Саша хочет быть героем

«Цок-цок, цок-цок» — звонко раздаётся по бледно-зеленой парадной самой обычной Ленинградской пятиэтажки. Едва переставляя маленькие ножки, ещё совсем маленький Саша с трудом поднимается по лестнице, конечно, под руки с родителями. Виктор мягко улыбается и крепко держит сына за руку, на всякий случай подставляя вторую сзади, дабы если что поймать. Точно так же улыбается и Марьяна, всё время подглядывая вверх. Наконец преодолев бесконечные ступени, мальчик вырвал руки и самостоятельно постучался в порядком пошарпанную дверь. — Молоток, Сашка, запомнил. — смеётся Цой, постучавшись в полную силу, отводит сына на условное расстояние. Через минуту на пороге стоял немного сонный Каспарян, спросонья в одних брюках и майке. — Тебе тоже доброе утро. — улыбнулся вокалист, бегая по нему взглядом, отпустил руку сына, чем тот благополучно воспользовался. Чуть не споткнувшись о порог, маленький Александр многозначительно ткнул пальцем Юрию в коленку. — Ю… Ю-ю. — пытаясь выговорить имя, высоко задрал голову и счастливо улыбаясь, окончательно забыл о чьем-либо здесь присутствии. — Юла. — Для тебя дядь Юра. — перестал улыбаться Виктор и оглянувшись на Марьяну, явно не очень довольную реакцией сына, тяжело вздохнул. — Да пусть как хочет. — поднимая мальчика на руки, солист безмолвно кивнул. — Вить, можете идти, справлюсь. — Точно? Уверен? — забеспокоился Цой, переминаясь с ноги на ногу мысленно просил девушку подождать. — У нас ещё есть время отвести Саньку… — Нет, не надо. — перебил его Каспарян, не обращая внимания на махинации со своими волосами. — Ты ж меня знаешь. И Сашка, вот, тоже, обещает быть послушным. Да? Мальчик залепетал что-то отдалëнно похожее на согласие и что есть сил стиснул шею солиста. — Спасибо тебе ещё раз. Я непременно позвоню, как возможность появится. — долгих прощаний вокалист не любил, поэтому коротко поцеловал сына в макушку и захлопнув дверь, вместе с Марьяной бегом спустился в парадную. — Ну что, Саш, уехали? — запирая дверь на щеколду, Юрий погладил мальчика по голове. — Густав! — осторожно ступая по коридору, заглянул в спальню, где распластавшись на кресле в несколько странной позе дремал Гурьянов, тоже, кстати в майке и брюках. — Хватит спать, Санька привезли. — опустив мальчика, яростно рвущегося на встречу барабанщику, на пол, Каспарян присел рядом. Даже не открыв глаз, Георгий сонно отмахнулся и откровенно зевнув, только удобнее подложил руки под голову. — Ну, ты ж хозяин квартиры, вот и сам давай. Сделай ему чай или что-нибудь там ещё. А тем временем Александр церемониться не стал, не без посторонней помощи взобравшись ударнику на колени, совершенно спокойно оттянул лямки майки и пролепетав многозначительное: — Гу. — выпустил лямки из рук. Особой боли они, конечно, не причинили, но моментально проснуться заставили. — Сань, ну.– недовольно пробубнил барабанщик, аккуратно ссаживая того на пол. — Тебя хоть кто-то рад видеть, а ты игнорируешь. — подавившись смешком, солист приобнял Сашу, крайне недовольного таким поворотом событий. Вздохнув, Густав наконец сел на кресле прямо и потянувшись, осмысленно уставился в стену. — Что, интересно, значит хоть кто-то? — Да ничего, что могло бы тебя задеть. Нам Витька сына оставил и я, между прочим, обещал следить. — Ты обещал, ты и следи. — отмахнулся тот, но на ноги всë таки встал. Как следует размявшись, наконец посмотрел на мальчика, комично надувшего губки. — Ладно, Санька, извини. — и, опустившись на корточки, протянул руку. Поразмыслив с две секунды, Александр радостно улыбнулся и моментально забыв всё обиды, примирительно положил ладошку барабанщику в руку. — Видишь, нужно всего лишь извиняться уметь. Делов-то. — едко улыбнувшись Юрий встал с пола. — И сигареты сразу подальше убрать надо. Раз Саня у нас до завтра как минимум. Демонстративно отвернувшись, Гурьянов только коротко кивнул, продумывая вне присутствия мальчика ответить солисту по достоинству. Через некоторое время практически беспрерывного звонкого смеха, в последнее время столь редкого в квартире, Саша уселся посередине ковра и упорно занялся интереснейшей вещью — блестящими часами Георгия. С некой опаской наблюдая за ценной вещью, ударник задумчиво шарил по карманам. — Слушай, а его когда кормить надо? — Нашёл кого спросить. — мрачно вздохнул Каспарян и виртуозно вырвав у того последнюю пачку сигарет, кинул её в мусор, улыбнувшись как ни в чем не бывало. — Я прям на педагога в детском саду похож. Может, сам как-нибудь разберëтся. Дети обычно капризничать начинают, когда чего-то хотят, а сказать не могут. — С тебя такая же пачка. — припомнил Густав и высокомерно фыркнув, обеспокоенно смотрел на своеобразную «игрушку» в руках мальчика. — Да кто бы говорил. — чуть было не вслух усмехнулся Юрий, удаляясь на кухню в поисках чего-то подходящего на детское питание. Саша с интересом крутил-вертил в руках часы ещё минут десять, а потом самостоятельно подошёл к скучающему ударнику и улыбаясь, счастливо протянул тому предмет обожания. — На. — почти под нос пробубнил мальчик и развернувшись, бодро выбежал в коридор, звонко оглашая квартиру радостным: — Ю-ю-ю! — Его надо покормить, Густ. — заключил солист, мрачно оглядывая практически пустой холодильник. — Что едят дети? — У меня нет детей. — спокойно ответил Георгий, выуживая Саньку из-под стола. — Но кажется, он пока не хочет. — А что делать, когда захочет? Он же наверное, плакать начнёт. — Третий раз говорю, Юра. — потихоньку начал кипятиться тот, еле удерживая мальчика на руках. — Я не знаю. Не знаю, понимаешь. — Всё с тобой ясно. — выдохнул солист, с характерным грохотом закрывая дверцу холодильника. — А если я ему гречу сварю.? — Ну свари и молись, что съест. — аккуратно опустив Цоя-младшего на пол, Гурьянов пожал плечами. Скептически оглядев кухню, Юрий тяжело вздохнул. — Сводил бы Саньку на улицу, пока погода хорошая. Георгий покосился на Сашу, облюбовавшего место под столом, будто бы нехотя кивнул. — Ну так и быть, сходим. Снова выудив мальчика из-под стола, Каспарян присел на корточки до уровня его глаз и улыбнувшись, ласково погладил по голове. — Пойдёшь с Гошей гулять? Поразмыслив с пару мгновений, Цой-младший озарился неподдельным восторгом и стиснув два пальца ударника что есть сил, оживлённо закивал. Уж стоя в прихожей с косухой в руках, Гурьянов заметил увязавшегося сзади Сашу. — Во что тебя одеть-то? — скептически оглядев того с ног до головы, расставил два маленьких ботиночки друг к дружке. — Иди-ка сюда. — перехватив Сашу подмышками, ударник опускает его сразу в ботинки. Мальчик терпеливо сдерживал желание хныкать от нетерпения и героически молчал, с интересом уставившись себе под ноги. — Ты ботинки-то шнуровать умеешь? — не особо надеясь на членораздельный ответ, барабанщик ловко завязал небольшой аккуратный бантик на правом ботинке. — Теперь сам давай. Ничего трудного, берёшь с двух концов и крест на крест. Цой-младший усердно надул щеки и почти самостоятельно перевязал шнурки и теперь восхищённо разглядывал свой первый бантик. Теперь уже спокойно дождавшись, пока ударник зашнурует свои кеды и накинет на обоих лёгкие куртки, Саша высоко задрал голову, разглядывая подтеки на потолке лестничной площадки. Оказавшись во дворе, барабанщик без зазрения совести щёлкнул зажигалкой, многозначительно разглядывая оживлённый внутренний двор. Здесь носились дети, громко обсуждали всё на свете их матери и конечно, с невысоких крон деревьев щебетали птицы. Перехватив сигарету двумя пальцами, Густав опустился на корточки на уровне глаз Александра и многозначительно кашлянул. — Саш, со двору не шагу, других указаний не имеется, можешь быть свободен. Просияв, мальчик всё в том же молчании кивнул и вырвавшись из рук Гурьянова, моментально слился в гурьбой детей такого же возраста. Коротко улыбнувшись, Георгий выпустил облачко едкого дыма и устроившись на скамейке, достал из внутреннего кармана сложенную втрое газету. — Не ваш мальчик там в клубу залез? — присев рядом, незнакомая женщина в аккуратном пальто странно улыбнулась барабанщику, но тот даже не поднял головы. — Нет, не мой. — не обращая никакого внимания на неё, спокойно перевернул страницу газеты и ещё с более серьёзным видом углубился в чтение. — Мне кажется ваш так хорошо с моей девочкой играет, а? — увеличив напротив продолжала та, постепенно пододвигаясь ближе. — У вас, что собака? — невозмутимо переместившись на край скамейки, Густав равнодушно зевнул, не удостоив женщину взгляда. — Почему сразу собака? — неестественно широко улыбнулась та, стремительно сокращая расстояние. — Ну вы только посмотрите, как они хорошо играют. — Очень здорово, но это не мой. — нехотя сложив газету, ударник встал со скамейки, с некоторым омерзением поглядывая на женщину. — А почему не мама гуляет? Почему такой мужчина и ребёнком занимается.? — За людьми следите? — высокомерно ухмыльнувшись, целенаправленно выдохнул большое облако едкого дыма ей в лицо. — Ну почему же. — лишь едва смутившись, делает шаг навстречу, незаметно подливая масла в огонь. — Я вот одна уже как несколько месяцев. Может. Но договорить не успевает: подъездная дверь распахивается настежь и проявившись на пороге Каспарян в пальто и брюках вырвал у Гурьянова сигарету прямо изо рта. — Гурь, откуда у тебя столько? Хотя бы пока Санька смотрит, не кури. Впав в глубокий ступор, женщина спешно ретировалась в непонятном направлении. — Че это с ней? — как ни в чем не бывало спрятав руки в карманы, Юрий спешно оглядядел двор. — И где Сашка? — А это видимо я с ребёнком слишком похожу на одинокого отца. Ко мне женщины домогаются до того момента, как появляешься ты. — Ну чтож ты не пользуешься такой замечательной возможностью? Даже делать ничего не надо, Саша тебе классную невесту найдёт, сам того не зная. — Идиот. — только и фыркнул Густав, разочарованно разглядывая пустую пачку из-под сигарет. — Но хотя бы подобных женщин отпугиваешь. Одновременно с этими словами ближайшую скамейку покинула компания из трёх женщин, достаточно шумно обсуждавших общественный непорядок в стране, главным образом сосредоточенный здесь же, во дворе. — Са-а-ашка-а! — сложив руки рупором, барабанщик заметил отделившегося от гурьбы детей мальчика, спешно бегущего на голос. Через пару мгновений Сашка уже крепко сжимал его руку, а точнее только два пальца: ручка-то маленькая. — Вот это Витька его выучил. — изумлённо улыбнувшись, Каспарян мягко потрепал Цоя-младшего по волосам. — Я в твоём возрасте только за ухо домой шёл. — Гу… — многозначительно протянул мальчик, задирая голову, чтобы как следует разглядеть улыбки музыкантов и сам зашагал к парадной двери. — Густав, перед тобой, похоже, один из очень немногих людей, переносящих твоё общество на постоянной основе. — тихонько хихикнул Юрий, пропуская ударника и Сашку вперёд, но от подзатыльника увернуться уже не успел. — Да пошёл ты.– дополнил Гурьянов, гордо вышагивая с Александром за руку. — Здорово прилетело бы тебе, будь здесь Витька. — невозмутимо цыкнул солист, со скучающим видом ковыляя следом. Саша самостоятельно скинул ботинки на коврике, на до вешалки не дотягивался, поэтому куртку передал Густаву и без каких-либо дальнейших указаний спокойно зашагал по направлению к ванной. — И чего Витька его одного не оставил? — удивлённо почесав затылок, солист скинул свою куртку на пол. — Сам уже всё делает, разве что до вешалки не достаёт. — Он нигде не достаёт. — буркнул барабанщик, к тому времени стоявший у раковины с Сашей на руках. — Ты б ещё его гречку варить поставил. И через две минуты Цой-младший уже карабкался на табуретке, понятное дело до стола, а тем более до самой тарелки, не доставал. — Юл? — вопросительно посмотрел на Каспаряна мальчик, подобно отцу намекая одним только взглядом. — Санька глубоко в отца. — скептически фыркнул тот, подкладывая на табуретку несколько толстых книг. — Тут хочешь-не хочешь, а молча сделаешь, что просит. Густав сел в кресло и задумавшись, чуть было не закурил, но глянув на Сашку, мерно размешивающего в тарелке гречку, сам себя одëрнул. Ел мальчик вполне самостоятельно, так же как и некоторые вещи, совсем не надлежащие трёхлетнему ребёнку, и дело не заканчивалось одной только недетской ответственностью, пусть и в мелочах. — Сашка, спать пойдёшь? — дождавшись, пока тот с видимым удовольствием доест кашу, солист мягко потрепал его по голове и ссадил на пол. Александр отрицательно помотал головой и подняв осмысленный взгляд на собеседника, хотя казалось, даже со своей позиции, смотрит как-то сверху вниз. — Нет. — и состроив крайне серьёзное выражение лица, самовольно покинул кухню. — Нет? — почти засмеялся ударник, провожая того несколько завистливым взглядом, но на всякий случай всё же заглянул и за угол, чтобы следить за «подопечным» — Меня вот никогда не спрашивали, хочу ли я днём спать. А я очень это дело не любил, за что и получал по ушам почти каждый такой раз. — ностальгически зажмурившись, мысленно прокручивал перед собой смутную картину детства. Но его нагло прервал Юрий, параллельно агрессивно моя посуду. — А ты разве что-то ещё помнишь? Не ты ли кассеты частенько дома забываешь, перед одним только зеркалом выстаивая по два часа? — буквально подавившись смешком, ощутил на себе всю Гурьяновскую натуру: несколько высокомерную, и несоизмеримо самовлюбленную. Густав такого стерпеть просто не смог, но о Сашкином присутствии, конечно, помнил, поэтому ограничился один гневным взглядом. — Я как рассказывать начинаю, тебе сразу что-то поперёк вставить надо. — Можно? — прервал их ссору Александр, умилительно хлопая чёрными ресничками с листом бумаги в руках, непонятно как оказавшимся в зоне доступности трёхлетнего ребёнка. Моментально заулыбавшись, ударник недоуменно посмотрел сначала на листе бумаги, потом снова на мальчика. — Чего он хочет? — Очевидно, что рисовать. — вздохнув, Каспарян с умиротворенным выражением лица присел рядом на пол. — Знаешь, Саньк, вообще-то такие как ты сейчас спать должны. — Оставь, Юр. — вступился Георгий, обычно теряющий большую часть гордости в присутствии Цоя-младшего.– Пусть хотя бы в честь того, что здесь ночует, спать днём не ложится. Устроим ему маленький праздник, Витька-то его наверняка в ежовых рукавицах держит. — Ну. — серьёзно задумался тот, будто бы не замечая Сашу, с серьёзным выражением лица взлохмачивающего отросшие каштановые волосы. — Да пусть не спит, ещё плакать начнёт, если в кровать положим. — Санька и плакать? — возмущённо фыркнул барабанщик, переманивая внимание мальчика на себя. — Санька ж не девочка какая-нибудь. Просто так плакать не станет, правда? Вполне осмысленно пролепетав что-то смутно напоминающее «да» Александр засунул два пальца в рот и с тем же видом молча отпечатал их на бумажке. — Ну-ка, руки изо рта! — строго одëрнул его Каспарян, с важным видом подводя к высокому шкафу, переполненному интереснейшими вещами. — Акварель тебе, Сань? — осведомившись, что нужна именно акварель, весело улыбнулся и как по волшебству достал с верхней полки цельную палитру. — А-а-а! — нетерпеливо вцепившись солисту в брюки, Александр засветился самым искренним детским счастьем. Чуть не потеряв брюки вместе с ремнём, Юрий оглянулся на предмет присутствия Густава и ссадил мальчика на пол. Саша нашёл себе занятие на ближайшие несколько часов и в квартире уже как двадцать минут царила оглушающая тишина. Чтобы ни в коем разе не показывать Цоя-младшему сигарет, Георгий удалился на балкон и оперевшись о прохладные перешла, задумчиво курил. Каспарян же, невольно оставшийся в няньках по причине недостаточной скорости, скучающе сидел на кресле, подперев голову рукой. Провозившись с рисование около полутора часов, крайне довольный и улыбающийся Александр вполне самостоятельно убрал рабочее место. — Ю? — подкравшись к креслу, мальчик тихонько потормошил дремлющего солиста за плечо и с искренней улыбкой вручил ему пёстрый листок бумаги. — Ты, Санька? — откровенно зевнув, Юрий сонно подтянулся и с интересом уставился на рисунок. — Послушай, а у него есть зачатки художника. — перехватив того за плечо, Гурьянов забрал листок в свои руки. — А я очень даже неплохо получился. — Дай сюда. — шикнул Каспарян, буквально отбирая рисунок обратно. — Видишь, не тебе рисовали. Ударник недовольно фыркнул и снисходительно улыбнувшись, оставил несчастную бумажку в покое. Дело медленно клонилось к вечеру, и как и следовало ожидать, Цой-младший потихоньку начинал клевать носом. Сидя в уголке комнаты, не по-детски спокойно вертел в руках всё те же Густавские часы, отдающие завораживающим блеском. – Я наверное, домой пойду. – оповестив солита замечательной для себя новостью, барабанщик самодовольно заулыбался: теперь укладывать Саньку спать - только Юркина проблема. К вечеру пребывая в отличном расположении духа, даже не стал забирать часы, и бросив на в ходе, что завтра к обеду может быть и придёт, бодрым шагом вышел из квартиры. Каспарян молча проводил его смиренным взглядом и захлопнув дверь, задумчиво почесал подбородок: Сашу было пора укладывать спать, а учитывая то, что указаний от Цоя на этот счёт дано не было, работа предстояла сложная. – Ну, чего, Сань? – мягко улыбаясь, гитарист присел на корточки рядом с Александром. – Спать пойдём? Вот-вот на полу ведь растянешься. Мальчик выдал подобие нечленораздельного согласия, и, протянув к нему руки, крепко приобнял за шею. Юрий в словесных объяснениях не нуждался и подняв мальчика на руки, зашагал в ванную комнату. – Зубы чистить умеешь сам? – подставив ему под ноги табуретку, солист открыл сразу несколько ящичков раковины, и, найдя там нетронутую зубную щётку, машинально посмотрел в зеркало: буквально на ходу засыпавший Цой-младший задумчиво пускал слюнявые пузыри. – Видимо, не умеешь. – пробубнил себе под нос Каспарян, тщательно промывая щётку. – Сейчас уже спать пойдём.. Тщательно удостоверившись, что Саша есть зубной порошок не собирается и вроде как капризничать тоже, взял его руку в свою и время от времени посматривая в зеркало, мягко водил щёткой по ещё совсем маленьким зубкам. Александр терпеливо вынес всю процедуру и таки умудрившись съесть часть порошка, сонно зевнул. Солист ссадил его сначала на пол, но через секунду сообразив, аккуратно поднял на руки. – Ну что, Сань, спать хочешь? – погасив свет в ванной, скептически осмотрел спальню. Мальчик только крепче стиснул его шею, и обессиленно уткнувшись в мягкую футболу, окончательно задремал. – Ну, хотя бы укладывать не придётся. – мысленно радовался Каспарян, откидывая край одеяла с постели. Ещё некоторое время спустя, придвинул к краю кровати кресло, чтобы ночью Сашка не упал на пол и уже со спокойной душой погасил в комнате свет. Покусывая губы, Юрий с облегчением развалился в кухонном кресле и уставившись на немного порыжевший от возраста чайник, наконец закурил. Несколько задумавшись, отвлекся раздзражающе-громкий звон телефона, и нехотя потушив сигарету, ушёл в коридор отвечать. – Юрик, ты? – знакомый хриплый голос звучал несколько сонно: Виктор, наверное порядком вымотался за день, но больше беспокоился о сыне. – Ну не Сашка же. – полу шёпотом ответил тот, опасаясь разбудить чутко спящего Александра. – Да, привет, прости, что так поздно. – опомнившись, затараторил Цой, стуча костяшками пальцев по железной крышке телефонного аппарата. – Как там Саша? Спит уже? – Да, вот только что сам почти пошёл. – Слушай, я с будки звоню.. – как-то опечаленно продолжив, вокалист на секунду замолчал. – Саня ещё не очень тебе надоел? – Нет конечно, что ты. – спохватившись, солист коротко пересказал прошедший день буквально в двух словах. Виктор едва слышно выдохнул: – Спасибо тебе, Юрк, правда. Обещаю, я постараюсь побыстрее завтра приехать Каспарян устало прикрыл глаза и кивнул: – Не стоит. Саша более чем замечательный ребёнок. – Огромное тебе спасибо. – только и успевает повторить Цой, прежде чем отведëнная минута заканчивается и телефон противно пищит. Вздохнув, Юрий зевнул и потянувшись, побрëл в спальню, и устроившись на кресле, задумчиво сложил ладони в замок. Когда на улице стихли детские голоса и весёлый перезвон трамваев, а часы пробили полночь, солист уже крепко спал, откинувшись на мягкую спинку кресла. Широко распахнув глаза, маленький Александр не на шутку перепугался, никого не увидев рядом. – Папа! – и, пустив слезы, уже тише всхлипнул. – Сань, ты чего? – сонно прохрипел Юрий, наклоняясь над кроватью со спинки кресла. – Я ж здесь. – и мягко до коснувшись до солоноватых щёк, устало улыбнулся. – Я же не умею детей успокаивать.. – мысленно выругавшись, переполз на свободный кусочек постели: потихоньку успокаивающийся мальчик вновь заулыбался и всхлипнув ещё несколько раз, придвинулся к Каспаряну поближе. Стиснув его предплечье на подобие какой-нибудь мягкой игрушки, с которой часто спят дети, окончательно перестал плакать и потихоньку заснул.