desolation

Они рядом друг с другом все время. Утром, когда открывают глаза на кровати в опустевшем отеле. Днем, когда снова делают что-то, хоть что-то, чтобы спасти всех от того, от чего спасти больше нельзя. Вечером, когда, не сговариваясь, отсчитывают дни, которые им остались. Думать об этом невыносимо, не думать об этом невозможно. Им страшно. Они никогда это не обсуждают, но им и не нужно. Их мысли идентичны до боли. Между ними не дружба, между ними не влюбленность, между ними щемящие чувства и желание ухватиться друг за друга посильнее, пока еще есть время. Они доживают последние годы вместе, и это могло бы быть сладко и хорошо, если бы не. Перечислять можно бесконечно: постоянная опасность, нависшая над ними, прослушивающие устройства в любом месте, где они оказываются, радиация, разъедающая их изнутри, КГБ в виде незаметных людей в тенях закоулков. Они никогда не обсуждают это, да им и нельзя, просто в один день их руки касаются друг друга, и никто из них своей не убирает. Скорая смерть удивительно быстро заставляет их быть честными. Нет времени на вопросы, нет времени на переживания, нет времени на страх. Нужно скорей скорей скорей, потому что все закончится, не успев начаться, и они это знают. Они спят в одной кровати, держась друг за друга всю ночь, как будто они могут ускользнуть прямо во сне, они переплетают пальцы, когда остаются на работе одни, они обмениваются тревожными взглядами, когда им снова нужно идти туда, потому что это еще на один шаг ближе к смерти, они безмолвно покрывают друг друга поцелуями, когда приходят с работы, без единого лишнего звука, они ускользают к заброшенными домам и надеются, что никто не успел последовать за ними. Только в этих пыльных комнатах, стоя друг к другу вплотную, они могут едва слышно шептать: «я люблю тебя», «мне страшно», «останься со мной до конца». А потом они молча возвращаются к себе, с дрожащими руками и едва красными глазами. Они часто пьют. Запасы водки, кажется, просто безграничны. Делают они это молча, рюмка за рюмкой, а потом Борис пьяно шепчет на ухо: — Валера, давай уедем, а? Оба знают, что никогда этого не сделают, но как же сладко иногда думать об этом, даже если всего пару минут. — Тише, тише, они услышат. Он отвечает так каждый раз, а сам смотрит пристально-пристально и поджимает губы от отчаяния. Может быть, в другой жизни, у них все могло бы быть по-другому. Без страха, без тихого шепота, без грустных улыбок, без выпадающих волос. Легасов выпивает еще. Иногда ему не хочется уезжать отсюда. Он больше не может представить жизнь где-то еще. Не существует больше суетливой Москвы, не существует пустой квартиры, не существует расслабленных разговоров во время перекура в университете. Вся их история началась здесь, здесь она и должна закончиться. Чтобы в гробу под бетоном они были вместе. Хоть там. Той ночью они вместе смотрят на темные окна соседних домов. Их пальцы сжаты почти до боли, и это самое живое, что в них осталось.