hold me all night

Взгляд Ойкавы просто физически не может быть холодным. Всё-таки глаза у него цвета молочного шоколада, а в молочном шоколаде не может быть ничего холодного, колючего. Как минимум, так считает Иваизуми Хаджиме. А Иваизуми Хаджиме не очень хорош в романтических штучках, особенно, если они связаны с его лучшим другом. Ойкава смотрит на него, как смотрит на свою руку или ногу. На что-то, что является абсолютной нормой, привычкой, и странно, если этого нет у других. В смысле, у вас нет друга, с которым вас чуть ли не вместе рожали? С которым вы смотрели ужастики в десять лет и потом не могли уснуть? С которым видитесь каждый день, и всё ваше общение – это один огромный диалог, начавшийся ещё в бессознательной жизни? Впрочем, Иваизуми смотрит на него точно так же. Но он не уверен. Почему-то в последнее время он не знает, как смотреть на Ойкаву. Какой образ у него должен быть в его собственных глазах. – Кагеяма-кун звонил, знаешь? – между прочим делится Тоору в начале октября. – Конечно, ты слишком громко с ним разговаривал, – усмехается Ива. Ойкава почему-то избегает зрительного контакта. Даже по этому простому диалогу Иваизуми может понять, что что-то не так. Но не знает причину. Ойкава никогда не говорит о Кагеяме просто так, чтобы не молчать. Вместе им и молчать хорошо – оба это прекрасно знают. Возможно, это проигрыш на него так повлиял или, увидев Кагеяму, он вспомнил былые годы в средней школе. Или… – Карасуно теперь должны победить. Иначе я лично заставлю Кагеяму тренироваться до потери пульса. Иваизуми думает, что согласен. Что он присоединится к этим тренировкам. Но вслух лишь говорит: – Дай хотя бы ему спокойно заниматься своим любимым делом. Ойкава давно не обижается на такие замечания. Он сам знает о своих недостатках и зависимостях. Мелочи. Они возвращаются к таким разговорам раз за разом, словно могут что-то сказать. Безусловно, они хотят, но переформулировать мысли в слова кажется невозможным. А оттого неважным. Они привыкли. Осень в Сендае необычайно тёплая. Показатели термометров словно и не изменились с лета. Школьные коридоры, раздевалки, тренировочный корт – жарко везде. Ойкава жалуется при каждом удобном случае, а Иваизуми в ответ обливает его водой. «Освежись, дурень», - говорит он, когда к чужому телу прилипает мокрая футболка. На самом деле, ему бы тоже не помешала такая процедура. Взгляд Ойкавы обжигает каждый раз. Это иногда бывает неприятно. Они продолжают свой бесконечный диалог: – Всё-таки, Кагеяма-кун мне как сын. Тебе, наверное, тоже. Слышать такое от Ойкавы, ещё и сказанное тёплым, улыбчивом тоном – странно. Ещё страннее видеть на его лице искреннее счастье, когда оно связано с проигрышем его собственной команды. Проработал и принял? Забил? Светлая полоса, после которой обязательно будет чёрная? – Ага. Он полностью копирует нашу мимику, заметил? – невозмутимо отвечает Хаджиме. Ойкава Тоору – не тот, кто может вывести его из равновесия. – Мне аж тошно иногда смотреть. – Заметил. Конечно. Заметил. Знает. Видел. Слышал. Ещё до того, как Ива сформулировал в голове эту мысль, Ойкава обо всём знал. Феноменально. Потрясающе. – Он даже придумывает чиби-чану прозвища, прямо как ты мне! Они такие милашки. – С чего это ты сегодня такой нежный? – не выдерживает Иваизуми очередной реплики. Ойкава загадочно заглядывает в его глаза, берёт сумку и уходит к воротам. Уже закат, а они только возвращаются с тренировки. Уборка – дело серьёзное. Почему-то в этот день Иваизуми снова не получает ответ на так и несформулированный вопрос. Но Ойкава наверняка уже всё знает. Взгляд Ойкавы всегда был тёплым. В конце концов, кто, если не Иваизуми будет воевать за голубое (любимое!) ведёрко с незнакомым мальчиком, выслушивать инопланетный бред и принимать бесконечные пасы? (На самом деле претендентов много, но идеальный пазл складывается только с Хаджиме.) В середине октября Ойкава подает так сильно, что кажется, вместо мяча у них пуля. В середине октября тепло, но уже не жарко. В середине октября Иваизуми не находит ответа. Он повторяет. Взгляд Ойкавы всегда был тёплым. Но с каких пор он стал жарким? Именно жарким. Горячее кипятка. Таким… жадным? Иваизуми не знает, от чего плавится – от взгляда Ойкавы или от пота, стекающего по всему телу после тренировки. И он опять не знает причину, по которой Ойкава может смотреть на него так. Ведёрко можно больше не отвоёвывать (хотя…), пасы принимает любой из команды. Остаётся только безбожный бред. Не всегда инопланетный. Бред – сказано слишком громко. Порой Ойкава умудряется выдавать толковые вещи вроде серьёзных разговоров о будущем, математических формул и глубокого психологического анализа героев Акутагавы. Даже молчит он иногда внушающе. Смотрит не хуже. Иваизуми прошибает рой мурашек. «Какой кошмар», – думает он. Ойкава отдаёт ему последний пас, и в тренировочном матче Сейджо выигрывают. Сердце Иваизуми остаётся за пределами нормального восприятия мира, прямо как мяч, улетевший в аут. Всё ещё странно. Вечером уже даже родители беспокоятся за него. – Хаджиме, ты точно в порядке? – звучит над ухом заботливый голос мамы. Отец подозрительно посматривает на него. - Да, – без колебаний отвечает он. – Просто устал после матча. Родители оставляют его одного, советуя лечь пораньше. О, конечно он ляжет пораньше. Безусловно. Часиков так в пять. Рано же? Чёртов Ойкава. С каких пор он следит за всеми движениями Ивы? С каких пор так сосредоточен именно на нём, а не на всей команде? С каких пор даёт ему такие безупречные пасы? А самое главное – почему он это делает? В середине октября ответов так же мало, как и в начале. В конце октября Иваизуми хочет кричать. Кричать от того, что…? Да, он и сам не знает. Но хочет неимоверно. Его так раздражает это всё. В школе добивают скучные перемены, и единственное спасение – тренировки. Ойкава отточенным и плавным движением отдаёт ему пасы, а пол при подборе холодит рассудок. Вместо мяча в полёт хочется отправить себя самого, чтобы тобой распоряжались школьники с шестерёнками в мозгах. В перерыве Куними спрашивает что-то вроде советов, а Ойкава пронзает взглядом толи Акиру, толи самого Иваизуми, но это всё равно отдаёт мурашками по спине. Хаджиме вдруг целенаправленно думает, что хотел бы, чтобы этот взгляд предназначался именно ему. Потом Ойкава подаёт Иве куда меньше, чем до этого. Он делает больший упор на Киндаичи и его блоки, словно забывая про атаки и набор очков. Иваизуми не вмешивается: думает, что это новая стратегия или попытка раскрыть способности других игроков в полной мере. Всё-таки сам он – давно изученный объект для противников. Иваизуми не помнит, чем закончился тот матч. Наверное, победой. Если бы Сейджо проиграли, Ойкава бы ныл об этот ещё тысячу лет. А он молчит. Как-то даже слишком пугающе. Его взгляд при этом остаётся таким же нежным. Начало ноября встречает жителей Сендая похолоданием. – Ива-чан, я не пойду на уличный корт! Я заболею на таком морозе! Иваизуми иногда даже забывает, насколько Ойкава ребёнок. Его чересчур серьёзная физиономия не мешает жаловаться, словно малолетке. –Так оденься потеплее, в чём проблема? – ему уже порядком осточертело сидеть на одном месте и выбирать место сегодняшней прогулки. Ойкава лишь закатывает глаза. В итоге они идут на ледовую арену и совсем забывают про жёлто-синий мяч. Хаджиме глупо падает чуть ли не каждую минуту, а Ойкава гиенисто ржёт над ним. Их окружает огромное количество детей: видимо, они попали на младшешкольный захват катка. – Дядя, а вы фигурист? – наивно спрашивает один мальчик. Удивление на лице Ойкавы моментально сменяется самодовольной улыбкой. – Нет, мальчик, я волейболист. Приходи в старшую Сейджо и, может быть, тоже станешь самым крутым на свете связующим. Ребёнок радостно хлопает в ладоши и уходит к своим одноклассникам как раз в тот момент, когда Иваизуми падает сам и сбивает Ойкаву с ног. – Я больше не могу, Дурокава, пошли отсюда, - шипит он прямо в чужой вязаный свитер. – Ну-ну, Ива-чан, мы только пришли. Тебе стоит попробовать ещё, – отвечает Ойкава с, возможно, самой счастливой улыбкой в его жизни. А его глаза при этом определённо способны растопить все ледники планеты. Он такой тёплый, такой нежный и такой счастливый, что Иваизуми непроизвольно задерживает дыхание. – Да, ты прав. Стоит попробовать ещё, – его собственные щёки при этом розовеют. В середине ноября Иваизуми находит название своим чувствам. Точнее, не совсем находит. Просто догадывается. Но он почему-то уверен, что Ойкава об этом давно знает. Конечно, Тоору не самый умный на планете, но и не самый тупой. Наверное, он что-то да заметил. Хаджиме пока не хочет ни о чём говорить, потому что неуверенное признание куда хуже молчания. Он очень надеется, что Ойкава это понимает и не осуждает. Они идут на какую-то выставку бабочек, совершенно случайно фотографируют всех подряд, а потом с гордостью показывают всей команде. Ханамаки готов подраться со всеми, кто скажет, что их капитан и ас не похожи на клитий. В конце ноября Иваизуми уже уверен. – Ива-ч-а-ан, – тянет Ойкава совершенно по-детски. – Если тебе неинтересно в восемнадцатый раз пересматривать «Звёздные войны», ты мог об этом сказать. Я бы посмотрел один. Правда, обиделся бы до смерти. Иваизуми думает, что Ойкава не такой дерьмовый человек, как многие считают. И что его взгляд всё такой же тёплый, но не обжигающий. Обжигающий он где-то на публике, где людей больше, чем двое, а когда они вот так сидят вдвоём, он нежный. С приятным таким огоньком. Иваизуми не сразу замечает, что откровенно пялится в чужие глаза. Чтобы перестать это делать, он переводит взгляд на губы. Боже. Они влажные, пухлые, Хаджиме готов поспорить, что они тоже тёплые. Что весь Ойкава Тоору тёплый. Прежде, чем Иваизуми успевает что-то понять, он кивает на тихое, но уверенное «можно тебя поцеловать?» и растворяется. Не то чтобы этот поцелуй – нечто невероятное, но что-то внутри он точно переворачивает. Хотя, наверное, это делает сам Ойкава. Его губы легко, без давления прижимаются к чужим, вероятно, оставляя интригу на потом. – Ты ведь всё понял, Ива-чан? Да? Ты ведь понял, что нравишься мне? – Да, – сбивчиво отвечает Хаджиме. – Ты мне тоже, – и улыбается. Они оба смеются так счастливо, что, кажется, этот день никогда не закончится. Наступившая зима в Сендае холодная, но взгляд Ойкавы согревает.