок заканчивается.              Бриджит молчит. Уилл не уверен, что она вообще разговаривает.              — Привет, — снова неловко повторяет Уилл. Он переносит вес с одной ноги на другую. Внезапно мысль о том, чтобы протянуть руку и предложить дружить, кажется немного нелепой. Как будто так поступают только в кино, а не в реальной жизни. — Эм, я просто… я…              Джек прищуривается. — У тебя дырка в ботинке, — прямо говорит он. — Ты знал об этом?              После этого он возвращается к своему муравьиному промыслу. Глаза Бриджит с любопытством опускаются к ногам Уилла, и он чувствует, как пылают его щеки.              Стыдно.              — Да, они… старые, — бормочет он, отступая на несколько шагов. — Извините, что побеспокоил вас, ребята. Извините.              Никто не отвечает ему, пока он практически не спотыкается о себя, пытаясь уйти так быстро и так вежливо, как только может. Сьюзи смотрит ему в спину, пока он бежит.              Он всегда был хорошим бегуном. По крайней мере, хотя бы бегать он умеет.              — Эй, смотрите, это же Байерс! Совсем один, да? Будешь плакать?              — Уходи, Трой, — слабо говорит Уилл, не поднимая головы. Он замечает вдалеке качели и ускоряет шаг. Они кажутся по-домашнему уютными. Как безопасная зона, хотя он и не знает, почему. Но, по крайней мере, качели пустые.              Он слышит шаги, будто Трой собирается пойти за ним и поиздеваться еще, но тут его отвлекает голос его друга. Растерянный: — О, смотри, вон там Уилер…              А потом они уходят. Судя по звукам, ушли терроризировать Уилера. Наверное, это ужасно с его стороны, но в данный момент Уилл просто рад, что они от него отвязались.              Он добирается до шатких качелей без лишнего шума. Тут тихо. Он один.              Уилл садится и пытается сдержать слезы. Первый день в садике уже почти закончился, а у него не появилось ни одного друга. Точнее, у него появились враги, что еще хуже. Ему не нужны враги. Ему пять.              Почему люди не могут быть просто добрыми?              И что с ним не так? От него странно пахнет? Это из-за его старой одежды? Он плохо в ней выглядит? Он слишком много улыбается? Или недостаточно?              Голос отца эхом раздается в его голове. Будь мужчиной.              Уилл не хочет быть мужчиной. Он хочет…              Он хочет домой.              Качели противно скрипят, когда Уилл бесцельно отталкивается ногами от земли, уныло раскачиваясь взад-вперед. Сквозь мутные слезы (потому что он не мужчина и, видимо, собирается плакать) он наблюдает, как Трой и его приятели издеваются над кем-то еще. Это один из тихих ребят из первого ряда группы. Черные волосы, синяя куртка. Он выглядит мило.              Может, Уиллу надо было подойти к нему.              Но для этого уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы делать что-то еще, кроме как сидеть здесь, на этих дурацких качелях со своими дурацкими рваными ботинками, дурацкой выцветшей одеждой и дурацкими слезящимися глазами. Дурацкий. Не самое хорошее слово, Уилл это знает, но оно единственное подходящее. Только так можно описать то, что он сейчас чувствует.              Почему никто не предупредил его? Почему никто не сказал ему, чего ожидать? Он-то думал, что едет в какое-нибудь веселое место. Классное место.              Но это не классно. Это просто… по-дурацки глупо.              — Здесь занято?              Уилл вскидывает голову и тут же судорожно тянется руками к лицу, желая скрыть следы недавних слез. — Эм, — сопит он, глядя на качели, о которых идет речь. Они явно пустые. Он догадывается, что этот ребенок спрашивает его просто из вежливости. — Нет, там никто не сидит, — отвечает он тоненьким голоском.              — Круто.              Когда зрение проясняется, и ему удается лучше разглядеть другого мальчика, он немного удивляется. Это Уилер. Черные волосы, синяя куртка. Мальчик, к которому только что приставал Трой.              Он выглядит заметно потрепанным, на рукавах его новой красивой куртки грязь, словно кто-то толкнул его на землю. Сердце Уилла замирает от сочувствия. Теперь Уилер больше похож на него. Грязный. Другой.              Уилл хочет что-то сказать. На самом деле он хочет задать миллион вопросов, например: Почему Трой приставал к тебе, твоя одежда же совсем новая? Ты тоже испугался? Ты плакал, когда он тебя толкнул?              Он хочет протянуть руку. Он хочет задать тот единственный вопрос, который он проговаривал про себя несколько дней.              Но его руки не двигаются. Его губы не разжимаются. Он застывает на месте, наблюдая за этим мальчиком с румяными щеками в грязной одежде. Ржавые цепи качелей стонут в знак протеста, хотя никто из них на самом деле не качается. Они просто сидят там. В тишине.              Пока Уилер не нарушает ее.              — Как тебя зовут?              Уилл удивленно моргает. Ему почти хочется сказать что-нибудь глупое, например: Меня?              Хотя очевидно, что Уилер обращается к нему. Они совершенно одни в своем собственном заброшенном уголке детской площадки.              — Уилл, — отвечает он. А потом, вспомнив, что надо быть вежливым, спрашивает: — А тебя?              Он гордится собой. Вот как надо заводить друзей, думает он. Может быть, у него действительно получится. Может быть, этот день еще не совсем испорчен.              Уилер застенчиво улыбается, как будто он счастлив, что его спросили. — Майк, — бормочет он, и его щеки краснеют еще сильнее. Уилл спрашивает себя, не замерз ли он.              В рюкзаке Уилла есть куртка, которую он мог бы ему одолжить. Но это старая куртка Джонатана, его счастливая куртка, и у нее обтрепанные нитки у карманов, и она немного великовата, что, если она недостаточно крута для Майка? Что, если он будет смеяться над ней?              Хотя, глядя на него, на его грязные рукава и болтающиеся ноги, Уилл не уверен. Майк кажется… другим. В хорошем смысле.              Майк прочищает горло, как будто ему нужно настроиться на разговор. — Я видел твой рюкзак со «Звездными войнами», — тихо начинает он, немного нервничая.              В голове Уилла мелькает выцветшая передняя часть рюкзака, и он сжимает руки в кулаки, с силой обхватывая цепи качелей.              Держу пари, ты вытащил этот рюкзак из мусорного бака.              — Это круто, — говорит Майк, и все напряжение словно вытекает из тела Уилла. Он даже слегка улыбается. Круто. Майк считает его крутым. — Я люблю C-3PO.              — Я тоже, — отвечает Уилл, улыбаясь. Он чувствует себя таким радостным и веселым, зачатки счастья проникают через макушку и согревают его всего вплоть до дырявых носков ботинок. Если бы он прямо сейчас спрыгнул с этих качелей, то, кажется, полетел бы.              Майк посылает ему яркую улыбку, отчего становятся видны щели в его зубах. У него нет двух передних зубов, как и у Уилла. Они похожи!              — Что ж, Уилл, — говорит Майк неожиданно серьезным тоном. Что бы он ни собирался сказать, это важно. Уилл на секунду прекращает болтать ногами и замирает рядом с Майком. Никто из них больше не качается, они просто сидят рядом. Ждут. Затаив дыхание.              Майк высовывает свою маленькую руку из кармана куртки и гордо протягивает ее, преодолевая пропасть между ними. — Хочешь быть моим другом?              Уилл смотрит на руку, затем поднимает глаза на Майка. В его глазах проскальзывает что-то застенчивое, улыбка выглядит слегка натянутой, как будто он думает, что Уилл откажет ему. Как будто он тоже боится.              Вспомнив все свои тренировки с Джонатаном и всю технику крепкого рукопожатия, которой он владеет, Уилл сжимает руку Майка. — Да, — говорит он, и его голос не дрожит ни на йоту. — Да.              Они пожимают друг другу руки.              За этим рукопожатием стоит обещание, что все изменится к лучшему. С этого момента никто из них никогда больше не будет одинок.