Ода авиаориентирам

Не вижу неба, Облаков и свободы. Не вижу начало снега – Только капелл обрюзгшие своды, Обточенные злыми ветрами, И дюжие останки снега талого, Растоптанного грубыми сапогами. Отрезанной в агонии рукой Трепала по щекам целованное небо. Я любила жить высоко, Любила к стеклам Нагретым Прижиматься щекой И ветра слушать напевы, Смотреть на одинокие Пожухлые листики. Здесь мои окна низко. Губы рвут Колики, И лопаются они, розовые, От изморози. Городской гримасой выкосились Приземистые европейские домики С их вычурными Надкусанными Карнизами. Стоят на страже, Зловониями улицы мажут, Выкладывают мхом ниши, Скрипят крышами, Запирают на ключ арки гулкие – Прячут от личностей Романтичных Мощеные булыжником, Томные Закоулки. Запрокинув голову, Взглядом Глажу Крышу высотки, Антенны ее стройные, Балконов пришвартованные лодки, Трубы водосточной побег. Я вижу, Какой путь проделывает снег, И откуда у снега растут ноги. Я знаю, что небо высоко и еще выше, Я знаю, что над крышами, Вереницами ежедневных перелетов Над авиаориентирами Шныряют самолеты, Скребут небо хребтами длинными. Скребут так же, как поезда, Крошечными гусеницами с крыш увиденные, По только им причинам понятным Ползущие и ползающие По необъятным Сибирским Долинам. И этим огромным домам Деревья дорастают до щиколотки, В окна шелестит шепот их, Спотыкается О бедлам В головах, Ветвями сумрачными рукоплещет Гигантским людей хранилищам. Но можно ли? Эти все кухни, жизни, занавески Слова зверские, Крики детские… Я не люблю спальни И гостиные не люблю неуклюжие. Вся жизнь их – Кухни, Запахи уютные И тихие разговоры после ужина.