“...Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит. Вот она, истинная свобода — обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим.“ (— Пауло Коэльо, 1947.)
***
...Каждый раз, когда человек что-то получает, он обязательно что-то теряет взамен. Не важно, что это может быть. Это относится и к вещественному, и к духовному. Таково главное правило мирового баланса. Его нельзя изменить или обойти. Примечательно, что любое приобретение однажды может обернуться против Вас. Скажем, рано или поздно Ваша жизнь прервётся. Что будет с Вами дальше? Поинтересуйтесь у мёртвого. Что, он молчит? От чего-то покойники не любят потрепаться языками. Может быть, они боятся проговориться о чем то очень большом и важном. Итак, представьте: Вам, вместе со своим разумом, предстоит исчезнуть навсегда. Какое-то время Вы всё ещё будете жить в сердцах своих потомков, но однажды судьба провернёт эту штуку и с ними. О Вас уже не вспомнят следующие поколения. Не верите? А Вы храните память о своих ушедших? Так это из-за Вас их больше нет.***
Однажды Алексису Леону Мидфорд пришло письмо. Его содержание казалось чей то злой шуткой: “Племянник? Жив?..“ Но не узнать точно – значило оборвать последнюю ниточку надежды. Это ли оказалось не чудо? Спустя пару дней в пути до имения родственника, маленькая, худощавая фигура выросла перед главой семейства. Наследник семьи Фантомхайв выжил, но стал совсем другим человеком. Этот мальчик прошёл через ужасные жизненные испытания, которые перенести сможет далеко не каждый взрослый человек. Но кроме него самого больше никто не знал тех событий, которые подготовила ему судьба. Почти никто. Рядом с ним возник странный слуга – дворецкий, абсолютно безупречный. Он был красив собой, умён, многогранен. Любой приказ своего господина он мог исполнить в совершенстве, будь то даже что-то, что обычный человек никогда сделать не сможет. Но всё это уже было не так важно. Счастье наполнило сердца членов семьи Мидфорд — мальчик жив, а важнее этого ничего быть не может. Больше всех была рада будущая невеста юного графа. Элизабет Мидфорд искренне любила его. Всю жизнь. ...Она любила его холодные васильковые глаза, переливающиеся во тьме ночного сада; аккуратно уложенные полуночно-синие пряди волос; его скверный, но глубоко внутри всё ещё прежний характер; и, конечно, его улыбку, которую увидеть теперь было так трудно. И он любил её, хоть и старался лишний раз не показывать своих чувств. Правильно ли это было? Уже судить поздно. Теперь семья Мидфорд вновь лишилась того, что вернула себе с таким трепетом. Вечерний закат тускло прощался с ними. Лес устрашающее тянулся к их душам своими мохнатыми руками. На траве появлялась хрустальная роса. Пахло сырым чернозёмом. Все молчали. И только металлический звон лопат смел нарушить тишину. Двое мужчин в черном рыли яму. Чем глубже они копали, тем сильнее запах земли бил в нос. Вот и всё. Хрупкие плечики Лизи вздрагивали. Никто не видел её лица из-под тёмной вуали. Когда гробовщики закончили, появился ещё один человек, облаченный в чёрное. Это был дворецкий, Себастьян Михаэлис. В его руках была маленькая урна с прахом. На ней – гравировка одной печальной серебряной розы. Он стал произносить скорбную прощальную речь. И каждое его слово глухим ударом отдавалось в голове Элизабет. Её трепетно и утешительно приобнял Эдвард Мидфорд. – Почему... — сжатым голосом обратилась юная леди к дворецкому, когда тот замолчал, — почему ты не помог ему, когда был рядом? Она откинула ритуальную вуаль и открыла своё лицо. По её нежным, бархатным щекам стекали прозрачные как стекло слёзы. Они скатывались до подбородка и с новой силой текли из чистых глаз. Губы Лизи дрожали, а в горле был горький ком. Она дышала надрываясь, стараясь держать себя в руках. – Простите, милая госпожа Элизабет, — Себастьян смиренно опустил голову, — мой господин скончался во сне. Я был рядом с ним всю ночь, но он сгорел у меня на глазах. Я ничего не мог сделать. В его словах чувствовалось сдержанное, но, кажется, искренне раскаяние. Элизабет не сдержалась. Она чуть согнулась и заплакала взахлёб. – Лизи... — произнесла всегда такая строгая и гордая Френсис Мидфорд, аккуратно протягивая ей платочек. Миледи постаралась сделать глубокий вдох. Она вытерла слёзы и сделав два шага ближе к Себастьяну положила свою бледную ручку без перчатки на урну. – Милый... Прости, прости меня... Меня не оказалось рядом, когда тебе было плохо, я не смогла тебе помочь. Знаешь... Я столько всего не успела тебе сказать. Наверное, потому, что много говорила о пустом. Ты, верно, теперь думаешь, я глупенькая? — она чуть улыбнулась — я просто очень сильно хотела, чтобы ты был счастлив. Я люблю тебя, дорогой Сиэль.***
После похорон, семья Мидфорд отправилась домой на чёрной, траурной карете, запряженной тёмно-шкурыми лошадьми. Всю дорогу обратно Элизабет пусто смотрела на полученное письмо, неосознанно сминая его в руках.«В память о Сиэле Фантомхайве, который умер 26-го августа 1886 года в возрасте 13-ти лет.»
Себастьян смотрел им в след, стоя у могилы. Они попрощались навсегда. Что-то неприятное перевалилось с бока на бок у него внутри в том месте, которое люди называют сердцем. И он ушёл. Не так далеко от этого места стояла ещё одна карета. Она была спрятана от чужих глаз во мраке чащи леса. Уже темнело. Демон быстро оказался рядом с ней, словно возникшая из-под земли тень. Открыв резную дверцу, он заглянул внутрь. На красном бархатном диване восседал Сиэль, запрокинув нога на ногу. Он подставил под голову кулак, задумчиво глядя в окно. Не переводя взгляд на слугу, он строго произнёс: – Что так долго? Только теперь он посмотрел на Себастьяна. Теперь, как и у своего дворецкого, в ночной темноте его глаза отливали алым цветом. – Простите, милорд — чуть кланяясь ответил демон, — какие дать указания кучеру? – Я хочу остаться в Англии, но это опасно для репутации неизбежно скончавшегося графа Сиэля Фантомхайва. Скажи кучеру, чтобы держал курс на Эдинбург. – Да, милорд. Себастьян назвал место назначения возчику (которому, впрочем, не было дела до личностей своих пассажиров) и сел в карету напротив своего господина. Они ехали молча. Теперь всё изменилось. Себастьян чувствовал себя облапошенным. Он всегда смотрел на людей свысока. Лишь только его господин казался каким-то необычным. Ему были присущи качества, которые не даны другим людям. Словно и без того в нём было что-то демоническое. Первым разговор начал дворецкий. – Думаете, это было правильным решением? Ответа не последовало. Был слышен лишь стук копыт, бегущих впереди лошадей. Помолчав, Себастьян продолжил: – Вы действительно были дороги этим людям. Я видел их убитые скорбью лица. Госпожа Элизабет винит себя за Вашу кончину. Сиэль плотно стиснул зубы, сведя брови к переносице. – Замолчи, — тихо и грубо оборвал его юноша. Ему очень хотелось оставить всё это в прошлом. Он умер для всех и хотел, чтобы все умерли для него. Но жизнь – очень сложна для того, чтобы всё было так просто. От чего-то было больно. За окном пошёл мёлкий дождь.