Бесконечность

Когда люди видят его метку души, они все время путают ее с другой геометрической фигурой. Нет, как можно мягче поправляет Гарри, это символ бесконечности, видите, как он вытягивается поперек, а не вверх и вниз. Он улыбается, когда ему говорят, как чудесно обладать столь красивой и наполненной смыслом меткой. Когда люди видят метку души Тома, их улыбки становятся грустными и сочувствующими. Том — старший из близнецов. Он самый лучший ученик во всем Хогвартсе и к тому же поразительно красив. Гарри — просто Гарри, с посредственными оценками, тягой к полетам на метле, вечно растрепанными волосами и ужасным зрением. В тот день, когда директор Дамблдор появляется на пороге Вула и рассказывает им о волшебном мире, а также о значении одинаковых чернильно-черных меток, выжженных на нежной коже внутренней стороны запястья, Гарри смиряется со своей судьбой. У них одинаковые метки. Один суженный на двоих. Кем бы ни была их половинка, где бы ни находилась, ей непременно приглянется Том. Гарри и не против. Он понимает, что, хоть они и братья, с Томом ему никогда не сравниться. И это нормально. Гарри все устраивает, ведь он любит Тома больше всего на свете. Больше, чем неизвестную суженую. Он лишь надеется, что вторая половинка полюбит Тома так же сильно, как он того заслуживает. Чтобы у Тома была настоящая любовь и лучшая жизнь. Поэтому даже жарким душным летом Гарри носит рубашки с длинным рукавом. Том никогда не спрашивает, почему, но иногда его взгляд хмурится любопытством. Он блуждает по небрежно уложенным волосам Гарри, его нелепым очкам и плохой осанке, будто в них сокрыты какие-то тайны. Будто они не росли вместе, не проводили в компании друг друга каждое свободное мгновение в течение многих лет. В детстве, еще в Вуле, они даже спали в одной кровати. Иногда Гарри скучает по тем ночам. По тем годам до Хогвартса, когда их миры целиком и полностью вращались друг вокруг друга. Мир Гарри — по-прежнему Том, никто, кроме Тома, а вот о брате уже так не скажешь. Конечно, Том все еще находит для него время, и Гарри неизменно за это благодарен. Его идеальный старший брат всегда готов подарить ему свою теплую улыбку. Иногда Том берет его за руку, и они будто снова возвращаются в детство, где на чистых запястьях нет никаких меток, где они беззаботно бегут по лондонским улицам, а ветер подгоняет их в спину. Забавно, как подскакивает и замирает его сердце, когда Том рядом. В груди как-то странно щемит, когда он видит метку Тома, когда вспоминает, что их связь, какой бы крепкой она ни была, когда-нибудь уступит место чему-то еще более сильному. Скоро они окончат школу, и Гарри не знает, куда податься. Его оценки позволяют вступить в ряды авроров, там он сможет самоотверженно трудиться и отвлечься от страданий. Том, несомненно, добьется больших успехов в Министерстве, а в Аврорате Гарри сможет быть к нему поближе, хоть чуточку. Гарри редко видит Тома вне занятий. Да и то, сидят они рядом только на Защите от Темных Искусств. В этом предмете Гарри преуспевает лучше всего, так что хотя бы там может быть достойным Тома партнером. В последнее время Том допоздна засиживается в гостиной. Он проводит у камина по много часов и корпит над учебниками и конспектами. Гарри понятия не имеет, зачем — кажется, что в учебном плане Хогвартса нет ни одного заклинания, которое Том хотя бы раз успешно не применил. Но Гарри не жалуется; он заставляет себя не спать, сидит рядом с Томом и делает вид, что тоже учится. Время от времени он даже задает дурацкие вопросы — не слишком часто, ему не хочется быть навязчивым, — лишь изредка, чтобы услышать ласковые, подбадривающие ответы Тома. В один из таких вечеров, Гарри обнаруживает, что уже клюет носом в своем кресле — потрескивающее тепло камина постепенно убаюкало его тело, погрузив в легкую сонливость. Том, как всегда, бодрствует, исправно скрипит пером по длинному свитку пергамента. Он пишет уже целую вечность, и Гарри не представляет, сколько еще собирается продолжать. Наверняка Том уже переписал всю «Историю Хогвартса», если не больше. — Ты скоро закончишь? — спрашивает Гарри низким, осипшим ото сна голосом. Может, ему бы и стоило смутиться, но Том видел и слышал его и в худших состояниях. Перо Тома перестает скрипеть. — Устал? — спрашивает он, и в его голосе явно слышится веселье, а вместе с ним, может совсем чуточку, намек на заботу и нежность. У Гарри краснеют щеки: — Да, — честно отвечает он, потому что притворяться здесь бессмысленно. — Уже поздно. Тебе тоже пора спать. Том изгибает губы в ленивой улыбке и откидывается на спинку кресла. Он чуть хрустит шеей, и Гарри успевает заметить мелькнувшую на его лице гримасу недовольства. — Такими темпами ты надорвешь себе спину, — замечает Гарри и заставляет себя выпрямиться. — И что ты вообще пишешь целую ночь? — Просто учусь, — отвечает Том. Он скользит по лицу Гарри странным, ищущим взглядом, после чего снова смотрит ему в глаза. — Ты отлично справишься с ТРИТОНами, — говорит Гарри, борясь с зевотой. — Если продолжишь и дальше так налегать на учебу, уверен, твой мозг взорвется. Том смеется. От этого до боли родного звука у Гарри вверх по позвоночнику бегут мурашки, как пузырьки шампанского в высоком хрустальном бокале. — Знаю, — отвечает Том. И его присутствия словно становится больше, оно наполняет воздух теплом, а Гарри… Он как всегда чувствует себя в безопасности, когда Том рядом. — Ита-а-ак, — тянет Гарри букву «а», — спать? — Конечно, — Том сворачивает пергамент и убирает в сумку. Он движется как-то совсем неспешно или, может, это Гарри настолько устал, что все видится ему медленнее обычного. — Ты уже думал, что будешь делать после Хогвартса? — спрашивает Том, поправляя застежку сумки. — И да, и нет, — признается Гарри, явно сомневаясь в ответе. — Слагхорн считает, что мне следует поступить в Аврорат. — И ты согласен? — Это честная работа, — Гарри пожимает плечами, чувствуя себя более неловко, чем готов признать, и наблюдает, как выражение лица Тома почти мгновенно смягчается. — Не торопись, думай столько, сколько нужно, — говорит Том, отбрасывает сумку на кресло и обходит стол, чтобы встать рядом с Гарри. — Ты знаешь, я всегда буду о тебе заботиться. Гарри приятно это слышать, очень приятно, но слова также пробуждают глубокую застарелую печаль, которую он так старался заглушить. — Да, я знаю. Том хмурится. От этого Гарри становится еще тоскливей. Он должен стараться лучше, должен как следует улыбнуться. — Не волнуйся, — говорит Гарри, — я разберусь. Том берет его за руку. Сердце Гарри тут же заходится бешеным стуком, болезненно отдающимся в груди. С таким же успехом Том мог бы обхватить рукой этот жизненно важный орган напрямую. — Ты напряжен, — тихо говорит Том. Он опускается на одно колено и смотрит на Гарри своим пытливым взглядом, в его глазах пляшут отблески пламени. — Скажи, что тебя беспокоит? — Ничего, — Гарри отворачивается. Огонь в камине яркий и больно режет по усталым глазам, но так лучше, чем проницательный блеск в знающем взгляде Тома. — Если ты думаешь, что я поверю… — Том замолкает, угроза остается невысказанной. — В чем дело, Гарри? — Ни в чем, — напряженно повторяет Гарри. Том молчит так долго, что Гарри по глупости оглядывается назад. А после не может отвести взгляд — как смеет он, когда Том к нему так добр, когда Том так ласков и чуток? Как может он отталкивать держащую его руку или избегать взгляда, в котором столько безусловного принятия? Том крепко обхватывает запястье Гарри и гладит большим пальцем по… по тому самому месту. От смущения Гарри вспыхивает как спичка. Он отдергивает руку, словно ужаленный, и даже не замечает явной растерянности на лице Тома. — Гарри, — резко произносит Том. — Прекрати. Скажи, в чем дело. Гарри измотан; он чувствует, что находится на грани срыва. Затянувшийся бессонный вечер в сочетании с осознанием того, что, как бы хорошо Том к нему ни относился, этого никогда не будет достаточно — все это слишком. — Ничего такого, — твердит Гарри, как заевшая пластинка. — Мне просто… просто грустно, что скоро придется уехать. Это недалеко от истины. Ведь Гарри знает, что отъезд из Хогвартса означает и разлуку с Томом. Том медленно кивает: — Хогвартс стал для нас домом. Ты не одинок в своих мыслях. — Я никогда не бываю одинок, — не задумываясь, отвечает Гарри. — Только не с тобой. Том улыбается. Гарри жаждет навсегда сохранить это воспоминание. Рука сама по себе тянется к Тому и переплетает их пальцы. — И никогда не будешь, — обещает Том. Гарри так сильно хочется, чтобы эти слова стали правдой, но он знает, что это невозможно. Медленно, осторожно, он убирает ладонь. Но не до конца — проводит большим и указательным пальцами по запястью Тома и поворачивает его меткой вверх, к мягкому пламени камина. — Когда-нибудь, — тихо произносит Гарри, обводя кончиком пальца фигуру бесконечности, — когда-нибудь я им стану. И я хочу, чтобы ты знал, что я не против. Воцаряется тяжелая тишина. Аура Тома больше не источает тепло, она словно остывает и как-то сжимается. Гарри знает, что сам во всем виноват, что не должен жаловаться, но от этого болит не меньше. Том напрягается и поднимается на ноги. Его запястье все еще в руке Гарри, и Гарри спешно отстраняется. — Извини, — говорит он. Гарри, наконец, начинает осознавать всю серьезность своего признания. Ледяные лапы страха потихоньку сжимают грудную клетку. — Я не то имел в виду. Просто хотел, чтобы ты знал, я… не буду с тобой соперничать. Чтобы ни случилось. Я не стану. Том подходит ближе. И ближе. Большими и теплыми ладонями он накрывает щеки Гарри. — Том? — еле слышно выдыхает Гарри. Сердце замирает в томительном ожидании. Том наклоняется и целует его. Он горячий, нежный и такой… такой… Гарри и не подозревал, как сильно нуждался в таком Томе: бережном, окутывающем. Чувство безопасности, которое Гарри всегда испытывал рядом с братом усиливается в стократ. Руки Тома проходятся по его волосам и тянутся к затылку. Он впивается пальцами в кожу головы, почти нежно, но в этом прикосновении чувствуется… привкус отчаянной тоски. Гарри испытывает то же самое. С губ Гарри срывается приглушенный стон. Том переводит взгляд на его лицо, и в этом взгляде отражается невиданная прежде жажда. Может, Гарри стоило бы испугаться. Но он не чувствует ни капли страха. — Ты мой, — жестко припечатывает Том. — Никто и никогда не отнимет тебя у меня. Гарри всхлипывает, несуразно, по-идиотски икает, а Том целует его, поглаживая по спине — когда-то, почти так же, он отгонял от него дурные сны. Копившиеся годами страхи разом выплескиваются наружу. Гарри обмякает в объятиях Тома под сладкий жар поцелуев — на лбу, щеках и, главное, на небольшой черной отметине, очерчивающей нежную кожу запястья. Том не оставляет душевную метку Гарри ни на секунду: если заняты губы, ласкает ее пальцами. Гарри хочется, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались, и он с ужасом думает, что произойдет, когда это все-таки случится. В итоге они оказываются на полу — Том сидит на ковре, привалившись к быльцу кресла, а Гарри у него на коленях. Гарри, наконец, перестает плакать, на смену слезам приходит смущение, но Том, очевидно, полон решимости отогнать все дурные мысли. Хотя бы на время. Гарри не смеет пошевелиться. И говорить не смеет, боясь испортить момент. Ему отчаянно не хочется, чтобы Том передумал и потребовал от него отстать. Том утыкается носом в лицо Гарри. Его дыхание неровное, прерывистое, горячий воздух из его рта омывает кожу словно тягучий туман. — Как ты мог подумать, что я тебя брошу? — шепчет Том. До Гарри с трудом доходит смысл его слов. Он еще не до конца осознал, что брат его поцеловал, не говоря уже… — У тебя есть вторая половинка, — прерывисто отвечает Гарри. Том ничего не говорит, вместо этого целует его медленно и томно влажными распахнутыми губами. Лицо Гарри пылает; везде, где Том его касается, остаются горячие следы. Когда губы Тома опускаются ниже, Гарри едва сдерживается, чтобы не застонать. — Ты ведь доверяешь мне? — спрашивает Том. От хрипотцы в его голосе у Гарри перехватывает дыхание. — Всегда, — невнятно лепечет Гарри. Зачем Тому вообще о таком спрашивать. Руки Тома скользят по его бокам, обжигая теплом через тонкую ткань рубашки. — Я… — запинается Гарри, разом растеряв всю уверенность. — Подожди. Движения Тома сразу же прекращаются, руки замирают на месте, он даже дыхание задерживает в миллиметрах от шеи Гарри. Том вопросительно хмыкает. Гарри не знает, что ответить. Наверное, он должен возражать и всячески противиться неразумным действия Тома. Они братья, где-то там Тома ждет его вторая половинка. Но, может, все и обойдется, если Гарри позволит себе побыть с таким Томом хотя бы еще секунду, хотя бы миг. Может, после он сможет притвориться, что все в порядке. — Я тебе доверяю, — говорит Гарри, приняв решение. Том снова улыбается, и на сердце Гарри становится тепло и радостно оттого, что он хотя бы чуточку сумел осчастливить брата. Когда Том меняет позу, обхватив сильными руками плечи и спину Гарри, прижимает его к шерстяному ковру, Гарри чувствует себя под самой надежной в мире защитой, обласканным вниманием. Том обнимает его… Гарри до сих пор не понимает, как мог все эти годы обходиться без него, спать в разных кроватях. Он никогда не говорил об этом, но в первую ночь в Хогвартсе Гарри горько плакал. Несмотря на то, что Том лежал в соседней кровати, он никогда в жизни не чувствовал себя так одиноко, словно в груди образовалась рваная зияющая дыра. И так не хочется снова испытать это чувство. Руки Тома ложатся ему на плечи, крепкими путами пригвождают к полу. Он расстегивает пуговицы на рубашке Гарри, осторожными движениями стягивает ткань с его тела. Гарри дрожит под Томом, полуобнаженный и взволнованный. Том удовлетворенно мурлычет, и от этого звука внутри Гарри вспыхивает тепло. Руки брата скользят по обнаженным рукам и останавливаются на запястьях. Он обхватывает пальцами его кисти и чуть тянет, направляя так, чтобы легли прямо над головой. — Держи их там, — возбужденно, с легким придыханием, велит Том. Гарри кивает, не доверяя своему голосу. В такой позе отчетливо видно метку его души, но Тому нравится или, по крайней мере, так кажется Гарри. Брат неотрывно смотрит на черный знак бесконечности. Том тянется к пряжке ремня и начинает ее расстегивать. Следом берется за свою. В тишине гостиной металлическое звяканье кажется особенно громким; Гарри краснеет до кончиков ушей. Том наклоняется и облизывает его сомкнутые губы словно какую-то сладость. Гарри дрожит, тихонько постанывает, язык Тома проскальзывает в образовавшуюся брешь и влажный, горячий наполняет его рот. В это же время Том скользит коленом между ног Гарри и раздвигает их. Том проводит ладонями по груди Гарри, спускается по лесенке ребер к острым выступам тазобедренных косточек. Том приспускает с него брюки, грубая ткань царапает кожу. Каждый дюйм его тела с трепетом ловит близость Тома, они и в самом деле собираются заняться… Неправильно давать этому название. Гарри знает, что не должен испытывать чувств, не должен этим наслаждаться, но он чувствует и наслаждается. Он эгоистичен и отвратителен, но Том, кажется, все равно его хочет, поэтому Гарри держит рот на замке. — Ты так прекрасен, — шепчет Том. Он прижимается к шее Гарри, впивается зубами в его мягкую кожу. — Такой вкусный, и весь мой. Это Том прекрасен, он парит над ним подобно ангелу. От поцелуев у Гарри кружится голова. Должно быть его свалила какая-то страшная хворь, раз он так жаждет поцелуев родного брата. Перед глазами все плывет от вожделения, любви и многих других неозвученных, неопознанных чувств. Том скидывает с себя брюки, после чего полностью снимает штаны с Гарри, высвобождая его эрекцию, которую приятно обдает свежим вечерним воздухом. Когда Том скользит рукой по его члену, Гарри непристойно выгибает спину и тихонько поскуливает. Том ласкает его медленными, дразнящими движениями, и по телу разливается пьянящий жар возбуждения. — Так давно этого хотел, — ласково говорит Том. — С самого детства я знал, — свободной рукой он опускается вниз по бедрам ко входу в тело Гарри. — Когда у нас появились метки, — продолжает Том низким, хриплым шепотом, — я знал, что мы всегда будем вместе, — после этого он убирает руки, и Гарри едва сдерживает беспомощное хныканье. Том спешно развязывает свой галстук и бережно обматывает шелк вокруг запястий Гарри, стараясь не закрыть при этом метку. — Держи их, — шепчет Том, вкладывая спутанные концы в ладони Гарри. Гарри мелко дрожит, но послушно сжимает влажными пальцами гладкую ткань. Мышцы сводит от необходимости держать руки над головой, но он не обращает внимания на слабое жжение, желая сделать так, как хочет Том. — Хороший мальчик, — хвалит Том и награждает Гарри нежным поцелуем. Он подается бедрами вниз, трется своей эрекцией о член Гарри, а Гарри захлебывается криком и на секунду глохнет от рева пламени в ушах. — О, Том… Наверняка его лицо непристойно раскраснелось, распухшие губы мокрые от слюны, но Том что-то сладко шепчет ему в шею и вдруг становится легче расслабиться и позволить брату делать все, что тот хочет. Том приподнимается на локтях, жадно разглядывает свое творение: разгоряченного, задыхающегося младшего брата. Его темные глаза горят ярче обычного, они искрятся наслаждением от вида распростертого на ковре гостиной смущенного Гарри. Гарри зачарованно смотрит, как Том снимает с себя рубашку и отбрасывает ее в сторону. После чего Том снова нависает над ним и начинает посасывать шею. — Том, — хнычет Гарри. — Мы… — фраза обрывается на полуслове. Гарри хочет сказать «мы родственники», но, если честно, к своему стыду, его это не волнует. Он лишь желает, чтобы Том его обнял и снова сказал, что они никогда не расстануться. — Мы… — Гарри честно пытается закончить предложение, поскольку считает, что должен дать Тому возможность остановиться, передумать, пока не стало слишком поздно. Но Том кусает его за ключицу, будто в упрек за невысказанные мысли, и у Гарри по позвоночнику прокатывается дрожь, лишая его дара речи. — Не волнуйся, — шепчет Том. — Просто отдайся мне. Позволь мне о тебе позаботиться. Его голос звучит чужеродно, знакомый тембр сменяется чем-то гораздо более насыщенным и глубоким. Том нежным жестом касается его лба, отчего у Гарри щемит сердце. — Том, — отчаянно просит Гарри. Голова идет кругом, комната то появляется, то расплывается. — Том, я… — твой. И, похоже, всегда был твоим. Том снова подается бедрами вперед, прижимается своей толстой длиной к члену Гарри. Гарри больше не борется со сгущающимся внутри наслаждением. Все уже и так вышло из-под контроля. — Ты мой и только мой, — шепчет Том, шире раздвигая ноги Гарри коленом. — Никто другой никогда к тебе не прикоснется. Никто, кроме меня, не будет тобой обладать, — Том просовывает руку между их телами и так мучительно медленно скользит по члену Гарри, что Гарри кажется — он вот-вот отключится. Рев пламени постепенно стихает. Все вокруг теряет значение, Гарри концентрируется на неровном дыхании Тома и ласкающих его разгоряченную кожу прохладных руках. Когда Том проводит кончиком пальца по ложбинке между ягодицами, Гарри напрягается, встревоженный незнакомым ощущением. Но успокаивающий шепот старшего брата проникает под самую кожу, течет по венам подобно расслабляющей микстуре, и все снова становится хорошо. — Так приятно, — шепчет Том, свободной рукой нежно поглаживая бедро Гарри. — Ты такой умница, Гарри. Я дам тебе все, все, что пожелаешь, что угодно. Гарри хочет все, что может предложить Том, абсолютно все, но больше всего он жаждет, чтобы Том лежал вот так, сверху, и может даже… даже внутри него, хоть и не представляет, сможет ли вместить… — Тебя, — умоляет Гарри, — тебя, пожалуйста, Том… Том смотрит на него с невообразимым трепетом, даже благоговением. Гарри хочется навсегда остаться в этом моменте, прижиматься к старшему брату и чувствовать себя любимым. Том достает палочку, негромко произносит заклинание. Между бедрами Гарри вдруг становится влажно и скользко. Гарри ерзает и жмурится, когда Том устраивается между его ног. Они собираются… собираются… Черный настолько, что может поглотить его целиком, взгляд Тома опускается на метку его души. — Ты мой, — так страстно и собственнически рычит Том, что Гарри покрывается мурашками с головы до ног, пораженный решимостью притязаний брата. — Мой милый Гарри. Мой чудесный младший брат. С внутренним трепетом, Гарри пытается еще шире раздвинуть бедра, когда Том прижимается ко входу в его тело. Гарри чувствует его массивную внушительную тяжесть на раскрасневшейся коже и немного пугается. Каково это будет, когда Том войдет в него? Наполнит собой до краев? — Готов? — шепчет Том, его голос знакомо спокоен и терпелив настолько, что Гарри успокаивается и молча кивает в ответ. Том медленно входит. Поначалу давление почти невыносимо, анус жжет от растяжения, но не настолько сильно, чтобы Гарри захотелось остановиться. Напротив, жжение — это даже хорошо, боль — это хорошо, так Гарри еще острее чувствует, что позволил этому случиться, позволил брату взять себя посреди гостиной, где любой, о-господи-боже, любой может их увидеть. Увидеть полуголого Тома, вгоняющего свой член в жаждущее, податливое тело Гарри. Гарри тихо протяжно скулит. Молчать невыносимо и не двигаться, держа руки над головой, как послушный мальчик, — тоже. — Ш-ш-ш, — шепчет Том. — Расслабься, все хорошо, это всего лишь я, я… Гарри снова хнычет, но на этот раз получается совсем негромко — только для Тома. Все что угодно для Тома, так же, как и Том сделает все для него. Том проникает еще на дюйм глубже, растягивая Гарри так широко, что, кажется, он сейчас распадется на части. Влажная от пота спина липнет к ковру, но стоит Тому качнуть бедрами и толкнуться чуть сильнее, как Гарри тут же об этом забывает. Он несдержанно стонет — развратно и жалобно. Том сразу же накрывает его губы ладонью, заглушая звук. Том приподнимает уголок рта в лукавой, дразнящей полуулыбке, но Гарри видит, что и он едва сдерживает свое возбуждение. Широкие плечи слабо подрагивают после первого неглубокого толчка в податливое тело. Гарри любуется красивым лицом Тома и чувствует определенную гордость, поскольку это из-за него на скулах брата румянец. Из-за него Том тихонько постанывает от удовольствия. Том полностью из него выходит, после чего начинает медленно и вдумчиво толкаться обратно, будто намереваясь прочувствовать и исследовать каждый миллиметр внутри и снаружи тела младшего брата. Дыхание у Гарри постоянно сбивается и меняется: то перехватывает, то наоборот переходит в частые шумные вздохи. Том ускоряет темп и с такой силой впивается пальцами в бедро Гарри, что точно останутся синяки. — Да, — хрипло шепчет Том, с каждым толчком протаскивая Гарри вверх-вниз по ковру. — Ты бесподобен. Само совершенство. Том подается бедрами вперед и идеально заполняет собой каждый дюйм; Гарри растянут до предела, но продолжает отчаянно пытаться раскрыться еще шире, чтобы вместить в себя как можно больше. — Все мое, — мурлычет Том, крепче обнимая Гарри, подгребая его под себя. — Мой Гарри-Гарри-Гарри. Удовольствие нарастает с каждым толчком члена Тома о его простату, и Гарри чувствует себя настолько полным, что почти не способен мыслить. Сердце колотится так неистово, что становится больно дышать. Толстого члена Тома кажется слишком много, он давит, тянет, наполняет до краев, но Гарри хочется, чтобы он вошел еще глубже, до самого упора, чтобы закупорил его подобно пробке в узком горлышке бутылки, чтобы они оказались как можно ближе к друг другу. Настолько, насколько возможно. То, как сильно Гарри наслаждается происходящим, ужасно неправильно. Том трахает его на полу в гостиной, они еще не закончили, а Гарри уже хочется, чтобы все повторилось. Он отвратителен, Гарри впору презирать себя, но ему совершенно все равно сейчас, когда чистый экстаз пронзает тело, когда он необратимо меняется изнутри, перестраивается и растягивается для члена старшего брата. Пока Том его хочет, Гарри будет отдаваться ему без остатка. — О-о-о, — протяжно стонет Гарри, когда Том закидывает его ноги вверх, на свои широкие плечи. — Еще, — жалобно просит он, зайдя слишком далеко, чтобы беспокоиться о своей порочности. — Блять, — шипит Том сквозь стиснутые зубы. Он ослабляет хватку на бедре Гарри, сгибает его ноги сильнее, чтобы трахать его еще глубже. Так глубоко, что удовольствие вперемешку с болью прокатывается по позвоночнику Гарри подобно зверски изголодавшемуся и неумолимому огненному смерчу. Гарри на пределе, зажатый между их телами член наливается и течет. Он так близок, так близок, что, стоит Тому плотно обхватить его ладонью и провести раз-другой, Гарри сразу кончает. Он стонет в бесконечном цикле подрагиваний и сокращений, с каждой струей, выплескивающейся из слабо подрагивающего члена. Ему кажется, будто он летит куда-то вниз, сквозь пол, каждый атом тела плавится от чистого блаженства. — Блять, Гарри, — Том стонет, прикрыв глаза, когда Гарри сжимает его член внутри себя. — Б-блять, я… — размеренные толчки становятся жесткими и беспорядочными; он трахает чувствительного после оргазма Гарри, стремясь к разрядке. Гарри громко скулит, безвольно обмякает на ковре, пока Том использует его в свое удовольствие. Слишком много всего, ощущения переполняют, Гарри уже не выдерживает, но не хочет, чтобы Том останавливался. Он хочет, чтобы Том трахал его сильнее и быстрее, даже когда это перестанет приносить удовольствие, даже когда он начнет плакать от чрезмерной стимуляции, а его обмякший член будет слабо подрагивать в такт мокрым пошлым звукам вколачивающегося в его растянутую дырку Тома. Проходит совсем немного времени, и Том кончает, тихо прерывисто застонав, выплескивая сперму глубоко внутри Гарри. Гарри слабо вскрикивает; стенки подрагивают, будто впитывая таким образом влажное тепло семени. Руки по прежнему вытянуты над головой и неудержимо трясутся; Том сжимает его запястья, удерживая на месте непослушные конечности. Гарри смутно чувствует, как Том развязывает и снимает галстук. Он погружается в блаженную дремоту, в голове никаких лишних мыслей, только приятная истома. — Сладкий, сладкий Гарри, — шепчет Том, он переворачивает их, прижимая покрытого потом и спермой Гарри к своей груди. — Родственная душа. Гарри моргает и почти ничего не видит за густыми ресницами, веки такие тяжелые, что не поднять. Он отдаленно чувствует, как Том гладит его по волосам и целует в щеку. Том обнимает его, значит, все хорошо. Все в порядке. Страшная хворь, эта горячая потребность, не отпускает. Гарри хочется, чтобы Том снова его коснулся, поцеловал еще раз. Он представляет себя обтянутым шелковыми галстуками под снова и снова трахающим его Томом, и чувствует себя виноватым за эти постыдные желания. — Прости, — вяло бормочет Гарри. Он утыкается носом в подбородок Тома, несмотря на мучительный стыд, тело продолжает стремиться к старшему брату. Том раздраженно вздыхает: — За что ты извиняешься? — он проводит ладонью вдоль позвоночника Гарри и замирает на пояснице. — Я не… Я не… — язык не слушается, он — тяжелый и неповоротливый — не дает ничего сказать. Впрочем, Гарри все равно едва соображает и не способен подобрать подходящие слова. Он не знает, как объяснить Тому, что тот заслуживает лучшего, настоящей второй половинки, и ему не нужен бестолковый младший брат. Произошедшее между ними — неправильно. И больше не должно повторяться. — Все хорошо, — ухмыляется Том; он выглядит слишком довольным собой и не воспринимает переживания Гарри всерьез. Гарри понятия не имеет, что вдруг нашло на Тома. Может, они заразились одной и той же хворью, вот и оказались в такой немыслимой ситуации. — Я люблю тебя, — стыдливо шепчет Гарри, уткнувшись носом в шею брата. Он не впервые говорит Тому эти слова, которые с возрастом научился произносить реже, но в самый первый раз говорит их именно так. В том смысле, который не ограничивается рамками простой братской привязанности. Том обнимает его за талию и целует в висок: — Я тоже тебя люблю. Именно из-за легкости признания Тома — безмятежной, искренней, — Гарри, наконец, расслабляется. Том любит его. Гарри бережно прячет эту мысль в самое сердце и старается не обращать внимание на сомнения, которые кружат подобно стервятникам над головой уставшего путника. Том его любит. В какой-то момент Том перемещает их в сидячее положение. Он очищает их заклинанием, помогает Гарри одеться, а после практически на руках отводит в спальню и бережно усаживает на кровать. Том переодевает их обоих в пижамы, а Гарри всю дорогу цепляется за него, как сонное, нуждающееся в помощи дитя. Он не хочет отпускать брата, но понимает, что они больше не могут спать в одной кровати, как раньше. — Я скучаю по тебе, — шепчет Гарри, когда Том укладывает его в постель. Когда-то, еще в Вуле, он так проявлял заботу, стоило Гарри расшибить коленку, вывихнуть лодыжку или попасть в какую-то очередную дурацкую передрягу. Рука Тома на секунду задерживается на его предплечье. — Я здесь, — с усталой улыбкой обещает он. — И никуда не уйду. Гарри цепляется за его запястье, удерживая на месте. Том пристально смотрит на метку души, хмуря брови. После он медленно ложится на кровать рядом с Гарри и прижимает его к своей груди. — Спокойной ночи, — шепчет Том, будто и не подозревая, что одним своим решением — присоединиться к Гарри под одеялом — перевернул весь его мир. — Сладких снов, — он гладит его по голове, и Гарри засыпает, убаюканный нежными касаниями. Ему снятся сны, о которых он завтра не вспомнит. Проснувшись утром, Гарри обнаруживает, что Том крепко спит рядом, уткнувшись носом в его шею. Он дышит глубоко и спокойно, их ноги переплетены так, что не понять, где чья. Любопытство берет верх и Гарри осторожно шевелится. Все тело болит, в некоторых местах — особенно сильно. Но в основном он чувствует себя… счастливым. И немного нервничает из-за того, что случится, когда Том проснется и снова его оставит. Гарри наблюдает и прислушивается к глубокому дыханию Тома, которое постепенно учащается, становится бодрствующим. Том утыкается носом в затылок Гарри, забирается теплыми пальцами под пижамную рубашку и гладит нежную кожу живота. — Доброе утро, — хрипло мурлычет Том. Он приподнимает голову, проводит губами по щеке Гарри. Гарри вспыхивает от смущения и тихо отвечает: — Доброе. Рука под рубашкой медленно чертит круги, а после, к беспокойству Гарри, опускается ниже. — Том, — пытается противиться он. В паре метров от них крепко спят соседи по комнате. Том хмыкает, прижимает Гарри к себе и покусывает за мочку уха. — Нас могут услышать, — слабо возражает Гарри, выгибая спину. — Нас могут увидеть. — Значит, тебе следует вести себя потише, — шепчет Том ему на ухо. Одной рукой он зажимает Гарри рот, а другой обхватывает мягкий (ненадолго) член. От нежных плавных поглаживаний, периодически сменяющимися нажатиями чуть ниже головки Гарри извивается на простынях, на глаза наворачиваются слезы и он кусает губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу стоны. Гарри только проснулся и почти не соображает, а Том и не думает останавливаться, продолжает дрочить и одобрительно хмыкает на каждый приглушенный стон. Когда молчать становится невыносимо, Том с такой жадностью слизывает его слезы, что у Гарри перехватывает дыхание. Том трется об него и от осознания, что брат возбужден из-за него, Гарри стремительно приближается к краю. Он хаотично толкается бедрами вверх и обильно кончает, пачкая их обоих спермой. Гарри стонет и хнычет в закрывающую ему рот ладонь, по щекам течет и размазывается слюна, когда Том убирает и вытирает о наволочку руку. — Вот так, сладкий, — шепчет Том и толкает Гарри на спину, чтобы нависнуть сверху и как следует полюбоваться младшим братом. Он подносит к губам запястье Гарри и целует его, ведя зубами по черным линиям их общей метки. Гарри мелко дрожит, только на этот раз не от возбуждения и похоти. Неправильно так думать, но ему хочется, чтобы это стало правдой, чтобы эта метка значила их предназначение друг другу. Хочется принадлежать Тому. Том достает свой член и размеренно дрочит, не сводя взгляда с лица Гарри. Он кончает, с тихим рычанием выплескиваясь на грудь и живот брата. Гарри послушно лежит, когда Том собирает густые капли и прижимает подушечку большого пальца к его губам. — Открой, — ласково просит он. И Гарри подчиняется. Том слегка мажет по нижней губе и проникает в рот, на язык. Он проталкивает палец прямо к мягкому небу в самую глубину, вкус их смешанной спермы — солоноватый. Гарри кашляет и давится слюной от сработавшего рвотного рефлекса, на глаза наворачиваются слезы. Том убирает руку. Гарри жадно вдыхает, пока Том собирает еще одну порцию спермы и подносит к его губам. На этот раз Гарри дочиста вылизывает палец, весь красный от стыда и смущения, смотрит в темные от возбуждения глаза брата. — Еще немного, — нежно подбадривает Том и постепенно вязкая влажность от спермы на коже Гарри сменяется влагой от его собственной слюны. Свидетельство их греха прорастает в желудке Гарри подобно ядовитому плющу. Том улыбается, наклоняется, чтобы поцеловать. И грязно, непристойно стонет, ощущая вкус своей спермы во рту брата. Он сильнее прижимает Гарри к кровати и трется своим полутвердым членом о его бедро. — Мы не можем, — хрипло выдыхает Гарри. — Том, мы не можем… — Я наложу чары, — Том тут же приподнимается и тянется за палочкой. — Нас не услышат. И не потревожат. — Нет, — протестует Гарри, в груди зарождается паника. — Нет, подожди… Том опускает палочку, теперь он явно не на шутку встревожен, и бережно касается рукой щеки младшего брата: — Что случилось? Ты ранен? Я сделал тебе больно? — Н-нет, — даже если бы и ранил, Гарри было бы все равно. Он бы без раздумий позволил брату себя уничтожить. — Значит, все в порядке, — мурлычет Том, ласково перебирая его растрепанные волосы. — Разве ты не хочешь, чтобы я снова тебя трахнул? Не хочешь, чтобы тебе было приятно? Гарри хочет. Он не знает как объяснить, почему это дурная затея. Ведь однажды появится третий с такой же меткой и разлучит их. Том осыпает его руку неспешными поцелуями — от сгиба локтя до запястья. Чуть прикусив Гарри за нежную кожу, он отстраняется и накладывает несколько Защитных заклинаний. — Готово, — ухмыляется Том. — Пока можешь не беспокоиться, что кто-то узнает. Слово «пока» Гарри совершенно не нравится, Том замечает его плохо скрытую тревогу, улыбка спадает с его лица. — Ты все еще думаешь, что я тебя брошу? — жестко требует он. Том хватает его за руку и тянет вверх, оголяя душевную метку. — Этого тебе недостаточно? Гарри судорожно трясет головой и кусает губу. — Прости меня, — умоляет он, отчаянно желая, чтобы время повернулось вспять, к тому моменту, когда он еще не умудрился снова все испортить. — Я не то имел в виду… Прости! — Ты мой, — рычит Том, уткнув острие палочки в гладкую чувствительную плоть, искры взбудораженной, разгоряченной магии защекотали кожу. — И я тебе докажу. Том звучит пугающе, у Гарри перехватывает дыхание, но брат почти моментально успокаивается. Он зажмуривает глаза, медленно выдыхает свое раздражение. — Я докажу, — более спокойным голосом повторяет он. Его взгляд мрачный и тяжелый. — Ты доверяешь мне, Гарри? Позволишь показать тебе, что ты для меня значишь? Он доверяет Тому свою жизнь. Свою душу. Другого ответа и быть не может: — Да, — шепчет Гарри. — Хороший мальчик, — улыбается Том. Тот самый, отброшенный с вечера шелковый галстук перелетает в его протянутую руку. Том складывает его в несколько раз и засовывает в рот Гарри. — Будь умницей, не дергайся, — ласково просит он. — Я постараюсь как можно быстрее. Гарри прикусывает ткань, сердце бешено колотится в груди, он молча кивает. Том четко, вполголоса произносит заклинание на латыни, его палочка вспыхивает зловещим зеленым светом; Гарри в страхе замирает. Боль. Агония. Гарри кричит, когда магия Тома ударяется в его предплечье с силой, способной раздробить кости в мелкую крошку. Словно десятки ножей вонзаются в плоть, тысячи иголок сдирают с него кожу и тут же сшивают обратно. Гарри бьется в конвульсиях, но Том остается собранным и уверенным, на его лбу выступили бисеринки пота, палочка уверенно чертит точечные штрихи над рукой Гарри. Он не забывает шептать утешения своему корчащемуся от боли брату. — Скоро все закончится, Гарри. — Ты молодец. Еще немного, я обещаю. — Ради меня, пожалуйста, еще чуть-чуть. В итоге боль становится совершенно невыносимой, и Гарри теряет сознание. Когда он приходит в себя, тело ощущается вялым и онемевшим. Щеки мокрые от слез, во рту — привкус ткани, галстука нигде не видно. — Гарри? — родной и заботливый голос Тома успокаивает. — Откроешь глаза? Ради меня. Гарри открывает глаза и облизывает пересохшие губы. Том сидит позади него, прижимается к его спине своей широкой грудью и крепко обнимает. — Мой смелый, любимый мальчик, — ласково мурлычет Том ему на ухо. — Посмотри на себя. Посмотри, кому ты принадлежишь. Рука Гарри больше не болит. Он опускает взгляд на запястье, туда, где находится душевная метка. Где она находилась раньше. Чернильного знака бесконечности больше нет. На его месте кое-что другое. Гарри требуется время, чтобы как следует разглядеть новое изображение и осознать, что именно сделал Том. Том нарисовал на его кожу новую метку. Жуткий череп, из разинутого рта которого выползает огромная змея. Гигантские змеиные кольца полностью скрыли симметричные изгибы бесконечности, не оставив и намека на прежнюю фигуру. Новая метка. Метка Тома. Гарри касается кончиками пальцев свежих чернил. Он напрягается в ожидании боли, но ее нет. Метка чуть пульсирует, будто здоровается. Словно магия Тома его приветствует. Гарри трепещет от одной только мысли, что волшебство брата теперь навсегда впечатано под кожу. — Моя метка, — жарко шепчет Том. — Моя метка на твоей коже, больше никакой другой, — он приникает губами к шее Гарри, скользит руками по спине, прижимается горячими ладонями к животу. — Все мое. Гарри стонет, когда Том прижимается бедрами к его ягодицам и только сейчас замечает, что они оба без одежды. — Твой, — послушно вторит он. Том проводит острыми зубами по плечу Гарри и руками разводит его бедра. — Скажи, — его дыхание обдает жаром кожу Гарри, — кому ты принадлежишь. Скажи. — Тебе, — незамедлительно отвечает Гарри и скулит, когда Том легонько сжимает один из сосков. — Тебе, Том, всегда, прошу… — Хороший мальчик, — хвалит Том и без всякого предупреждение до крови кусает его за плечо. Гарри дрожит всем телом и сладко стонет в ответ. Еще одна метка Тома на его теле, доказательство его принадлежности брату. — Я собираюсь тебя трахнуть, — с придыханием заявляет Том, потираясь членом между разведенными ягодицами Гарри. — Я насажу тебя на свой член и буду трахать, пока ты не кончишь. Я всего тебя покрою своими метками. Гарри уже представляет себя, испрещренным отметинами: темно-фиолетовыми синяками на бедрах, красными засосами на шее и груди. Он хочет этого больше всего на свете. — Да, прошу, — задыхаясь, умоляет Гарри. — Да? — мурлычет Том. Он запускает пальцы в волосы Гарри, откидывает его голову назад, обнажая уязвимую линию горла. Жар разливается по телу Гарри и скапливается в паху. — Пожалуйста, — молит он. — Пожалуйста, Том, прошу, укуси меня еще раз… Но Том лишь слегка царапает зубами нежную кожу шеи. И все равно этого достаточно, чтобы Гарри пронзило горячим наслаждением, а дрожь удовольствия запульсировала в новой метке души на запястье. — Брат мой, — шепчет Том и нежно обхватывает его запястье, нащупывая большим пальцем точку пульса. Гарри слабо дрожит, но не произносит ни слова. Все, о чем он может думать — Том. — Приподнимись, — велит Том, легонько шлепая его по попе. Гарри, шатаясь, встает на колени. Том бережно подталкивает его, придерживает, упирается скользкой головкой в дырку и начинает понемногу проникать внутрь. Под таким углом Том кажется куда больше и толще. Головка еще не вошла до конца, а Гарри уже стонет, наслаждаясь ощущением того, как растягивается его тело, освобождая место для члена брата. Том входит в него до конца, Гарри замолкает, цепенеет, пытается привыкнуть, но брат обхватывает ладонями его ягодицы и опускает их еще ниже. Гарри несдержанно вскрикивает, Том гладит его бедра и целует мокрые от слез щеки. — С… слишком много, — хнычет Гарри. Но Том не унимается: откидывается назад, чтобы было удобнее двигаться и длинными, плавными движениями перекатывает их тела, отчего натруженные внутренние мышцы Гарри горят от боли и удовольствия. Гарри хныкает все громче, Том начинает трахать его всерьез, их тела встречаются с хлюпающим развратным звуком. — Скажи, что любишь меня, — требует Том, глубоко и неторопливо вколачивая свой член внутрь так, что Гарри чувствует каждый его дюйм, заполняющий, расширяющий его до невозможного. — Я люблю тебя, — стонет Гарри от особенно мощного толчка, он откидывает голову назад, на грудь Тома. — Я оч-очень, очень тебя люблю. Том смеется — безудержно и прерывисто. Он прижимается ртом к плечу Гарри и так мучительно медленно кусает, что Гарри мечется и извивается, едва не теряя сознание от удовольствия. В итоге Том оставляет там свою метку и перемещается на другой участок кожи, затем следующий и следующий. Член твердый и неподвижный, вколоченный до основания в задницу Гарри, пока Том кусает, лижет и сосет, проходясь по шее и плечам красно-пурпурными следами. — Вот так, — спустя несколько мучительно долгих мгновений мурлычет Том, дразняще поглаживая голову члена младшего брата. — Вот так, дорогой. Теперь можешь кончить. Гарри бессвязно всхлипывает, пока Том ласкает его сочащийся изнывающий член. — Кончи для меня, Гарри, — хриплым шепотом велит Том, и Гарри бьется в оргазме второй раз за утро, выплескиваясь на свой живот. Гарри колотит в послеоргазменной тряске, он так сильно пульсирует вокруг члена Тома, что тот стонет и вжимается бедрами в тугой жар младшего брата. Том резко опрокидывает Гарри, вдавливает в матрас. Гарри поворачивает лицо в сторону, чтобы получить хоть какой-то доступ к кислороду. Том крепкой рукой держит его за шею и толкается с новой силой, раскрывая его для себя. Гарри влажно стонет, вцепляется пальцами в простыни, Том таранит вход в его тело. — Так хорошо, — хрипит Том и подается бедрами вперед. — Ты был рожден, чтобы принимать меня, Гарри, рожден, чтобы быть со мной, быть моим… На этот раз Том не кончает внутрь, он резко выходит, переворачивает Гарри на спину и заливает его тело теплыми струями спермы. Том тяжело дышит, блуждает голодным взглядом по опороченному телу брата. Гарри дрожит, смотрит на него стеклянными глазами и наслаждается вниманием. — Я никогда тебя не отпущу, — глубоким проникновенным голосом шепчет Том. — Я стану самым могущественным волшебником, а ты будешь со мной до самого конца. Том наклоняется и целует его, Гарри отвечает как может — поцелуй получается мокрым и жарким. Том отстраняется, когда брат начинает задыхаться. Гарри садится следом, хотя конечности ватные и непослушные, как желе, он еле держится в горизонтальном положении. — Нам лучше поспешить, — как бы между делом говорит Том. Он проводит пальцем по испачканному животу Гарри, размазывая сперму. — Можем помыться в ванной для старост. Гарри никогда там не был, но знает, что условия там лучше, да и нет лишних глаз. — Хорошо. — Хорошо, — Том улыбается по-мальчишески обаятельно, на щеке проступает ямочка. Сердце Гарри сжимается в восхищении. Он решительно подается вперед, смело целует Тома в щеку, хотя лицо при этом пылает ярким румянцем. Том одобрительно хмыкает, берет Гарри за руку и опускает взгляд на запястье, где теперь иной рисунок — змея и череп. — Ты все еще боишься, что кто-то нас разлучит? — Нет, — спешно отвечает Гарри. Он больше не хочет об этом думать, хоть и сложно, после стольких лет. — Теперь… на мне твоя метка, — Гарри переводит на нее взгляд, с ней намного спокойнее. Том долго, пристально смотрит на него, после кивает каким-то своим мыслям и снова улыбается: — Хорошо, — повторяет он. — Потому что мне плевать, появится кто-то еще или нет. Ты мой и ничей больше, ясно? Гарри кивает, не доверяя собственному голосу. Он проглотит свои страхи. Сможет. Ради Тома. — Если кто-то все же появится, — задумчиво произносит Том, — я об этом позабочусь. — Позаботишься? — Не бери в голову, — успокаивает Том, притягивает Гарри к себе и целует в макушку. — Я ведь говорил тебе, нас никто не разлучит. Что-то в интонации Тома все же настораживает, но Гарри уже пообещал себе, что будет игнорировать свои глупые, дурацкие страхи. И он игнорирует. Отгоняет подальше, запирает на крепкий засов. Расслабляется, позволяет Тому очистить его с помощью магии и отвести в ванную старост. Пока у него есть Том, пока они вместе, все будет хорошо.