Случайная любовь

Взъерошенные, как взрыв на макаронной фабрике, тёмные пряди разметались по подушке. Сильная мозолистая рука хулигана с побитыми костяшки покоится рядом. В комнате раздается громкий храп. Зима вот уже как минут десять все сидел в комнате Турбо и нагло не мог отвести взгляда от этого завораживающего зрелища. Ну просто никак.              В городе, видевшем слишком многое за последние годы, стоит лютый мороз. Да такой, что щиплет за нос и щеки, хватает за руки. Холода этой зимой были особенно суровы. Ветер так и норовит сбить с ног, а летящий крупными хлопьями снег не позволяет видеть дорогу. Погода не лётная, — думает Вахит. Но делать нечего. Дома снова разлад. Отец всегда был склочным человеком, но стоит капле белой попасть в организм, как он пускает в ход кулаки, но с этим Зима смирился. Синяком больше синяком меньше. Но что он точно терпеть не мог, когда папаша алкоголик начинал его нравоучать, да на путь истинный наставлять. Слышать от своего отца такое было крайне смехотворно. Отец был готов сына родного за стакан водяры продать, да вот только жизни его учить у него совести хватало. В очередной раз наслушавшись морали, Вахит злой вылетает из квартиры направляясь, к Турбо. Идти больше некуда. Дома у него хорошо и уютно. Мать Валеркина всегда рада гостям и является мягкосердечной женщиной, воспитывающей сына и дочь одна, да и относится к Вахиту, как к сыну родному. Оказавшись на пороге Валериной квартиры, Зима сильно удивлен, узнав от его мамы, что тот еще спит. Вот ведь сурок! Время то ведь уже вечернее. Сам же ,,сурок,,спал. Даже не шелохнулся ни от скрипа половиц, прогнувшихся под шагами вошедшего в комнату Вахита, ни от льющейся из окна полосы солнечного света, находящейся в опасной близости от его глаз. Словно его сон кто-то оберегает от пробуждения. Зиме уже давно стоило его разбудить. Хоть словом, хоть растормошить за плечо, как угодно. Сделать уже хоть что-нибудь. Но он не может. Тело не слушается, будто он потерял контроль. Валера лежит на животе, а шерстяное одеяло, видимо, скинутое ночью из-за неаккуратности, скрывает лишь часть тела и заканчивается на пояснице. Румяная и словно чуть золотистая кожа красиво обтягивает выступающие лопатки и мышцы спины. Атлетически сложенные плечи размеренно вздымаются и опускаются, а мощная шея с кадыком манит своей силой и открытостью. Взять и примкнуть к ней в долгом поцелуе. Да так, чтобы багровые следы остались. Гормоны Вахита часто играют против него, не только утром, но и любое время суток. Хоть это и такое знакомое, приятное чувство тяжести и тягучей истомы внизу живота, конкретно в данный момент в сознании оно вызывает лишь дикий ужас. Как можно так бессовестно рассматривать спящего полуголого пацана, да и еще и лучшего друга? При этом испытывая сильное возбуждение. От осознания этого факта его уши будто вспыхнули, поджигаемые агрессивным пламенем жаркого огня. Зиме сдавливает грудь, перекрывая дыхание. А вздернутый нос Турбо забавно морщится во сне, делая его образ совсем ребяческим. Он лежит сейчас перед ним, такой безмятежный, открытый и милый. Так хочется погладить слегка надавить на золотистую кожу. Но Зима не собирается давить. Даже и тронуть с нежностью нет возможности. Он не может позволить себе такую роскошь. Но ничего нельзя предпринять с тем, как возбужденный мозг действует на образ его друга. Эти аккуратные, но обветренные губы, которые можно было бы невесомо поцеловать хоть прямо сейчас, и он бы даже не узнал об этом, эта покачиваемая дыханием сильная спина, этот прикрытый лишь одной кромкой одеяла, очерченный постоянными тренировками изгиб поясницы. Если бы только можно было провести по нему рукой и добраться чуть ниже, потрогать его, узнать, какой он. — О Зима! Ты че тут делаешь?- сонно бормочет наконец-то разлепивший глаза Валера. Даже не подозревая о том, какую он сумел вызвать волну эмоций, даже ничего толком не делая. Бедный Вахит, уже и так одолеваемый реакциями своего дурного организма, от такого и вовсе нервозно дергается. Пиздецки стыдно смотреть в глаза другу. Так забыться, что даже не заметить, что человек проснулся, тем более сам. Хотя его маме несколько минут назад парень сказал, что разбудит Валеру, и они вместе позавтракают. —А, да я это… Утро доброе, да задолбал уже пол дня прошло, а ты все спишь. Вот я и пришёл будить тебя. Как-то неловко и скомкано мямлит Вахит. Его бледное лицо до самых ушей покрывает яркий румянец. —Не гони, опять из дома выгнали? — будто и не спрашивая, говорит парень. —Угу —мрачно бурчит Зима. Не любит он все эти расспросы. — Переночую на базе. А там видно будет. — Не ну ты дурак? А я тебе на что? — по голосу слышно, что Валера недоволен. — А домашние твои против не будут если я у тебя пару дней перекантуюсь? — интересуется Вахит, намекая на маму и сестру Турбо. — Да не, матушка в гости к сестре уехала, а мелкая у подруги сегодня ночует. Так что насчет этого можешь не париться. И тут Туркин, как будто назло, абсолютно не стесняясь своей наготы, садится в кровати мирно, потягиваясь после долгого сна. В этой позе стали видны его ключицы и голый торс. Прослеживается красивая спортивная фигура. Нахождение в комнате для Вахита стало самой настоящей пыткой. Увиденное было выше его сил. — Спасибо, выручил. Ну, я тогда на кухню чайник ставить, а ты пока вставай, там все дела. Быстрым шагом покинув комнату, Зима и собирался на кухню, но после увиденного стоило заскочить и в ванну. Вернувшись и сев за кухонный стол, Вахит погружается в тяжелые размышления о том, что же это, черт возьми, такое и как существовать с этим дальше. — Бэтэк      — удрученно пробормотал себе под нос парень. Минут через пятнадцать в дверях кухни появляется сам герой Вахитовых тяжких дум. И, слава богу, в этот раз полностью одетый. — Все в порядке? Турбо привычно по -чеширски хищно улыбнулся, уставившись на Зималетдинова. — А что, тебе чёт не нравится в моем лице? — Нет, просто выглядишь так, будто чем-то обеспокоен. Немного подумав, в тишине, которую нарушает лишь звук кипения воды в чайнике, он все же серьезно отвечает. В надежде поделиться своим спокойствием Валера невесомо улыбается и зачем-то говорит то, о чем буквально секунду назад подумал: — Не парься, ты не один. Да и заебал уже с грустным таблом сидеть погнали чай пить, мамка варенье клубничное сварила. — Это у тебя больно харя весёлая, а у меня нормально все.- бормочет Вахит. Хотелось сказать вдогонку ещё какую –нибудь колкость, но товарищ поднялся, чтобы снять с плиты чайник и сделать горячий чай. Туркин уже поставил перед другом такую же потертую временем, как все вещи в квартире, кружку с чаем и банку клубничного варенья с батоном. Неторопливо они пьют чай под незатейливую беседу. Пока Зима снова не упоминает про ночёвку. — Где я могу спать? Парень смотрит на него сначала с недоумением, а после смеётся. — На полу брат, на полу ну или могу на коврике в коридоре постелить. — Кит кутакта Валерка и твое восточное гостеприимство. — Ну вот, по-любому сейчас меня на своём басурманском матом покрыл. Ну что ты за человек, Вахит! Я тебе кров, значит, крышу над головой, а ты так со своим спасителем. Не хорошо получается. — наигранно фыркает,а у самого озорные огоньки в глазах пляшут. — Не, ну а если серьёзно, на кровати моей. А я на полу. Не устраивает? На самом деле Зиму и правда такой расклад не устраивает, что он завалился в чужой дом, да еще и будет занимать хозяйскую кровать, пока сам хозяин будет спать на холодном полу. Поразмыслив, предлагает другой вариант. — Так это может я всё-таки на пол? А то мне как-то… — Чё? Неет. Он твердо отказался, но Вахит осмелился произнести: — Тогда… чё, может вместе? Честно признаться, в его голове это звучало не так по-пидорски. Ответом следует затяжное неловкое молчание. Турбо явно обдумывает, не ослышался ли он. Понимая, какую двусмысленную фразу сказанул, Зималетдинов торопится исправиться. — А, херню сморозил … — Давай. И тут уже настал черед Зимы нехило так удивиться и даже на пару минут выпасть из реальности. — Каво? — Вместе, так вместе. Один хер дома дубак, а одеяло теплое у меня только одно. Храпеть будешь Вах, с кровати выкину! Ты меня знаешь. — Понял, не бузи. — Ну вот и порешали. Чай дохлебывай, я стелить. Валера удалился в гостиную, где им и предстояло спать. Зима же все еще сидел, пытаясь понять, на что подписался. Допив уже остывающий чай несколькими большими глотками, он кинул посуду в раковину и стал ждать. Долго ожидать не пришлось. Из комнаты послышалось: — Зима, дуй сюда! Неспешно парень шаркает в комнату к товарищу. Перед ним предстаёт уютная гостиная, где у стены стоит кровать, а напротив шумит телевизор. Кровать была приготовлена, одеяло отвернуто аккуратным уголком и так и манит в тёплые объятия. Но для сна еще рано. Поэтому решено было глянуть ящик. Сидя на ковре плечом к плечу, Валера лениво щелкает каналы под ненавязчивые разговоры Вахита, вдруг окунувшегося в воспоминания. — А помнишь, как ты пришиваться пришел? Нас ещё тогда вместе поставили. Хорошо же я тебе тогда втащил-нагло заулыбался Зималетдинов. — Ничё не попутал? Это же я тебя вырубил! Ты уже с третьего удара землю нюхал или совсем память отшибло? — раздражённо вздыхает и смотрит прямо в глаза, напротив. — А ты повторить, может хочешь? Зима смотрит с вызовом и еле держится, чтобы не заржать от скукурузившейся мины Турбо. Турбо никогда особо не отличался спокойствием и хладнокровностью, поэтому заводился с пол оборота. Валера начинает беситься ещё сильнее, а этот дурак старается сдержать хихиканье. Между парнями завязывается шуточная драка. Туркин срывается с насиженного места и в мгновение оказывается над откровенно угарающим Зимой. Турбо вот уж точно оправдал своё погоняло. Кудрявый пытается ударить его в живот. В итоге второй уворачивается и легко мажет кулаком по скуле. Бьют в пол силы. Скорее просто балуются, продолжая возится на ковре. Совсем как дети малые. Зима сначала просто тихо ржёт, а затем в открытую заливисто смеётся. Потом на ха-ха пробивает и Турбо. Зима же продолжает в открытую его провоцировать. Обиженный почти проигранным боем, Туркин брыкается и скидывает с себя нависающую над ним тушку, давая Зиме под дых. Хватается за его шею, пригвождая к полу. Но без лишней силы, почти нежно. Руки оказываются зажаты в медвежьей хватке Турбо. Зима пытается ещё сопротивляться, но скоро прекращает. Стараются восстановить дыхание. Турбо продолжает нависать над ним. Смотрят, не отрываясь, глаза в глаза. Туркин думает о том, какие же всё-таки у Зимы до одури красивые глаза, словно бездна, глубокие и пугающе черные. — Валер …—тихо говорит, словно мурчит, тяжело сглатывая. Его кадык перемещается под Валеркиной ладонью. И вот тут-то у кудрявого окончательно флягу срывает и, словно дикий кот перед прыжком, рывком подаётся вперёд и губами в губы Вахита впечатывается. Турбо целуется жадно, с остервенением, сминая и прикусывая чужие губы, как голодный зверь. Высвобождая руки, Вахит цепляется за его майку на спине, позволяя себе забыться, охотно отвечая на поцелуй и подставляясь под ласкающие его руки. А у самого всё внутри узлом тугим скручивает. Валера мажет поцелуями по скулам, блаженно выцеловывает закрытые веки Вахита, лаская каждый дюйм бледного лица. Вечно ледяные пальцы ловко пробираются под майку Турбо, сжимая бока, вызывая у того табун мурашек по телу. Кудрявый парнишка тоже не отстаёт, приблизившись и слегка цепляясь зубами, прикусывает мочку уха Зимы, да так, что у того голос прорезается от наслаждения в виде полу-хрипа, полу -стона. Реакция на это следует незамедлительная. Отстранившийся Туркин, что с наглой ухмылкой наблюдает за покрасневшим лицом Зималетдинова. За окном стемнело, и комнату освещает лишь слабый свет, исходящий от работающего фоном телевизора. И всё это кажется нереальным. Будто чей-то ликёро-водочный бред и галлюцинации от наркотического делирия. Но рука Зимы на Валеркиных трениках, вполне реальная, бессовестно стягивает предмет одежды. Туркин нетерпеливо скулит, разве что хвостом не виляет. Податливо бедра приподнимает и голову с воем запрокидывает, когда горячие губы Вахита находят бедренные косточки и любовно целуют языком, танцуя на чувствительной коже. *** Турбо тыкается головой в бледный живот Зимы, щекоча того вихрями непослушных волос. Вахит запускает руку в тёмные кудряшки младшего, слушая размеренное дыхание. И Валера млеет, обнимая Вахита за острые коленки. Обоим кажется, что не найти роднее и уютнее места, чем в объятиях друг друга. Чувство спокойствия вытесняет все остальные ощущения и мысли. Здесь, в тёплой постели, сплетаясь ногами, кутаясь в свой краешек одеяла, каждый из них почувствовал, что это мгновение — это всё, что у них есть. Если бы утром кто-то сказал, что Вахит проведёт эту ночь вот так, разомлевший и счастливый, слушая невнятное бормотание почти заснувшего Валеры, смог бы он в это поверить? Пожалуй, нет.