«Экзюпери заблуждался. Мы, ответственные за тех, кого приручили, но совсем не обязательно церемониться с теми, кто притворялся прирученными, чтобы приручить нас»
— Йозеф Эметс
***
Обычный будний день. Максимов опять пропадал где-то на задержаниях вместе с Псом. Леонидов тёрся у Лены в лаборатории. Гнездилов как всегда что-нибудь чудил. Леонов торчал в архиве, копошился в старых делах и висяках. И только Карпова сидела у себя в кабинете занимаясь очередной горой бумаг. В некоторых Гнездилов жаловался на Максимова, просил усыпить Пса и тому подобное. Другие же приносили рапорты о закрытых делах или просили отпуск. В общем абсолютно вся подобная хрень валилась на Громова и Карпову. — Анастасия Станиславовна, разрешите? — Дверь в кабинет открывается и на пороге стоял молодой парень. — Да, проходи, — Настя не подняла глаз и продолжила читать дела. — Там к вам мужчина какой-то пришёл, — парень встал напротив стола Насти по струнке смирно. — Что ему надо? — Не знаю. Сказал личного характера. — Ладно, зови, — подполковник отложила бумаги и меньше, чем через минуту в кабинете Карповой сидел мужчина средних лет. — Вам известна женщина по имени Петрова Екатерина Сергеевна, — сразу же он начинает с дела. — Да, — внутри все сжалось при упоминании имени матери, — почему интересуйтесь? — На сколько я знаю она ваша мать? — Правильно знайте. Так причём здесь она? — У вашей матери рак лёгких, — с долей сочувствия говорит мужчина. — Денег на её лечения не дам, — холодно говорит подполковник, чему мужчина удивился. — Я не из-за денег здесь. Ей осталось пару недель, в лучшем случае месяц. — И? — Вскидывает бровь Настя, — зачем вы тогда ко мне пришли? — Понимаете, я был у неё. Она попросила, чтобы вы приехали к ней. Поговорили. — Вот что, — Карпова пододвинулась к столу и облокотилась на него, — я к ней не поеду. Так можете ей передать. — Но… — Дверь там, — она указывает пальцем в сторону выхода и возвращается к чтению бумаг. Мужчина лишь покачал головой, но говорить ничего не стал. Он встал из-за стола и направился к двери, но перед выходом остановился и обернулся к подполковнику. — Она в девятнадцатой больнице. Она вас очень ждёт, — говорит мужчина и выходит из кабинета. — Я тоже её ждала, — шепчет Настя, смотря на место, где недавно стоял мужчина.***
Ты сейчас далеко Столько дней или лет Ты сейчас далеко — дождь стучит мне в окно, Это осень смывает твой след. Мальчик мой, музыка дождя Скажет мне, что с тобой Мальчик мой, вспоминай меня Вспоминай, мальчик мой. Этим же вечером она поехала к Максимову. Не хотела она оставаться один на один со своими мыслями. Тем более если мысли о Петровой. Слишком долго Настя ждала маму. Слишком долго она искала материнскую любовь, которую по итогу она так и не ощутила. Не почувствовала нежность маминых рук. Не почувствовала ласковый поцелуй перед сном. Не слышала мягкий голос читавший сказку. Все что она знала, это как бороться за жизнь. Рвать глотки всем тем, кто пытался её убить, сломать, отомстить. И всему этому её научил папа. Который стал верным отцом, другом, братом, что никогда не бросит. Ни при каких обстоятельствах не откажется от нее, как сделала это Петрова. Променявшая мужа и родную дочь на богатеньких мужчин. — Ты сегодня какая-то молчаливая, — над ухом раздаётся тихий, хриплый, но такой родной голос, — что-то случилось? Чертов Максимов. Всегда видел её насквозь. Читал, как открытую книгу. Насте никогда не удавалось что-то долго скрывать от Макса. Всегда видел, когда её что-то гложило, нервировало, волновало. — Проницательный ты мой, — вырывается слабый смешок, чем сразу же дала понять, что Макс абсолютно прав. — Расскажешь что случилось? — Мужик один сегодня ко мне приходил. По поводу мамы, — подполковник видит, как Макс слегка напрягается, зная какая для Насти это неприятная тема, — у неё рак лёгких. Осталось пару недель, максимум месяц. Она хочет, чтобы я к ней приехала. — Поедешь? — Глупый вопрос, на которой Макс знал ответ. Нет. Не поедет. Детская обида и маленькая девочка в душе не позволят Насте приехать к Петровой. Слишком глубока рана в душе Насти. И людей, которые ей наносят эти раны, она никогда не простит. Не важно, будь то отморозок желавшей отомстить Карповой или родная мать. — Нет. Она нас бросила и предала, а потом её любовник подстрелил мою сестру, — резко вспыхнула Карпова, — а сейчас просит встречи! — Может всё-таки съездишь? Вы все обсудите, и ты перестанешь копаться в себе, и она умрёт спокойно. — Кто сказал, что я копаюсь в себе?! Чтобы я ещё убивалась из-за этой суки?! — Можешь обманывать и меня, и всех окружающих. Но не обманывай себя, — Макс аккуратно косается мозолистой ладонью её щеки. Настя ничего не отвечает, лишь хмурится и заглядывает в голубые глаза. Ловит себя на мысли, что Макс действительно прав, она может обмануть всех и вся кроме самой себя.***
Карпова заходит в палату. В нос ударяет запах медикаментов и в принципе запах больницы витает в воздухе, от чего та морщится. Девушка проходит дальше и садится на стул рядом с кушеткой. — Ты пришла, — доносится слабый женский голос. — Было любопытно зачем звала, — сталь в голосе и ни капли сочувствия к матери. — Хотела посмотреть на тебя, — женщина разглядывала дочь с каким-то восхищением. — Все? Насмотрелась? Я тогда пошла, — подполковник хочет уже встать и уйти, но её остановил материнский голос. — Стой, не уходи. Прошу. — Ого. Ты и просить? Что-то новенькое, — огрызается Настя, но садится на место. — Прости меня за то что ушла и бросила тебя, — женщина говорила искренне, даже слезы были, но гордую Карпову это не чуточки не тронуло. — С чего бы тебе извиняться? Сама же говорила, что хотела сделать аборт. — Я была молодой и глупой, а сейчас понимаю, что из-за моей самовлюблённости ты лишилась самого главного в жизни. Счастливой семьи, — по щекам Петровой скатываются слезы, а у Насти встаёт ком в горле. — Я и без твоей «любви» смогла прожить, — все также упрямится Карпова, не желая прощать мать. — Мне действительно жаль, что ты не ощутила моей любви. Не смогла узнать, что такое полная семья. — Да мне плевать. У меня есть отец, который меня любит и не бросит. У меня есть мужчина, который также меня любит и не бросит. У меня есть крестные, которые меня не бросят. А для твоих извинений слишком поздно. Я слишком долго надеялась и ждала твоего возвращения. — Ты вся в отца, — слабо улыбается Катя, — такая же гордая, сильная, никому не дашь себя в обиду. Я даже рада, что ты такая же как и он. — Это все, что ты хотела сказать? У меня дел много, — Настя смотрит на мать с холодом и некой обидой. — Да, все, — Карпова встаёт со стула и идёт к двери, — я люблю тебя, — слышит она позади себя. — Мне плевать, — сглатывая ком в горле она выходит из палаты. Петрова умрёт на следующий день. На похоронах Настя будет стоять в стороне и просто наблюдать. Она не скажет, что маму она любила, что она была хорошим человеком и наподобие такого. Не скажет не из-за своей обиды, а из-за того, что не знала какая она. Не знала её характера, привычек, что любила и что терпеть не могла. Не знала от слова совсем. Карпова лишь молча, когда все разъедутся подойдёт к могиле и положит букет цветов. Закурит. Постоит. И уедет. Уедет так и не сказав заветных слов «я тоже тебя люблю». Слишком долго она ждала маму, чтобы говорить ей о любви.