— «Но я люблю джаз.»
Так оно и произошло. Уж очень быстро они начали собираться, прихорашивали, нравоучения наговаривали. Конечно, этим по большей части занимались Ёнэ и К’санте. Откуда ни возьмись для Сетта и Афелия вытащили смокинги. Черные, шелковой огранки, блестящие и облегающие формы. Сетту до сих пор жал галстук и он, как тогда, просто развязал узелок у себя на шее, теперь он просто неуклюже свисал. Кому-нибудь бы подобный вид испортил бы весь подобающий вид, но во всем этом бардаке был весь Сетт. С щепоткой стиля и животного очарования. К’санте поправлял пиджак на его плечах. За окнами уже стемнело, начали искриться окна высоток, гудеть машины в пробках по шоссе. Сетт смотрел на своего приятеля мученическим взглядом с прижатыми ушами. Все никак не может выкинуть из головы, что это событие окончится катастрофой. — Бро, мне кажется, что зря мы всё это затеяли. Мы просто сходим на этот концерт, ну и что с того? Просто почтим Ангелов своим присутствием. Если подумать, они были самым худшим выбором для присутствия на этом мероприятии. У одного горячие кулаки и голова, другой — замкнутый интроверт даже среди своих коллег. Просто чудо рандома, как ни крути. — Ты хочешь понравиться Афелию или нет? — Сетт покивал ему в ответ. Пробурчал тихонько: «хочу». — Тогда иди с ним на это свидание и всё сладится. Ты хоть видел, как он на тебя смотрит? И не смей мне тут отнекиваться! Я гуру отношений, я лучше знаю. — Да, пап. За подобную дерзость Сетту был отвешен смачный подзатыльник, и его выставили за дверь комнаты, выгоняя к прихожей. В это время Ёнэ обходил Афелия вокруг и смотрел, всё ли сидит на нём верно. Он прижимал пальцы к губам неосознанно, хмурился каждый раз, когда видел на смокинге то ли волос, то ли не разглаженную складку. Он поднимал его за тощие ручонки, двигал пальцами, чтобы даже резные перчатки легли ладно, чтобы маска с лица не свисала, чтоб бирюзовые волосы могли смотреться сногсшибательно на фотографиях прессы — всё должно быть идеально, даже если они просто пришли посмотреть на чьё-то выступление, и никак иначе. Они же теперь медийные люди, на них смотрят за примером! Ну, быть может, и не только это. Хотелось, чтобы Афелий выглядел презентабельно, дабы не только папарацци свалились от его красоты, но и члены банды. И пусть никто не обвиняет его в выборе любимчика! Будь на месте Афелия тот же Каин, он бы прихорашивал его ровно с тем же энтузиазмом. Только с криками и битой посудой. — Ну, теперь ты готов. Будешь блистать, друг мой! Афелий выглядел уже довольно уставшим. Закатив глаза, он поправил чёлку. Точнее, бросил часовые старания Ёнэ в топку. Ранее зализанная назад причёска теперь снова была похожа на голубого дикобраза, но зато очень сильно подходила своему хозяину. Если их собирались отправить такими смешными на данное мероприятие, страшно подумать, что там делают с Сеттом. Наверно, причесывают ему холку, стригут коготки и завязывают ушки в бантик. Афелий от такой картины невольно хихикнул, чувствуя, как на щёки лезет непрошенный румян. Но он так же быстро исчез, как и появился. — Теперь иди, Сетт тебя наверняка уже ждёт. Скоро начнётся шоу и я не хочу, чтобы в новостях желтушные журналюги помыкались над вашим опозданием. Всё, всё, иди! Афелию оставалось только кивнуть и пойти на первый этаж. По пути вниз, он взялся за пару пуговиц на груди и распустил их. Дышать стало чуток легче и коже теперь не так жарко. Но от чего бы ей быть жарко? Непонятно. А, теперь понятно, почему. Сетт, несмотря на то, как галстук свисал с его шеи, как его шерсть на голове была похожа на бардак, а когти, похоже, так и не подстрижены, выглядел очень внушительно. Глазу было приятно наткнуться на оголенную часть груди, которую тот даже не собирался прикрывать. Как, собственно, и сам Афелий. Сетт посмотрел на него и тогда понял, что вечерок придётся тяжелым. Как ему держать себя в руках рядом с таким произведением искусства, что стоит на лестнице и держится белоснежной ручонкой за перила? Сетт же рано или поздно попытается обратить на себя внимание, как-нибудь обласкать словесно, дать понять, что неровно дышит и это всё от чистого сердца, а не просто поиграться на одну ночь. Почему-то, когда люди первый раз его видели, думали, что он такого рода парень, что обращается с людьми, как с игрушками. Будь он таким, мать бы оторвала ему уши и очень расстроилась. А он не хотел расстраивать маму. Но людей редко можно переубедить, ничего не делая. И Сетт намерен сегодня действовать. Он знал, что никто в группе не считает его за подонка. Но сегодня он будет больше, чем просто хороший парень с золотым сердцем. Сегодня Сетт будет для Афелия джентельменом, который станцует с ним под заводящую мелодию джаза, будет носить на руках, покормит лобстером с ложечки и подарит ему весь мир. Провожали их чуть ли не как в последний путь, словно они никогда больше не увидятся. Посадили в лимузин. Откуда они взяли лимузин? Они махали им вслед с улыбками. Каин и Эзреаль уже скрылись из виду, побежав устраивать соревнование по Just Dance. Остались только К’санте и Ёнэ. Огни фар лимузина уже давно скрылись из виду, а они продолжали махать и улыбаться всеми зубами, стоя на пороге своего коттеджа. — Мы ведь проследим за ними, верно? — Конечно. Момент, которого все ждали! Башни новостных изданий горят огнями славы и обожания. Миллионы людей на Таймс-Сквер, полицейские патрули, карманники, уличные музыканты, блеск рекламы то там, то тут, всё это — Нью-Йорк! Добро пожаловать в город моментального удовольствия, политических дрязг, колыбель всех бизнесменов мира и просто мегаполис, к которому таят любовь миллионы жителей нашей планеты. Сегодня, и только сегодня, на сцене Бродвейского театра будут выступать Ангелы Хранители, что согласились принять участие в одноименном мюзикле. Встречайте! На красную дорожку вышли четыре персоны: статный юноша с коротко подстриженной бородой и шелковыми шоколадными волосами, мужчина с серьезным, пленительным взглядом, и влюбленные голубки, что успели уже нашуметь в шоу бизнесе благодаря своей страсти друг к другу. Даже сейчас они шли, пернатый мужчина хватался за талию своей пассии, и не менее пернатая женщина шла рядом с ним, элегантно и интригующе передвигаясь на своих птичьих лапках. Если вспомнить прошлое каждого из Ангелов Хранителей, покажется, что все эти люди сошлись вместе по принципу: «беда сближает людей». Люциан, мастер игры на саксофоне, так и не смог сойтись в интересах со своей давней любовью, Сенной из True Damage. Их карьера пошла разными путями, но, судя по последним новостям, они всё ещё вместе и недавно похвастались в соцсетях кольцами из чистейших бриллиантов! Вот оно доказательство, что если любовь чиста и глубока, она никогда не умрёт и будет жить. Даже если ей будет мешать что-то извне. Она продолжит бороться. Шая и Рэйкан, заядлые игроки на фортепиано и барабанах, что ныне идут за своими коллегами по красной дорожке к Бродвею, не перестают любиться у людей на глазах. Поцелуи, шушуканья, игриво поднятые крылья — всё это признак того, что в них бурлят необузданные чувства. Рэйкан и вовсе не перестает махать хвостом, подметая землю под собой. Но он даже не замечает, что может замарать свои прекрасные перья, ведь рядом с ним идёт та, чьё сердце он покорил и собирается покорять всё дальше. Кажется, он предложил ей выйти за него замуж. Шая покачала головой, и Рэйкан театрально охнул. Но с влюбленной улыбкой пропускает даму вперёд, во внутрь театра. Акшан, лидер банды, джазмен, мастерски играющий на трубе, потерял близкую подругу и не мог найти счастья в жизни, ведь жизнь без неё не имела смысла. Только когда он взял в руки трубу и музыка полилась наружу, он понял, что его подруга будет жить в его песнях. Он воскресит её ловкими движениями своих пальцев, размеренным тактом дыхания и верой в то, что музыка способна пробуждать в людях жизнь. Добро пожаловать на Бродвей, дамы и господа! Сегодня будет ночь чудес, любви и музыки. Наших прекрасных ангелов почтут своим присутствием не менее прекрасные KDA, а так же, судя по внезапным новостям, явятся молодые дарования, что только недавно взорвали трибуны — HeartSteel! Присаживайтесь на свои места и ожидайте выхода звёзд на сцену! Эта ночь — для вас! — Ну… Зато вид из окна красивый. Что ещё мог сказать Сетт, сидя в пробке на улице Бродвей? Здания красивые, улицы заполненные разносортными людьми, воняет выхлопными газами, а так же гудит в ушах от рёва гудков машин и криков людей, вопящих о конце света. Сетт посмотрел на Афелия, тот, похоже, был не заинтересован в диалоге. Нет, это никуда не катится. Хоть это и официальное появление на публике, они наконец-то вместе, одни от остальных членов группы. Без обид! Надо как-то разбавить обстановку, сделать её более приятной для Афелия, показать свою заинтересованность… Но как это делают на нормальных свиданиях? С шоколадом, вином и цветами. Только у Сетта ни того ни другого. Лишь бутылка виски в этом магазине была и два стаканчика. Сетт потянулся к бутылке, разлил по стаканам пойло и, не спрашивая, предложил Афелию выпить. На Сетта посмотрели эти рубиновые глаза таким образом, что хотелось разбить себе этот стаканчик об лоб. — Э-э-р… Не хочешь, как хочешь, — он пожал плечами, но тут у него вырвали стакан из рук. Сетт даже опешить не успел, только уши дернулись. О. Ну, это лучше, чем ничего. Все-таки Афелий, похоже, понимал, что им надо разбавить кровь чем-то, разгорячить её перед тем, как выйти на люди! А то что-то поджилки трясутся и слова не лезут, горло сдавило. — Вот это я понимаю, Фел! Вот это дело! До дна! Эй, сэр, подключи какое-нибудь шоу, пока мы тут торчим! — он запрокинул голову и выпил свою порцию, а затем задорно пихнул Афелия кулачком в плечо. Только слегка. Но Афелий чуть не упал с кресла и так громко Сетт заойкал, что водитель лимузина обернулся. Он выглядел потревоженным, кажется, он уже смотрел прямую трансляцию прямиком из Бродвея перед выступлением, которую он подключил. На экране светились довольные лица девушек из KDA, которые уклончиво и очень любезно отвечали на вопросы папарацци. — Тьфу ты… Мы так не доберемся до Бродвея даже к утру! Мы едва подъезжаем к Таймс-Сквер! — Сетт уже чувствовал, как его острые зубы точатся друг об друга в приступе негодования. Он нервно стучал ногой по полу, скрестил руки на груди и ждал у моря погоды, когда лимузин наконец-то двинется с места. — Знаешь, а я думал, что так и будет. Серьезно, когда К’санте пытался натянуть на меня эту рубашку, — он не скажет, что прошлую он просто порвал в потоке эмоций, коих у него бывает много даже за один день — Я думал, что прошла целая вечность! Он уже отчаялся и хотел дать мне одну из своих самых больших. Но благо эта подошла. Жаль, жмёт кое-где, — он подвигал плечами, напрягая мышцы груди и рук. Если прислушаться, можно было услышать слабый треск. Тут раздался невиданный звук. Афелий хихикнул, все так же держа виски в руке и не сделав и глотка. Сетт дернул ухом в его сторону и улыбнулся, оголяя верхний клык. — Ну а ты? Что тебя так задержало? Ждать словесного ответа от Афелия, признаться, было как ждать, что луна упадет в океан. За все время, пока они уживались вместе, всё ещё было тяжело привыкнуть к молчаливому собеседнику. Особенно с его темпераментом. Если его таким вообще можно называть в контексте. Сетт тут же помотал головой — Извини, не подумал… Но тут же увидел, как Афелий тыкает пальцем в портрет Ёнэ на экране лимузина. Похоже, там уже пошла речь о HeartSteel и начали краткий экскурс по членам группы. О них уже говорят в новостях, а их даже и близко не было рядом с театром. Сетт вздохнул и свесил уши вниз, потирая шрам на носу. Афелий, кажется, моментом посмотрел на него и тут же переключился обратно на трансляцию. — Ну дела… Хоть прям щас выбивай дверь и беги. Смешок такой задорный он услышал, что аж посмотрел обратно на своего спутника. Афелий смотрел на него, покорно сложив ручонки на коленках. — Что смешного? Афелий пожал плечами. Как тяжело его, все-таки, понять. Как-то он хотел начать учить язык жестов ради Афелия. Позже выяснилось, что он сам язык жестов не знал и не видел в этом никакой проблемы. Сетт вздохнул качая головой, спрашивая: — Думаешь, это было бы забавно, если бы я действительно выбил дверь? Вот это было больше, чем неожиданно. Ему кивнули. Непривычно. Афелий был с ним… согласен. Такой тихий, скромный, слова не говорящий из-за своего слабого, тонкого голоска… Он хотел выбить дверь дорогущего лимузина. Сетт почувствовал, как у него покраснели щёки и полезла на лицо зубастая улыбка. Стоит ли упоминать, что удар раздался настолько громкий, что на вой машины сошлось несколько прохожих, уже достающие телефоны? Сетт уже успел пожалеть о том, что сделал такую глупость, Ёнэ всекёт ему по первое число, он уверен! Вот он уже высовывает ушастую голову из лимузина под крики водителя, как его хватают за руку и ветром уносят в толпу зевак. Бывало так, что даже его ноги не поспевали друг за другом и он спотыкался, обходя прохожих, чуть даже не врезался в протестующего и успешно обошёл внимание полицейских, что направились к машине, поправляя солнечные очки. Сетт никогда не понимал этого концепта — чёрные очки и коп. Они должны были придавать им крутости? Ну, если отойти от темы, то ему кажется, что краски Таймс-Сквер появляются на горизонте и уже начинают слепить ему глаза. Подумать только, как быстро они сюда добрались на своих двоих. Кстати, а кто «они»? Сетт присмотрелся хорошенько, сфокусировал взгляд на том, кто тянул его всё это до Таймс-Сквер, как дух. — Не знал, что ты такой хороший бегун, Фел. Хотя, теперь Сетту ясно, отчего у него такие роскошные ноги. Ну, неважно! Фел, думал Сетт, не слышит его, но он обернулся и посмотрел на него, его красные глаза, кажется, блестели от восторга. Сетт фыркнул, смеясь и дал дёру вперёд. Не контролируя собственные порывы и силу мышц, он нагнулся и на бегу подхватил своего спутника на руки. Бежал мимо людей, наблюдая за тем, как огни Нью-Йорка отражаются в этих удивленных глазах. Нёс его как невестку какую-то. — Но не настолько хорош, как я! Не волнуйся, я доставлю нас на Бродвей вовремя, они нашего опоздания и не заметят. Целеустремленности ему не занимать. А вот бегать с человеком на руках посреди густой толпы — вот это действительно тяжело. Если не вспоминать, что и под ногами не всегда есть места, где можно ступить. То мусор какой, то… человек. Кажется, он чуть с ног не сбил голого ковбоя, который яростно кричит ему в спину. Чёрт, мужик, оденься! Другого он случайно зацепил рукой, пытаясь выровняться на ходу и произошёл своеобразный вальс. Если наматывать круги с, похоже, около пьяным человеком, можно было назвать таковым. Что-то в глазах все закрутилось и он перестал понимать, кто и что попадает ему на пути. Очень странно это, когда прохожие то отпрыгивают от тебя, то ловят тебя в самопроизвольный танец. Ох, он мог слышать, как музыка играет у него в ушах, хотя это просто кровь бьет. Вот так Сетт, пока пытался ловко оббежать группу туристов, наступил на одну из бутылок, которая под его весом не прогнулась, а решила бороться за свою бессмысленную жизнь. Сетт тогда на этой бутылке завертелся, закрутился, как балерина с поднятой к небу ногой. Афелий крепко держался за его шею. А тут вторая бутылка! Он начал крутиться по тротуару, как на коньках! Люди смотрели на это представление, как на шоу, раскрыв глаза. И вот Сетт равновесия своего не удержал и уже, перед самым своим падением, посмотрел на Афелия жалобно. Кажется, будто вся жизнь пронеслась перед глазами, все неудачи и все ошибки прошлого. Первая школьная драка, первая неудачная любовь, первый избитый папарацци. Сетт свалился на землю, ударившись подбородком. И тут поднял взгляд к небу, наблюдая, как Афелий летит над головами людей, раскинув руки. Люди раскрыли рты и кажется, что шум Таймс-Сквер перестал существовать на мгновение. Летел он… Красиво, что ли. Ноги по струнке вытянул, шею и спину выгнул. Свет мегаполиса отражался в его волосах, на его лице. Высотки стремятся ввысь. И тут-то он летит головой вниз, на асфальт, вот-вот разобьется в кровь… Афелий хватается своими тонкими, красивыми пальчиками за фонарный столб. Крутится в воздухе и элегантно упирается носочками ног, вытягиваясь и взмахивая рукой. Аж челка запорхала и неуклюже прикрыла ему один глаз. Другой блестел. Страстно. Толпа рукоплескала и хлопала в ладоши. Афелий, кажется, улыбался. Под маской непонятно. А вот Сетт точно улыбался. Уши к затылку ласково упали и глаза, как у кота, что увидел любимое лакомство, расширились. Он приподнялся на дрожащих ногах и выдохнул, тряся головой. Уши очень забавно хлопали, пока он из его шерсти вылетали кусочки уличного мусора. Он провел пару раз руками по своему смокингу и громко охнул, поняв, что безнадежно запачкал брюки пылью и грязью. Афелий спрыгнул к нему, как какая-то мессия, готовая дать ему божественную цель. Ладно, может Сетт преувеличивал. Но как же горячо он выглядел сейчас, лишь бы не смутить. Пока Сетт любовался тем, что перед ним стоял его идеал, за его спиной бежало то, чего он боялся больше всего. Афелий приблизился, медленно, томно. Сетт аж выдохнул через ноздри судорожно, поправляя чёлку и шерсть ушей, не замечая, как по глупому у него из-под верхней губы вылез клык. К нему потянули руку. Беленькую, без мозолей, такую утонченную, что не было мысли о том, как будто эти руки способны играть на сотне разных музыкальных инструментов. Сетт аж затаил дыхание. Аж место одно зачесалось. Ох, это должно быть сердце. Он надеялся, что сердце. Когда Афелий потыкал пальцем его в плечо и потом ткнул им за его спину, Сетт обернулся. Он сжевал губу от вида камер и людей с микрофонами, а с его острыми зубами от этого вдвойне больнее, аж до крови. Откуда они взялись вообще?! Из воздуха?! Глупо, но он попытался спрятаться за Афелия, когда папарацци подходили все ближе и уже задавали вопросы издалека. Чёрт, у Сетта очень чувствительные уши, и от этого он ненавидел папарацци ещё больше, чем следовало бы. Но ему повезло. Стоило Афелию вновь взять его за руку, и вот они уже снова скрылись в толпе из бизнесменов, театралов, протестующих и просто чудаков. Концерт «Ангелы Хранители» шёл уже во всю. Зрители заняли свои места, а артисты собрались с духом и приготовились выходить на сцену. Начался первый акт. На сцене находится Люциан. Лишь единственный источник света — это свет прожектора над его головой. В его руках саксофон. Тут светом озаряется фортепиано в отдалении и фигура юной девушки, чьи перья светились всеми красками млечного пути. Ноты лились в уши зрителей. Нежный голос, как у певчей птички, раздался в тишине, стоило туману просочиться на сцену и густо покрыть ее собой. На фортепиано стояла свеча в форме человеческой ладони. На каждом из пальцев горел огонёк. — Хочу быть любимым лишь тобой, и больше никой другой, — запела Шая. Свет следовал за Люцианом по сцене, его глаза закрыты, но движение выверенные, размеренные и расслабленные. Он был быстр, ловок, но очень осторожен. Словно ждал чего-то внезапного, чего-то нежданного. Опасного. Не будь в его руках саксофона, могло показаться, будто он делал вид, что держит кого-то в своих руках. Зелёный свет озарил сцену. Из тумана показался фонарь. — Чтоб целовала меня лишь ты, и никто другой! Хочу целоваться лишь с тобой! — запел Люциан, улыбаясь. Улыбка его была печально, ломаной, и если приглядеться, в его глазах можно было проследить искры капелек слёз. Из тумана выходит загадочная фигура, и тогда зрители, что до этого на момент отвлеклись, вновь прикрепились свои глаза к сцене. Они раскрыли рты и зашептались, охая и ахая. Вновь заиграла музыка. На этот раз Шая и Люциан молчали, продолжая играть на фортепиано. Теперь зрители могут услышать, насколько может быть чарующим и мелодичным голос члена Pentakill. Кажется, в толпе кто-то охнул и его тут же заткнули обильным шиканьем. Виего вышел с огромным мечом в руках, он был одет в чёрные доспехи, а грим сделал его и так бледную кожу совсем мертвецкой. На его голове красовалась зелёная корона. Он подошел к фонарю и протянул к нему руку в когтистой перчатке. — Как можно стремиться к чему-то выше, — свет и туман воспроизводили незабываемое впечатление, словно зловещая аура поднималась из фонаря благодаря лишь одному движению руки Виего. Люциан наблюдал за этим зрелищем с большими, полными ужаса глазами. — Чем только услышать, что ты стала моей! Туман сгустился и зал охнул почти в унисон. Такая добрая, такая светлая мелодия звучала, а что же происходит на самом-то деле… Из тумана, что Виего будто вытянул из фонаря, вышла прекрасная, но суровая женщина в белых одеждах и золотых украшениях, её глаза светились зелёным адским огнём. Люциан и Виего подползли к ней чуть ли не на коленях, и когда упали, пропели друг за другом. У одного голос был полон покорной любовью и обожанием, у другого — похотью и желанием контролировать. Чтобы никуда не ушла. Больше никогда.— Хочу я любимым быть тобой, И больше никой другой, Любимым тобою быть!
— Эй, Фел, послушай, — Сетт шёл за Афелием, на этот раз тот не держал его за ручку. Он пытался за ним безуспешно поспеть и не потерять из виду. Они входят в театральный квартал. — Я вот что хочу сказать. Было весело, как мы дверь выбили и ты полетал над толпой! Но всё же… Ты сегодня прям… сам не свой. Афелий таки повернулся и посмотрел на Сетта с таким прищуром, что стало ему как-то неудобно и хотелось ему на месте вкопанным встать. Но концерт не ждёт. Сетт вздохнул глубоко, когда Афелий развернулся и продолжил ход. Они были такими маленькими по сравнению со всеми этими рекламными баннерами и панорамами. Например, Мэрилин Монро, которая улыбалась им сверху, по сравнению с ними была такой великой и солнечной. Вечная икона шоу бизнеса. Теперь Сетт посмотрел обратно на Афелия, продолжая разглагольствовать. — Я не хотел тебя обидеть! Просто… Обычно тебе так в западло активничать и единственное, что ты делаешь, это закатываешь глаза на всех и вся… — Афелий в этот раз обернулся куда резче. — Прости! Прости, прости, я просто нервничаю. Э-э… — Сетт не мог сфокусировать свой взгляд на Афелии и едва сдерживал себя, чтобы по глупому не потыкать большими пальцами перед собой. Он заметался и тут зацепился за все краски зданий, которые показывал сегодня Таймс-Сквер. Классическая реклама Колы и прочего. Футбольные матчи, казино… Театр, кино, часы и обогреватели. Чего только тут не было. — А тут все такое красивое, м-да? Яркое… Прямо как, ну… Афелий упёр руки по бокам и вздохнул. Он ждал, когда Сетт закончит предложение. Похоже, до него туго доходило. Таки башкой ушибся. И тут Сетт тыкает в него обоими пальцами. Афелий сначала не понимает, что он имеет ввиду. Тут Афелий сам тыкает себя в грудь с вопросом в глазах. И если б не маска, Сетт бы уже узрел, как предательский румянец лезет ему на щёки. Тут он услышал хихиканье за своей спиной и понял, что Сетт указывал не на него. Он указывал на то, что в понимании Афелия было куда страшнее. Сетт ненавидел папарацци, но обожал человеческое внимание и обожал отвечать на вопросы, за словом в карман он не лезет. А вот Афелий — другого сорта. Ему не было комфортно отвечать даже на интервью, что уж там. За него сестра отвечала, а тут её и в помине нет! — Это же Афелий из HeartSteel! Афелий! Смотрите… Там ещё и Сетт! Сколько восторженных визгов. Удивительно только то, что раньше фанатов тут не наблюдалось. Когда смех усилился и его уже зовут по имени, пытаясь привлечь внимание, Афелий приложил ладонь к лицу, вздыхая нервознее, чем обычно. Тут-то Сетт и понял, вот его шанс блистать и показать себя заядлым кавалером в глазах Афелия. Когда Сетт потянулся к его ладошке, он не успел её схватить. Схватил её кто-то другой, какой-то очень активный фанат, у которого слезы и сопли шли рекой. Сетт аж опешил, как подоспел другой. Обычная девушка, скромница, смотрящая из-под дрожащих ресниц и не способная промолвить ни слова. Когда же подобрался третий тип, Сетту совсем стало гадко. Не все фанаты HeartSteel должны быть душками, правильно? Обычно это милые дамочки, как вот эта леди или очень активные юноши, как этот рыдающий, но вот… Вот сальных, противных типов он не переносил за версту. И тут внешность просто играет добавочную роль. Сам этот… Фанатик, что-ли, уже наваливался на Афелия всем своим тяжелым телом. Даже отсюда можно было почуять вонь пота. А он еще и бестактно тянул к Фели свои желтые зубы… Когда Сетт резко спрятал за собой Афелия, Тут то все на месте и передернулись. На камере он веселый парень. В жизни тоже. Только не тогда, когда его бирюзовые глаза горят ядовитой ноткой, а уши напряженно поджаты. Он был готов Афелия, если что, всеми руками отбивать от этих чудаков. Конечно, это бы повредило имиджу группы, возможно, его снова выпнут и он окажется у разбитого корыта. И сердцем. Да, можно было об этом подумать до того, как вставать в угрожающую позу и метать молнии из глаз. Но Сетт всегда был человеком действия. Сначала делал, потом думал. — Ох, вы Сетт из HeartSteel! Прошу прощения, не заметил, — грузный чувачок прям всем видом нервировал. Губы постоянно облизывал, взгляд постоянно бегал ему за спину. — Мы видели вашу прямую трансляцию и поэтому решили, что это будет лучший шанс вас увидеть. Особенно, вашего друга. Как видите, я его преданный фанат. Ещё б он не видел. Да у него лицо Фели на его потной рубашке напечатано и испачкано сырным соусом. Сетт сдерживал себя, чтобы не скривиться. — Простите, что так внезапно, но мы можем сделать фото? — Нет. — Хотя бы получить автограф? — Нет. — Вы не имеете права отвечать за него и запрещать что-то! — Ох, ещё как имею. Осади, дружок, замараешься. А парниша то как покраснел от злости. Телефон, похоже, достал. Собрался звонить полиции и говорить, то что ему тут угрожает недавняя звезда шоу бизнеса. Сетт не заметил, как сам на него надвинулся, скаля зубы так, что губа слегка дрожала. Но что-то сзади зашевелилось резко и тогда Сетт охнул, проронив слабый рук. Уши резко дернулись и глаза расширились, стали как две планеты и теперь смотрят на то, как Афелий держит за запястье своего фаната, практически выламывая его. Телефон падает на землю. Ныне его красные глаза горят не соблазнительно, а опасно. Фелий, даже не оборачиваясь, выхватил маркер из рук девочки, которая тут же охнула и рот за пальчиками спрятала. Когда он отошёл от своего ярого фаната, то у того уже красовался автограф. Прямо на лбу. Курсивом. Сетт, как бы он не старался поддерживать имидж банды, засмеялся, хватаясь за колени. Афелий вернул шокированной даме маркер, когда тоже дал ей и её приятелю автограф. На этот раз нормально, на бумаге. Когда же он вернулся к Сетту, то выглядел очень… Хм, гордым. Довольным. Ох, сегодня из него вырвалась какая-то бестия. И Сетту это очень нравится. — Ты прекрасен, Фел. Что-то до него не дошло, как у него это вырвалось… Спонтанно. Он уже багровым стал, вот-вот начнет махать руками и отнекиваться, оправдываться. И тогда его снова уводят за руку под любопытные взгляды фанатов. Пусть смотрят. И пишут посты в интернете об их романе. Сетту очень хочется, чтобы все о них знали. Ему хочется, чтобы все видели его счастье. Он смеялся, когда его потащили в толпу. И начал танцевать, проходясь по театральному кварталу Бродвея. Огни прожекторов, блеск шикарных платьев дам, роскошь дорогих машин, музыка из каждого переулка, из каждой двери, каждого окна! Сетт хватает Афелия двумя руками за ладони. И их пальцы переплетаются, пока они переставляют ноги по тротуару. Свет клином сошёлся на них и теперь они не могут остановиться. Сердце бьется в унисон и каблуки роскошных туфлей стучат в его ритм.— Милый, ты можешь найти меня в свете прожекторов. В моих глазах сверкают бриллианты. Ускорь ритм! Разве ты не хочешь просто, Просто повеселиться вместе со мной?
Слова лились из его уст теперь совсем без всякого контроля, сами собой, от чистого сердца. Ему было так приятно танцевать на улицах Бродвея под светом, словно сам Бог обратил на них взор. Он не был религиозен, но звучит захватывающе! Они танцуют, резко двигая туфлями по плитке, проходясь меж удивленных прохожих, искушенных дам и джентльменов, что прикладывают руки к груди и вздыхают, стоит кому-то коснуться их хотя бы волнами воздуха. И ведь каков ужас! Они, в дорогих костюмах, с растрепанными головами, с грязью на коленях и раскрытых рубашках на груди, нарисовывают круги по пути!— Я натягиваю свои наряды. Этой ночью можно увидеть, как бьётся моё сердце. Я могу выдержать этот жар. Милый, поверь: Это мой звёздный час.
Они разъединяют руки и в ряд идут друг за другом ритмичными движениями бедёр. Раз в сторону, они все ближе, раз в сторону, и вот они в пути. Машут руками в такт. Сетт, с зубастой улыбкой на горящем лице, и Афелий, что в ритме прикрыл свои алые глаза, отдаваясь танцу во всю. Это все выглядело как какое-то смешное представление, в котором им посчастливилось стать актерами. Резко встав на месте, они захлопали в ладоши у себя над головами, да так громко, что весь мир мог услышать. Что было на их пути — то они превращались в декорацию на их импровизированной сцене. Не контролируя рук своих, Сетт хватал Афелия за талию, поднимая ввысь, и тогда Афелий хватался за фонарный столб, крутясь вокруг него, прыгая к следующему. Глаза сами цеплялись к его движениям. Выверенные, ловкие, изученные тяжким трудом хореографии. Сетт ненавидел хореографию. Но он обожал Афелия.— Потому что каждый роман потрясает, а потом ломается. Но мне плевать. Когда наступает ночь, мне не до слёз. Милый, у них нет шансов.
И правда ведь, поёт от всего сердца. Сколько раз перед ним проносились ошибки прошлого, а теперь покинули его, когда он ловит в руки Афелия и крутит его в воздухе, а после ловко ставит на землю, позволяя ему вести. Какая смешная, какая милая картина. Афелий, что ниже него на голове две уж точно, вел его вперёд, хватая за талию и выравнивая их руки вперёд. Но вот Сетт весом своего тела заставляет его раскрутиться на месте, как юлу, и потом единственное, что соединяло их, это вытянутые руки, судорожно скрепленные пальцами. Сетт возвращает Афелия себе, прижимая поближе, а тот фыркнул, скидывая челку с глаз. Словно вальс, в котором постоянно борются за лидерство. Когда Сетт наклоняет Афелия к земле, тот тихо охает, а уши его загораются алым огнём, стоило Сетту чуть коснуться одного губами:— Я могу танцевать, и танцевать, и танцевать…
— А ну стой, безбилетник! — охрана в Бродвее схватила какого-то подозрительного типа в капюшоне, что проходился по холлу в сторону зала. Рядом с ним был такой же тип в капюшоне, только вот ему, похоже, стало как-то страшно и у него затряслись коленки. Пытаясь что-то сказать, он мямлил, и мысль такая, что его и так высокий голосок стал ещё выше от шока. Он потянул ручонку к своему спутнику, но тот, хоть и схваченный охраной, улыбнулся мужичку в форме и сказал: — У меня тут друзья, HeartSteel, знаешь таких? И вообще, имею право проходить и без билетов, я звезда! — Звезды у тебя в глазах сейчас будут, а ну пошли! Потянули его очень резко, стараясь не тревожить высоких особ. Только вот тип в капюшоне оказался довольно протестной особой, и закрутился он в руках огромного охранника, что тащил его почти как тряпку прочь. Тут его дружок подключился, хватаясь за бицепс мужчины. — Добрый господин! Просим прощения, он просто контуженный, ну не мыслит, что говорит! Отпустите его, пожалуйста! Друг его, мягко говоря, оказался до глубины души оскорблен и охнул. — Ах ты змея! Теперь охнул другой, прикладывая руку к груди. Как оказалось, у охраны не было ни сил, ни времени, ни желания смотреть на их словесную перепалку. Их просто взяли за шкирки, протащили по залу под удивленные взгляды прохожих и щёлканье камер телефонов, и вышвырнули на улицу. Почти грохнулись на землю, удачно приземлившись на зад. По крайней мере это удалось одному из них. А другой лежал и зарычал разочарованно, снимая капюшон с головы. Его красный глаз горел злостью сильнее, чем обычно. — Мы так никогда не попадём к KDA, если мы так и продолжим валять дурака! — Ты назвал меня змеёй!!! — ох, как же громко и обиженно звучал этот тонкий голос. До скрипа в ушах. От того его собеседник аж в ухе пальцем покопался. Теперь он вздохнул, расчесывая свои розовые волосы. Рукой. Которую он облизнул. Парниша, что всё ещё на земле сидел, аж скривился уродливо от такой картины. — Чего кривишься? — ему покачали головой в ответ. — Эз, поднимай уже свой зад и прекращай ныть. Я тебе не мамочка. — Да Акали поди о тебе уже забыть успела! Подойдем к ней, представимся, а она скажет: «Что-что? Какой Каин? Такого не знаю!» — Цыц! Эз наконец-то встал с земли, отряхивая пыль тротуара со своих модных мешковатых штанов. Каин так и не смог смириться с тем, что его билеты попали в руки Сетта и Афелия, у которых-то особого энтузиазма в глазах нельзя было прочитать. Вот именно, им же незачем туда было идти, а вот у Каина дела любовные! Сейчас, наверно, сидят там и веселятся за его счёт, а они тут в подворотне сидят… Каин подумал слегка, почесал голову. И ударил кулаком об ладонь, решаясь. — Знаешь, что? Я устал и разочарован, и я окончательно решил: Пойдем радикальным путём! — Что… Что значит «радикальным»?! Каин свернул за подворотню, а Эзреаль рванул за ним, размахивая руками. Тут темно и немного воняет. Да, стоит только свернуть в тёмный переулок даже на Бродвейской улице бывают такие непривлекательные места. Хоть и огни всё равно слепят. Когда Каин остановился, взволнованный Эзреаль врубился ему в спину, чуть снова не падая, и тогда Каин хватает его за руку и жмёт поближе. Они спрятались за кучами коробок и… мусора. Каин присел на корточки, притягивая Эза вниз за шею, что тот аж закряхтел больно и тоже сел на корточки. Каин выглянул из укрытия, прищуриваясь. У запасного выхода тоже стояла охрана, причем недурная. Бродвей, что уж тут поделать. — Видишь вон там вот этих фуфелов? Нам надо от них избавиться, — прошептал Каин тоном ярого заговорщика. Ещё рукой так подёргал, словно бьёт невидимым ножом. Он гадко захихикал, когда Эз перед ним побледнел до такой степени, что сошёл бы за молочного человека. — Ладно, не очкуй. Всё пучком. Ты просто отвлечешь их, прикинешься каким-нибудь нищим, которые тут по углам бегают и подати просят. А я проберусь. Своим способом, ты знаешь. — Ну это совсем скотство! Не буду я опускаться до такого! — Ты хочешь провести прямую трансляцию прямо из Бродвея? А то подписчики то капают, поминутно… — Всё, заткнись. Когда Эз вышел, натягивая на голову обратно капюшон, Каин хлопнул в ладоши как можно тише, хихикая. Он притаился за стенкой из коробок, выглядывая как можно более незаметно. А то его шикарную шевелюру много кто мог увидать и осыпать… комплиментами. Эз идёт, вздыхая и уже вот протягивает ладонь, готовя свою речь о том, что вот он — бедный и несчастный, не хватает денег на хлеб. И не смотрите на мои дорогие брендовые одежды и мандариновые очки. Я прохожего избил и обворовал. А теперь дайте мне денег и пожалейте. Только вот его план сошел на нет, не успев начаться. Охрана к нему подошла, вся такая грузная и грозная, за черными очками глаз не видать… И вот они просят у него автограф. Слёзно. Каин захихикал гадко, видя, как Эз, сконфуженный, выслушивал оды о том, что он самый талантливый участник HeartSteel, и что его прошлый хит просто бомба, всё ещё горит в чартах! — Нам очень нравится ваш сингл! Мой… Мой, э, — тогда Эз охнул, прикладывая руку ко лбу. Тут он начал объяснять, ныть о том, что никто никак не запомнит название его так называемого хита! Тогда Каин начал действовать, убедившись, то что охрана полностью нейтрализована и теперь смущенно переглядывается между друг другом, словно упавшие лицом в грязь перед своим идолом. Каин пробрался вперёд под звуки смущенного бормотания и активного возмущения Эзреаля. Каин надеялся, что за этой стеной, к которой он подбирается, не является каким-то общим холлом или местом, где бы он застукал милую парочку за занятием любовью. Но это было бы уморительно до коликов в животе. Каин прикоснулся к стене, и тогда по ней прошлась чёрная волна, сама текстура стены словно поплыла, а Каин прошёл вперёд, растворяясь в стене окончательно, словно его тут и не было. Откуда у него такая странная способность? Никто не знал. Но это было чертовски круто, и был бы грех этим не поманипулировать. Каин попал в тёмный коридор, лишь слабо освещенный лампой с потолка. Он аккуратно прошёлся к красной двери выхода почти на цыпочках. А когда открыл её, то наблюдал, что Эзреаль до сих пор возмущается. Вот неугомонный. Тогда Каин помахал ему слегка, поманивая пальчиками. Эзреаль тут же опешил, охнул, извинился и дал двум бедолагам долгожданные автографы. Прощаясь с ними и показывая сердечко, он зашёл за дверь и скрылся, закрывая её за собой. Охранники были довольны, как маленькие дети. А потом у них глаза полезли на лоб. Концертный зал в Бродвее вмещал в себя 1700 человек и чуть больше. Здесь, если быть совсем скромным, было роскошно. Алые и шёлковые занавесы, дорогие люстры. Наверняка из чистого золота. Сцена огромная, на ней есть место для всех прихотей режиссера и активностей актеров. Зрители начали понемногу возвращаться, так как скоро представление продолжится. Зал становился чуть шумнее, чем раньше, когда тут господствовала гробовая тишина. Обед себя не ждал, ведь девушка, что смело вошла в зал и шла по кровавой дорожке не в туфлях, но в кроссовках, довольно хлопала себя по животу и облизывала губы. За ней шли ещё три дамы, которые переговариваются по пути. — Шоу скоро продолжится, пойдемте на свои места, девочки! — девушка с лисьими ушами была очень энергичной, хоть со стороны и казалась высокомерной особой. Если быть честным, даже её компания, полная звёзд, вызывала ощущение трепета. Они выглядели так, что никто и ничто не может стоять у них на пути. Ари, Акали, Эвелинн и Кай’Са. Знаменитая четверка с меткими кошачьими глазами. Все они направлялись в зал, обратно к Ангелам Хранителям, чтобы узреть второй акт. Первый закончился на той жуткой сцене похищения души руками Виего. Теперь Люциану предстоит спасти свою возлюбленную, чьего лица зрители не знают. — Жаль, что Серафина не смогла присутствовать, совсем невовремя заболела, бедняжка, — Эвелинн красила свои ногти с таким лицом, будто ей на самом деле было всё равно. — Мне кажется, она это специально. Я бы тоже не пошла. Скука смертная этот ваш Бродвей. Никогда не любила джаз. — Акали! — Ари ахнула, оглядываясь по сторонам. Будь у неё сейчас её кристальные хвосты, они бы вздыбились. Как бы странно это не звучало. Жаль, что её хвосты — просто чудо компьютерной графики. — Мы пришли поддержать коллег! — Значит, скучные у нас коллеги! Вот если бы мы были с HeartSteel на одной волне — другое дело! — HeartSteel ещё слишком зелёные, к тому же… — Кай’Са задумалась, садясь на свое место. Удобное у них расположение, кстати. Сверху сцену видно отлично. — Они себя уже показали! Только о них и говорят в сети. Мы должны, не знаю, провести с ними совместную запись, взорвать чарты, а не отметать их! — Чщ-щ, девочки — цыкнула Эвелинн — Представление начинается. Начало темнеть, люди стали стихать по очереди, пока последний голос не был заглушен. Все ожидали, когда занавес разойдется и им покажут то, что приготовили для них Ангелы Хранители. Занавес отворяется, и тогда зрители видят большое дерево на сцене. Форма у него такая необычная, его корни ярко блестят голубым, а листья дерева выглядят так, словно сделаны из маленьких кристаллов. На коре дерева нарисованы причудливые спирали. И именно тогда, когда первые ноты пианино начали ласкать уши, на ветке, с которой свисал причудливый клубок, был услышан ангельских женский голосок. Это Шая, что свисала с ветки головой вниз, держалась одной лапой. Она убрала с себя крыло, и теперь оно свисало вместе с ней. — Над тобой ярко светят звёзды, — пропела Шая. Тогда по ветке проходится уже другое крылатое существо. Все знали, как Шая напоминает ворону, пока её партнёр, Рэйкан, всей натурой походил на павлина. Он упал головой вниз с ветки, что первые ряды аж охнули. Но он крепко зацепился своим длинным хвостом за ветку, убирая руки за голову, словно он это делает каждый день. — Ночной ветерок, кажется, шепчет: «Я люблю тебя!» — Рэйкан подмигнул ей, очаровательно улыбаясь. По сцене вдруг начали летать светлячки, совсем слабо освещая сцену и лица героев. — Птицы сонно поют на деревьях, — Шая ловко подпрыгнула и зацепилась когтями за ветку дерева, пряча руки за спиной. Рэйкан повторит за ней, только более легко. Она всегда была резкой. А он — всегда рядом, чтобы смягчить все беды в её жизни. — Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня. Любовники крепко обнимают друг друга. Голубки, что с них взять. Вдруг, они кренятся в бок и падают вниз в объятиях друг друга. Но они не разбиваются насмерть, нет-нет. Они, расправив всего одно крыло, взлетают ввысь и исполняют эластичное и изящное сальто. Все знали, что они не умеют летать, что это всё страховка, к которой привязаны их хрупкие тела. Но никого это не волновало, когда они так красиво порхали вокруг дерева, не переставая глядеть друг другу в глаза. Полёт Шаи был стремительным, резким. Рэйкан же летал, словно прыгает по пучкам облаков. А говорят, павлины не могут летать. Пока птицы любовно крутятся вокруг волшебного дерева, под ним оказывается Люциан. Он ходил по сцене, неловко, скупо. Смотрел себе под ноги. Лицо его изображало лишь глубокую печаль. — Скажи: «Спокойной ночи!» и поцелуй меня, — Рэйкан подлетел к Шае настолько плавно, что она его будто и не заметила. Он нежно кладет руки на ее талию, летая за ней. — Просто обними меня и скажи, что будешь скучать по мне, — ранее уверенный тон Шаи немного дрогнул. Песня её стала по прекрасному печальной. Не всегда те, что выглядят, как камень, внутри так же тверды. Иногда внутри таких камней можно найти хрупкую драгоценность. Самую ценную. Фиолетовую и яркую, как аметист. Как его Шая. — Пока я буду грустить в одиночестве, я надеюсь, что в твоих снах найдётся место для меня, — партия Люциана была заглушена певчим голосом Рэйкана. Люциан присел под деревом, опуская голову. Но голос его тянулся так долго, так отчаянно. Он затухал, потихоньку умирал, но вместе с этим — продолжал жить в душах зрителей. Он смотрел на что-то, что блестело в его руке. Маленькая печать, эмблема. Эмблема Света, которую он делил вместе со своей любовью, что ныне для него потеряна. Чуть крик не раздался по всему концертному залу. Откуда и почему? Что случилось? На самом деле, ничего. Это просто Каин. Просто Каин, который пришёл навестить свою дорогую подругу Акали. — Акали… Акали! — только вот в темноте зала охнула не Акали, а Ари. Акали не могла оторвать глаз от сцены. Она уперлась локтями об перила, и смотрела, слегка приоткрыв рот. Когда Каин потянулся вперёд, чтобы помахать рукой у нее перед глазами, то заметил, что те немного слезились. — Ребята, не поверите, мы в Бродвее! Посмотрите, что там творится! — шёпот Эзреаля был настолько восторженным, что был достаточно громким для того, чтобы шиканье разошлось по доброй половине зала. Он сжался, но не перестал вести скрытую съемку для трансляции. Он навел камеру на сцену и хорошенько приблизил, хихикая. — Звёзды уже исчезают, милая, но я ещё побуду с тобой, — нежно пропел Рэйкан. Тут Люциан встает, прижимая к груди своей то, что осталось от его любви. Каин вдруг услышал, как Акали рядом с ним охнула, прижимая ладони к лицу. — Всё ещё желаю целовать тебя, — тут под ногами Люциана появился зелёный, почти чёрный туман. Ядовитый, но в нём он крутился, трогая себя за плечи. Облако дыма словно само цеплялось за него, двигалось за ним по пятам, как партнерша для танца, которой танцор отчаянно не замечал. — Страстно желаю остаться до рассвета с тобой, милая, — Рэйкан и Шая, возвышаясь над горем Люциана, наконец застыли на месте. Их когтистые лапы переплелись, крылья нежно касались друг друга, а ладонь Рэйкана гладила очаровательное лицо Шаи, пальцем большим касаясь экзотичных линий под аметистовым глазом.— И просто говорю:
— Сладкие сны будут с тобой до первых солнечных лучей, — Люциан вытягивает руки, обнимает ими туман, словно он — партнерша, а не душащий его яд. Его голос теперь настолько силен, что Каин даже ладони к ушам прижал. Ныне в несчастном любовнике пылает уверенность наравне с безрассудностью, что выросла из всепоглощающего отчаяния. — Сладкие сны прогонят все твои заботы, — Эзреаль выскочил вперёд, вытягивая штатив как можно дальше. Он лишь на добром слове держался за спинку кресла, в котором сидела раздраженная Кай’Са. Люциан вытянулся, нагнул голову в сторону, нагибаясь вперёд. — Но в твоих снах, какими бы они ни были…— Надеюсь, найдётся место для меня.
Три совершенно разных голоса — и все в унисон. Шая и Рэйкан, тая в жарком объятии, не заметили, как под ними слеза обреченного влюбленного рассекла ядовитый туман. И из него, на его руках, оказалась та, по которой его сердце болело, а душа страдала. Зелёные глаза, белые одежды, блеск золота в её волосах… вот она — Сенна. Зал взвыл в аплодисментах и свисте. Акали, что до этого сидела, как вкопанная, вдруг встала и захлопала в ладоши. Да с такой скоростью, что им впору было загореться. Кричала: Браво! Браво! Каин смотрел на неё, выпучив глаза. Тот, что красный, даже заболел от такого напряжения. Так он оказался прав… Акали все-таки нравится джаз! Чёрт возьми, да! Не зря сюда тащился, потраченные нервы в Нью-Йоркском метро того стоили! Сейчас его выход, только не спугнуть после долгого отсутствия. Со стороны Каин выглядел довольно смешно, он поднял кулак и заулыбался всеми зубами. Тогда Акали на него и обратила внимание. И заорала, пока остальные шумно собирались по пути в обеденный зал. Пара голов точно повернулась в его сторону, шёпот раздался. Акали схватилась за грудь, в попытке отдышаться. Когда её дыхание успокоилось, Акали выпалила: — Ты что тут, дубина, делаешь?! — конечно, она это говорила с любовью. Никак иначе. Каин сделал довольно высокомерное выражение лица: радостная лыба, приподнятый подбородок, прищуренные хитрые глазёнки. — На концерт пришёл, а что? — Разве не Сетт и Афелий должны были прийти? Я видела трансляцию. Ты проиграл свои же билеты в камень-ножницы-бумага! — она захохотала, хватаясь за живот и падая обратно в своё кресло. — Ну и шут с ними! Разве ты не рада, что я пришёл? — Рада, Каин, не поверишь. Тогда он положил ладони на спинку кресла, слегка нагнулся вперёд, и тут его голос принял куда более глубокий, низкий тембр. Зарылся носом в пышную шевелюру. Довольный смех, что раздался в его гортани, вдруг прервался внезапным воплем: — Сетт и Афелий! Где они, чёрт возьми?! Ну конечно. Ёнэ портит самый трепещущий момент. Как всегда. Боже, что за вечер! Сетт не часто взывает к Богу, почти никогда. Бог ему особо никогда и не помогал, когда он страдал от нападок сверстников и несправедливой работы, чтобы прокормить себя и мать. Но сейчас… Сейчас же всё по другому. Сейчас он идёт бок о бок, пританцовывая. Всё не мог успокоить свои ноги. Он уже видит вывеску Бродвейского театра, на котором видно промо спектакля. На нём изображена солнцеобразная эмблема, золотая. И просто название: «Ангелы Хранители». Вот они и пришли. Только вот час довольно поздний… Но ничего! Ещё не опоздали, он уверен! В это время года всегда рано темнеет. — Пойдем, Фел. Я уверен, что мы ещё успеем перекусить перед тем, как зайти в Концертный зал. Ты ведь голоден, верно? Афелий, весь красный и слегка потный от танцев на улице, покивал. И приложил ладонь к плоскому животу. Да, он был голоден. И Сетт навострил уши, высматривая рестораны в округе. Это театральный район, но это не значит, что тут нечего отведать, верно? Например, что насчёт… — Я знаю, какой ты любитель морепродуктов, Фел. Побежали! Сетт вспоминает, как однажды он застукал Фела на кухне, сидящим за столом и пожирающим лосося в одиночку за две щеки. После себя он ни кусочка не оставил. Что ж, кормить его — удовольствие для Сетта. И как хорошо, что теперь у него есть деньги чтобы накормить Афелия даже мясом кита, если тому захочется. Когда они подошли к ресторану, то на витрине красовались блюда всех видов, на каждого любителя морской кухни. Креветки, лосось, суши и роллы, крабы, лобстеры… Афелий тыкнул пальцем в стекло. Потыкал несколько раз, чтобы Сетт понял. — Ты хочешь огромного лобстера? Афелий кивнул. Слегка неуверенно, понимая, насколько у него зверский аппетит и большие потребности. Пока Сетт молчал, раздумывая, во сколько ему этот лобстер обойдется, Афелий уж проморгался и назад начал смотреть тоскливо. Он и не заметил, как резко его схватила эта сильная рука, что аж кости затрещали, а потом утащила его за двери ресторана. Только звон звоночка у двери он и слышал. — Что значит они не пришли? А вы что тут делаете?! — Вы чё, сталкеры, следили за ними?! — Не следили, а убеждались, что они доберутся в целости и сохранности! — Истинные слова сталкера, К’санте! Так и скажу в суде. Каину было смешно. Настолько, что он свалился на одно из кресел и гоготал на весь зал. А вот Ёнэ и К’санте было не очень смешно. Они стояли, как столбы, ожидая, пока истерика Каина закончится. Каин вытер слезы, выдыхая. Он начал тыкать в Акали плечом, а та аж засмеялась на пару с ним: — Я ж говорю, старик мамкой себя возомнил! Глаз с нас не сводит, аж в туалет сходить в одиночестве нельзя, думает, что головой в унитаз упаду и захлебнусь! — Не верю! — О-о, поверь! Ты ещё камеру на кухне не видела, следит из каждого угла, чтоб я посуду мыл, как приличный мальчик! Пока они смеялись, Ёнэ приложил ладонь к лбу. Каждая морщинка, которую он бережно мазал мазями, вновь вернулись на его лицо и выглядел он ещё более старым, чем раньше. Он выглядел измученно. Кончики рта вниз упали, брови страдальчески поднялись, скулы стали острее обычного. Нет, скорее убито. Его и так белые волосы поседели, а все мысли вздымались к небесам с мольбами о том, чтобы не убить и не сесть за это в тюрьму. К’санте положил ладонь на его дрожащее плечо с выражением сочувствия на лице. Это же надо было — потерять Сетта и Афелия в толпе после того, как они выбили дверь лимузина. А на телефоны никто из них не ответил. Они должны были быть в этом зале несколько часов назад, в итоге они ещё даже не пришли, они должны были сидеть рядом с KDA. Теперь тут сидит ржущий Каин и, предположительно, Эзреаль, которого и след простыл. Сыщики из них, конечно… Люди в ресторане глазели на Сетта и Афелия. А Сетт глазел на Афелия. Тот жадно поглощал лобстера, разбивая ему панцирь зубами и раздирая сочное мясо клыками. Кажется, пара кусочков разлетелись по полу. Единственное, что у Сетта было, это очередной стакан виски. Он даже к нему не притронулся, просто прижал кулак к щеке и смотрел на то, как от несчастного членистоногого остается лишь мокрое место и цифры на чеке. Да, обошлось это удовольствие недешево. Но ведь оно того стоило. Кто бы мог подумать, что такая нежная натура, как Фели, будет грызть клешни лобстера и жевать их с титанической силой, чтобы взяться потом за хвост. Какой же зверь! От того у Сетта довольно уши к затылку прижались, зрачки расширились, и что-то совсем заболело в тазу. Сетт слегка поморщился, да и всего. После того, как Афелий умял лобстера, съел салат и дольки лимона, что к нему прилагались, он, как истинный джентльмен, вытер губки салфеточкой. Сетт аж охнул, не сдержался. — Фели, ну что за представление! — он захохотал, резко опрокидывая в себя пойло. Оно обожгло ему горло и скоро согреет голову. — Я готов тебя кормить за свой счёт, если буду почаще видеть то, как ты рвёшь еду на куски. Хоть бери и картину пиши. Сетт, кстати, не дал себе отчёт в одном. Он видел лицо Афелия без маски. Не на фото, не на видео, а в реальной жизни. Это приятно… Это хорошо. Это заставляет его чувствовать бабочек у себя в животе. Или это просто виски крутится у него на голодный желудок. А что нужно для того, чтобы заполнить пустоту у себя в желудке? Ещё виски! — Официант! Когда парень подошёл к ним, слегка с нервной улыбкой и обеспокоенным взглядом, Сетт махнул рукой и ударил ей по столу, заказывая ещё виски, да покрепче. Похоже, это произвело впечатление на парня и он подпрыгнул на месте, записывая заказ в блокнот, а так же пряча за ним лицо. Тут Сетт услышал, как Афелий прокашлялся. Что случилось? Кость в горле встала? Он уж было забеспокоился, но тут увидел, как Афелий тыкает пальцем в меню. Ноктум. Он хотел заказать ноктум. — Смело… Но, Фел, он же людей с ног сбивает с одной капли. Фелу, как оказалось, было все равно. По лицу видно. Азарт играл в его глазах. Сетту оставалось только вздохнуть, кивая официанту рядом с ними. И тогда бедняга потопал маленькими шажками с их небольшим заказом. Третий акт, последний. На сцене танцуют ленивый вальс все персонажи представления. Шая и Рэйкан, Люциан и Сенна. Но не Виего. Нет, не Виего. Он остался один. Совсем один. Потеряв любимую, он сгинул не только плотью, но и душа его умерла в тот час, как любимое сердце перестало биться. Он пытался вытащить её душу из чужой, вырвать голыми руками, лишить другого мужчину счастья. Но ему все равно. Ему теперь всё равно на всё, что происходит вокруг него. Влюбленные пары вальсируют вокруг него, пока он сам опустился на одно колено, понурил голову, не в силах подняться. Он опирался на свой верный меч — только он не давал ему упасть. Но вот корона его — уже лежала подле его ног. Он больше её не достоин. Никогда не был. Тут, из ниоткуда, словно прямо с небес, спокойно спускался единственный член джаз банды, которого за все два акта так и не увидела Зрители. У него роскошные каштановые волосы, белые розы ввиты в небольшие косички, его белоснежный костюм ослеплял своим блеском. Ах, но как широка его улыбка — уж она и сносит всех наповал. Зрители захлопали, наблюдая, как Акшан держится одной рукой за крюк, наматывая слабые, гипнотизирующие круги. Лепестки белых роз медленно летят к земле, чтоб собою покрыть скорбящее тело Виего, и с честью похоронить его мстительный дух. Все глаза мира, прекрасный свет луны и звёзд — смотрят только на них.— Мчи меня к Луне. Среди звёзд хочу я петь, Вешний день на Марсе И Юпитере узреть.
— Поверить не могу, что они так и не явились, — Ёнэ находился в прихожей, дыша через ингалятор. Что-то дыхание прихватило и лицо покраснело, дурно совсем стало. — Это ж надо… Когда они вернутся, они весь дом будут у меня год драить. И от участия в песнях отстраню. Тоже на год. Эзреаль вроде неплохо пишет песни, а Каин и за двоих поработает. О-ох… Я прав, К’санте? Скажи, что я прав. Иначе мне кажется, что я сейчас разобью голову об стенку. — Когда кажется — креститься надо. — Что? — Да ничто. Ты это… Только не смотри на красную дорожку. Ёнэ уже собрался кричать на весь Бродвей, да вот только… Слишком уж быстро его очаровала эта картина. Огромный, суровый мужик тает в объятиях тонких бледных рук. Он явно был не в доминирующей позиции. Да и лицо у него воистину было глупое, как у влюбленной пятиклассницы, которая узрела своего айдола воочию. Ещё прижатые звериные, словно кошачьи, уши дают свой эффект. Пока Ёнэ отвесил челюсть, следя за тем, как парочка скрывается в дверях по пути в концертный зал, не разнимая объятий в танце, К’санте прижал кулак к губам и хрипел, хватаясь за живот.— А попросту — руку дай… А попросту — чмокни в щёчку.
Похоже, сцена потеряла ещё одну пару. Только вот номер уже шёл во всю, и теперь Виего наконец-то обратил своё внимание на то, как розы падают на него с неба, как приятно их касание, и как трупный хлад его кожи больше не сможет почувствовать то тепло, что дает сердце живому сердце. Если сердце мертво — способно ли оно любить? Он не встает, лишь прижимается лбом к эфесу своего меча, хватаясь уже двумя руками. Судорожно, как утопающий за соломинку. — Сердце мне наполни вечной песнею любви, — голос его почти нелепый. Ломаный, несчастный. Неживой. Но он смотрит на корону у себя под ногами, берет её в руки. Корона светится ядовитым зелёным у него в руках. Он приподнимается, тянет руку с короной к небу. Лепестки роз упали ему на ладонь раз или два. — Ты — моя богиня.— Ты мой ангел во плоти. Для ясности, уточню: Тебя, мой свет, я люблю
Кажется, музыканты слегка сбились с ритма, когда входные двери концертного зала распахнулись. Удивленные взгляды толпы со всех сторон устремились назад. А те, что сидели на втором этаже зала, потянулись вперёд, чтобы посмотреть, что там внизу творится. KDA всем составом метнулись к перилам и охнули. Акали взмахом руки подозвала Каина. Да только так медленно тот шёл, что она схватила его за шкирку, как невоспитанного щенка и пихнула вперёд, тыкая пальцем вниз. На зрелище, что разразилось у него под носом. Каин прищурился, пытался приглядеться в темноте. Но как разглядел две фигуры, что крутились в вальсе по дороге к сцене, так не сдержал себя, хлопая по перилам: — Святая блядь и сто гвардейцев! Эз, тащи сюда свой тощий зад и снимай! Это сенсация года! Эз! — А ну заткнись и не мешай! — Эзреаль судорожно пытался сделать селфи на фоне сцены уже битый час. Да вот только каждый раз то глаз у него в сторону «потечет», то челюсть распухнет и прочие прелести фотографии… — Там Сетт и Афелий вальсируют по красной дорожке! — Ну-ка отойди! В сторону, говорю! Теперь весь свет, точно весь, смотрел на Сетта и Афелия. Свет телефонных камер, видеокамер, даже прожекторов. Ведь, как оказалось, Акшан не растерялся. Он помахал всем на сцене, пусть продолжают играть свои роли, и сам не оплошал. Он напрягся, и когда он пролетал над сценой, делая большой круг, он махнул рукой в сторону танцующих на красной дорожке, приземляясь на деревянную поверхность рядом с Виего, чьи глаза были размером с два футбольных шара. Акшан, подойдя поближе, стоя плечом к плечу с Виего, продолжил с ним петь. Теперь его улыбка была не сценической. Она была настоящей, счастливой. У кого от такого спонтанного зрелища улыбка на лицо не полезет?— Сердце мне наполни Вечной песнею любви. Ты — мой бог, Ты мой ангел во плоти.
Все знали, что в песне, вместо «бог» была «богиня». Но, кажется, быстрой поправки никто не заметил. Ведь все смотрели на то, как двое не видели ничего, кроме друг друга. Как маленький, по сути, человек, наклонил большого и сильного мужчину к земле с такой уверенностью в глазах, что аж близко сидящие засмущались и покраснели. Не то что тот, кто в его объятиях лежал и смотрел в рубиновые глаза, улыбаясь всеми клыкастыми зубами. Он слышит, как поют на фоне, слышит музыку. Но все его внимание уделено попытке Афелия отдышаться. Его покрасневшим щекам, его неровно лежащим волосам. Сетт поднял когтистую руку, слегка засомневался, дрогнул… Положил её на худую скулу, и прошептал:— Для ясности, уточню: Тебя одного, из всех одного… Я… люблю!
И Афелий его услышал. Его глаза были как две кровавой луны. И, кажется, в них копились слёзы из чистейших бриллиантов. Зал встал на ноги, аплодисменты жестоко били по ушам. Свист, гул, крики. Конечно, Сетт сразу понял, что громче всех был Каин, который орал как резаный. Краем глаза заметил, как тот схватил Эзреаля под подмышку, как будто тот ничего не весил, и побежал вниз. KDA, кажется, тоже были удивлены и увлеченно сплетничали. Только Акали глянула на них ещё раз и с животрепещущей улыбкой показала два пальца вверх. Афелий поднимает Сетта, помогает встать на ноги, как те тут же замечают, что к ним бежит вся остальная банда. Каин, естественно, впереди планеты всей. И вот он уже ставит Эза на землю, ударяя Афелия кулачком в плечо от переполняющего его шока и энтузиазма. — Вот так надо производить на людей впечатление! Держитесь молодцом! — он заметил, что Афелий даже не ойкнул. — Эй, ещё не отошёл? Ты обычно в трубочку сворачиваешься от любого чиха. — Мы немного выпили по пути. Вот Афелий ноктум попробовал, а он физическую боль глушит не хуже анестезии, — Сетт почесал лохматый затылок, и чуть не поддался чувству сжаться, когда увидел, как к ним подходят Ёнэ с К’санте. Ёнэ пытался выглядеть серьезно и идти по струнке. Только вот улыбка и румяна на щеках выдавали его. — Так вот чего у вас глаза косят и ноги путаются, — произнес буднично Ёнэ. — Чую, уже следующим утром вы будете светиться в новостях The New York Times. Будем надеяться, в хорошем свете. — А если нет…? — неуверенно произнёс Сетт, приподнимаясь на цыпочках. — А если нет — то я оторву директору газеты башку. Тогда это уже будет повод для дурных новостей. Сетт, братан, станцевали шикарно! Уж такого я от тебя не ждал! — К’санте хохотал на весь зал, а затем обошёл Сетта и по-дружески отвесил ему подзатыльник, да только охнул так же громко. — Так у тебя есть хвост! Только малюсенький совсем… У тебя в родне что, бобкэты? Сетт, как бы не старался, не мог угомонить весь вечер довольные виляния хвостом. И, похоже, во время танца у него слегка сползли не только пиджак, но и с пояса штаны. Сетт спрятал куцый хвост за двумя ладонями, отпрыгивая от К’санте, красный, как помидор. Прижатые уши, большие глаза, поджатый хвост, сгорбленная спина. Как нашкодивший котенок. Вся банда смеялась, кроме Сетта. Сетт уже успел раздраженно вздохнуть, почти зарычал, но вот со сцены спрыгнул Акшан со своей остальной бандой. Каин тут же всех распихнул и побежал в его сторону, Эзреаль за ним. Хихикающие Ёнэ и К’санте тоже пошли за ними. Только Афелий не пошёл. Он подошёл к Сетту, невинно держа перед собой ладошки и смотря на Сетта с нескрываемым интересом. Сетт глянул на него и попытался ровно встать, поправляя пояс штанов и пиджак в попытке скрыть хвост. — Стыд какой… Афелий покачал головой из стороны в сторону. Не согласен. Сетт фыркнул, закатывая глаза. У Афелия грудь слегка дрожала. Похоже, он сдерживал очередные приступы смеха. Не успел Сетт что либо высказать по поводу раскрытия его хвоста, как заметил, что к ним идёт Акшан. Он улыбается и смотрит на них как довольный своими учениками ментор. — Я так понимаю, вы Сетт и Афелий? Сетт с Афелием смешно покивали одновременно, от чего птичья парочка захихикала. Банда их прям нахваливала. Люциан подчеркнул чёткость танцев, хоть иногда они спотыкались на ковре, Шая и Рэйкан были влюблены в легкость их танца и им кажется, что даже им ещё не удалось добиться такого ритма. Акшан же осмотрел их с ног до головы в очередной раз. — Похоже, цель нашей группы была достигнута вами. — Чего-о??? — протянул Сетт, дергая ухом в недоумении. Акшан прокашлялся. — Цель нашей музыки: пробуждать в людях жизнь и любовь, воскрешать их сердца. Жажду проживать свои дни достойно. И вы — самое ярко тому доказательство. Я бы даже сказал… Самое живое. Самое настоящее. Как же они покраснели густо под хихиканье джазменов. Через какое-то время они уже стояли на сцене с джазменами, держась с ними за руки. Они поклонились залу. Аплодисменты вновь разразились хором. Сетт видел, как его банда хлопала и улыбалась, радуясь за их нежданный, но ошеломительный успех. Теперь, когда их лица запечатлели все камеры мира, настало время интервью. Сетт отвёл Афелия в сторонку под шумок. Хотелось бы под завесу, да вот только искать их будут, он уверен. Лишь стояли за спинами своих коллег-друзей из HeartSteel, KDA, а так же Ангелов Хранителей. Сетт глянул на Афелия вниз, сглотнул и глубоко вздохнул. — Фели… Слушай, — Фели посмотрел на него своими рубиновыми глазами. Сетт сглотнул ещё раз. — Тебе понравился вечер? — Фели кивнул. — Хорошо. Очень хорошо. Тогда, м-м-м… Ты бы не хотел провести со мной вечер ещё разок? Особенно когда не будет всей этой суматохи со встречами и Бродвеями… Я не заставляю! Просто интересуюсь. Мы всегда можем просто сходить в ресторан, я снова оплачу твой ужин и потом мы можем пойти в кино. На какой-нибудь боевик, вместе, чтобы тебе одному не было страшно. Или снова в театр, на какую-нибудь комедию. Мне нравится видеть твою улыбку. А может и драму. У тебя очень красивые глаза, когда они блестят от… Ну, без обид. Вообще у меня куча вариантов. Какой выберешь? — Афелий смотрел на него молча, не моргая. Сетт впился острыми зубами в нижнюю губу. — Я вот что пытаюсь сказать… Ты мне нравишься, Фели. Более того, я тебя обожаю. Твои песни, то, как ты одеваешься, твои бирюзовые волосы, рубиновые глаза, тонкие пальцы, холодную кожу. И вообще… Давай встречаться, а? Он вытянул свою когтистую ладонь слегка дрожаще, боясь быть отвергнутым. Возможно, он скажет, что на пьяную голову это все говорить не стоит, что вот пройдет время, он забудет, что это всё шалости, что бред это собачий, и вообще Сетт дружбу их крепкую не ценит, и… Афелий, его кожа мягка, как шёлк, берет его за руку, ведёт ладонь по его упругим мышцам, гладит мех на затылке, пальцами пробегает по ушкам, от чего мурашки по спине пробежались, а потом кладет ладонь ему на щеку. На носочках приподнимается и жмется губами к звериному уху. — А я думал, что мы уже встречаемся. И невинно целует в щёчку. Сетт падает на помост от того, как у него подкосились колени. На ноги его подняли только разоравшиеся и подбежавшие коллеги. И хвост снова, двигаясь из стороны в сторону с бешеной скоростью, показался. Вот счастье, какое счастье… Но с счастьем приходит и беда. — Сетт, чувак, тут с тобой кое-кто побеседовать хотел, — ухмыльнулся Каин. А как отступил в сторону, то перед ним показалось чучело с микрофоном. То тут же подскочило к нему, задавая вопросы без остановки. У Сетта уже уши начинали гнить от такого количества. Но вот один привлёк его внимание и он внимательно смотрел журналисту в лицо. — Правда ли это то, Сетт, что вы не только опоздали на премьеру Ангелов Хранителей, не только разбили дверь лимузина, но ещё и злоупотребляли компанией своего коллеги Афелия, заставляя его шататься с вами по холодным улицам, а так же споили его в ближайшем ресторане до коматозного состояния? — Коматозное состояние щас у тебя будет, шнур. — Что? Любовь может ослабить, сделать тебя покладистым. Но так же придать сил. Когда все видели, как хук справа прилетел по лицу журналиста, никто бы и не подумал, что до этого Сетт падал на землю и не мог стоят на ногах от переполняющих его нежных чувств. Вновь крики и свисты заполонили зал. Но теперь это либо крики шока, либо науськиваний по типу: «Дай ему слева!». Уже сотни долларов начали крутиться в ставках. HeartSteel пытались оттащить Сетта от бедняги всей компанией. Кроме одного. Афелий оперся плечом об стенку, смотря на драку. И улыбался влюблённо, тая у всех на глазах.