Тоска господина секретаря.

Когда аль-Хайтам вступал в отношения с Сайно, он изначально понимал, как и его работу, так и её главный минус — частая разлука, которая компенсируется только телеграммой и то отправленной по возможности, ведь другой способ коммуникации в Тейвате ещё не изобрели, и аль-Хайтам не понимал почему чувствовал себя так дурно: то ли от этого факта, то ли удушающей его тоски. Несмотря на низкий эмоциональный спектр, аль-Хайтам не являлся равнодушным и бесчувственным человеком, как его привыкли описывать собственные коллеги по работе или просто некоторые люди, которые наслышаны о нём (всё-таки государственный переворот дал о себе знать и повлиял, как никак, на его репутацию). На самом деле, аль-Хайтам ничем не отличался от других, просто по натуре не был особо эмоциональным человеком и мало интересовался тем, что вообще чувствовал, ведь привык опираться больше на здравый смысл и логику, на то, что понятно изначально. И, естественно, для его мировоззрения люди в эти планы не входили (особенно Кавех). Да и аль-Хайтам, быть честным, мало чем беспокоился на этот счёт, ведь не стремился как к таковой коммуникации и всегда был занят изучением чего-то для самого себя, своим комфортным одиночеством. Кавеха, конечно, он в этот счёт не вписывал. То, что он вообще появился в его жизни можно считать настоящим чудом, потому что, несмотря на всю отстранённость аль-Хайтама от социума, его недопонимания в плане общения, поддержки разговора, Кавех оставался собою и по большей части ему было приятно находиться в компании аль-Хайтама за счёт того, что тот является прекрасным слушателем и действительно многое сделал для него (к примеру, всё-таки заставил открыть глаза на его бывших «друзей»). Аль-Хайтам по своей сути хорошо понимает чужие проблемы, рядом с ним можно спокойно выговориться и отпустить себя, прекрасно осознавая то, что тебя выслушают и после всего смогуть дать даже какой-никакой совет для решение чего-либо, и пусть Кавех не был столь жестокого мнения о своём соседо-друге, которое умело демонстрировал на публике, всё равно признаваться себе в том, что аль-Хайтам был хорошим и надёжным человеком было выше его, но аль-Хайтама, по сути, в этом и не нуждался. Для него в этом и заключалась изюминка их дружбы, взаимоотношений, понятна только им двоим. Аль-Хайтам правда был уверен в том, что на Кавехе его коммуникативные способности закончат своё существование, но жизнь правда непредвиденная штука, раз уж подогнала ему такого человека, как Сайно. Аль-Хайтам не станет врать себе о том, что он действительно покорил его ещё при первой встрече в Академии, когда они были всего лишь студентами и только-только заканчивали свои даршаны. Сайно был тем, кто выделялся среди всей толпы не только своей нестандартной для сумерцев внешностью, но и нелюдимостью такой же, какая была присуща и самому Хайтаму, что не скажешь о его друге, да и в принципе обо всех студентах Академии, которые так или иначе вынуждены были коммуницировать друг с другом, дабы получать хоть какую-то взаимовыгоду (именно по этой причине у аль-Хайтама чаще всего происходили перепалки с Кавехом, ведь, в отличие от его коллег, аль-Хайтам был одним из тех, кто нашёл в Кавехе не выгоду, а простого человека, с которым ему интересно взаимодействовать, личность, которую хочется изучить, но Кавех был слишком юным, чтобы снимать розовые очки и наконец-то взглянуть правде в глаза; и не то, чтобы эта черта в нём не изменилась спустя годы, к слову, если всё-таки не считать только тот момент, когда он избавился от лживых товарищей в Академии). Но, помимо этой самой нелюдимости, будущий генерал зацепил аль-Хайтама своим похождением. Он был родом из Пустыни и одним из тех немногих студентов, которым посчастливилось на тот момент попасть в Академию и получить доступ к знаниям. Сейчас же аль-Хайтам понимает почему — приёмный отец Сайно правда позаботился о будущем своего ребёнка, — но так, как эта информация была конфиденциальной, она понесла за собою множество слухов, которые аль-Хайтам, в свою очередь, ни разу не поддержал и которым ни разу не поверил. Сайно был интересным собеседником и покорял сердце аль-Хайтама не только своей изумительной внешностью (аль-Хайтам до сих пор восхищается цветом глаз своего супруга и контрастном их оттенка кожи), схожим мышлением и забавными шутками (которые понимал только Хайтам, потому что до Кавеха не всегда доходила их суть и игра слов, но и аль-Хайтам его не винит за это; Кавех был гением в другом — в математических науках, которые требовал его даршан, поэтому проблемы с лингвистикой аль-Хайтама никак не удивляли, но Сайно был доброй душой, он всегда старался объяснить смысл своих шуток для Кавеха, потому что знал, что те ему правда интересны, и это даже в каком-то роде смущало будущего генерала: всё-таки Кавех и аль-Хайтам были из тех немногих людей, которые ценили его чувство юмора), но и неотъемлемым чувством справедливости, желанием стать тем, кто будет вершить истинное правосудие в Сумеру, в Академии над другими людьми. И сейчас аль-Хайтам понимает, что Сайно добился своего, ведь после переворота он был признан как достойный генерал и, в отличие от остальной массовки в Академии, никак не требовал замены для своего поста, но аль-Хайтам сомневается, что Нахида когда-нибудь этого потребует, учитывая то, что других генералов, других настолько преданных и верных людей своей работе, своим моральным принципам ни она, ни секретарь правда не видят, но аль-Хайтам никогда и не увидит, в его сердце и в его глазах навсегда останется именно его генерал. Его Сайно. А сейчас этого Сайно как назло не хватало. Даже несмотря на весь переворот в Сумеру, работы от этого у его любимого генерала ничуть не уменьшилось, а наоборот даже прибавилось, потому что переворот и спасение Архонта никак не избавило регион от последователей Азара, желающих или занять его место, или продолжить задумку. Ведь такова была человеческая сущность — дай ему немного власти и он больше никогда не сможет обрести покоя, он попросту не остановится, даже если придётся выйти за рамки чего-то аморального, и именно для таких случаев существует Сайно. Аль-Хайтам восхищается им и это в принципе никогда не являлось как таковым секретом. Аль-Хайтама по сути восхищает осознание того, что его партнёром, его супругом и последователем его жизни является кто-то вроде Сайно, и эти отношения, этот уже многолетний брак до сих пор отзывается гордостью в груди. Подобные чувства хотелось бы, конечно, разделить вместе с возлюбленным, ощутить его тепло и прикосновения на себе, получить его внимание и наконец-то почувствовать себя любимым, но, к сожалению, сейчас нет никакой возможности для этого и остаётся только ждать его возвращения, которое аль-Хайтам никогда не сможет предвидеть так же, как и его генерал. От этой мысли что-то невольно покалывает изнутри и аль-Хайтам тяжело вздыхает, заканчивая свой рабочий день, а после покидая стены Академии. Всё чего он желает на данный момент — поскорее оказаться дома, желательно, конечно, в компании какой-нибудь книги и чашки кофе на ночь. Возможно, именно сегодня этот каждодневный ритуал поможет ему привести мысли в порядок и избавиться от каши в голове. * * * К сожалению, не помог. Аль-Хайтам улёгся в постель всё с тем же давящим чувством тоски и он не понимает почему это происходит с ним, если по сути это противоречит его рациональным принципам. Аль-Хайтам ведь не сомневается в Сайно и в его силе, учитывая к тому же его крепкую связь с Германубисом, и его не терзают мысли о том, что однажды тот может не вернуться, но тогда почему его одолевает волнение? Почему ему так не хватает тепла? Почему ему так не хватает родных рук и, банально, поцелуев? Ему не хватает Сайно и даже если он понимал, что из себя представляет его работа и на что они двое подписывались, вступая в эти отношения, легче от этого осознания не становилось. Если рациональное мышление ещё работало с другими людьми, то рядом с Сайно он давал волю чувствам и эмоциям, он просто хотел быть с ним, быть собою. Он просто хотел любить. Не то, чтобы в этом стыдно признаваться, просто как-то странно и непривычно, хотя, казалось, они же уже прошли многое и подобные признания явно не должны были как-либо удивлять. Спать не хотелось и аль-Хайтам желал себя занять каким-нибудь чтением и, возможно, сходить заварить всё-таки то злополучное кофе. В любом случае ему завтра не нужно переться в Академию с утра пораньше, поэтому он успеет отоспаться ещё днём. Вот только эта затея сразу отпадает, стоит ему начать подниматься с кровати, а после краем уха уловить тихий стук в окно. Что-то невольно сжимается изнутри, когда к нему приходит осознание, что это была не иллюзия и явно не плод его воображения, которое могло себе разыграться из-за тоски. Это было вполне себе реально, как и присутствие Сайно по ту сторону окна. Он не был одет в свою привычную форму — аль-Хайтам заметил, что на том красовалась его любимая мантия, которая ввела в лёгкий ступор Хайтама, потому что он искренне надеется на то, что под ней Сайно не собирается скрывать какое-нибудь ранение, уж без этого сюрприза он как-нибудь обойдётся. — Сайно, — лицо аль-Хайтама трогает лёгкая, но по правде нежная улыбка, когда он осознаёт, что его сердцебиение учащается, стоит ему открыть ставни, наконец-то пуская в комнату прохладный ночной воздух и вместе с этим уставшего генерала. Он проскальзывает достаточно быстро, ловко — аль-Хайтаму даже кажется, что он замечает небольшие сгустки электро энергии под подолом его мантии, — и тем не менее на его оклик не отзываются. Аль-Хайтам не обижается. И не удивляется, ведь он понимает, что то, что его партнёр только что вернулся с пустыни не означает, что она ещё полноценно покинула его самого и чувство тревоги, вынужденность быть постоянно на стороже в случае опасности его не будет покидать какое-то время ещё точно. Аль-Хайтам, быть честным, к этому привык и тем не менее он не боится подходить к своему возлюбленному даже в подобном состоянии, потому что знает, что тот не причинит ему вреда и не посчитает никогда за опасность. Поэтому Сайно быстро оказывается в достаточно крепких объятиях со спины, которые позволяют Хайтаму наконец-то прикоснуться к любимому телу и осознать присутствие дорогого ему человека рядом с собою. Вот только что-то ему всё равно не даёт покоя в поведении Сайно, он будто предчувствует, что что-то не так. — Ты в порядке? — всё-таки произносит Хайтам, прикасаясь к правому плечу Сайно, там, где находится застёжка этой злополучной мантии, не дающей ему покоя. Что если он всё-таки ранен? — Клешни убрал. А. Теперь Хайтам понял. Этот голос он узнает из тысячи. — Встретиться просто с Сайно было бы слишко удачно даже для меня, я понял, — аль-Хайтам отвечает с долей сарказма при этом слегка всё же отстраняясь от псевдо Сайно, но лишь для того, чтобы прикрыть небольшое волнение, потому что присутствие Германубиса немного напрягает. Овладение телом Сайно весьма энергозатратный процесс и Германубис к этому прибегает лишь в крайнем случае, поэтому не случилось ли часом что-то с генералом? — Уж лучше бы ты поблагодарил меня за то, что я вернул его в целости и сохранности, хотя будто бы тебе известны такие простые термины, как «уважение» и «благодарность», — Германубис издаёт странный звук больше похожий на фырк и снимает с себя капюшон, давая возможность Хайтаму обратить внимание на пару аметистовых глаз с древними символами. Германубис смотрит на него с небольшим укором, что не может удивлять, потому что это явно единственная эмоция, которая может быть на лице у этого бога как только в его поле зрения возникает Хайтам. — Что вынудило такого многоуважаемого духа вновь овладеть телом моего генерала? — аль-Хайтам всё-таки пропускает мимо ушей слова Германубиса, хотя, по правде, ничуть не обижается и даже в каком-то смысле понимает, что и по нему скучал. Уж больно он привык к их взаимоотношениям и этим небольшим перепалкам, которые по большей части связаны с чрезмерной опекой к Сайно, даже несмотря на его возраст, ну или же порой небольшой ревностью, которую Германубис напрочь отрицает, потому что кто он такой, чтобы испытывать человеческие чувства, поэтому «нет смысла вешать на меня какие-либо человеческие ярлыки, Хайтам!». На самом деле это забавляет — аль-Хайтаму нравится выводить людей на эмоции, в особенности если они их проявляют весьма бурно, поэтому Германубис, быть честным, не являлся никаким исключением, а даже какой-то особенностью, потому что кому-кому, но могущественному духу аль-Хайтам явно ещё нервы не трепал, а тут такая возможность, как ею не воспользоваться? — Начнём с того, что не твоего генерала, этим телом явно владеешь не ты. «Тут как посмотреть», задумывается Хайтам и наблюдает за тем, как Германубис скрещивает руки на груди, и этот жест вызывает искренне желание закатить глаза лишь бы не слушать эти возмущениями. Порой он задумывается о том, что Сайно необходимо открыть свою тайну Кавеху, у них достаточно хорошие отношения и, на самом деле, Германубис очень хорошо сойдётся с архитектором, уж будет с кем обсудить Хайтама и кому жаловаться, ведь Сайно же все мозги пропудрила его влюблённость, совершенно не хочет понимать какая аль-Хайтам заноза. — Но как бы мне не хотелось возвращаться к твоему вопросу, мне всё равно нужно на него ответить, раз уж ты так волнуешься за этого горе-генерала, — Германубис многозначительно фыркает, хотя в его голосе явно прослеживается укор, по всей видимости Сайно опять не щадил себя на миссии, а после он всё-таки отстёгивает от себя эту злосчастную мантию, заставляя Хайтама напрячься, потому что мало ли, возможно, он собирается продемонстрировать одну из ран, но на удивление с телом Сайно всё хорошо и он выглядит здоровее всех. Будто бы не покидал Сумеру пару недель назад, будто бы только что не вернулся с пустыни, а всё это время находился здесь, с Хайтамом. От взгляда на любимое тело что-то невольно сжимается в груди Хайтама, настолько ему просто хочется прикоснуться к любимой коже, вдохнуться любимый запах и просто позаботиться о том, кого он любит. — С ним всё нормально и на этот раз на экспедиции он никуда не влез. Уж лучше благодарить меня за мою опеку. Ладно, с этим аль-Хайтам согласен. Исключительно благодаря Германубису и его контролю у Сайно порой срабатывает инстинкт самосохранения и он не пытается защитить всех и вся, когда самому нужна помощь не меньше. — На самом деле, у меня не было никакой нужды брать под контроль его тело и сунуться прямиком к тебе, но видит Малая властительница Кусанали, я так устал ощущать его тоску и любовь к такому человеку, как ты, что просто больше не мог оставаться в стороне, — Германубис вздыхает и потирает переносицу, чтобы сбавить небольшое раздражение. Не то, чтобы он против чувств Сайно, тем более к Хайтаму (хотя, когда как, конечно, зависит от его настроения), просто во время отъездов не один аль-Хайтам страдает и не одному ему не хватает родного тепла рядом. У Сайно тоже есть похожая проблема, наверное, ещё двойная, потому что он тоскует, что по Хайтаму, что по Тигнари, что по родителям. Чувства Сайно уж больно яркие и не испытывать их, с учётом того факта, что они делят одно тело на двоих, Германубис не может, даже когда возвращается в собственное материальное тело — связь с Сайно остаётся нерушимой. Поэтому единственный, пусть и не самый излюбленный, способ избавить их двоих от мучений — взять под контроль тело Сайно. — К сожалению, это был единственный способ заглушить его чувства, потому что меня от них выворачивает наизнанку. Аль-Хайтам не спорит. Он сам страдал точно так же буквально на протяжении всех этих злополучных недель, и сейчас хотя бы видеть Сайно, хотя бы ощущать его присутствия рядом с собою и осознавать тот факт, что он жив-здоров — уже сравнимо с какими-то снисхождением. — И даже так ты привёл его сюда. Ко мне. Хотя спокойно мог оставить дома, это ведь совершенно не сложно. Аль-Хайтам не дурак. Он прекрасно понимает, что в подобном состоянии Германубис спокойно мог добраться домой и дать Сайно наконец-то отдохнуть, но вместо дома он решил притащить его к Хайтаму. Чтобы Германубис не говорил и как бы порой не выносил Хайтама, на самом деле он рад за них. Рад за их отношения и сам же доверяет Хайтаму, пусть ему тяжело это признать самому себе или хотя бы сказать. Но его поступки, его действия и защита не только по отношению к генералу, но и по отношению к самому Хайтаму часто говорят сами за себя. Даже если Германубис нарочно или же случайно этого не замечает. Германубис кажется тушуется и наблюдать за этим весьма забавно. По всей видимости, сегодня аль-Хайтам исчерпал свой лимит откровенностей, присущих этому духу. В следующий раз он явно не станет быть настолько снисходительным по отношению к этому нахальному секретарю. — В следующий раз я так и сделаю. И ничуть не пожалею о своём решении, не думай, что тебе многое дозволено, секретарь, — Германубис щурится и его модель поведения, это отчитывание или даже лёгкая угроза напоминает аль-Хайтаму Сайно, из-за чего он в который раз задумывается над тем насколько эти двое связаны между собою и как же всё-таки Сайно влияет на этого порой вредоносного духа. — А взглянуть на своего Сайно мне всё-таки дозволено или я удосужился чести только побыть рядом с тобою? Не означает ли это то, что ты сам тосковал по мне, что так не желаешь уходить? — аль-Хайтам позволяет себе лёгкую колкость исключительно потому, что его правда устраивает своё положение и сам факт таких специфических взаимоотношений с духом. Но всё-таки знакомить его с Кавехом не стоит — аль-Хайтам сейчас понимает какой вынос мозга его ожидает, когда эти двое всё-таки сойдутся. Уж лучше терпеть их по одному. — Пусть меня джинны проклянут, чем я в действительности начну тосковать по тебе, — напоследок говорит Германубис прежде чем всё-таки выполнить просьбу Хайтама. * * * Пробуждение было не из приятных и Сайно словил себя на мысли о том, что его ломит всё тело, хотя, казалось бы, ничего особенного с ним даже не произошло. Он прекрасно помнил как держал путь в сторону деревни Аару после очередной экспедиции и надеялся там переночевать, чтобы на утро чувствовать себя бодро и свежо и наконец-то вернуться домой. Вот только сейчас, просыпаясь, он попросту осознаёт, что место, в котором он находится, не является его временными апартаментами, заботливо выделенные Кандакией. На самом деле, от подобного осознания на Сайно резко нахлынула тревога, пока он просто не стал подробно разглядывать помещение, стараясь проснуться, потому что эта неясная слабость и ощутимая усталость не давала покоя, ему действительно кажется, что он что-то пропустил, что что-то да произошло, но понять это пока что не является возможным из-за чего ему остаётся гадать и только разглядывать такое до боли знакомое помещение. Эта комната, кровать на которой он находится, небольшой шкаф, рядом стоящая тумбочка, да даже открытое настежь окно что-то ему напоминали, заставляя Сайно принять сидячее положение, чтобы попытаться лучше проникнуться воспоминаниями. Сайно потирает уставшие виски, хмурится и только сейчас начинает осознавать, что его память потихоньку к нему возвращается и всё наконец-то начинает складываться на свои места. Он просто.. оказался в доме Хайтама? Эта мысль, как и недопонимание того с чего это вдруг его память начинает подводить его после снов, заставляет сомневаться в том, что его ночь прошла не так предусмотрительно, как ему могло показаться, потому что если он здесь и если он испытывает усталость, а также его воспоминания дают сбой, лишь понемногу начиная восстанавливаться, не значит ли это, что его тело находилось под воздействием Германубиса? Он что, сам его сюда дотащил? Сайно недопонимающе уставился в темноту и, на самом деле, он попытался с ним связаться в своей голове, но то ли Германубис находится опять в мире грёз, то ли он специально не хотел отвечать, оставляя эти заботы для аль-Хайтама, если он, конечно, соизволит прийти, потому что в своей комнате он почему-то даже не обнаружился. Если он сюда добрался исключительно благодаря Германубису, не натворили ли эти двое что-то, пока Сайно оставался в неведении и не из-за этого ли дух отказывается отвечать? На самом деле, ответы на интересующие его вопросы не заставляют себя долго ждать, потому что, поразмышляв какое-то время и более-менее придя в себя после такого длительного сна, Сайно краем уха улавливает тихие шаги за дверью, а в следующее мгновение замечает, как она тихо начинает приоткрываться, будто бы специально не намереваясь потревожить сон уже давно не спящего Сайно, и в тёмное помещение пробивается хоть какой-то источник света, скорее всего берущий своё начало из коридора. Аль-Хайтам оглядывается с небольшим подносом на руках, на котором Сайно замечает чашку какого-нибудь свежесваренного напитка, судя по запаху, кофе и миниатюрную тарелку с чем-то в качестве перекуса. К сожалению, Сайно не понял с чем, но не особо зацикливался на этом, потому что в данный момент его интересовал конкретно аль-Хайтам, который сам же разглядывал его, будто что-то выискиваю или пытаясь понять. — Сайно? — спрашивает он на пробу и всё-таки проходит в свою комнату, откладывая поднос на рядом стоящую тумбу. Опыт с Германубисом, который любитель появляться в самые неожиданные моменты на зло аль-Хайтаму, научил секретаря быть более внимательным и предусмотрительным, поэтому как бы Сайно сейчас не хотелось просто обнять, попадать на эту уловку аль-Хайтам не горит особо желанием. Ещё раз. Сайно недопонимающе уставился на подобный вопрос. Ему показалось, что он всё ещё спит, потому что это не очень-то в стиле Хайтама задавать настолько очевидные вопросы, но всё же он просто ответил: — Что? Сайно действительно не понимал, как ему на это реагировать и всё же ему стало как-то легче, когда он заметил, как лицо Хайтама резко разгладилось, становясь мягче, и в следующее мгновение он просто затянул его в свои объятия из-за чего Сайно словил себя на мысли, что похож сейчас на плюшевую игрушку. Поведение Хайтама слегка озадачило, потому что за время, проведённое в пустыне, Сайно немного отвык от привычных ему нежностей и присутствия близкого ему человека, потому что во время вылазок в пустыню последнее, что его будет интересовать это явно собственный комфорт и чувства, ведь в приоритете как-никак собственная команда и ловля преступников, поэтому любая оплошность может стоить кому-то жизнь или даже усугубить нынешнее положение. Из-за этого Сайно и чувствует лёгкое недопонимание, ведь давно уже успел отвыкнуть от того, какого это, когда к тебе прикасается Хайтам. Когда подобный человек, как он, выглядит не особо заинтересованным в чём-то на людях, кроме своих заумных книг, естественно, наедине с любимым человеком становится настолько простым и нежным, настолько жаждущим спокойно показать свою преданность и любовь. Если признаться самому себе, то аль-Хайтам напоминал немного кота. Такого мягкого, пушистого и весьма ленивого, хотя, ладно, Сайно признаёт, что порой этой лени, присущей Хайтаму, не хватает ему самому и, возможно, будь Сайно не настолько зацикленным на работе, на желании вершить справедливость и правосудие, его жизнь была бы чуточку легче. Может, если бы он умел перекладывать некоторые обязанности доверенным личностям, он бы никогда не страдал переработками, о которых всегда удаётся упомянуть Хайтаму. Сайно ценит, по правде, его заботу и волнение, вот только понимает, что их деятельность достаточно разная и поэтому как бы Сайно не хотел, он не сможет пойти против самого себя и своей тревожности по поводу всего живого. В объятиях Хайтама очень тепло. Сайно, признаться честно, никогда не смущала их разница в росте и мускулатуре, на самом деле, даже привлекала, потому что сама перспектива быть затянутым в объятиях как плюшевая игрушку, которую обволакивают со всех сторон и которая прекрасно умещается в чьих-то руках, его вполне себе устраивает, потому что ощущать присутствует Хайтама, его тепло, нежность, видеть проявление желанных чувств настолько приятно, что Сайно ловит себя на мысли, что спокойно наслаждается этой любовью, этим отношением к себе и своей персоне. Сайно принимает то, что ему дают и сам на это отвечает, поглаживая Хайтама по голове и позволяя ему уткнуться в собственную шею. Сайно замечает, что дыхание Хайтама неровное, кажется будто бы ему хочется что-то сказать, а он всё никак не решается на это и это, по правде говоря, так неестественно для него, что генерал даже задумывается о том не подменили ли его секретаря за всё время их разлуки или не вытворил ли что-то вновь Германубис. — Мне очень не хватало тебя, Сайно, — доносится до уха генерала и он удивляется даже не словам, а скорее честности Хайтама, которому порой так тяжело просто объясниться в чём-то, что связано с его собственными чувствами по отношению к чему-либо вообще. Но больше всего, естественно, к Сайно. Как бы долго они не находились в этих отношениях и сколько бы всего вместе они уже не пережили, Сайно понимает, что каждый раз, когда он возвращается из пустыни, ощущается как новый. Точно также, как и сейчас. Будто бы они заново признаются друг другу в чувствах, будто бы аль-Хайтам заново раскрывает самого себя, свою личность с другой, более глубокой, скрытой от потусторонних глаз, стороны. И каждый раз Сайно не перестаёт удивляться тому, каким чувствительным, любящим и верным может быть его Хайтам. Почему-то на душе в разы легче и даже как-то поспокойнее. Сайно осторожно надавливает на спину секретаря, который никак этому не противостоит, и вместе с ним укладывается на его мягкую постель, позволяя ему удобно устроиться на груди генерала. Всё-таки плюсы весьма высокого роста Хайтама незаменимы, потому что Сайно явно нравится закидывать свои ноги на чужую спину и вместе с этим прижимать к себе, зажимая в весьма сильной и тем не менее любимой для Хайтама хватке. Сайно не такой уж эксперт в проявлении чувств словесно, хотя он не спорит, что из них двоих ему даётся намного проще сказать о том, что он испытывает по отношению к Хайтаму и как его любит, но в данный момент ему кажется, что лучше всего продемонстрировать всё то, что он чувствует, нежели просто сказать. Это его конёк, ведь простые действия, тем более после длительной разлуки, гораздо лучше любых слов. Поэтому Сайно осторожно начинает, приобнимая покрепче Хайтама, осторожно поглаживает его по голове, имитируя этими движениями некий массаж. Аль-Хайтам звучит умиротворённо, хоть и в какой-то степени уставше. Сайно почему-то почти уверен, что Хайтам нагружал себя работой за время его отсутствия в Академии исключительно для того, чтобы заглушить собственную тоску, ведь в обычные дни его только попробуй отыскать в кабинете мудреца. Но всё-таки он это не комментирует в слух, ведь прекрасно знает, что аль-Хайтам и без слов поймёт его проницательность. — Не тебе одному, — спокойно начинает Сайно и щекой прислоняется к чужой макушке, прикрывая глаза. Разговаривать о чувствах приятно, на самом деле только благодаря этому можно намного лучше понять друг друга, но как бы аль-Хайтам и Сайно и так уже не знали друг друга хорошо, эти разговоры никогда не бывают лишними. Убеждаться в собственной нужности, в чужой любви всегда уместно, всегда желанно и хорошо. И даже если по аль-Хайтаму никогда не скажешь, что тот в принципе в чём-то нуждается и всегда живёт сам по себе, на самом деле он всего желает, но исключительно рядом с таким человеком, как его генерал. Разговор не продолжается, потому что Хайтам наконец-то впадает в желанную дрёму под лёгкие прикосновения своего возлюбленного. Сайно не засыпает, начиная чувствовать себя бодрее, и думает о том, как завтра проведёт день с Хайтамом и всё-таки узнает от него, что там произошло с Германубисом, но из мыслей он всё равно выходит, когда улавливает довольно-таки знакомый голос: — Архонты, Хайтам, ты разучился гасить после себя свет? Кавех звучит сонным, но не кажется, что он вообще спал. Складывается впечатление, что он только начал готовиться ко сну после какого-нибудь заказа и этот факт вызвал небольшое сожаление в груди Сайно. Наверное, Кавех наконец-то просто удосужился выйти из собственной конуры и был ослеплён ярким светом. На его месте возмущался даже бы генерал. — Хайтам.. — фигура Кавеха очерчивается в дверном проёме, но сам архитектор не заканчивает фразу, а лишь замолкает, наблюдая за тем, как Сайно подносит палец к губам и указывает на Хайтама. Кавех легонько улыбается, а после притворно закатывает глаза, выдавая: — Передайте ему, генерал, что это так просто с его рук не сойдёт и я припомню ему об этом с утра, — перед тем, как, несмотря на лёгкое возмущение в голосе, тихонько закрыть дверь. Сайно прикрывает глаза на слова Кавеха и довольно вздыхает, чувствуя себя удовлетворённым. Он наконец-то дома и это самое главное. А со всем остальным он разберётся потом.