Существа, ищущие покой.
14 января 2024 г. в 20:37
Граф и не понял, как начал чаще посещать библиотеку. Причин у него не было. Первый раз он появился среди множества пыльных книг и стеллажей, когда было желание ознакомиться с какой-то конкретной литературой. В Халдее ничем особым не займëшься, а роскоши никакой нет, приходится довольствоваться тем, что есть.
Аббат научил его, что знание тоже своего рода часть роскоши. У Монте-Кристо нет мотивов, желания на что-либо великое тоже нет. Но перечитывать некоторые работы авенджер находил всë-таки интересным. Проникаться новыми произведениями было тоже весьма неплохо, помогало отвлечься.
Ещë ему помогали отвлечься сигареты. Дикому зверю тяжëло быть ограниченным, тяжëло оставаться в этой форме, когда твои шрамы ноют, когда это мерзкое существование и скитание по Халдее продолжается. Это почти замкнутый круг. Призракам не нужен сон, Гудако давно не совершала с ним рейшифты, и это печалит. Они хотя бы чуточку развлекали его.
Теперь же он развлекает себя только чтением. К другим слугам Монте-Кристо не подходит, не потому что эти ничтожные существа запятнают его, нет, совсем нет. Интересным он никого не находил. Даже король Артур казался ему простым, его подчинëнные тоже, король героев тоже не казался ему интересным. Его лишь изредка интересовали кошмары Гудако, проникать в них весьма интересно, разматывать клубок мыслей и переживаний тоже.
— Мистер, а Вы кто? — вдруг выводит из своих мыслей графа детский голосок.
Девчушка лет шести перед ним замерзла с вопросительным выражением. Волосы еë сиреневые, бледно-фиолетовые, глазки ярко-фиолетовые, сливовые, любопытные. Платье, наверное, можно назвать готическим, но светловолосого пугают мухоморы на юбке этого платьица, весьма смелое решение дизайнера. На макушке еë свисает чëрный беретик, но можно также рассмотреть бантики.
— Сама кем будешь? — уставше выдаëт мститель, опирая щëку кулаком, взгляд его всë ещë оценивающий.
— Мистер Андерсен зовëт меня Потешкой! Думаю, Вы тоже можете меня так звать, — говорит это девчушка с лучезарной улыбкой, помахивая головкой в разные стороны, видимо, ей нравится то, что ей интересуются.
— Потешка..? От слова «потешная» что ли? — недоумевает Монте-Кристо, рассуждая в слух, не каждый день увидишь ребëнка с таким именем, — Ну, Потешка, значит Потешка. Граф Монте-Кристо.
Малышка укладывает у губ указательный палец, это указывает на еë задумчивость.
— Больше похоже на звание, а не на имя, — выдаëт задумчиво и несмело обладательница бледно-фиолетовых волос.
Авенджер возмущëн, ребëнок с потешным, во всех смыслах, именем ему заявляет такое. Она точно выходила за пределы библиотеки? Может ей нужно показать кого-то из хассанов, говорящую слугу-лошадь на крайний случай.
Граф проник в библиотеку тихо, подобно тени, таким же образом он хочет сейчас улизнуть из неë. Его социальная батарейка, кажется, исчерпалась за такой короткий диалог, а может у него просто не было желания продолжать вести разговор с кем-либо, особенно ребëнком. Вряд ли малышка блистала интеллектуальными способностями, но, как выяснилось, она весьма любопытная. Монте-Кристо не ходячая энциклопедия, потому он сбегает тихо.
Опустим, что Потешка сразу заметила чужой побег. Она, наверняка, поведала двум писателям о интересном госте. У драматурга на такое глаза округлились. Ганс же посочувствовал графу, ведь тот буквально стал жертвой любопытства девчушки, кем обычно был сам Андерсен.
Однако случай этот с крайне интересным ребëнком никак не отбил у светловолосого желание посещать библиотеку. Он вновь пробрался тихо, его взгляд проходится по названиям книг в поисках нужной, на этот раз поиски продолжаются, к счастью, не так и долго. Находит он интересную работу, потому направляется к ближайшему столику, надеясь, что больше никого не встретит из обитателей этой библиотеки. Главное, не дай Боже, Потешку.
Мужчина уже хочет усадиться за столом, как замечает изучающий взгляд, и глаз его дëргается. Второй, мать его, подряд поход в библиотеку, когда ему мешают погрузиться в книгу. Мститель поворачивает голову и замечает голубоволосого мальчишку. Ну, нет. Если он будет, как Потешка, пытать его вопросами и выдавать абсурдные мысли, то ноги его больше здесь не будет.
Вот только взгляд у той девчушки и этого парниши разные. У малышки вопросительный взор, она – маленький ребëнок, изучающий этот мир, не имеет мыслей, она только собирает их в кучу. Мальчишка же изучает, будто у него уже есть мышление, свои убеждения, которые, наверняка, как он сам считает, правильные, план исследования. Взгляд его уверенный, он готов утверждать, а не задавать вопросы. Мститель начинает тоже изучать оппонента.
И замерли Кастер и Авенеджер, изучая друг друга. Будь это битва, Монте-Кристо, конечно же, выиграл бы. Худощавый Кастер ему не ровня, мало того он ещë и, наверняка, бронза. Граф же является золотом, мало того имеет действительно внушающую мощь.
— Мистер Андерсен, вот Вы где! — слышен детский голосок совсем близко.
Слуги, подобно испугавшимся котам, тут же отдëрнулись, вздрогнули. Чужой оклик их отвлëк от изучения друг друга. Ганс чувствует, как его руку хватает Потешка. Девчушка мягко улыбается, глядя на голубоволосого, после она переводит взгляд на второго мужчину в этой комнате.
— Ой, Граф Монте-Кристо, здравствуйте! — малышка тут же спешит поздороваться с еë недавним знакомым.
О, нет. Светловолосый упорно надеялся, что больше не встретит эту девчушку, судьба пошла против него и нанесла прямой удар в печень. Больно и обидно. Однако вида он не подаëт, взгляд его всë ещë нейтрально уставший, но уверенный, тщательно изучающий Кастера. Вот только мстителя ещë кое-что интересовало, почему мистер Андерсен.
— Потешка, беги к Шекспиру, он тебе ещë с утра приготовил новую книжку, — Ганс говорит это с какой-то подозрительной заботой, но такое чувство, будто писатель хотел сплавить бедного ребёнка Уильяму.
Голос обладателя сапфировых очей был груб и басист. Теперь Монте-Кристо наводит в своей голове порядок, у Андерсена лишь форма детская, душа, заключëнная в неë — нет. Весьма забавно, что Потешка наплевала на похожую ей форму, Ганс практически одного с ней роста, но она относится с уважением. И когда она смотрит на него, в глазах горит огонëк восхищения.
«Почти, как отец с дочерью», вот к какому выводу приходит граф. Были бы ещë больше похожи на таковых, если бы Андерсен имел бы более взрослую форму.
Девчушка забывает даже попрощаться, она скорее, вероятно, рванула в главную залу, где обычно находился Шекспир. Он привык оставаться на виду, в то время, как сказочник предпочитал забраться глубже и подальше от глаза людского.
Кастер и Авенджер остаются одни вновь.
— Я осведомлëн о вашей первой встрече, — понимающе и уставшей начинает Ганс, вздыхая.
Граф понимает, что обычно объектом любопытства Потешки является сам Андерсен. И всë же ситуация забавная, словно отец сплавил дочь и теперь пытается выйти на контакт и принести извинения за еë поведение. Как жаль, что Монте-Кристо вряд ли поймëт, что поэт не несëт ответственность за ребëнка, потому просить прощения за беспокойство не собирается.
Мститель хотел сказать что-то, однако продолжает молчать. Ганс встаëт в позу, складывая руки на груди, уткнув ладони во внутреннюю часть локтей. Теперь создаëтся впечатление, что поэт готовится отсчитать светловолосого за тайное проникновение в библиотеку. Будто эта территория маленького писателя, и за такое наглое посещение графа ждëт наказание.
— А теперь, Дантес, поведай, почему ты тихо проскользнул в библиотеку, — голос Андерсена звучит грубо, он требует ответов, и вряд ли их получит.
Реальность трескается, и уже через секунду можно почувствовать синий огонь, исходящий от Авенджера. На удивление светловолосого, Ганс остаëтся непоколебимо спокойным, он не боится обжечься, не боится и свалиться на своих тоненьких ножках, что вряд ли его удержат.
— Не смей произносить это имя. Этот человек давно погиб в замке Иф, — практически рычит граф, демон щурит глаза, и, кажется, он готов напасть с секунды на секунду.
Монте-Кристо раздражает эта беспечность поэта, что не боится смерти и боли. Если бы граф знал, как болят его шрамы, как часто ему приходилось убивать себя, что было угодно обществу, то вопросов возникло бы гораздо меньше. И всë же Кастер направляется ближе, он не боится быть сожжëнным, он ступает в личное пространство графа, и дьяволу хочется его прикончить.
Сапфировые глаза встретились с рубиновыми, взгляд Андерсена раздражает, скептический и ничего не выражающий. Как эта чëртова бронза смеет подходить столь близко, так ещë и страха ни в одном глазу.
— Ты смеешь так утверждать, потому что боишься раскрываться, Как Эдмонд Дантес? — голос Ганса спокойный, в нëм нет колкости, он даже почти мягко звучит.
Граф поднимается резко, опрокидывая стул. Да этот Кастер смеëтся над ним, но поэт остаëтся около стола всë ещë спокойным. Они оба способны чувствовать, как пламя Авенджера усилилось, и сожжëнному чему-нибудь быть. Они практически в этом пожаре одни, испепеляющие и их взгляды, чем они и прожигали друг друга.
Светловолосый не должен совершать убийство в библиотеке, однако демон шепчет о другом.
Он прижимает Андерсена всем своим присутствием и естеством к стене. Так ему бы хотелось, но бледная рука вцепилась в чужую шею, насильно прижав поэта, оторвав того от пола. Теперь его жертва находится в углу, и он перегрызëт ему глотку за его болтовню. Как он смеет говорить о Эдмонде Дантесе, как он смеет не бояться и непоколебимо стоять около. Возомнил из себя героя или понимающего? За такое Монте-Кристо привык съедать заживо.
— Отпусти сейчас же, я веду с тобой диалог, потому отвечай. Руками своими будешь пользоваться с другими слугами, — требует Ганс так, будто совершенно не находится в невыгодном положении.
— А ты смел для Кастера, мне ведь ничего не стоит, чтобы перегрызть тебе глотку, — и теперь светловолосый находится ещë ближе, он шепчет это в пространство поэта, желая заставить того дрожать.
— Андерсен, нам принесли кофе, — слышится крик Шекспира из главной залы, к сожалению, на это оба слуги не хотели обращать внимания сейчас.
Голубоволосый хватается за чужую руку, чтобы не упасть, он ни в коем случае не оттягивает еë, лишь держится за реальность, чтобы не упасть в обморок. Дышать получается предательски сложно, хотя нужно ли призракам дышать. Он чувствует природу Монте-Кристо крайне близко, она вжимает его в чëртову стену. Он чувствует дикого голодного зверя, что желает ему перегрызть глотку. Общаться с хищниками всегда было увлекательным занятием.
Светловолосого поражает поэт, как он вцепился в его руку, что готова познакомить Андерсена с удушением, как он не умоляет о помощи и прощении. Он не отказывается от своих слов, и это раздражает. Но он ведь не должен совершать убийство, он, сделанный из мести и ненависти, уже отомстил и замарал руки. Он не должен сейчас убивать и без того хилого писателя.
Соображать получается крайне сложно, Ганс лишь цепляется за чужую руку. Он не откажется от своих чëртовых слов, он также не собирается звать на помощь. Он не жертва, которой нужна помощь, он сам может справиться с графом, что, кажется, уже мечтает его похоронить за плинтусом.
— Прекрати меня душить немедленно, я не хочу свалиться здесь без сознания, — недовольствует Андерсен, но всë ещë требует.
Светловолосому не нужен труп в библиотеке, он отпускает поэта весьма резко, но тот не падает, лишь на ноги встаëт. Дикий зверь не удовлетворëн. Авенджер хотел бы это контролировать, но он хочет оставить Ганса зажатого в угол с перегрызанной глоткой. Теперь ему действительно удаëтся зажать писателя. Их взгляды вновь встречаются, Монте-Кристо укладывает руки около Кастера так, чтобы тот не смог сбежать. Ещë секунда и зверь насладиться смертью своей жертвы.
— Граф, Вы зачем мистера Андерсена зажимаете? — слышится громкий удивлëнный и одновременно недовольный голосок девчушки.
Оба слуги вздрагивают, отвлечëнные друг от друга, они чувствуют смущение. У Ганса тут же сапфировые очи округлились, он смотрел на Потешку, поджав губы. Поэт хватается за чужие одежды, утыкаясь в грудь светловолосого. Боже, он только что осознал, как они выглядели со стороны. Мститель сначала не понимает, но после осознаëт тоже.
Как влюблëнные, что желают насладиться друг другом. Но они же не такие. Авенджер хочет найти глазами Андерсена, замечает его слишком близко к себе. Он спрятался за крупной фигурой Монте-Кристо, чтобы не нести ответственность сейчас.
Это раздражает.
— Потешка, мы сейчас придëм... Всë хорошо, — граф не задерживает свой взгляд на малышке, он весьма быстро возвращает его на смущëнного писателя.
— Поторопитесь, иначе кофе точно остынет, — негодует обладательница сиреневых волос, — а меня ещë сладость ждëт, если не вернëтесь, вам не оставлю, — говорит та, смеясь, и убегает.
Теперь всë внимание графа вновь направлено на Ганса, который пытался упорно спрятаться от детских глаз. Мстителя не может не позабавить такая реакция, он замечает покрасневшие уши и шею, ухмыляется. И поэт вздрагивает, отстраняясь.
— Кофе, — лишь может напомнить Кастер, всë ещë не смотря в чужие глаза.
Шекспир сверлит двоих слуг взглядом. Шатен действительно расстроился, когда это он упустил момент, что Андерсен и граф начали контактировать. Всë даже успело дойти до такого, а можно до гораздо большего. Уильям укладывает ко рту ладонь, чтобы скрыть хищную улыбку, но свой хитрый взгляд он явно не собирается скрывать.
Потешка протягивает Гансу и Монте-Кристо пироженку, намекая, что те могут взять. Сначала берëт ложечку светловолосый, надламывает весьма маленький кусочек, пробует. Оставляет комментарии о том, что весьма приторно, и протягивает ложку поэту. Теперь уже Андерсен берëт кусочек побольше, чтобы распробовать точно и наверняка. Он пробует, оставляя комментарий о том, что вполне неплохо.
Непрямой поцелуй.
Голубоволосый кладëт ложку в кружку с кофе, размешивает, оценивая взглядом. Только после он предподносит кофе к губам, отпивая совсем немного, но этого хватает, чтобы писатель скорчился, высунув язык, показывая данным жестом отвращение.
— Горячо? — спрашивает граф, сидящий рядом, теперь он будто находится ближе, ведь заглядывает в кружку, пытаясь рассмотреть что-то.
— Нет, омерзительный. Слишком ярковыраженный, так ещë и сахара не пожалели, — объясняет Ганс, взглянув на Монте-Кристо.
Поэт, заметив интерес светловолосого, тут же подаëт кружку Авенджеру. Тот, не стесняясь, берëт еë в руки, подносит к губам и чуть-чуть отпивает, прикрыв глаза на секунду. В следующую секунду граф хмурится, глазея на кофе, он оценивает его взглядом ещë раз.
Непрямой поцелуй два.
Шекспир, чëрт, прекрати считать.
— Ну, как? — почти нетерпеливо спрашивает Андерсен, ожидая критики от Мстителя.
— Действительно ярко выраженный. Не люблю такое, мне больше по душе умеренный вкус, да и побольше бы воды, — несмотря на свою критику, мужчина отпивает ещë.
— Решено, тогда в следующий раз, когда ты решишь проникнуть в библиотеку, приготовь мне кофе, — решает Ганс, закидывая ногу на ногу.
— И мне! — довольно восклицает Шекспир.
— А мне что-нибудь сладенькое можно будет? — спрашивает подоспевшая Потешка, залезая на небольшой диванчик, на котором сидели граф и голубоволосый.
Признаться, эти трое действительно обнаглели. Именно так подумал Авенджер. С чего он вдруг должен таскать этим двоим кофе, а малышке сладкое. После Монте-Кристо объяснили, что, ступая на территорию библиотеки, каждый должен внести небольшую оплату, как кофе, можно и чай или что-то сладкое. Писатели тоже не откажутся от пироженок, булочек или что-то в этом роде.
То бишь это как подношение божествам, чтобы те обратили внимания на смертных. Как плата за посещение библиотеки, хотя она даже не переписана на них. И всë же светловолосый понял, что это общепринятое правило, которое действует абсолютно на всех, даже на мастера и рабочий персонал Халдеи, который практически забыл про это место.
Пришлось смириться и действовать согласно этому абсурдному правилу. Отказываться от книг Авенджер совсем не хотел. Он бы сошëл с ума, если бы никак не отвлекался от своих шрамов, что ужасно болят. Да и сделать кофе не так уж и сложно, в этом у графа был опыт. Преодолев ад, Монте-Кристо познал многие прелести жизни: театр и книги, чудесные картины и величественная архитектура, ароматный кофе и вкус сладких фруктов, изысканный сорт мяса и сыра.
Мститель даже запомнил, что раздражало Андерсена в кофе. Ему не нужно много сахара, лучше — больше воды. На самом деле сказочник заинтересовал его. Нет, не то слово, привлекал. Ой, снова не то, он его раздражал. Но он не был уверен в своëм отношении к нему, однако, если Шекспиру он иногда мог ничего не принести, то Гансу он стабильно носил кофе. Потешке вовсе изредка оставлял сладкое.
Он перекидвался с Уильямом и девчушкой только приветствием, после оставлял то, что принëс и удалялся. Но они вроде и не спешили поддержать диалог, что графа радовало. Но всë же светловолосому казалось, будто драматург воспринимает его и Андсерена, как чëртовых возлюбленных, потому не смел задерживать. Им следовало поговорить об этом и расставить все точки над и, но никто так и не решался затронуть данную тему. К лучшему это или к худшему, чëрт его знает.
И всë же Авенджер оставляет кофе у голубоволосого почти каждый день. Кажется, эти двое забыли, как начали взаимоотношения, ведь их конфликт замялся. Они не здороваются, Ганс замечает его издалека, подпускает зверя ближе к себе, благодарит за кофе. Монте-Кристо не спрашивал про работу, поэт сам рассказывал о продвижении, граф слушал молча, не мешая монологу Андерсена.
И все же иногда он комментировал работу голубоволосого. Ганс зачастую жаловался, что никуда не двигается, процесса нет. Светловолосый предлагал отдохнуть, как он не заходил, обладатель сапфировых очей всегда писал, и, возможно, именно из-за этого, большего потока мыслей, он сбивался, не мог дописать. Андерсен слышит его, но дедлайн близок, потому времени на отдых совершенно нет.
Тогда пусть продолжает писать, Монте-Кристо удаляется, не мешая. Мститель не давал советов обычно, не раздражающим писателям точно, наверное. И все же их взаимоотношения никак не портились, они замерли на уровне приятелей или знакомых, которые уважали друг друга. Обоих это устраивало.
Ганс и его рабочее место пропахло кофе, это привлекало Авененджера. В какой-то момент граф начал приносить ещë что-нибудь к кофе. Андерсен сильно удивлялся, но, конечно же, принимал такие небольшие подарки. И опустим тот момент, что, когда граф принëс в первый раз пирожное, поэт пошутил про отравленное яблоко. Нет, Гансу точно не подойдëт роль Белоснежки, ворчливый пессимистичный писатель не очаровательная и нежная девушка. Так он думал.
Никто из них двоих не считал сколько времени прошло, сколько уже Монте-Кристо сделал кофе для писателя. Они не настолько близки, чтобы ценить их взаимоотношения, считать дни знакомства тем более. Но всë же прошло, кажется, достаточно времени, чтобы Кастер и Авененджер подпускали друг друга к себе, конечно, не близко, но всë же.
Дедлайн близок, и Андерсен извивается, как червяк, чтобы успеть к срокам. Граф замечает у поэта мешки под глазами, оставляя кофе и пирожное на его столе. Кажется, Гансу нужен отдых. И ему бы следовало хотя бы раз посвятить время себе, а не писанине и читателям. Голубоволосый не поворачивает стул, как обычно, и благодарит молча, это немного раздражает, но Монте-Кристо старается понять писателя.
— Мне кажется, тебе следует отдохнуть, — советует почти заботливо и пессимистично граф с сигаретой во рту.
Кастер взглядывает уставше безэмоционально. Такая перемена немного напрягает Авенджера, но он не подаëт виду. Ганс просит закурить, поворачивая стул к нему, и светловолосый удивляется. Почему-то ему казалось, что поэт терпеть не может сигареты.
— У меня только сегодня огонь закончился, — начинает Монте-Кристо, почти мнëтся.
— Не беда, я могу взять огонëк с твоей сигареты, — перебивает Андерсен, видимо ему не принципиально, главное взять и закурить.
Это удивляет графа, он поднимает брови, поражаясь настойчивости голубоволосого, но достаëт сигарету, протягивая еë. Писатель берëт, прикладывает пальцы и папиросу к губам, он поднимает голову, прикрывая глаза и ожидая движений Мстителя. Авенджер опускается ближе, и теперь он может лучше рассмотреть Ганса. Обычно обладатель тëмной шляпы держит сигарету губами, касается пальцами, чтобы только выдохнуть дым, но находясь так близко, он хватается за папиросу.
Кожа Андерсена бледная, почти как у светловолосого, волосы мягкие и пушистые. Он не хочет закрывать глаза и наслаждаться затяжкой, он хочет воспользоваться своим единственным шансом и рассмотреть поэта вблизи. Всë же Ганс заинтересовал Монте-Кристо, его действительно хотелось изучать. Мститель вздыхает носом, чтобы почувствовать аромат писателя, аромат кофе. Вкусный.
Хочется коснуться, чтобы убедиться, что Кастер реальный. Не решается. Лишь затягивается, на кончике сигареты графа образовывается огонь, он распространяется на конец папиросы Ганса. Они оба чувствуют это и отстраняются, выдыхая дым. Теперь голубоволосый пропахнет табаком, аромата кофе он не сможет слышать долгое время. Авенджера почему-то это огорчает.
— Не думал, что ты куришь, — начинает светловолосый.
— Обычно курю только перед дедлайнами из-за стресса, я не зависим, нет, не подумай, — объясняет Андерсен, после словно почти просит Монте-Кристо ему поверить.
Граф верит ему. Он бы не хотел, чтобы от поэта пахло сигаретами, ему совершенно не идëт этот аромат. Однако слова эти проглатывает вместе с противным комом, что очень неожиданно застрял в горле. Ганс продолжает выдыхать едкий запах, вздох его дрожит, и Кастер уставше сжимает виски, надеясь, что успеет всë к срокам.
Светловолосый после часто курил при Андерсене. Но совсем недавно заметил, что поэта это раздражает. Весьма странно, учитывая то, что он берëт сигарету в рот, когда приближается дедлайн.
— Он, схож с парфюмом, остаëтся после тебя, напоминает о тебе, и его слышно слишком долго. Это очень отвлекает от работы, — именно так отзывался о курении Ганс, смотрящий прямо в глаза графу.
Мститель подходит ближе обычного без просьбы, писатель не отводит взгляд. Голубоволосый, когда ему приносят кофе, располагает стул так, чтобы он мог взглянуть в глаза оппоненту, именно так он и сидел сейчас. Авенджер прожигает в нëм дыру, находясь слишком близко, они не привыкли врываться в личное пространство друг друга. Писатель поднимает бровь, спрашивая таким образом о намерениях, он старается не думать о сказанном, ведь, кажется, переборщил с прямолинейностью.
Монте-Кристо выдыхает дым, что остаëтся после сигарет. Этот противный запах врезается в ноздри поэта, Кастер хотел бы сморщиться, но не подаëт виду, что ему это неприятно. Сапфировые и янтарные глаза встретились. Между двумя слугами воцарила тишина. Мститель хочет сделать вывод о том, что Андерсен всë же терпеть не может запах сигарет. Ещë он ужасно желает поязвить.
— Тебе не нравится? Я могу прекратить, — граф произносит это слишком мягко, и Ганс уверен, специально, чтобы его задело это.
— Не кури при мне, ты заполняешь моë рабочее место своими сигаретами, — требует поэт и отворачивается, кажется, он покраснел, из-за смущения это или из-за злости, дьявол не знает.
— Я бы искренне хотел, чтобы это место и ты продолжали пахнуть кофе, — кажется, эта фраза звучит ещë мягче, и Андерсен готов начать великую французскую революцию.
Мстителю не хватает подобраться ближе, уткнуться в нежную шею поэта и вдохнуть чудесный аромат. Но он замечает, что писателя начинает раздражать эта близость. А ещë у поэта красные уши. Кажется, он переборщил. Чëрт побери, Монте-Кристо хочет отступить, но он не может оставить Ганса сейчас одного, иначе он будет похож на ужасного сердцееда. Он не такой.
Слышится довольный крик Потешки. Кофе принесли. Граф продолжает украдкой наблюдать за поэтом. Болючий сгусток рассасывается.
Интерес был, желание изучать тоже. Светловолосый оставил кофе писателю ранее, теперь он способен уединиться с книгами, голубоволосый же с рукописями. Монте-Кристо поставил себе цель изучить произведения Андерсена. Не только сказки. Потому Авененджер запасся терпением и кофе.
— Я прочитал все твои произведения, — вот, что слышит Кастер от графа, он давится кофе, к сожалению, даже выплевывает от удивления.
Андерсен резко оборачивается, раскрыв рот. Обладатель янтарных глаз с осторожностью продолжает наблюдать. Ганс, кажется, и слова связать не может. Писатель устало трëт виски, надеясь, что ослышался. Не мог он всë прочитать. Ну, наверное.
— Ты, уверен, что прочëл всë? — неуверенно спрашивает обладатель сапфировых глаз, надеясь услышать отрицательный ответ.
— Абсолютно, — всë также осторожно произносит Монте-Кристо.
— Признаться, я поражëн.. Ты прошëл через настоящую грязь, однако я совершенно не понимаю одного. Зачем? — поэт пытается звучать привычно уверенно и самодовольно, не получается.
Мститель всë чаще видит его таким: неуверенным и робким. Светловолосый не хочет этого признавать, но ему нравится такой Кастер.
— То есть теперь мой литературный интерес и вкус – грязь? — усмехаясь, спрашивает граф.
— Мы оба знаем, что я не это имел в виду, — Ганс недовольно складывает руки на груди, создаëтся ощущение, будто он не удовлетворëн ответом.
— И всë же я прочëл всë, даже твои романы, —теперь руки на груди складывает Авенджер.
И это удар ниже пояса. Поэт уже понимал, что Монте-Кристо прочитал всë, но его напрягает, что Мститель выделил его романы, словно он сейчас должен отсчитаться за свои грехи. Андерсен не понимает, как должен реагировать на данное заявление.
— Пожалуйста, тебе не нужно было... Но я не понимаю, зачем ты мне сейчас это сообщаешь. Ты что-то хотел обсудить? — Ганс хотел бы видеть демона насквозь, не получается, на графе плотная мантия.
Быть может это нормально для природы того, кто вышел из пера? Монте-Кристо ищет в книгах Андсерена его отношение к персонажам, стоит ли ему доверять, чтобы подобраться ближе. Голову голубоволосого заполняет множество мыслей о графе, он пытается найти мотив, пытается нащупать то, что скрывает Авененджер от всех под мантией.
— Да, хотел. Герта и Русалочка, они похожи. Но, к сожалению, лишь одна из них достигла счастья и любви. Так почему Русалочка не заслужила счастья? Они двое так старались ради человека, но одна осталась ни с чем, — голос светловолосого звучит обычно, но Ганс слышит в них обиду.
Если бы Андерсен был его автором, то был бы счастлив Эдмонд Дантес? Глаза Кастера округляются, он на секунду смог рассмотреть сущность фальшивого дьявола перед ним. Даже демон хотел бы быть счастлив, но демон бы не стал интересоваться чужим плохим концом, он бы не сочувствовал.
Голубоволосый снимает очки, находит на столе платок и начинает протирать их.
— Мы можем тянуться к людям, можем делать для них многое, но сложно предугадать, что будет в итоге. У этого пути есть две развилки: ты сотрëшь колени в кровь, и с тобой останутся, или тебя бросят, оставив ни с чем, — обычно грубый голос поэта звучит гораздо мягче.
Он пытается быть аккуратным, но не потому что боится, что граф от него и сухого места не оставит. Нет, совершенно нет. Он пытается его утешить, и Монте-Кристо чувствует странное чувство. Дьявол не знает его, но уверен лишь в одном: так не болят его шрамы.
— Это не зависит от того, плохой ты персонаж или нет. Скорее, зависит от того, к кому именно ты тянешься, — ладони Ганса незаметно превращаются в кулаки, он сжимает хрупкие костяшки, — сам по суди, Русалочка тянулась к незнакомцу, Герта к Каю, с которым они были до трагедии близки.
Мститель опускает голову. Огорчëн. Если это не его вина, то вина Мерседес? Девушки, которая не могла ни на что повлиять. Нет... Нет, это не еë вина.
— Я не обвиняю Мерседес в твоей трагедии, не подумай, — будто читает мысли, — Просто, если действительно любишь, то, наверное, можно остаться верной и дождаться возлюбленного. Но с другой стороны, можно войти и в еë положение, она должна была продолжать жить, даже если ты не вернëшься. Но ты всë равно хотел бы быть похожим на Герту? Или может на Кая, к которому так стремилась Герта и впоследствии сделала его счастливым? — писатель крайне аккуратно ведëт свой монолог, спрашивает
— Достичь любви и счастья? Ха, нет, демону ни к чему это. Прошедший ад не может такого желать, я — порождение любви и ненависти, — Монте-Кристо хотел бы бунтовать, но это не злость бурлит внутри него, это необъяснимое чувство.
Кажется, это называется боль. Авенджер не разбирается в этом.
— Но ты всë равно сопереживаешь Русалочке, что не смогла достичь счастья. Способны ли демоны на сожаление? Но Эдмонд Дантес точно способен, — всë также аккуратно молвит поэт, продолжая держать руки сложенными на груди.
— Мы возвращаемся к нашему первому разговору? — с раздражением спрашивает Мститель.
— Для меня большая честь, что граф не забыл первый разговор со мной, который, казалось бы, так давно состоялся, — язвит Ганс.
— Такое не забудешь, ты меня тогда ужасно выбесил, — с усмешкой на губах произносит Монте-Кристо.
Андерсен видит эту боль, что оставляют шрамы после ада, видит и страдания демона, на теле которого эти самые шрамы. Зверь изнывает от боли и ищет покоя. Голубоволосый мог бы попробовать дать этот покой. Боится. Не боли, что приносит ад. Боится снова остаться ни с чем. Но утешить Авененджера нужно. Вряд ли они справятся с этими шрамами, но хотя бы попытаться, чтобы они меньше болели.
— Я понимаю, тебе трудно раскрываться, как Эдмонду Дантесу. Но ты ведь не просто так сопереживаешь Русалочке и завидуешь Герте, — он произносит с обидой в голосе, словно ему действительно жаль Мстителя, Монте-Кристо слышит это, не понимает, почему его не раздражает эта жалость.
— Завидую Герте? — звучит из уст графа удивленно и громко.
— Или быть может Каю? Может ты хочешь, чтобы к тебе стремились? — Андерсен вздрагивает, Авенджер подбирается слишком близко, стуча по столу.
Голубоволосый чувствует его в своëм пространстве, светловолосый сгибается в три погибели, чтобы быть ближе, чтобы внушить страх. Он не завидует. Как он может завидовать какому-то мальчишке, которого действительно любили, которого хотели спасти. Раньше он бы захотел стереть тощего Кастера к чëрту, но сейчас он лишь сжимает деревянный стол. Может он действительно завидует?
Янтарные глаза встречаются с сапфировыми. Граф вздрагивает, Ганс пусть и вжался в стул, но страха в своëм выражении лица не подавал. Писатель слышит чужое тяжëлое дыхание, он чувствует эту ауру дикого зверя, который хочет перегрызть жертве шею. Андерсен не боится, но почему-то его невольно напрягает такая близость.
Мститель хочет выплюнуть возвражение или язвительные слова поэту, но что-то мешает, кажется, ком в горле. Монте-Кристо чувствует аромат кофе, который он готовит для Кастера. Поэт упорно пахнет им. Это успокаивает. Авенджер меняется в выражении: он больше не выглядит грозно, как зверь, теперь он пытается уловить этот аромат. Он почти слаб к этому.
Граф невольно задумывается. Почему это раньше он без проблем мог схватить голубоволосого и прижать к стенке, чтобы загнать в угол и внушить страх, сейчас же он его и касаться не смеет. Почему раньше он испытывал действительную злость, хотел стереть в порошок, сейчас же лишь пытается убедить в обратном. Почему он не хочет или даже боится навредить ему? Они стали настолько близки за это время? Нет, дикий зверь не должен приближаться к кому-либо, Ганс не исключение.
Но он остаëтся стоять над Андерсеном, он слышит этот аромат, исходящий от него. Почему-то это помогает ему обрести спокойствие, почему-то он сталкивается с желанием приблизиться. Боже Авененджер не понимает, откуда это желание. Оно ненормально. Он не должен приближаться к кому-либо, но хочет, чтобы Ганс был исключением.
Глаза его распахиваются. Не только от осознания своих желаний, он также замечает поэта снизу ещë более зажатым. Монте-Кристо взглатвает, почему этот придурок настолько очаровательный, когда смущëнный. Писатель неуверенно наблюдает за ним снизу вверх. Боже, Кастер хочет провалиться под землю.
Хищников Андерсен не боится, отнюдь. Но граф слишком близко, взгляд его ныне не дикий, он не хочет перегрызть ему глотку, и это напрягает. У Мстителя другое выражение лица, он будто пытается что-то нащупать, найти, узнать. Ганс ему экспонат? Или объект, который можно исследовать? Голубоволосый клянëтся, он устроит кровопролитную французскую революцию, если Авененджер сейчас же не начнëт соблюдать дистанцию.
— Андерсен, — тихо и аккуратно нежным голосом зовëт его Монте-Кристо, сжимая край стола, наклоняясь ещë ближе, и сердце поэта, если бы оно было, уходит в пятки.
— Дантес, — на одном дыхании произносит писатель, и теряет всë возможное самообладание, покрывается румянцем, их лица слишком близко.
Ещë мгновение, и они точно столкнутся лбами. Мститель ловит одну единственную мысль о своëм новом желании и тут же сбегает, оставив писателя смущëнного одного. Гансу нужна минута, чтобы он понял, что находится один. Он больше не скован на стуле пронзительным взглядом графа. Голубоволосый корпусом опускается на колени и прячет лицо в ладонях. Его сердце бешено стучится, он хлопает ресницами, пытаясь соображать и понять светловолосого. Совершенно не получается.
Какой мотив в его действиях, зачем подбираться так близко. Это какой-то новый способ запугать Кастера? Тогда нужно признаться, что у Монте-Кристо прекрасно это получилось. Боже, Андерсен дрожит на стуле, он слышал дыхание Авенджера, он чувствовал его присутствие в своëм личном пространстве, и это странно. Ганс не сможет быстро отойти, работать сегодня будет крайне сложно, также как и думать.
Граф забирается в привычный дальний угол библиотеки, в котором обычно останавливался и читал. Он не понимает себя, не понимает и откуда это странное новое желание. Мужчина уставше вздыхает, усаживаясь. Боже, кажется, он поступил более чем глупо. Ему следует извиниться. Он обязательно извинится позже, но пока что ему нужно многое обдумать.
У обладателя сапфировых глаз не выходит нормально мысль формулировать, он долго сидит над одним абзацем. Кофе уже не помогает сосредоточиться, он уставше чешет репу. Никакой гениальной идеи так и не появляется.
— Работаешь? — слишком неожиданно слышит Ганс где-то в районе уха голос графа и тут же подскакивает на стуле, хватаясь за край стола.
— Ты до инфаркта довести меня сегодня хочешь? — возмущается Андерсен, поворачиваясь к оппоненту, Мститель вновь оказывается ближе обычного.
— Прости, — единственное, что слышит Кастер от Монте-Кристо, который вспоминает о дистанции и отходит.
Поэту так даже спокойнее, но он не ожидал такого услышать от светловолосого. Возможно Авенджеры и умеют извиняться, но просить прощения. Ганс, конечно, опешил.
— Что, прости? — недоумевает писатель, изгибая бровь в вопросительном жесте.
Кажется, графу нужно время, чтобы собраться с мыслями. Наверное, переступать через себя сложно, повторяться тем более. Андерсен на данный момент совершенно не понимает Мстителя, однако понять очень даже хочет. Именно потому он и с терпением ждëт ответа.
— Прости. Ранее я перегнул палку, я напугал тебя, мне очень жаль, и потому я прошу твоего прощения, — первое слово Монте-Кристо даëтся сложно, дальше гораздо легче.
У голубоволосого распахивается рот, он не верит в услышанное. Разве Авенджер не привык вводить людей в страх, лишь бы те верили ему, разве это не является противоречием его природы. Это же норма для таких существ. Тогда почему вдруг Дантес просит прощения у ничтожного писателя?
— Кхм.. Тебе совершенно не стоило. Но каким образом ты хочешь просить прощения? — сначала начинает Ганс неуверенно, после очень даже живо интересуется.
— У меня есть бутылочка хорошего вина, думал, мы сможем еë выпить вместе, — чешет щëку граф, и писатель вскидывает бровями вверх.
Он заинтересован. Очень даже заинтересован. Ни для кого не секрет, что Андерсен является ценителем хорошего алкоголя, наверное, поэтому Монте-Кристо и решил просить прощения таким образом. Но у Кастера всë равно есть желание съязвить, пошутить про то, что его хотят споить. Но он хочет воздержаться, он хочет выпить вместе с Дантесом.
Ранее, когда Ганс так назвал его, он не услышал в ответ возражения. Значит, теперь ему разрешенно так называть Авенджера? Как отреагирует Мститель, если он позовëт его истинным именем, он очень хочет произнести его, звучит действительно красиво, как бы звание граф Монте-Кристо и не подчëркивало его величие и важность. Поэт хочет звать его по имени, и он надеется, что уже заполучил на это полное право.
— Сегодня в семь у меня, — почти шепчет светловолосый в чужое пространство, приближаясь, — пожалуйста, не нагружай себя работой вновь, — просит, словно волнуется за Андерсена, и Ганс старается сохранять безэмоциональное выражение лица.
— Дантес, одна проблема, я не знаю, где твоя комната, — писатель почти передразнивает Авененджера, ведь звучит также интимно тихо и аккуратно, и он смеет коснуться кончиками пальцев чужого рукава, чтобы удержать графа ближе к себе.
— Хорошо, не беспокойся, я украду тебя позже, — отвечает светловолосый также мягко, наблюдая за очаровательными сапфировыми очами сверху вниз, когда-нибудь он сможет налюбоваться ими.
— Не смей такого говорить при Шекспире, иначе мы станем его материалом для новой работы, — а вот теперь Ганс действительно шепчет в чужое пространство, чтобы его услышал только Эдмонд.
— Поздно, Андерсен, вы уже давно, — слышится противный довольный голос шатена, который, кажется, что-то чиркает на листок.
— Как давно ты здесь? — тут же начинает возмущаться голубоволосый, поднимаясь, но он не позволяет графу уйти дальше, он хочет, чтобы Дантес остался.
— Я появился тогда, когда Авенджер начал просить прощения. Это так противоречит природе данного класса, что я решил остаться и понаблюдать за этим. Как же однако очаровательно то, что граф так старается, чтобы заполучить прощение от писателя, когда обычно не волновался о таком, это заставляет думать о том, — Уильям бы продолжал молоть языком, но Ганс хочет заткнуть его, потому перебивает.
— Всë понятно, прекрати, — недовольно требует Андерсен.
Поэт задумывается о Эдмонде практически мгновенно, эти слова могли задеть дикого зверя. Но Мститель замер, покраснев. Боже, голубоволосый даже не ожидал увидеть такого Монте-Кристо, но он помечает, что, даже будучи таким, он остаëтся чертовски красивым. Гансу казалось, что прямо сейчас светловолосый захочет пролить чужую кровь, захочет перегрызть глотку, но вместо этого остаëтся около него и позволяет аккуратно держать его.
— Давай проваливай немедленно отсюда, иди займись чем-то более полезным, — почти приказывает обладатель сапфировых очей, он бы хотел выплюнуть язвительные и поучительные слова, но проглатывает их почти мгновенно.
— Хорошо, не буду мешать идиллии влюблëнных, — произносит Шекспир хитро с противной улыбкой и тут же удаляется.
— Чтоб ты.. Чëрт, — продолжает ругаться возмущëнный голубоволосый, он хочет совершить Великую французскую революцию, боже, но сейчас он не посмеет оставить Дантеса одного.
Он смотрит снизу вверх, желая рассмотреть черты Эдмонда. Взглядывает в чужие янтарные глаза, и дикий зверь вздрагивает, но он отвечает на этот взгляд, желая вновь насладиться очаровательно любопытными сапфировыми очами, взгляд его мягкий. Поэт убеждается вновь, что тот чертовски красив. Но это не то, о чëм он должен сейчас думать. Совершенно нет, боже. Теперь он понимает, почему граф оказывает сопротивление, когда его пытаются изучить, раскрыть под другим углом.
— Дантес, — зовëт весьма тихо и робко, но после начинает увереннее, — прости, пожалуйста. Шекспир зачастую говорит чушь, мне действительно жаль, что сейчас всë вышло так. Теперь я понимаю, почему ты так отказываешься раскрываться, это нормально, мне, кхм, стыдно, что я ранее пытался тебя подтолкнуть к этому, в то время, как для тебя это были неловко. И тебе ведь этого не хотелось, мне жаль, очень жаль, прости и меня, пожалуйста, — он вновь звучит крайне неуверенно и отводит взгляд.
Боже, Монте-Кристо готов провалиться под землю. И пусть Уильям был крайне прямолинейным, он был прав, его наблюдательность и мышление сложили нужную цепочку, а главное верную. Боже, у светловолосого совсем не выходит думать. Его только что раскрыли, только что показали, как обдулпленного, со всех сторон, но он всë равно хочет быть чуточку ближе. И когда же у него появилось это странное желание исследовать Андерсена во всех смыслах.
Ганс не слышит ответа очень долго и беспокоится, он опирается на чужую руку, поднимаясь на носочки. Пытается найти его взгляд снова, встретиться с ним, янтарные очи мгновенно находят дом в нежных сапфировых. Боже, светловолосый хотел бы просить, чтобы поэт не смотрел так на него, он слаб к этому.
— Это не так важно, опустим это, — вздыхает граф, — я надеюсь, это не отбило у тебя желания выпить со мной, — Эдмонд продолжает стоять на своëм, и даже не просит не называть его истинным именем.
Глаза поэта распахиваются, и граф может заметить искорку в его глазах.
— Конечно, нет. Я всë ещë очень хочу выпить с тобой, — признаëтся голубоволосый, не отпуская чужой рукав.
— Тогда, Андерсен, можно я тебя пораньше украду, лучше прямо сейчас? — на этот раз Авенджер буквально шепчет об этом, чтобы его никто не услышал кроме Ганса.
И поэт готов провалиться под землю от нежного голоса в своëм пространстве, боже. Он сжимает чужой рукав, чтобы не свалиться с ног от того, как светловолосый формулирует свои мысли и желания.
— Да, пожалуйста, — звучит почти умоляюще, поэт хочет не меньше Мстителя.
Много времени не потребовалось, чтобы перебраться в комнату Дантеса. На удивление Андерсена, обитель Монте-Кристо не блистала золотом или чем-то ещë подобным, как обычно полагаются графу. И всë же Эдмонд больше не скрывается за тëмной мантией, а ладони его не скрыты перчатками. Авенджер одет в белоснежную рубашку, а серая жилетка отлично подчëркивает фигуру мужчины.
Почему-то Дантес так и думал, что писателю не нужно много пить, чтобы язык его достаточно развязался. И Мститель сохраняет спокойный хладнокровный нрав, рассматривая временами бокал с крепким полусладким вином, но всë ещë упорно выслушивая монолог Ганса. Светловолосый не смеет подбираться близко даже к пьяному Андерсену, продолжает слушать его, пусть и одним ухом.
— Пей аккуратнее, — предупреждает Эдмонд, наливая ещë бокал писателю, конечно же, по его просьбе.
Кажется, голубоволосому уже действительно было хорошо. Как бы граф не пытался уговаривать его пить осторожно, поэт продолжал по-мастерски быстро пить. Авенджер потерял связь между речью Ганса, он говорил о многом, и кажется, связи уже особо не было, потому комментировать становилось сложнее. В какой-то момент Кастер, на удивление, умолкает, Мститель внимательно наблюдает за ним, дожидаясь продолжения монолога. Наверное, думает.
Андерсен зовëт Дантеса тихо, и Эдмонд обращает на него всë возможное внимания. Голова поэта уже буквально лежала на столе, он рассматривал какую-то точку видимую только него одного.
— Ты обязательно обретëшь столь желанные счастье и покой, я постараюсь помочь тебе с этим. Если нужно, я готов стать тем, к кому ты можешь вернуться, — Ганс говорит это серьёзным тоном, глядя в никуда.
Глаза Авенджера распахиваются, в услышанное верить не получается. Он поворачивается к Андерсену, желая что-то сказать, но тот уже уснул на столе. Светловолосый сжимает губы, ком в горле рассосëтся со временем обязательно. Граф смеет подобраться ближе, ему не каждый день выходит честь рассмотреть умиротворëнное лицо писателя. Поэт сопит с раскрытым ртом, и Дантес кусает губы.
Хочется коснуться.
Алкоголь, верно, тоже ударил, не так сильно, как по Гансу, но всë же. Ладонь Мстителя ложится на лоб, Эдмонд убеждается, что Андерсен тëплый. Кончики пальцев касаются сапфировых прядок у ушей, они мягкие. Граф касается щеки и хочет растаять, он мгновенно отдëргивает ладонь.
Дантес отворачивается, прикрывая искривившуюся нить губ, щëки его чуть розовые. Поражает. Это не может не поражать, ведь румянец впервые окрашивает нездоровую бледность Авенджера.
Его взгляд вновь прикован к спящему поэту, его нужно уложить, спать в такой позе совершенно неудобно. Но имеет ли право граф касаться, можно ли ему быть чуть ближе, боже, голова кипит от множества мыслей. Это ненормально.
Зверь готов метаться по собственной комнате, пока в его обители уснул Андерсен. И он смеет пойти на следующие действия: Эдмонд аккуратно берëт крохотное тело на руки, теперь он может рассмотреть Ганса около своей груди, он чувствует его тепло, которого нет у Мстителя. Граф аккуратнейше укладывает поэта на кровать, после готов лезть на стену, боже.
Это ненормально. Зверь изнывает по теплу звëзд. Дьявол так жаждет внимания и любви Андерсена. Он хочет получить это тепло, хочет касаться, хочет Кастера. Нет, конечно, не в интимном плане, как бы это не было характерно для дикого зверя, Авенджеру нужно не это. Он хочет иметь право любить Ганса, он хочет касаться чужой руки, хочет иметь право целовать. Знает ли такое существо, как он, что такое объятия?
Но он не может. Могут ли демоны любить? Не должны. Ни в коем случае нет. Граф и не любил, но этот поэт на его кровати. Он научил его любить заново. Он снова узнал, каково смущение, каким образом оно украшает лицо. Он узнал, как горит грудь во время смущения, но этот огонь не может согреть холодного Дантеса. Может ли согреть Андерсен? Он не знает и не должен знать. Но так хочет узнать, так хочется узнать, каково это получить тепло именно от Ганса.
Он бы хотел подобраться ближе. Эдмонд взглядывает на писателя, имеет ли он право коснуться. Он немного и аккуратно, он не посмеел бы навредить поэту. А голубоволосому точно удобно спать в этой одежде, она, кажется, сковывает его. Боже, если он переоденет Андерсена, для его же блага, то ничего ведь плохого не произойдет, верно?
Монте-Кристо подходит ближе, как же волнительно развязывать бабочку, растëгивать рубашку Кастера. Но Дантес тут же вздрагивает, замечая на груди ожоги. Они, наверняка, болят. Как только Ганс не сходит с ума от мучительной боли, что разъедает его. Светловолосый взглатывает, после аккуратно надевает на голубоволосого одну из своих рубашкек. Она велика ему. А ещё Андерсен очарователен в ней.
Эдмонд смеет стянуть и шорты с поэта, после и чулки, что было ещë более волнительно. Он замечает чешую на голенях, она блестит при свете в комнате, переливается под разным углом. Красиво. Но они ведь тоже является шрамами. Авенджер понимает, что у Ганса тоже много шрамов. Но несмотря на это, граф всë ещë хочет получить тепло от писателя.
Дантес аккуратно укрывает Андерсена, отдаëт всë одеяло ему, сам тоже ложится поближе, уложив руку чуть ниже груди. Он бы хотел быть ещë ближе. Не может. Боится. Боится, что нельзя. Получит ли он когда-нибудь право коснуться?
Эдмонд, проснувшись, не обнаруживает возле себя Ганса. Это огорчает, почти удручает. Единственное, что осталось после Андерсена — это аккуратная сложенная рубашка и одеяло, которым он укрыл Авенджера. Дантес поднимает голову, готовый взмолиться Всевышнему, но вместо этого трëт уставши виски.
Все недавние события сбили Кастера с привычного темпа работы. Мало того, что теперь он проводил меньше времени за работой, то, когда он и садился за рукописи, его сбивали с толку мысли о графе, который слишком нагло влез между Гансом и его писаниной. Нет, Андерсен никогда не мечтал быть женат на своих рукописях. Боже, упаси. Только этого ему не хватало. И всë же казалось, будто бы они начали проводить вместе больше нужного времени.
Мститель пришëл, как обычно, ничего не сказав, поставив около писателя кружку кофе и пирожное, которое вроде весьма любил Ганс. Кастер, конечно, благодарит его, но не разворачивается, продолжает писать, таким образом он показывает, что у него совершенно нет времени. Голубоволосый устал сидеть на одной главе. Хочет скорее закончить и приступить за новую. Именно поэтому поэт просидел за столом более 12 часов.
Может чуть меньше, а может и больше. Никто не знает, а Андерсен не помнит, когда уснул за столом. Зато теперь он точно может сказать, что продвинулся. Дописал ту главу и начал новую. Плоды писателя очень даже радуют, да и написано неплохо, может подделает потом что-то при корректировки текста, но всë равно результат.
Светловолосый спешил проверить Ганса, как тот себя чувствует и не перетрудился ли. Опоздал. Перетрудился. Авенджер вздыхает, глядя на спящего Андерсена. А после аккуратно переносит его на диван, на котором обычно сидел Дантес, когда контактировал с Кастером.
Ганс хмурится, губы сжимает. Что-то неприятное снится? Эдмонд касается лба осторожно, убирая голубые прядки. Мягкий и тëплый. Интересно, какие сны преследуют поэта. Мститель очень хочет изучать Андерсена, и зачастую ему это кажется таким неправильным. Он слишком нагло вторгается в чужое личное пространство.
Но Ганс сжимает зубы, словно от боли. Брови его опущены, а нос сморщен. Кажется, ему действительно не нравится происходящее во сне. Может ему нужна помощь? Будет ли нормальным, если Дантес ворвëтся в хрупкое сознание, не разрушит ли выстроенное между ними слабое доверие. Будет ли безопасно пойти на необдуманные действия.
Светловолосый не хочет думать о последствиях, он думает лишь о голубоволосом, рядом с которым хочется быть. Он проникает в чужой сон, надеясь, что сможет помочь. На глубине души надеется, что получится изучить эту скрытую часть поэта.
Эдмонд слышит крик Андерсена. Слов разобрать не получается. Но теперь граф сталкивается с искажëнной реальностью, врезаясь в мокрый асфальт грудью. Теперь может слышать шум дождя, Авенджер спешит подняться, оглядывается, ища глазами писателя. Находит.
Кастер сжимает ладони, наблюдая за человеком, что уходит. Наверное, это ему он что-то кричал, что именно разобраться не получает. Может умолял остаться? А может наоборот, пытался прогнать? Эмоций на лице Ганса разобрать не получается, но Дантес точно видит, что в этой реальности он промок насквозь.
Мститель пользуется своей техникой, чтобы подобраться тихо и осторожно. Подходит аккуратно, боится спугнуть, но Андерсен остаëтся на месте, не вздрагивая и не убегая. Светловолосый укрывает его своей тëмной мантией, надеясь, что так он меньше промокнет. Кастер остаëтся здесь, однако отворачивается.
— Зачем ты здесь? — голос его звучит холодно и недружелюбно.
— Тебе нужна была помощь, я не хотел тебя оставлять здесь одного, — Авенджер не берëт пример с поэта, он объясняет крайне аккуратно, боится спугнуть или нажать не на ту точку, что вызовет боль.
— Мне не нужна помощь, — цедит сквозь зубы Ганс, кажется, его начинала бесить эта ситуация.
— Ты весь мокрый, — замечает Мститель, наблюдая, как по чужому силуэту стекают капли.
Андерсен оборачивается резко. И у Дантеса глаза распахиваются. Точно ли это капли дождя скатываются по лицу поэта, похоже на слëзы. Но несмотря на мокрое лицо и покрасневшие глаза, писатель выглядит озлобленно. Видеть такого Ганса — это что-то новое и странное. Авенджер сжимает губы в тонкую нить. Хочет быть ближе.
— Ха, это месть? Это, верно, месть за то, что я лез к тебе в душу, пытался раскрыть тебя под тем углом, который нужен был мне. Но я думал, что извинился. Видимо извинений тебе мало, быстрее перегрызи мне глотку, — Кастер звучит слабо и грубо, он должен сделать что-то ещë, он должен отвлечь зверя от его слабого тела.
— Андерсен, я здесь не за тем, чтобы причинить тебе вред, — тихо и осторожно начинает объяснять Эдмонд, но его перебивают.
— Тогда зачем ты здесь? Какие ещë могут быть у тебя причины, чтобы преследовать меня во сне? — Гагс звучит ещë более слабо, в глазах его мелькает страх.
И он отдëргивает чужую руку и мантию, ему не нужна помощь. Он хочет сбежать, не хочет казаться слабым, не хочет защищать себя от Авенджера. Сил на это нет, лучше быть съеденным хищниками. Однако тоненькие дрожащие ножки не держат Кастера, и его спина ознакомилась бы с асфальтом, если бы Дантес разрешил бы ему упасть. Но не позволил, вместо этого прижал ближе к себе, всë ещë прикрывая меньшего мантией от дождя.
Глаза Мстителя распахиваются. Поэт холодный. А ещë он шмыгает носом.
— Андерсен, я здесь, потому что ты здесь, слышишь? Я хочу помочь тебе, я хочу остаться с тобой, — голос Эдмонда звучит всë ещë ласково и аккуратно, он хочет найти писателя под своей мантией.
Авенджер берëт чужую холодную руку, ладонь Кастера меньше, и это понятно по их различию телосложений. Но это не мешает Дантесу желать еë согреть, он ведëт голубоволосого за собой, там где они могут укрыться от дождя. Ганс хотел бы быркаться, оказывать сопротивление, но он идëт за Мстителем, надеясь, что тот приведëт его в ад.
Ошибся. Они заходят в пространство, где нет дождя, напоминает беседку. Они оба не знают, где конкретно находятся, и ума приложить не могут, что это за место. Но это не мешает графу усадить писателя на скамейку, а самому сесть на колени. Кастер на это вздрагивает, но он чувствует чужое касание. Его щеки коснулись, и можно заметить, что Монте-Кристо без перчаток, он пытается стереть капли дождя и слëз. Голубоволосый сжимает губы в тонкую нить, взглатывая. К чему этот жест.
— Андерсен, — зовëт тихо и аккуратно, и граф видит в сапфировых глазах недоверие, он на это аккуратно сжимает ладонь поэта, — Ты можешь называть меня Эдмондом Дантесом, но, пожалуйста, не бойся и сам раскрываться. Я пришëл, потому что переживал за тебя. Я поступил глупо, прийдя, не спросив разрешения, но я очень беспокоился, так как твоë лицо выражало боль и неприязнь к происходящему здесь.
Янтарные и сапфировые очи встречаются вновь, и Ганс тут же взглатывает, отводя взгляд. Думать не получается тогда, когда Монте-Кристо заботливо сжимает его руку. Разве положено графам опускаться на колени перед кем-то, а Дантес опустился перед писателем, чтобы утешить его. Он избавился от перчаток, чтобы коснуться своей кожей Андерсена. Это смущает, и голубоволосого раздражает, что Эдмонд остаëтся невозмутимым и до жути нежным с ним.
И граф теперь совершенно точно позволил называть его истинным именем, это радует Ганса. Но раскрываться самому. Он не хочет, чтобы Монте-Кристо узнал, что смущается, что он настолько дурак во всех таких подобных вещах. Он уже давно не влюблëнный подросток, но всë ещë ужасно робкий.
Авенджер сжимает его ладонь, пытается провести доверие. Но Кастер лишь сжимается на такое. Он не успевает понять, когда Мститель подносит его ладонь к губам, а после аккуратно целует костяшки. Андерсен вспыхивает на такое алым красным. Обладатель янтраных глаз замечает, что руки поэта мягкие и аккуратные, как и полагается творцу.
— Дантес, что ты, — тихо бубнит в полном замешательстве писатель, шея и уши его тоже окрасились в алейший оттенкок.
— Они заслуживают такого внимания, и ты тоже заслуживаешь, — объясняет граф ласково с мягкой улыбкой.
Если Авенджер сейчас полезет к нему целоваться, то Ганс проделает дыру на этой скамейке, улетев к ядру своего сознания, преодолев звуковой барьер. Но ладонь его остаëтся где-то около щëки Эдмонда.
— Ты, кажется, перегибаешь. Слишком утрируешь, — нервно смеëтся поэт, пока сердце его всë ещë не отошло от такого трепетного жеста.
— Андерсен, можно ли подарить тебе более желанный поцелуй? — слишком тихо и неожиданно слышать это от обладателя янтраных глаз.
У Кастера глаза округляются, а думать не получается совершенно. Сердце тут же пробивает удар, ему горячо и волнительно в грудной клетке. Ганс на секунду приоткрывает рот, но уже почти сразу после сжимает губы в тонкую нить. Боже, помоги ему думать. Он не хочет продолжать быть таким робким и чувствительным, но не получается, когда граф аккуратно сжимает его ладонь.
— Пожалуйста, — отвечает тихо, почти умоляет и хочет.
Он чувствует чужую ладонь на своей щеке, пока другая сжимает его руку. Эдмонд наклоняется в его пространство, дышит куда-то около губ, и шея Андерсена предательски горит, а сердце уже совершает французскую кровопролитную революцию. Боже, он чувствует графа в своëм пространстве и тает, мокрой от волнения ладонью он хватается за чужую руку у своей шеки, надеясь, что не свалится, а после зажмуривает глаза. Губы светловолосого накрывают его собственные, и Ганс сжимает чужую руку, пока чувствует давление.
Эдмонд оставляет нежный и трепетный поцелуй, но этого хватает, чтобы у Кастера от волнения кружилась голова. Он отстраняется осторожно, боясь навредить, Андерсен хватается за чужие одежды, сжимая.
— Могу ли я иметь право любить тебя? Можно ли мне будет поцеловать твои руки, когда ты закончишь своë произведение? — Авенджеру тоже волнительно, вопросов много, он нетерпелив, он хочет услышать ответы прямо сейчас.
— Дантес, ты... Боже, пожалуйста, — Гансу нужно чуть больше времени, чтобы начать соображать, теперь его руки сложены на крепких плечах Мстителя, — Пожалуйста.. Пожалуйста, не уходи в тень, когда тебе действительно больно и мучительно. Я хочу иметь право остаться с тобой и разделить ту боль, что ты испытываешь. Ты важен для меня, ты нужен мне, потому, пожалуйста.. Пожалуйста, останься со мной, — начинает уверенно, но заканчивает робко и отводит взгляд.
— Андерсен, — может лишь произнести ошеломлëнный Эдмонд, он проглатывает вместе с комом вязкую слюну, что предательски и так некстати скопилась во рту, — Я тоже хочу остаться с тобой, пожалуйста, можно? — он спрашивает ещë раз, он нуждается в подтверждении и ответе, пока смеет взять чужую маленькую ладонь в свою.
— Пожалуйста, останься со мной, Дантес, — требует Ганс, но после ловит на себе умоляющий взгляд, он безмолвно требует ласки и внимания.
Писатель тут же собирает по частицам свою уверенность и небрежно приближается, обнимая светловолосого, который остался на коленях перед Андерсеном. Демон не знает, что такое объятия, но даже через сон, через множество далеко и близко он чувствует столь желанное и нужное тепло поэта. То ли это, чего он так жаждал? То ли это, по чему так изнывали его шрамы? Он не знает, но касается Ганса неуверенно, но желанно. Дьявол утыкается носом в хрупкое плечо творца, надеется, что не сломает.
Эдмонд чувствует даже здесь и сейчас аромат кофе, который он готовит для писателя. Дантес предпочтëт остаться на коленях, если это является единственным способом стать ближе к Андерсену. Дикий зверь находит в руках тощего поэта покой и тепло, а потому получается дышать ровно. Получается чувствовать себя лучше, и шрамы его почти не болят. Он может чувствовать Ганса так близко и чëтко даже во сне, это почти мечта, это то, что нужно ему, чтобы справиться с мучительной болью.
Ему удаëтся справиться со шрамами в объятиях Андерсена.
Сон — странная оболочка реальности и мироздания, в ней граф совершенно не разбирается, но продолжает пробывать в ней, чтобы найти столь желанное и нужное. Время течëт здесь по-другому, совершенно не так, как в действительности. Двое слуг, что так жаждали любви, даже не заметили, когда закончился дождь. Теперь небосвод чист, тучи больше не способны заслонить собой звëзды.
Теперь все желающие могут рассмотреть рассыпанные яркие космические тела. Как жаль, что Авенджеру и Кастеру сейчас совершенно не до этого. Светловолосый продолжает находиться на коленях, но он чувствует столь желанное тепло, его руки нашли дом на спине Андерсена, а сам Ганс утыкается в ответ в плечо Мстителя. Их не особо волнует сон или реальность, Дантес уверен, что Андерсен перед ним реальный, большего не нужно, чтобы остаться.
— Пора возвращаться, — вдруг выдаëт Кастер, и Эдмонд отстраняется.
Янтарные и сапфировые очи встречаются. Взгляд Ганса теперь мягок, и Авенджеру так ново наблюдать такого Андерсена. Он находит быстро чужую руку в пространстве между ними, сжимает еë аккуратно. Мститель кивает в сторону выхода, губы голубоволосого дрогают и поднимаются, образовывая улыбку, показывает соглашение через выражение лица. Они поднимаются. Даже для поэта так ново держать ладонь Дантеса, к тому же, когда та действительно больше его собственной. Но это не мешает желанию согреть холодные руки дикого зверя.
Возвращение не занимает многого времени, граф и не заметил, что, укрыв писателя одеялом, уснул у чужих коленей.
— Ой, доброе утро, спящее царство, — радостным голосом произносит Потешка с книжкой в руках.
Девчушка удобно расположилась на другом конце диванчика. Ганс не настолько велик, потому не смог занять диван полностью. Кастер поднимается так, будто только больше устал после сна.
— Сколько я проспал? — спрашивает Андерсен удручающе и уставше, лицо его выражает разочарованность.
— Кто знает. Быть может, если бы ты был ближе к главной зале, то мы бы смогли следить за тобой, а после сказать об этом. Но не задумываймя сильно об этом, нам принесли кофе, — Шекспир говорит так, будто поучает голубоволосого, но последнее произносит с восторгом и ставит две кружки кофе на тумбочку, что стояла около дивана.
— А для кого вторая? — спрашивает Эдмонд, поднимаясь, Ганс уселся на подушке, освободив место для светловолосого, и он с удовольствием усаживается около поэта.
— Для тебя, граф. Мастер заметила, что ты часто проскальзываешь сюда, вот и принесла кофе и тебе, — Уильям объясняет это таким тоном, будто удивлëн, что Мститель не догадался сам.
Шекспир тоже усаживается на диване. Дантес пользуется этим, чтобы подсесть ещë ближе к Андсерену. В этот момент сидящие двинулись в поисках комфорта, который потеряли, когда шатен уселся.
— Ну, куда ты лезешь... Нам бы троим этот диван поделить, — не так уж и яростно, но всë же возмущается Ганс с кружкой кофе в руках.
— В тесноте, да не в обиде! — радостно, смеясь, заключает Уильям, и Потешка хохочет тоже.
Эдмонд лишь тепло ухмыляется, чего не делал очень давно, наблюдая за тем, как обладатель сапфировых очей дует на горячий кофе, а после чуть отпивает. Он после скривился, выражая данным жестом недовольством. Снова ему не угодили. Шекспир хохочет громче на это. Андерсен клянëтся, он сейчас перебëртся на колени графа и кинет в надоедливого шатена подушку, на которой так удобно сидится.
— Новогодние игрушки! Свечи и хлопушки в нëм! — доносится слишком радостное и счастливое от одного мага, который, кажется, был слишком рад наступлению Рождества.
Одно интересно, как он смог своровать микрофон из диспетчерской, продолжать так долго голосить и не понести кары Божьей за сиë преступление.
— Мерлин, сволочь, верни микрофон! — недовольно требует Романи, который уже упорно спешит за гранд-Кастером, чтобы тот получил по заслугам за свои грехи и, конечно же, отдал микрофон.
Ладно, Божья кара всë же добралась до него. Это не могло не радовать. Да Винчи с выражением самым что ни на есть справедливым, иногда складывая губы уточкой, наблюдала из диспетчерской с помощью камер, как доктор спешит за светловолосым.
— Ну, побаловался бы немного, вернул бы потом обязательно... Наверное, — последнее тëмноволосая добавляет аккуратно задумчиво, для полного образа человека, что придался раздумьям, не хватало с умным видом обхватить подбородок большим и указательным пальцем.
Дантес подмечает это и отпивает горячий шоколад, который приготовила ему Да Винчи ранее. Он не привык такое пить, весьма сладко, но вроде не так уж плохо. Терпимо одним словом. И всë же граф предпочтëт кофе.
Все действительно готовились к новому году. Были авантюристы, которые дружно украшали зал, коридоры и, конечно же, столовую. К счастью или нет, граф не относился к таким. Он от слова не очень понимал такого восхищения и радости от подобного праздника.
Однако светловолосый заметил, что Андерсен и Шекспир принялись за какой-то совместный проект для ребятишек. Граф слышал, что принято что-то дарить близким, детям в особенности. В наступлении данного праздника малыши учатся верить в чудо, загадывают желании, а ещë обязательно получают подарок от Санты.
Об этом поведал Дантесу Шерлок. Но Да Винчи говорит, что люди чуть постарше с близкими людьми тоже обмениваются подарками. Это не является неотъемлемой частью праздника, но многие рады что-то подарить дорогому и важному человеку, так они показывают, что благодарны за всë и ценят того.
Ладно, об этом ей не стоило говорить. Авенджер знает цену подаркам, знает, и что обозначают подарки, знает, что это один из способ показать внимание и свои намерения к человеку. Граф осматривает горячий шоколад, он много думает об этом Рождестве и подарках. Интересно, как его поэт относится к данному празднику? Будет ли уместно для них обменяться подарками?
А Эдмонд хочет. Боже, это влияние харизматичной Да Винчи, он уверен. Романи возвращается к ним с видом победителя и с микрофоном в руках, девушка и рулер ему хлопают в честь столь великого свершения. А рыжеволосый готов кланяться, но не за оказанное влияние, а за чудо перед Рождеством, что Мерлин сдался ему.
Даже спустя столько времени традиция носить писателю кофе оставалось неизменной и по-своему любимой для графа. Он оставляет кофе, аккуратно целуя сапфировую макушку, и Ганс мягко улыбается, благодаря за заботу. Перед праздником он работал гораздо больше, задерживался в библиотеке подольше, что иногда Дантес засыпал в одиночестве.
Призракам всë ещë сон ни к чему. Но Андерсен определëнно точно выматывается, ему нужно нормально отдыхать , чтобы здраво соображать. Светловолосый же хотел за компанию уснуть около. Эдмонд находил нужным уснуть, обняв Ганса, даже такое времяпровождение граф ценил. Ещë бы, Кастер всë ещë пишет слишком много, и пусть теперь он уделяет время Дантесу гораздо больше, про рукописи он не смеет забывать. Потому для них было необходимым встретиться где-то в кровати.
Андерсен мягкий и тëплый, уткнувшись в плечо, можно почувствовать аромат кофе. Писатель всë ещë дрожит, когда Авенджер кладëт руки на его тонкую талию, аккуратно сжимая, но ему чертовски нравится. Кастер подаëтся ближе, обнимает Мстителя за шею, целует в щëку. Эдмонд касается губами подбородка.
Он спускается ниже, очерчивая руками талию поэта, после стягивает бабочку. Он бы хотел рассмотреть мягкую кожу тëплого Ганса, а потому снимает и жилетку, затем растëгивает рубашку. Голубоволосый дрожит, но не подает сопротивления, совершенно наоборот, он поддаëтся под чужую ласку. Граф аккуратно касается губами шеи, и Андерсен вздрагивает на такое, крепче хватаясь за крепкие плечи. Чувствительный. Волнуется, как в первый раз.
Но Дантес находит это чертовски очаровательным. Потому он усмехается, а после оставляет дорожку поцелуев. Останавливается около уха, а после нежно прикусывает мочку, и писатель издаëт полустон полувсхлип. Действительно, чудесный. Наверное, уши были его чувствительным местом, этим и остались. Эдмонд чувствует эту дурманящую дрожь и чуть отстраняется, после целует в участок мягкой кожи за ухом.
На такое писатель требовательно сжимает чужие плечи, тая на бëдрах графа. Его голос звучит слабо и умоляюще. Авенджер чувствует, как ноги его поэта дрожат, потому всего лишь утыкается в чужую шею. Мягкий и нежный, вкусный и дурманящий разум, чертовски нужный ему. Андерсен обнимает Мстителя, позволяя вплотную прижаться к себе.
Эту нежность они делят напополам, отпускаются ниже. Дантес аккуратно опускается на кровать, помогая писателю находится на его груди, потому придерживает за спину. Ганс касается своими губами чужих, и для светловолосого его спусковой рычаг. Расположив ладонь на сапфировом затылке, Авенджер ещë ближе притягивает лицо его милого поэта, сминая мягкие губы. Кастер отвечает на поцелуй. Думать не получается, Эдмонд хотел бы целиком и полностью исследовать его, но Андерсену нужно хорошо отдохнуть. Отстраняются.
Они меняются, ведь теперь голубоволосый лежит на спине, пока обладатель янтарных глаз находит на хрупкой груди поэта покой. Им нужно слишком мало друг от друга. Ганс сжимает губы, аккуратно перебирая светлые пряди, после целует в макушку. Спокойствие селится в их мягкой кровати, где-то на белоснежных простынях. Дышать ровно получается, а провалиться в сон выходит запросто.
Слишком шумно было в преддверии праздника, в само Рождество — подавно. Дантес привык оставаться в далеке, из тени наблюдать за происходящим. Было необычно, почти странно наблюдать за оживлëнными слугами, что так стремились подарить частичку тепла и внимания друг другу. Граф вспоминает, что Да Винчи звала его в диспетчерскую пить горячий шоколад.
Они начали слишком неожиданно и внезапно контактировать. Андерсен тогда упорно общался с Шерлоком для кого-то проекта, тëмноволосая и Авенджер вместе наблюдали за ними с интересом. По итогу, они действительно начали контактировать. Да Винчи была весьма интересным собеседником, слушала внимательно и с неподдельным интересом.
Тëмноволосая увлекательно рассказывала про Рождество. Романи ждал праздника, потому наливал каждому присутствующему в диспетчерской горячий шоколад. У них даже висела весьма длинная гирлянда, что не очень ярко, но всë же сказочно поблëскивала. Боже, эти двое уговорили Дантеса тоже немного украсить их обитель с поэтом. Комната Авенджера теперь была и Кастера, и никто из них не жалел об этом решении.
Мститель, конечно, украсил комнату только в сам праздник. Не хотелось, чтобы золотые огоньки раньше времени мозолили глаза. Но всë же обитель была украшена, и это было видно. «Чтобы множество разноцветных огоньков не было», Романи услышал его желание о чëм-то не ярком и однотонном, потому одолжил нужные украшения, что подходили под эти критерии.
Признаться, как бы Эдмонд упорно не искал писателя, найти его не удавалось. Андерсен вылез из библиотеки в социум, чтобы подарить подарки ребятишкам, и пропал. Звучит, как начало какого-то детектива. Шерлоку бы понравилось, но графу – нет. Не тогда, когда это касается его писателя.
Рождество праздновалось ярко и с размахом. В столовой было слишком шумно: из-за весьма громкой музыки, множества разговоров, которые не могли быть тихими. Кажется, будто у каждого второго был звонкий голос, или кто-то стремился получить чуть больше внимания, чем ему дают обычно.
Дантес не задержался в столовой. Ганса нет, других причин подавно. Библиотека, на удивление, пустовала, и теперь граф может спокойно зайти, не притаскивая с собой кофе или что-то сладкое для Потешки. Быть может Эдмонд должен ждать Кастера где-то? Может он вернëтся сразу в их обитель? Или всë-таки в библиотеку сначала?
Но если светловолосому нужно подождать, то он, конечно, же запасëтся терпением. Он был готов ждать Андерсена столько, сколько нужно. Он понимал, что для писателя его работа важна, читатели тоже. Потому он не смеет вмешиваться и мешать голубоволосому.
— Граф, чего Вы столь упорно ожидаете в тени? — мягко смеясь, спрашивает Гудако с двумя кружками горячего шоколада.
— Не особо важно, — отвечает Дантес, приближаясь к рыжеволосой, — не отмечаешь Рождество вместе с другими слугами? — вопрос звучит самодовольно, усмехается.
— Я-то отмечаю, но что на счëт тебя? Ты кого-то ждëшь? — мастер искренне интересуется Мстителем.
— Возможно, и жду, кхм. Но это не особо важно, — мнëтся, и Гудако боится, что он ускользнëт в тень, лишь бы не отвечать на такие личные вопросы.
— Джекпот! — доносится где-то весьма близко, и Эдмонд вздрагивает, тут же оборачиваясь и замечая Андерсена, — Мастер, поспеши. А я удалюсь, — вскидывая бровями, Кастер указывает в сторону, откуда он пришëл.
— Ох, теперь поняла, вы планировали совместное времяпровождение в Рождество. Приятно знать, что ты, граф, сдружился с нашими писателями, а с кое-кем даже настолько близко, — Гудако говорит об этом с неподдельным восторгом, радостно прикрывая глаза, а при последней фразе довольно усмехается.
— Вроде тебе куда-то нужно поспешить? — напоминает светловолосый полуразочарованным тоном, и рыжеволосая быстро кивает, кидает прощание и быстро идëт в сторону, откуда пришëл Ганс.
С двумя кружками бегать совершенно неудобно. Есть шанс разлить содержимое, потому от дичайшей спешки нужно отказаться. Авенджер недолго провожает Гудако взглядом, после направляет всë своë внимание на поэта, который, только заметив взгляд янтарных глаз, тут же взглянул на Эдмонд в ответ.
— Боже, Дантес, прости, пожалуйста, что задержался. Дети — сложные создания, они жаждут, чтобы все их прихоти были исполнены, потому пришлось постараться, чтобы они остались довольны, — уставши объясняет Андерсен, потирая виски и осознавая, что заставил долго ждать.
— Давай просто вернëмся в комнату, я хочу провести время с тобой, — Мститель это буквально шепчет, отворачиваясь.
Сапфировые очи округляются, а после взгляд их становится неуверенным и робким. Отводит. Кастер уверен, Эдмонд покраснел. Алый оттенок не часто окрашивал его бледность на щеках. И всë же даже демоны и ничтожные существа заслуживают заботы. Не столь важно, кем ты являешься, кем ты должен являться. Это не имеет значения, когда Дантес чувствует природу Ганса совсем близко.
Перед тем, как уединиться, они успевают посетить библиотеку, чтобы голубоволосый забрал то, что забыл. Признаться, Андерсен не ожидал увидеть, что комната графа будет украшена, видеть еë такой весьма непривычно. Но это не мешает ему пройти на территорию Монте-Кристо. Ему всë ещë непривычно, что он имеет право приходить без приглашения. Хоть времени прошло и достаточно, но голубоволосому всë равно было весьма сложно.
Эдмонду нужно изогнуться в три погибели, чтобы прижать того ближе к себе. Он замечал ранее, что временами начинает скучать и волноваться, когда не знает, где писатель. Боже, нет, он не зависим, он надеется.
Но вдруг и Андерсена ад отнимет у Дантеса?
В обители графа свет приглушëн, Ганс может заметить лишь свет гирлянд и свеч. Он действительно не ожидал, что Авенджер украсит комнату. Ему казалось, что светловолосый не тот человек, что радуется праздникам и отмечает их. Разве это не ещë один день, чтобы слепо ненавидеть людей? Нет, это ещë один день, чтобы безумно любить глупого Кастера, который вздрагивает, когда в его плечо утыкаются. Волнуется, как в первый раз.
— Я так нуждаюсь в тебе, Андерсен, — грустно шепчет Мститель, шрамы, что мучительно болели, мешали здраво мыслить, и лишь его милый поэт может помочь справиться ему с этой болью.
Голубоволосый подумать совершенно не успевает, ведь земля под ногами резко пропадает, остаëтся хватать руками воздух. Его весьма неожиданно берут на руки, усаживая на кровати. Авенджер остаëся на коленях около постели и Ганса. Он утыкается лбом в хрупкие колени писателя, укладывает голову на чужих ногах, обнимая корпус Кастера. Когда же он успел превратиться из демона, жаждующего крови и мести в зверя, что умоляет о любви и тепле.
Вся его природа требовала нежности его очаровательного поэта. Шрамы его ныли без Андерсена, существовать было невыносимо. Его естество молило о тепле. Эдмонд чувствует смущение Кастера даже на его коленях, после ощущает, как на его макушку ложится ладонь творца.
Ганс готов ступить на территорию ада, его ступни не могут обжечься. Покрытый шрамами, чешуëй и ожогами, доставил множество боли своим персонажам. Граф не его персонаж. Но является ли это искуплением своего греха? Сможет ли он освободиться и очиститься, если покажет, как дорожит не своим героем?
Нет, Андерсен не поэтому остаëтся около Дантеса. Мститель сказал ему, что нуждается в нëм. Позволил ему единственному называть его истинным именем, Эдмонд открылся перед ним. Ничтожное нежное существо тоже жаждало любви, и неважно, что он состоял из неë, но после погубил по прихоти общества. Он желал тепла, светловолосый согрел его ладони во сне. Показал, что Ганс важен для него.
Голубоволосый тоже нуждался в Авенджере. Тот упорно исследовал его, изучив все произведения, прочитав первые его романы. Это действительно смущающе. Будто мать резко показала сыну коллеге его детские фотографии, и всë же это тоже сделало огромный толчок в их взаимоотношениях, этого нельзя не отметить. Но он нуждался не просто в читателе, он нуждался в самом графе.
— Дантес, — зовëт ласково писатель.
Обладатель янтарных глаз поднимается, он чувствует, как на его щëки ложатся чужие мягкие ладони. Андерсен улыбаëтся только для него, а после целует аккуратно. Мститель отвечает на чужой поцелуй, укладывая руки на тонкой талии. Поцелуй не длится долго, их губы лишь осторожно соприкоснулись, чтобы почувствовать друг друга.
Они отстраняются аккуратно, боясь навредить друг другу. Ганс прижимает Авенджера к своей груди, и Эдмонд может почувствовать такое нужное тепло. Губы Кастера касаются светлой макушки, он остаëтся рядом с графом.
— Не ожидал, что ты украсишь комнату, — всë же комментирует это голубоволосый, перебирая чужие прядки.
— Подумал, раз ты так готовишь подарки детям, то тебе небезразличен этот праздник, вот и... Вышло, что вышло, кхм, — обладатель янтарных очей отвечает тихо и спокойно, он чувствует умиротворение в руках Андерсена, шрамы его не болят, и становится глубоко плевать на всë другое, что не касается его и Ганса.
Кастер прочищает горло, прижимая ладонь ко рту. Губы его искривились, а шея и уши начали предательски краснеть. Теперь сапфировые очи могут скользнуть по комнате. Действительно украшенно. Свет приглушëн, можно заметить светящиеся золотые огоньки от гирлянд, что находились на стене. Свет также исходит от свеч, что находились на столе, кажется, было что-то ещë, но Кастер не мог понять.
— На столе ещë невидимый яблочный пирог. Его ещë называют французским, но, думаю, это звучит весьма громко, но он вкусный. Ранее заказал у Эмии, ты ведь любишь выпечку, уверен, тебе понравится, я тебе сделаю кофе, как ты захочешь его попробовать, — Мститель отстраняется, объясняя это, тоже глядя на стол.
Дантес взглядывает на Ганса, и дышать становится сложно. Его поэт очень красив в свете золотых огней. Эдмонд касается губами мягкой щеки, помогая снять очки, ему нужен полный доступ к лицу Кастера. Писатель не оказывает сопротивления, он только укладывает ладони на чужой груди.
Граф ещë ни раз не оголялся перед Андерсеном, хотя с голубоволосого он постоянно стягивал рубашку, чтобы открыть вид на хрупкие плечи, аккуратные ключицы. Тело Ганса никак не отвратительно, со всеми его шрамами, с чешуëй на лодыжках, с ожогами на плечах и груди он прекрасен. У Авенджера тоже множество шрамов, он не стесняется их показать, но пока что не было предлога, писатель не просил.
Светловолосый борется с желанием стянуть с поэта надоедливую бабочку, он хочет уткнуться в его тëплое плечо, почувствовать мягкую кожу. Граф холодный, к сожалению, вряд ли он сможет согреть писателя, а ведь хотелось бы. Эдмонд чувствует крошечные ладони на своей шее, ухмыляется мягко. Он не понимает смену настроения Андерсена, почему тут в смущении отстраняется и отводит взгляд.
— На самом деле я не только детишкам готовил подарки, для тебя тоже есть кое-что, — сообщает Кастер неуверенно, его щëки окрасил алый оттенок.
Если бы у демонов было сердце, Дантес, клянëтся, оно забилось бы громко и быстро. Его ладони на чужой талии становятся мокрыми. Сапфировые и янтарные глаза вновь встречаются.
— Позволишь посмотреть? — шепчет тихо, умоляя.
Прошептав «Конечно», Ганс поднимается. Они в комнате одни в свете золотых огней. Эдмонд направляется за ним, видимо не желая ждать.
— С Рождеством, Дантес, — слишком тихо поздравляет голубоволосый в смятении, протягивая книгу, — я написал еë о нас двоих.
Граф забывает, как дышать, беря книгу в руки. Ох, если бы дьяволам нужно было бы дышать. Он тут же хочет еë исследовать, прочитать целиком и полностью, крайне интересно, что же именно там написал обладатель сапфировых очей. Однако Кастер жмëтся ближе, нетерпеливо и аккуратно обнимая.
— Андерсен, ты, — может только вымолвить Эдмонд, в ответ обнимая, он хочет взять его на руки, потому укладывает книгу обратно.
Писатель оказывается на чужих руках, он тут же обхватывает шею Авенджера, оставляя поцелуй в уголке губ. И Дантес слаб, он вновь усаживает поэта на кровати, откладывает книгу куда-то около и целует. Ганс продолжает держатся за шею Мстителя, иногда сжимая, когда светловолосый нетерпеливо сминает его губы.
Они отстраняются, и сапфировые и янтарные очи встречаются. Эдмонд гладит Кастера по щеке, и тот прикрывает глаза, поддаваясь чужой ласке. Доверие селится где-то около на кровати. И поэт не боится показать слабость и нежность, не боится быть убитым от рук демона, если это способ доказать свою любовь к графу, то он пройдëт по тонкому льду, чтобы добраться до Дантеса.
— На самом деле, у меня тоже есть подарок для тебя, — начинает Авенджер, находя чужую ладонь и сжимая еë, Ганс вздрагивает, хлопая сапфировыми очами удивлëнно.
Видеть светловолосого на коленях в свете золотых огней волнительно, Андерсен сжимает губы. Граф подносит его правую ладонь к своему лицу, целует аккуратно и бережно, и писатель теряет смысл всего и даже не понимает давления на безымянном пальце. Мститель целует вновь, а после укладывает ладонь Кастера на своей щеке, теребит кольцо.
И Ганс вздрагивает, понимая всë, он тянет Эдмонда ближе к себе, чтобы тот наконец-то сел на кровать. Дантес не оказывает сопротивления, но удивляется, когда поэт забирается к нему на колени, укладывает ладони на щеках и целует. Крепко и со всем возможным трепетом целует. Боже, Авенджер слишком слаб к такому Андерсену: тающему на его бëдрах, жаждующему любви и внимания, голодному и нужному.
Светловолосый сейчас его точно съест, если Ганс не отступит. А он не отступает, он крепко целует, и Эдмонд понимает, что можно взять больше. Обладатель янтарных очей борется за место на щеках у Кастера, его писатель отпускает ладони на плечи, ведь у него забрали инициативу. Они отстраняются лишь на секунду, и Дантес целует, проникая в чужой рот.
Он мечтал и хотел исследовать Андерсена целиком и полностью, желал почувствовать юркий язычок, аккуратные зубы, вкус внутри. Рукой, что устроилась на талии его поэта, он притягивает голубоволосого ближе так, что их грудные клетки соприкасаются: могучая Авенджера и хрупкая Кастера. Ганс не привык к таким поцелуям, нужно ли призракам дышать? Тогда почему творец тает на чужих бëдрах, чувствует жар в груди и на щеках, и воздуха становится крайне мало.
Но Эдмонд опускает его щëку, проникая глубже. Он сейчас схож с диким зверем, что жаждет писателя ужасно сильно, и мир и что-либо ещë ему совершенно не нужны, только Андерсен на его бëдрах. У Кастера уже не получается отвечать, его колени предательски дрожат, голова кружится. Кажется, он ещë не готов к таким поцелуям, он стонет в поцелуй, чтобы призвать Дантеса к окончанию. Он больше просто не выдержит.
Мститель слышит его и медленно отстраняется, тяня меж их языками нить слюны. Ганс тяжëло дышит, светловолосый же оставляет аккуратный поцелуй в уголок губ, будто извиняясь. Только после янтарные очи распахиваются: Андерсен с поплывшим взглядом, алыми щеками и ушами, дрожащий и жаждующий внимания. Очаровательно чувствительный.
— Всë хорошо, милый, — шепчет Эдмонд, укладывая в мокрых ладонях творца кольцо, — теперь твоя очередь, — объясняет всë так же шëпотом опешевшему поэту.
Кастер проглатывает ком, в сапфировых очах в свете золотых рождественских огней проскальзывает решительность. Авенджер нежно улыбается только ему, протягивая изящную руку. У графа длинные пальцы, у Ганса совершенно нет, и всë же это не мешает надеть на безымянный палец Мстителя кольцо.
Эдмонд не знает, сможет ли ад отнять у него нечто столь дорогое ещë раз. Он не хочет думать об этом, но на этот раз ему ничто не помешает, хотя бы таким образом показать, что близкий человек принадлежит ему.
Ничтожное нежное существо находит любовь и заботу в руках дикого зверя. Находясь столь близко, они преодолели защитные механизмы друг друга от жесткого мира, что возделали самостоятельно, чтобы не обжечься снова. Проникнув в фантазию сладкого сна граф нашëл поэта, опустился на колени перед ним и показал, что он может быть важен для кого-то. Нежность обрела дом в их ладонях, когда пальцы их переплелись.
Погибают ли ничтожные призраки, что обрели форму дважды? Будут ли шрамы на их следующих телах? Возможно ли потерять форму, что они имеют сейчас? Ни Авенджер, ни Кастер точно не знают, они лишь могут поклясться, что если погибнут и обретут новые тела, то отыщут друг друга вновь. Но на их пальцах теперь покоятся кольца, что свидетельствуют о их серьëзных намерениях. Ничтожные существа, что преодолели боль, всë ещë умеют любить.
Примечания:
https://t.me/murk_komi больше штук и приколов по фейту здесь, ура.